find my way back

{ soulmate! au, в котором первое касание соулмейта исцеляет от любых болезней } Лидия перестала говорить лет в восемь, когда на ее глазах бабушка, крича что-то о голосах, разъедающих мозжечок, перерезала собственные вены, а затем, для закрепления эффекта, шагнула вниз с карниза, пролетев три этажа головой вниз, и размозжила собой асфальт; Лидия тогда кричала, пока воздух не закончился, а потом не могла ни звука произнести. Натали сначала внимания не обратила — подумаешь, велика беда, вечно вопящее чудо решило помолчать — а когда обратила, было слишком поздно: все врачи твердили в голос единый — не помочь. слишком поздно. если бы пришли чуть пораньше; Лидия глазами щелкала, как марионетка послушная, кивала на все мамины вскрики/всхлипы, даже пыталась сказать хоть что-то, только тщетно: она даже сипеть не могла. Популярность никуда не ушла — все девочки по-прежнему хотели дружить с рыжеволосой красавицей с белыми бантиками, аккуратными хвостиками и домашкой, выполненной на сто процентов, мальчишки дрались за право донести ее портфель до маминой машины, едва не составляли графики; Лидия смотрела на них всех свысока, улыбаясь пухлыми губами, отбрасывала волосы назад и меняла блокноты каждый день — когда молчишь, писать учишься слишком быстро, а мельчайший почерк не спасает. Стайлз следить за Лидией начал в тот момент, когда осознал — они оба видели смерти: да, его мать не прыгала с крыши, умерла от страшной болезни, но дух ее все еще в доме Стилински витает, по ночам пугает и не дает уснуть; Стайлз не знал, как подойти к ней — такой уверенной, крутой и красивой восьмилетке, что вечно молчит и смотрит исподлобья, он чувствовал, что между ними связь, но доказать ее никак не мог. Стайлз за ней следом не ходил, охранял ото всех на расстоянии вытянутой руки — в этом мире, где каждый сам за себя, он прекрасно понимал, как сложно оставаться одному; Стайлз рос, не отрывая от Лидии своего взгляда, и Лидия росла, не замечая того, что Стайлз всегда глядит ей в спину. Она обратила на него внимание лишь тогда, когда он вцепился в ее кожанку, дернул на себя резко, затащил на заднее сидение раздолбанного джипа и надавил на газ; Лидия не могла кричать — округлив идеально накрашенные губы, лишь пальцами дергала его за воротник — Стайлз гнал на ненормальной скорости, пропуская красный и желтый, срезая углы и не останавливаясь даже тогда, когда острый ноготь вонзился куда-то под ухо. Лидия пыталась добиться реакции пару минут, а затем, стащив лодочку за тысячу баксов, прицелилась на темную макушку — один удар, и он точно остановится; Лидия не была ненормальной, поэтому туфля вернулась на место, а сама она облокотилась на полуоткрытое окно и стала глядеть по сторонам — если это похищение, то выполнено на троечку, она видела маршрут и сможет выбить его хоть морзянкой. Стайлз остановился возле какой-то закусочной, вышел и протянул ей руку — Лидия запомнила навсегда, что произошло, едва они соприкоснулись обнаженной кожей: то ли в воздух что-то стрельнуло, то ли в ее помутневшем рассудке, но легкий разряд тока заставил ее дернуться, вскрикнув от странного ощущения, а затем, осознав, почувствовать на своих щеках тепло его пальцев. — Ты… можешь говорить? — О-фи-геть, — по слогам, еле слышно, таким сиплым и страшным голосом, будто он царапал изнутри. Лидия рассмеялась, чувствуя, как тепло в сердце к этому нескладному мальчишке, что пару десятков раз перед глазами мелькал, но никогда не задерживался, оставаясь в тени, едва не пульсирует по всем венам; Лидия блокнот выбросила в ту же секунду: он ведь не нужен, когда соулмейт рядом, верно? Стайлз завел ее в закусочную, заказал самый противный гамбургер и черное кофе без сахара, а затем рассказал нелепую историю о том, что за Лидией пару дней следили, и сегодня этот «кто-то» пересек черту, оказавшись с ней слишком близко, буквально на расстоянии пары прыжков; Лидия накручивала на палец длинную прядь и пила кофе, смешно причмокивая губами — к ней возвращалась сила, утраченная в детстве, ей нравилось говорить, пропуская звуки сквозь себя. Лидия чувствовала себя живой, и это не могло не радовать. Стайлз поцеловал ее в этот же день, подвозя до дома — «мы же еще увидимся, соулмейт?» — Лидия усмехнулась хитро, ощущая его хватку на собственной пояснице; как же иначе, принцесса? Лидия к груди его прижималась, ощущая себя маленькой девчонкой с нежеланными бантиками и страшными гольфами, ей с ним хорошо и тепло, ей с ним безопасно, а большего и не надо; Лидия смотрела на то, как у Стайлза проявлялись первые признаки и не понимала. Соулмейты же лечат все болезни друга друга, ау! Ты что-то перепутала, вселенная. И, глядя Стайлзу прямо в лицо, Лидия не могла не понять: ты, милочка, соулмейт для него, а он для тебя — нет. Вот и вся трагедия.