Калейдоскоп

Давай увидимся? Хотя бы послезавтра, в восемь? Мне хочется, чтобы ты просто знал: у меня комом в горле стоит эта осень, и я скучаю, черт бы тебя побрал.

Когда Сацуки начинает замечать, что что-то не так, становится слишком поздно. На улице начинает холодать, вечером рано темнеет, отвратительно-серое небо вгоняет в грусть даже в самые радостные дни. Она, быть может, и не обратила бы на это внимания, но Дайки снова – раз в сотый или сто пятнадцатый – скидывает SMS с тупым, но лаконичным: «Передай, что заболел. Дела». Сацуки знать не знает, что это за дела, она даже не догадывается, при том, что буквально вчера они вместе ходили в парк. Вместе же попали под проливной дождь, вместе вымокли до нитки, пока искали, где бы можно было его переждать, вместе грелись в кафе с теплыми чашками чая в руках. Вчера всего капельку не дотягивало до «идеально», сегодня хочется на стены лезть от бессильной злости, потому что, серьезно, неужели так трудно писать конкретнее и думать о том, чтобы она не волновалась? «Тупой увалень», - думает Сацуки, со злостью разглядывая сообщение. Она убирает телефон в карман и растирает замерзшие пальцы: ощущение, будто температура на улице давно перевалила за ноль по Цельсию. Шмыгает носом, поправляет шарф, пытаясь зарыться в нем по макушку, и идет дальше - школа не слишком-то жалует опаздывающих. Осень давит на Сацуки так сильно, как будто это болезнь какая-то. Раньше все эти «сезонные депрессии» казались ей глупыми девчачьими прихотями, ничем не обусловленными и не подкрепленными, а теперь Момои мечтает о теплом пледе, хорошем фильме и горячем шоколаде или глинтвейне. И чтобы никто на всем этом чертовом свете не смел отвлекать ее. Сацуки – вспыльчивая идиотка, о чем ей давно известно, и у нее острый маникюр, что может стать серьезной проблемой для окружающих. К Сацуки подбегают одноклассницы с модными журналами в руках. - Момои-сан, смотри, какая прелесть! – Аоки Минами на ходу раскрывает нужную страницу. Сацуки вежливо улыбается, пытаясь не заснуть на ходу. - Мило, - говорит и сама не верит, что сказала это. На фото плоская модель в слишком короткой плиссированной юбке и в джемпере размера на три больше. Аомине всегда плюется и ругается, стоит ему только завидеть их. Момои не совсем понимает школьную моду, а тем более ее не понимает Дайки, которому только дай повод поязвить. - Последняя коллекция была просто восхитительна! – щебечет Имаи, всерьез увлекающаяся шитьем и рисованием: мечтает в будущем стать дизайнером. Девчонкам не нужны лишние комментарии, им хватает и видимости того, что их слушают. Но отходить от Сацуки они не спешат: идут точно в ногу, учтиво подстраиваются под ее ритм, хотя Момои всеми правдами и неправдами пытается сбить их. Сацуки думает о несправедливости жизни: о шести уроках, о работе в клубе, о невыполненном домашнем задании и о Дайки, конечно, куда уж без него. Она чувствует, как его не хватает. В последнее время он все реже уделяет внимание для нее и все больше – занят чем-то, без сомнения, жутко важным. У Момои есть три работоспособные версии на этот счет: Даики или устроился на работу, или вляпался в проблемы, или нашел новую девушку. Последнее угнетало больше всего, но вероятнее был второй вариант, хотя Сацуки, конечно, далека от Шерлока Холмса, а с приходом осенней депрессии и вовсе потеряла свою вечную живость и бесконечное желание быть в центре событий. Сацуки на уроках страдает сонливостью и рисует завитушки на полях тетрадей. Получается из рук вон плохо, но теоремы и формулы ее интересуют от слова «никак», а на улице накрапывает дождь. Момои и сама себя раздражает этим непонятным состоянием амёбы, но хочет выбежать на улицу и разреветься от всей души, хотя объективных причин для этого нет. Осеннее настроение, если бы не вгоняло в такую дикую меланхолию, выводило бы ее из себя. - Момои-сан, все хорошо? – Сацуки с неохотой поднимает голову с парты, чтобы посмотреть прямо в глаза вечно растрепанному Нагато Изао - бейсболисту и известному бабнику класса. Он никогда не привлекал ее внимания. Изао чем-то напоминал айдолов с TV, которые казались Момои слишком женственными, где-то даже больше, чем она сама. – Ты неважно выглядишь. Сацуки даже знать не хотела, как она выглядит, потому что с утра прошла мимо зеркала, успев только расчесаться наспех. Было в этом что-то странное, но Дайки всегда фыркал и отказывался целовать ее, стоило только нанести на губы капельку блеска. - Ты хоть представляешь, какая эта гадость невкусная?! – возмущался он, когда на втором или третьем свидании она решила подкрасить ресницы и губы, показавшиеся ей тогда бледноватыми. – Мне срочно нужно выпить. - Тебе не продадут, - разозлилась Сацуки. - Воды, идиотка. С тех пор Момои вообще редко задумывалась о косметике, справедливо решив, что Дайки сам в этом виноват. Нагато продолжал стоять рядом с ее партой, возвышаясь над сидящей Момои, хотя был выше ее всего на пару сантиметров. Сацуки, для которой рост всегда был тем самым фактором, который заставлял ее проигрывать Дайки во многих спорах и, чего уж тут скрывать, в частых драках и «дурака-валяниях», это совсем не нравилось. - Ты хотел что-нибудь еще? – спросила она, подперев щеку ладонью. - Да, - Нагато на мгновение отвел взгляд, - ну, знаешь… Давай сходим завтра куда-нибудь? Сацуки в немом вопросе изогнула бровь. - У меня парень есть, - осторожно заметила она. - Да, я услышал, что вы поругались, и поэтому… - зачастил он, взлохмачивая волосы на затылке. Сацуки нахмурилась. Ругались они с Дайки хорошо, если не чаще десяти раз в день, и в основном это происходило наедине, но и на людях своих мыслей и слов они не стеснялись. К их странным отношениям привыкали долго: к Сацуки множество раз подходили девочки, давно состоящие в отношениях, чтобы «научить правильно вести себя с парнем». Сацуки их вежливо – а иногда и открыто – посылала. - Поругались? – удивленно уточнила она. - Ага, - кивнул Нагато, и Момои вспомнила, что он по-девчачьи любил собирать сплетни, - в последнее время вас вместе никто не видел. И Сацуки быстро сообразила, в чем причина. Последние три дня Дайки не появлялся в школе, но, что еще важнее, он не провожал и не встречал ее после занятий, как делал это всегда. Он приходил к ней домой, они гуляли вместе и ходили в кафе, но вряд ли кто-то так пристально наблюдал за ними, чтобы знать об этом. Момои чувствовала, как глухое раздражение, зарождающееся где-то в груди, отдается холодом в кончиках пальцев. - Мы с Дайки встречаемся, - проговорила она, едва размыкая губы, - и если ты хочешь меня куда-то пригласить, обговори это сначала с ним. – А потом подхватила сумку и вылетела из класса, оставляя ошарашенного парня за спиной. «Меня пригласили на свидание», - быстро напечатала она по дороге домой. Прогулы ее нисколько не волновали - сказывалось пагубное влияние Аомине. Сацуки шла под мелким дождем, пытаясь скрыться от него волосами, и чувствовала детское желание расплакаться. А еще – она ужасно скучала по Дайки, которого ей в последнее время так не хватало. Ей хотелось, чтобы он проводил с ней больше пары часов в день, ей хотелось, чтобы он рассказал ей о том, что с ним происходит, чтобы он снова засыпал вместе с ней на ее кровати, которой было откровенно маловато для них двоих, а утром жаловался на то, как неудобно ему было спать, чтобы он готовил завтрак в спешке, потому что наотрез отказывался есть что-то, приготовленное самой Сацуки, чтобы таскал ее играть в видеоигры и на районные игры по стриту. Хотела, чтобы он снова был рядом, как раньше. Сацуки прошла любимый магазинчик с выпечкой, детскую площадку, едва не попала под колеса машины на пешеходном переходе, потому что совсем позабыла о светофорах, прошла несколько улиц, не дойдя двух домов до своего собственного. В кармане завибрировал телефон. Сацуки всеми силами старалась не замечать, что у нее руки дрожат от холода. «Смешно», - написал Дайки, и Момои почувствовала дикое желание разбить свой телефон об его голову. Что это вообще значит?! Дождь становился сильнее. Сацуки не любила писать сообщения, не подумав перед этим о последствиях и возможных неприятностях, но Дайки она любила писать все, что взбредет в голову. Теперь же она сидела и всерьез размышляла, стоит ли ей писать что-нибудь еще. Сацуки знала Дайки с детства: они вместе гоняли мячи, играли в прятки, лазали по деревьям и снимали с них напуганных котят, а еще вместе дрались и вместе получали от старших ребят. Тогда все было проще и намного понятнее, потому что двух вечно чумазых детишек, которые, кажется, дневали и ночевали на улице, наживая себе неприятности, не отличали друг от друга и принимали то ли за родственников, то ли за вечных друзей. Из ярких воспоминаний о детстве – первый выход «в свет» в платье. Дворовые мальчишки, в том числе и те, кто был значительно старше, долго смотрели на нее с открытыми ртами. А потом Дайки задал самый главный вопрос в своей жизни: - Ты что, девчонка?! И Сацуки помнит, что очень тогда расстроилась и изорвала новое платье почти в клочья в драке с Аомине. И до того странного момента, когда она начала понимать, что безбожно влюбляется в Дайки, они так и оставались друзьями без «половых признаков», потому что Момои ненавидела, когда он делал акцент на этом, а Аомине приходилось потом долго сводить шишки и царапины. Сацуки скучала по тем временам тоже. Было свое очарование в тех отношениях, очень простых и наивных, не требующих всех этих душевных и умственных терзаний. Сацуки знала, что есть Дайки, который всегда нуждается в ее помощи и на которого всегда может положиться она сама, но при этом она спокойно проводила дни и - ужасно редко – недели без него, не чувствуя ни вины, ни скуки, ни желания оказаться рядом прямо сейчас. Была свобода или хотя бы ее видимость. Теперь ничего такого не было. Был Дайки. Взрослый, на целую голову выше нее, сильный и апатичный. И было ее желание всегда быть рядом с ним. Почти никотиновая зависимость, только хуже. Сацуки заходит домой, и с нее ручьями льет вода. Она рада, что дома нет родителей – тогда бы точно не отвертелась от лекции. Сацуки неуклюже проходит мимо полок и разбивает какую-то вековую статуэтку из глины. «Если не посуда, то на счастье ли?» - думает она и идет умываться. Путается в волосах, и теплая вода обжигает пальцы, а еще совсем не хочется выпускать из рук теплое махровое полотенце. Сацуки достает из шкафа плед, и, пусть обстановка далека от избитого «совершенства», укладывается на диван, укутываясь им с головой, и достает из кармана телефон. Даже не думает о том, чтобы снять мокрые вещи или хотя бы куртку. Сацуки пишет: «Я не шучу». Сацуки думает: «Эти идиоты с чего-то решили, что мы расстались», и это злит ее так сильно, что хочется кричать. Сацуки пишет: «Я скучаю», но не решается отправить сообщение, хотя кто ей мешает? Она долго смотрит на неровные линии, которые расплываются у нее перед глазами, чувствует, как слезы катятся по лицу и как голову давит от усталости и сонливости. Сацуки думает: «Нихрена это не депрессия», но кто бы знал, что сезонные депрессия и вирус – одно и то же? Сацуки отправляет: «Я скучаю. Приезжай». И засыпает так быстро, что происходящее кажется ей сном. Не видит, как телефон падает из рук, и не слышит, как он противно жужжит, сообщая о новых SMSках. Сацуки просыпается ровно через двадцать минут от того, что кто-то долбит по двери и кричит: - Немедленно открывай, дура, или я вышибу эту дверь к херам! – и в этом злом, рычащем голосе не сразу узнает Дайки. – Сацуки! – зовет он, пока она, путаясь в одежде и одеяле, пытается встать. Момои нутром чует – мало ей не покажется. Сацуки шмыгает носом, с трудом фокусирует взгляд и, перед тем, как открыть Дайки, который стоит там, за дверью, растрепанный, не застегнутый и потерявший где-то шарф, сбивает еще две статуэтки по пути. Но счастлива…