раз, два
найдем т е б я
под закрытыми веками жизнь трепыхается — вверх вниз, по диагонали и куда-то в сторону — Лидия, когда спит, чертовски красива, Нолан это подмечать не устанет никогда; волосы ее светлые по плечами разбросаны, стрелки идеальные попадают без промаха, а ногтями длиннющими зарубить несложно — Нолан знает, сам видел не раз; когда-то давно, в один из тех закатов теплых, что сейчас по пальцам одной руки посчитать можно, он глядел, не мигая, а Лидия пытала, носом к носу, доброта ее недоверием обернулась, банши всегда к смерти стремились, и смерть им в ответ улыбалась тридцатью двумя. Монро после себя оставила абсолютное ничего: пустыня, тлеющие пепелища, страдающая земля и давно иссохшие оазисы; из Бикон Хиллса, что живее всех живых казался, сверхсущества тараканами разбегались, прятались в норах укромных, носа наружу не показывая, и боль хроническая в их костях навечно поселилась, выстрел в спину за каждым поворотом чудился, взгляд чужой препарировал, резал едва не на живую; Лидия, как Нолан вспоминать любил, вернуться даже не пыталась — когда дорога одна, свернуть с нее гораздо желаннее. не было больше сторон никаких: ни людей, ни Охотников, ни альф, ни бет с омегами, и даже банши, что голосом своим камни крушить способна, лишь отзвуком эха казалась — надломленная, покоцаная, с запястьями исполосованными и браслетами окольцованная, ей на свете этом делать нечего, не кричится, не плачется, сил нет как и желания; Лидия улыбалась по-прежнему солнечно, волосы поправляла руками перебинтованными, на быстром наборе и альфа, и химеры, и даже цербер — Лидия не звонила никому, спину ровно держала, фотографии, где лица счастливые, рассматривала каждую третью пятницу после семи. Нолан с ней столкнулся внезапно, в огромном мегаполисе, где потеряться проще, чем себя самого найти, и она кивнула, взглядом по лицу мазанула, руку забыв протянуть; и она была иной, бледной тенью, подобием прошлого, она была той, кто выбраться так и не смог, кто от помощи других отказывается, в радужке ее оттенки таких цветов смешиваются, что ни одна палитра не передаст, кисть лишь разводы оставит, свет на бриллианты не раскалывается, отчаяние от надежды не отличить, и взрыв с галактику размером доказательством выступает. — моя ты бедовая, потерянная, что снова натворила, в каких далях застряла, где мне душу бренную твою искать теперь? блок в ладони зажат, ловушки наготове — когда в эпицентре войны живешь, только и остается, как верить в себя самого, сложнее всего научиться доверять никому, под толщей воды не стонать, к поверхности тянуться, не захлебываться, вы-жи-вать; Лидия тогда бросила нервное: "под ногами моими не бегай, и все у нас будет отлично" — не справилась, оступилась, ее через неделю выследить смогли, и гранаты светошумовые летели через окна с оборванными чеками, дым, под полом пущенный, воздуха лишал; и Лидия лишь задыхаться могла, калачиком обернувшись, и Нолан первой ее нашел. вдвоем бежать проще, удобнее, вернее — доверяй, но проверяй, спину ближнему своему не открывай, и не спи, господи, не спи, глаза закрывая, ты неба край заметишь, в пламени его сгоришь, угольки не живут, они тлеют, и Лидия, в алую шаль замотанная, лишь моргала, стараясь руки отогреть, губы дрожали, и все, вариантов нет, или вместе, или никак, и они выбрали вместе, они выбрали это никчемное "или"; у Нолана была сотня историй, Лидия к шуткам его привыкла на удивление быстро, с откидным верхом под ливневыми дождями прятаться могли лишь сумасшедшие, и Лидия кричала — от восторга, разрывающего изнутри — Лидия кричала, и Нолан не менее счастливо улыбался в ответ. очередной рейд закончился пробитой ключицей и литрами крови, что по полу расходились алыми разводами, по белым кедам, хрупким пальцам и светлым волосам — Нолан Лидию заметил не сразу, в угол забитая, она лежала чертовски красивая, а под веками ее прикрытыми жизнь трепыхалась, Нолан уверен, Нолан все это видит; блок в ладони зажат, а центре лба — пулевое, на расстоянии вытянутой руки, так выстрелить мог только тот, кому доверяют, кому верят, кого ждут. Нолан на руки свои — кроваво-кровавые — смотрит, прищурившись слегка; вторых шансов не бывает, но он свой выбил. гори, гори, солнышко. мертвая банши сны твои не покинет вовек.три, четыре
ты в м о г и л е