find my way back

Если бы у Лидии спросили, знает ли она Тейта Лэнгдона, она просто пожала бы плечами — "это какой-то парень из телика, верно?"; Лидии не было никакого дела до парнишки со спутанными светлыми волосами, слишком нервными пальцами и черной одеждой на все случаи жизни — вот только все это было до сегодня, когда Тейт заявился в школу с обрезом и не выстрелил ей прямо в лицо. Лидия распахивает глаза, крича в ужасе; на календаре все так же виднеется, игриво обведенное в кружок черной гелиевой ручкой, 31 октября 94ого — Лидия все еще не может успокоиться, она замолкает на секунду — чтобы набрать больше воздуха в измученные легкие — и продолжает кричать. Натали дает ей крепкую оплеуху — до выступающих слез — а затем прижимает к груди; Лидия задыхается от собственных криков — вдох/выдох, и снова крик; силы заканчиваются, и Лидия падает, тряпичной куклой висит у матери на руках — она может только неразборчиво бормотать: "мама, спаси, меня убил незнакомый мальчик, а сегодня я проснулась во вчера". Это все настолько глупо, что Лидия начинает смеяться, прокусывая в кровь губы — Натали щурится, а затем укладывает дочь на подушки, закутывает в одеяло и тянется за таблетками; снотворное точно не лучший выход, это Лидия знает точно, но у нее где-то под языком расползается белая нирвана — шипит, разъедает ранки на обратной стороне щеки. Лидия закрывает глаза, когда на часах еле-еле отбивает семь утра, и открывает, когда стрелки упрямо показываю шесть:тридцать 31 октября; в этот раз кричать не получается — на языке ощущаются водяные мозоли, они царапают изнутри, и она одевается механически, даже не притрагиваясь к косметике: сегодня милый мальчик выстрелит ей в лицо — и ему будет плевать, чистые ли у нее волосы. Лидия еле высиживает уроки, а затем, с какой-то тупой ноющей болью в районе лба, идет в библиотеку с Рейчел — Рейчел умрет первая, Тейт выстрелит в нее за шкафом на букву "с"; Лидия листает старые газеты, поглядывая в сторону двери — если сейчас ворвется какой-то фрик, заблокирует дверь синим стулом, то у нее крыша не едет, она — гребанный экстрасенс. И когда раздаются первые выстрелы, Лидия срывается с места и подбегает к двери, через которую он зашел в прошлый раз; кричит Рейчел — она в ступоре, видно сразу, едва ли не бьется головой об стену от испуга — а затем толкает бедром высокий стеллаж: лишь бы успеть, лишь бы выкроить пару драгоценных секунд. Тейт ломится через вторую дверь, и Лидия не успевает нагнуться, когда он стреляет в замок — темные капли расплываются по белой блузке, Лидия матерится сквозь зубы и ползет куда-то под стол: шансов нет, вслед за ней длинный след, что куда лучше хлебных крошек; все разбегаются, прячутся по углам как чертовы крысы — им бы наброситься всем разом, может, он бы и опешил, может, выронил бы свой чертов обрез. И когда Тейт стреляет ей ровно в спину, она слышит оглушительный крик Рейчел. Лидия резко садится — на календаре все тот же поганый Хеллоуин — и бьет себя по лбу ладонью; лоб отдает мгновенной вспышкой, как и позвоночник — Лидия рассматривает себя в зеркале и замечает синяки, разбросанные по ее животу и спине: будто кто-то по лестнице тащил, пиная между площадками. Лидия забирает с кухни самый острый нож и в школу приезжает на пятнадцать минут раньше; на нее — школьную гордость, девочку-надежду — смотрят с удивлением, некоторые даже показывают пальцами и шепчутся, но Лидии плевать, ей бы узнать, в каком классе этот ненормальный, ей бы всадить ему в горло нож, провернуть пару раз, спасти не только себя, но и половину школы. Тейт оказывается отчисленным вчерашним днем — Лидию это не удивляет — и найти его адрес ей не удается; Лидия дергается от всего, что скрывается за ореолом ее обычного дня — ребята, которые умрут под столом одними из самых последних, сосутся на футбольной площадке, а мальчишка с брекетами, так и не успевший вызвать полицию, мнется одиноко около парковки, явно кого-то выжидая. Все они — разные такие, но все они умрут по вине пустоголового подростка с завышенным чувством себялюбия — Лидия не может этого допустить. Лидия упирается лбом в стекло и высматривает его высокую фигуру, двигающуюся по направлению к школе — Лидия успела прочитать столько книг на своем веку, что точно знает: разговаривать с маньяками нельзя, верить им нельзя, слушать их н е л ь з я; все социопаты — люди с яркой харизмой, влюбят в себя одним только словом. Лидия шагает ему наперерез — улыбается разбитыми губами, чувствуя, как внутри все переворачивается: на его поясе висит не только обрез, но и парочка ножей, не сильно скрытые плащом; Тейт переводит на нее незаинтересованный взгляд, рука тянется к карману, но Лидия фыркает и резко делает шаг вперед, шепча на ухо: — Убьешь меня на глазах у всех? Тебе хватит одной жертвы? В его глазах осмысление — на пару секунд, бьется в Лидии, этого точно не хватит — а затем оно перегорает; пальцы хватаются за нож, и Лидия успевает первая — втыкает прямо в горло, чувствуя алую вдоль своих запястий; Тейт не мажет — стреляет ей в упор в живот, ее органы лопаются, и последнее, что запоминает Лидия — Тейт, хлопающий ртом, как рыба без воды. Лидия просыпается, уже даже не удивляясь; вдоль ее запястий бурая кровь, разводами растекшаяся по светлым простыням — Лидия бросается к шкафу, рассматривает входные дыры на белой блузке, растерзанное платье с первого дня и топ без нижней части, что был на ней вчера. Лидия рычит сквозь зубы и вытаскивает из шкафа очередную блузу — алую, чтобы сразу бросалась в глаза; библиотеку на сей раз она подготавливает основательно — вторую дверь перегорождает шкафом, окна изнутри закрываются на защелки, под столами спрятаны не только ножи, но и парочка сковородок — не поможет убить, так хоть задержит. У Лидии ноги дрожат, когда она заходит внутрь вместе с Рейчел, и весело поддакивает ей, поддерживая разговор о потерянной пьяными поварами посуде; Тейт приходит как по расписанию — бьется в одну дверь, потом во вторую, стреляет по замкам, но все тщетно; Лидия дышит через рот, упрашивая ребят встать с ней рядом и вышибить мозг любому, кто попробует вступить в их маленькой убежище. Тейт оказывается реально сумасшедшим — он выносит дверь с ноги, стреляет без малейшего разбору, убивает троих за первые пять секунд; Лидия прячется за стеллажом, приготовив нож — если она убьет его, оставшись в целости, это ее спасет, верно? Но когда Тейт оказывается с ней лицом к лицу, Лидия только успевает закрыть глаза, чтобы открыть их в очередном вчера. Адрес Лэнгдонов легко находится в адресной книге, и Лидия стучит в темную дверь, чувствуя, как земля уходит из-под ног; открывает дверь сам Тейт, и Лидия просто дует губы, будто она и не знает, что через четыре часа он убьет всех, кого увидит — у нее будто все раны открылись: больно не только ходить, но и стоять, колени бьются друг о друга. Лидия протягивает ему тетрадь с собственными записями и отталкивает бедром, заходя внутрь темного коридора — Тейт идет за ней тенью, и Лидии страшно безумно: она чувствует, что их хрупкий мирок скоро сотрясется в очередной раз, и получить пулю в грудь ей не сильно-то и хочется. — Тебя же отчислили вчера, верно? Я помогу тебе подтянуть предметы, и ты сможешь вернуться. Говорить не так страшно, как слушать тишину вперемешку с его тяжелым дыханием; оглядываясь по сторонам, Лидия не может не отметить, что обстановка вокруг него явно не помогает настроиться на счастливое детство: пыль с тяжелых портьеров щекочет ей нос, и Лидия чихает, чувствуя на себе настороженный взгляд — и она начинает говорить. Говорит о какой-то ерунде, об интегралах, о вероятностях, и о странных физических задачах она говорит тоже, да; Тейт смотрит на нее, как на странную сумасшедшую, и ведь он не может знать, насколько Лидии страшно — ей страшно не умереть, ей страшно не спросить: "какого хуя ты пришел в школу и выстрелил в меня, поганый ты урод? что твой гребанный выстрел сделал со мной? почему я живу в кошмаре?" И когда она спрашивает — Тейт лишь разводит руками и сворачивает ей шею. Лидия просыпается от собственного крика; дорогу к дому Тейта она находит легко — стучится, бросает тетрадь на диван и идет на кухню — ее убили вчера/сегодня именно там, горло царапается не только мозолями на языке, но и наспех зажившей кожей вдоль трахеи; Тейт идет за ней, и Лидия не боится начать первой. Она теряется во днях — каждый раз ходит к нему, лезет в душу все глубже, уже даже не кричит от мелькнувшего ножа или сильных рук, тянущихся к шее; пару раз Лидия даже успевает всадить в него нож, иногда она просто убегает из дома, где ее добивают или странные близнецы с улыбками-оскалами, или странное существо без волос и с зубами, не подходящими под размер к его голове — Лидия выучила имя "Бо", и иногда подкармливает его конфетами, пока Тейт пытается понять, как можно высчитывать корни из отрицательных чисел. С каждым днем Лидии дышать все сложнее — она вся как вскрытая рана, коснись пальцем, она взорвется, разольется гноем; каждая травма — а Лидия каждую выучила наизусть, ведет тщательный учет — причиняет ей боли столько, что кажется, она в один день не сможет даже от кровати оторваться — просто умрет от внутреннего кровоизлияния. Приходить к Тейту, улыбаться ему, закусывать губы и вертеть кудри на указательном пальце — Лидия не могла не заметить, каким жадным взглядом он следит за каждым ее шагом, как дергается от ее прикосновений, как его щеки пылают красным, едва она шепчет — "жаль, что ты больше не учишься с нами". Лидия лажает каждый раз — то говорит что-то, что его злит, то флиртует слишком в открытую, за что получает выстрел в спину от ревнивой умалишенной сестренки, то видит то, что лучше не видеть. Но самое страшное, что делает Лидия — она понимает Тейта; с каждым разом она лезет в него все глубже, залезает в душу все сильнее, раздевает его — умерев раз десять, правда, до первого секрета — и Лидия не может не сочувствовать ему, не желать помочь; ей руку помощи тянуть другим — слишком легко, слишком желанно, и Тейт для нее — как лучший школьный проект, который бы препарировать, да вытащить наружу все то, что внутри цветет. У Лидии пальцы чешутся — ей бы воткнуть ему нож под ребра, наблюдать за тем, как жизнь утекает прочь, слышать хрип и смеяться до пробитых собственных легких над тем, как алые пузыри будут отпечатываться на светлых волосах. И когда Лидия целует его — ноги уже не держат, она движется-то на чистой воле — Тейт не успевает сделать ничего; Лидия втыкает ему в живот нож, проворачивает пару раз и внутри ничего не дергается; она падает на него сверху — измученная, выпитая смертью полностью — глазами в глаза, его скрюченные пальцы цепляются за ее руки, кровь булькает. Лидия слизывает ее, чувствуя, как в уголке левого глаза появляется первая слеза. Этот гребанный ублюдок умер, и у нее должно появиться завтра. Лидия закрывает глаза.