Архистратиг

      Джек старался изо всех сил, но так и не получилось оставить всё, как есть.       Почему?       Ответ был насколько прост, что не сразу приходил в голову. Этот ответ состоял всего из двух слов: Ральф нужен. Нужен без причин, несмотря ни на что, и изменить это Джек уже никак не мог.       Мальчик в три прыжка преодолел лестничный марш, выскочил на верхнюю палубу, начал озираться. Дождь хлестал по лицу; раскаты грома и вспышки молний оглушали, ослепляли его. Джек щурился, всматривался вдаль, но разглядеть Ральфа нигде не мог. Джек так отчаялся, что воображение, сочувствуя ему, вырисовывало желанные очертания, и он, обнадёженный, бегал в темноте за собственными иллюзиями.

***

      Ральф лежал на палубе возле поручней. Со всех сторон его омывали потоки дождевой воды, а он, приставив ко лбу ребро ладони, чтобы не заливало прямо в глаза, не мог оторваться от неба. Молнии иссекали черный купол на части. Они вновь ударяли, и вновь стонали, разверзнувшись, небеса, и на доли секунды свет поджигал их крейсер, оказавшийся такой тряпкой перед гневом стихии.       Впечатления были настолько животрепещущими, что Ральфу казалось: ещё одна такая вспышка, ещё одна волна, и их поглотит либо океан, либо небо. Он даже поверил в это; лежал, смиренный, в любой момент готовясь оказаться по ту сторону. Наверное, так бы мыслил любой спятивший, окажись он на месте Ральфа. Мальчика даже пробирало на смех, когда он думал, что мало чем сейчас отличался от людей в смирительных рубашках; и чем дольше он здесь оставался, тем меньше, казалось, оставалось от его рассудка.       Но подняться и уйти отсюда Ральф не мог. Ни физически, ни душевно. Хаос, воцарившийся посреди океана, завладел его сердцем. Ему представлялось, что он часть этой бури, и, будучи её частью, он чувствовал, что находится в самом безопасном месте. Те же места, в которые Ральфу предстояло вернуться, никогда бы не смогли дать того покоя, которые он ощущал сейчас, прибитый к палубе штормовым ветром. Англия казалась такой чужой... Что были все войны и все смерти перед этим небом?       Чем больше он осознавал, тем большее в его сердце зарождалось желание броситься за борт и покончить со всем. Разом. Ральф совсем не боялся. Тот страх, который он познал на острове, убегая и только на несколько шагов опережая свою смерть, стал — чтоб его! — жалким отбросом всех чувств.       Забавно: все сочтут его самоубийцей. А ведь больше всех будет возмущаться Церковь! Бог таких не прощает! Грешник, грешник, грешник. Сами всё за Бога решат и заклеймят тебя, как свинью.       — Отправить бы вас всех на наш остров... Вы бы поняли! Всё бы поняли!       Ральф напряг онемевшее тело и перевернулся на бок. Для него это было больше, чем смерть, — с него бы смыло всё человеческое. Смыло бы то, что заставило Роджера сбросить камень, Джека — охотиться на человека, как на своих чёртовых кабанов, и всех, всех — подчиниться этим двум. Если игры детей привели к такому, то что случится, думал Ральф, что же случится, если те, кто сейчас его спас, взрослые, решат поиграть в такую же игру? Останутся ли те, кому спасать?       Ральф вдруг представил, как он, уже взрослый, убегает от других взрослых, в масках и с копьями; он уже не считает мили, просто бежит, а офицера всё нет. И ступни уже кровоточат, а он всё бежит и бежит. Догорают угли, оставшиеся от леса, гаснет последний луч солнца, и он уже не видит дороги, но продолжает бежать...       На глазах Ральфа выступили слёзы. Да пускай никто и никогда не примет его выбор, пошли они все! Те, кто бежит без маски и копьев, платят высокую цену, и эта — будет его ценой. Разве же он не заслужил теперь оказаться по ту сторону, где правят покой и вечность? Где сейчас Саймон с Хрюшей? Бог должен понять, Бог сможет простить.       Ральф решительно взялся за поручень. Рука окоченела от холода и мучительно заколола, но он превозмогал боль.       Однажды какой-то пьяный бродяга на улице крикнул, что от жаб людей отличают только мозги и гнусность.       Ральф собрал все силы.       Смог взгромоздиться на ноги.       Ральф наблюдал из окна: проходящие мимо едва не отпрыгивали от пьяницы, из окна напротив в человека полетела пустая стеклянная бутылка: "Закрой рот! Восемь утра!"       Оттолкнувшись от палубы, Ральф подтянулся на руках. Тело начало перевешивать вперёд, за борт.       А потом бродяга вдруг завопил, что только люди убивают ради того, чтобы убивать.       Видимо, такая выпала ему судьба: узнать, что бродяга был прав.