find my way back

      … где-то между седьмой и десятой, когда солнце за горизонтом уже встать успело, Лиам находит ее, скрюченную и несчастную, в каком-то дешевом дурацком баре, куда ее точно не Лидия завела; Хейден то ли скулит, то ли ругается — сквозь зубы сжатые все одинаково неприятно звучит — смотрит на него с такой болью затаенной, что Лиам не выдерживает, сердце ебашит аритмично, и дышит он так, будто стометровку человеком пробежал; Лиаму на Хейден, если уж до конца честным быть, с такой колокольни высокой, что дух иногда в глотке дохнет где-то: и это страшно до жути, то, какой ненавистью любовь обернуться способна.       Хейден глаза свои поднимает — знает ведь, падла, каким оружием добивать, без промаха стреляет, пара лет в отношениях на практике куда лучше любого стрельбища; Лиам сглатывает еле слышно — уши оборотня малейшие колебания улавливают, Хейден сердце его из ребер на волю рвущееся за сотни метров чувствует, ошибиться трудно, когда вы душа в душу жили долго так; Лиам руку к ней тянет и на запястья, зубами разорванными, старается не глядеть: боль толчками острыми под аорту куда-то, так быть не должно.       Она цепляется за него — ну, конечно, цепляется, не падать же на землю обратно, коленями голыми о кафель ударяясь, они волки все же, на кровь реакция незамедлительная последует, и Хейден не знает, поцелует или ударит, Хейден не знает, чего сильнее ждет; они ведь жизнью пробитые — пытались, оступились, не получилось, марионетками тщедушными в руках жестоких чьих-то остались, роли без погрешностей сыграны, они на обочину куда-то выброшены, подыхайте, твари, вы же никому нужны не были никогда, так, поигрались с вами немного, спасибо, что шанс выжить оставили.       Лиам к Тео щеночком побитым пришел — и принял же, радужкой своей желтой мигнул, сердце паренька глупого на кусочки разбил, Хейден ни грамма не оставил; Хейден и сама не рада к Тео идти была, но за Лиамом и в воду согласна — жаль, ее не ждал никто; Лидия тогда туфлей лишь качнула, пообещала под контролем ситуацию держать, вот только из ЭлЭй не возвращаются, особенно к детишкам, что дороги не были никогда, Скотт Лиама за старшего оставил, и слово его для нее, Хейден, омегой ставшей в миг, всегда важнейшим было.       — Ну и сколько это будет продолжаться, Хейден?       — Хочу и пью, — смех глухой, но счастливый такой, что у Лиама внутри трещит что-то, и как она без него в состоянии таком находиться может? разве не она говорила, что жизнь ее без него не жизнь? — и что ты мне сделаешь, не мой мальчик?

Пей, моя девочка, пей, моя милая Это плохое вино

      Тео хмурится недовольно, это — третий? пятый? девятый? — случай за месяц, и Лиам все дела бросает, мчится на помощь к ней, плащ красный в химчистке где-то оставив, он сюда ее тащит, алкоголем себя травящую, и где дозы находит, если оборотней ни один яд не берет? Хейден на диване лежит, ноги длинные вперед вытянув, она с потерей сестры смириться не смогла, и Лиам последним толчком к саморазрушению стал — когда по дорожке узкой вприпрыжку движешься, падение призом смертельным чудится, и красной ленточкой сложно его не обвязать; Лиам на стуле подле сидит, ладонь пальцем большим гладит, рассказывает что-то о следующей пятнице, когда Луна с Марсом на одном диаметре будут, и "это так безумно красиво, Хейден, тебе бы это увидеть!"       Тео хмурится — Хейден пьяна очередную неделю кряду, и рука Лиама на ее предплечье выбивает весь дух: сработало единожды, получится снова, Лиам мальчик ветреный, к теплу чужому тянется, он и Тео выбрал, потому что никак больше, потому что одному в темноте блуждать страшно слишком, потому что еще сотня причин, но вот любви ни в одной нет, да и не было никогда; Хейден смотрит как-то развязно-несобранно, сила в ней чувствуется, нечто такое, с чем бороться тяжело даже альфе маленькой недо-стайки, состоящей из парочки химер и полноценного оборотня, что омегой так побыть и не успел, состояние беты куда привычней и нужней.       Тео хмурится — Хейден тянется к стакану очередному, и Лиам ей не отказывает — разучился? не научился? — и текила по глотке вниз течет, ощущается даже из соседней комнаты; оборотни не пьянеют, это же аксиома, гребанная доказанная всей вселенной теорема, оборотни не пьянеют, вот только Хейден — химера на половину, и часть эта скалится довольно, позволяя градусу по венам гулять, аорту расширять, да к мозжечку неясные нейроны пускать; Лиам рядом — и хоть клялся в ненависти вечной к ней, в глазах его чувство привязанности плавится, настолько оно сильно, что разум затмевает, и Тео ведет, ей-богу, ведет, он не особо хочет ревнивым самцом себя выставлять, но когда половина твоя ладони тянет к любви бывшей, сантименты на план задний уходят.       — Это ужасное пойло, переходи на что полегче, авось жить заново научишься.       — Вино в твоем погребе отвратительно, Райкен, — Хейден улыбается, взгляд Тео недовольный ловля; по ключицам ее глаза Лиама блуждают, и ей этого достаточно вполне.

Выпили нас, как бокалы хрустальные С светлым душистым вином Вот отчего мои песни печальные Вот отчего мы вдвоем

      — Ты скажешь ему, что у нас с тобой не любовь, а…       — … насилие? Мы не в чертовой песне, милая, тут все гораздо сложнее.       — Ты ему скажи, а то я однажды не проснусь. Скажи, Лиам, с к а ж и.       Хейден увядает окончательно в чертов вторник, Луну с Марсом на отрезке одном так и не увидев — Лиам не рыдает (по крайней мере, Тео не слышит, а это важно), просто руку ее держит, когтями впиваясь в полулунные, и понимает ведь, что поздно, в третий раз смерть невозможно обмануть, но до последнего надеется, душу свою каким угодно богам продать готов: они ведь вдвоем это начали, друг друга поддерживали, обещали не разлучаться вовек, так почему же она бросила его сейчас, на финишной сдалась, он же справился почти, до выхода пара шагов.       Жизнь ее они давно монетой разменной сделали, вот только надеяться на идеальный исход, когда ты в Бикон Хиллсе живешь, априори хуево — даже истинный альфа при возможности первой сбежал, парочка недо-бет с огромным чувством собственной важности и полным отсутствием чувства разумности никогда до него не дотянутся; Лиам на коленях сидит, от Хейден оторваться не в силах — она о т о р в а л а с ь от него, оторвалась быстро так, мгновенно практически, он подготовиться не успел — они решили тогда, что друг от друга подальше держаться будут (или он решил? Лиам не помнит, не п-о-м-н-и-т, блять), вот только не смогли, все равно пересекались, и под корень сердце свое Лиам выжечь так и не смог, прости, Тео.       Он обещал не уходить за ней — "знаешь, если мир потеряет и тебя, я напрасно уйду, обещаешь, что будешь крепиться, ладно? если не ради меня, то уж ради Райкена, а он мне этого не простит, с того света достать умудрится" — Лиам пообещал тогда, зная, что с уходом ее от него останется половина ровно, и вдвоем они все равно будут в конце самом, нужно потерпеть только, а уж выжидать он точно научился, спасибо Скотту; Лиам на тело Хейден смотрит — изломанное, измученное, бездыханное — и понять не может никак, почему именно она в день тот первой шагнула, почему боль в кости свои тонкие вобрала, да вином запила, от горькости сморщившись. Они всегда вместе быть должны — кто смерти об этом сказать забыл?

Нам нужно много молчать!

      ... Лиам ничего не говорит;       со смертью Хейден слова плавятся под языком.       снова.