Чем мы являемся

— Проедемся вокруг корпуса еще раз, Альфред. — Они не будут переносить заседание только потому, что вы опоздали. — Еще раз, — пробормотал Брюс. — И тогда я выйду. — Как хотите, сэр, — с уважением. Дворецкий завел мотор и проехался дальше. Брюс порвал шов на кожаном подлокотнике, когда машина снова подъехала к маленькой толпе людей, сгрудившейся под кучкой зонтиков, которая сверху напоминала узор панциря черепахи. Брюс осмотрел их через тонированное стекло. Были камеры, достаточно большие, чтобы принадлежать новостным станциям, лежащие на плечах; объективы выглядывали из-под защитных водонепроницаемых чехлов, разношерстная кучка репортеров, крадущих интервью от тех, кто попался в их лапы — будь то официальные лица или обычные прохожие, — а рядом небольшой коллектив активистов-правозащитников омег, которые, как подозревал Брюс, пропускали школу, чтобы поучаствовать в этом. Все они были между Брюсом и местом, где ему нужно быть. Ждали его. Это было первое публичное появление Брюса, так как новость попала в заголовки статей. Что было еще более важно, это был первый раз, когда он выходил в мир как Брюс Уэйн, не маскирующий свой запах. Уж лучше столкнуться с Джокером. Брюс пах тяжело и неправильно даже для себя: сладкий многослойный аромат омеги с высоким уровнем гормонов, разворачивающийся вокруг тела, словно лепестки цветка или щупальца монстра, томно ищущего себе альфу, чтобы соблазнить его. Это был уродливый запах, враждебный, и он резко контрастировал с маской, которую Уэйн носил годами. Плохо распознаваемая бета среднего уровня, которая никогда не отдалялась слишком далеко от его кожи. Ненавязчивая. Неагрессивная. Его. Это был он. Чувство, которое он ощущал почти так же, как и свой собственный запах, который говорил про Брюса Уэйна и подпитывал его маску плейбоя, который спас свою семью от преследования Колпака. Количество людей, которые знали его настоящий запах, а также его личность для рейда, могли поместиться в один школьный автобус с местами для отдыха. Это число увеличится вдвое мгновенно, когда он выйдет из закрытых дверей машины. Втрое, прежде чем он даже попадет в зал заседаний. К тому времени, когда он выйдет из суда… суда. Сейчас было меньше двух часов, и все казалось таким далеким. Сначала нужно было выйти из машины, Брюсу нужно было встретиться с репортерами и отыскать своего единственного адвоката, которого он смог найти в кратчайшие сроки и уговорить обещанием оплаты труда и перспективой резонансного дела. Таким же агрессивным, необоснованным обещанием, какое он сделал для Лиги справедливости. Брюсу нужно было вернуть свои деньги. Не только для дорогого адвоката или ремонта Сторожевой башни. Его деньги были тем, что позволяло жить ночной жизнью, давало возможность оснастить Лигу тем, что им нужно для спасения жизней и поддержки Фонда Уэйнов — часть миссии по стремлению уничтожить корень преступности и искоренить бедность в Готэме. Просто для важных вещей, как плащ и маска. Ему нужно выиграть это дело. Ему нужно было. Брюс держался за эту мысль, как за оружие, когда Альфред, наконец, остановился перед нависающим черной тучей зданием. — С вами все в порядке, сэр? — Нормально, — грубовато ответил Брюс. — Три вдоха. — Дворецкий посмотрел на него в зеркало заднего вида. Брюс повиновался. Это первое, чему Альфред научил его, когда тренировал и учил носить маску, несмотря на гнетущий запах. Они не хотели его видеть. Они собрались, чтобы учуять его запах, но все равно не собирались увидеть. Они видели лишь омегу, от которой они могли получить большое наследство. Брюс выглядел как идеальный инкубатор, который не сделал и не имел ничего, кроме хороших денег. Пока его счета не были разморожены, это было всем, что они видели. — Я буду в зале суда, — сказал Альфред. — Я знаю. — Вы сможете, — внимательно. — Я знаю, — снова. Пауза. — Пора, сэр. — Я знаю. — Он собрался. Брюс открыл дверь, прежде чем мозг смог придумать причину не делать этого. Репортеры лавиной хлынули к нему, несмотря на дождь. — Мистер Уэйн! — Минутку, мистер Уэйн! — Уэйн! — Прокомментируете, мистер Уэйн?! — Как вы себя чувствуете, мистер Уэйн?! — Мистер Уэйн! Брюс вылез из машины, накинул пиджак на плечи и, держа голову опущенной, пошел вперед, пробираясь сквозь кучку столпившихся тел. Среди них он увидел Вики Вейл и Саммер Глисон — два главных специалиста журналистики, с которыми он обычно сталкивался. Вики работала в «Gotham Gazette» и обычно связывалась с ним, когда делала репортаж, связанный с «Wayne Enterprises». Саммер появилась в «Gotham Live» и чаще всего брала себе благотворительные мероприятия и статьи-сплетни. Обе они были грозными девушками, которые оказали большое влияние на общественное мнение. Брюс также увидел другую женщину в ярко-желтом плаще с солнцезащитными очками на голове. Не из Готэма. Ни один из нетерпеливых мальчиков не делал фотографии рядом с ней. Брюс узнал ее мгновенно, прежде чем прочитать имя на бейджике. Лоис Лейн. «Daily Planet». На мгновение он вскинул голову выше, смотря на лица репортеров, воздух душил. Его здесь не было. — Почему вы это сделали, Уэйн?! — Что будет с «Wayne Enterprises»?! — У вас есть альфа, мистер Уэйн?! Брюс решительно повернулся, проталкиваясь к дверям суда, и у стойки регистрации он смог без проблем отвязаться от бушующей стаи репортеров. Его адвокат поприветствовал его со всеми формальностями, потащил в маленькую офисную комнатку и начал говорить о прокуроре, о том, что Брюс должен говорить и как это говорить. Брюс слышал его, повторял приговоры, которые говорили, и задавался вопросом, почему Лоис приехала вместо Кларка. Это не должно было его беспокоить, не имело значения, кого там послали. Он должен быть счастлив. У этой женщины была жесткая хватка, когда дело доходило до написания статей, которая никогда не оставляла места для социальных предрассудков и, скорее, фокусировалась на судебном процессе, чем на «сексуальном скандале», который наводнял форумы. Нет сомнений, что в «Daily Planet» были и другие, не такие добрые. Тем не менее, Брюс чувствовал себя маленьким и несчастным, когда думал о женщине в желтом плаще с бесполезными солнцезащитными очками, нетерпеливым мальчике и не о чем, кроме странных мужчин, работающих на странные типографии. Это не должно было иметь для него значения. Но все же имело. — Повторите, мистер Уэйн. — Я боялся, что стану мишенью, если все узнают мою сексуальную касту, — однотонно. — И? — подтолкнул его адвокат. — Я намеревался все рассказать, когда нашел бы для себя достойного альфу. — Тем не менее, вы этого не сделали. — К тому моменту я вдруг понял, что из-за своего плана уже много лет во всех документах являюсь бетой. Я боялся юридических последствий и не смог бы поддерживать Фонд Уэйнов, людей в «Уэйн Энтерпрайзис» или своих подопечных в дальнейшем. Мужчина кивнул, хлопнул в ладоши и зашагал по комнате. — По максимуму, — сказал он, — больше убежденности в своих словах. — Я… — Брюс посмотрел в стол, и его руки бессильно повисли, — я беспокоился, что буду добычей, если кто-нибудь когда-нибудь узнает, что я омега. Когда я нашел бы альфу, который был бы рядом со мной не из-за моего наследства и… — Он остановился, облизнул губы и сглотнул слюну. Надо заставить себя сказать это. — И стал бы хорошим отцом… — Хорошо, — кивок. —… Я хотел рассказать всем, кто я есть на самом деле. Адвокат кивнул. — Но вы этого не сделали. — Нет. Нет ни одного честного альфы, который хотел бы детей-сирот или бету в качестве своего партнера по жизни. Я хотел все рассказать, но был обеспокоен тем, что потеряю свои деньги и не смогу позаботиться о своем благотворительном фонде, своих сотрудниках или своих подопечных. — Своих сыновьях. — Они мне не сыновья. — Брюс не сводил глаз со стола. — Вы омега, — напомнил мужчина. — Материнский инстинкт. Акцент на том факте, что, не имея альфы, вы принимали к себе в семью детей. — Я этого не делал. — Вы приняли в семью старшего. Ричарда. — Он был уже взрослый. — Брюс сказал это с сожалением. — Я никогда не был для них отцом. — Наставник, лидер группы и генерал, подталкивающий их к своей собственной жизни. Но ни разу не отец. — Нет. — Адвокат тяжело вздохнул. — Не официально. Но вы чувствовали к ним любовь. Вы заботились о них. Вы любили их, растили и поддерживали. Вы делали все это, верно? Он кивнул. — Итак, на следующие несколько часов они?.. — Мои сыновья. — Брюс сглотнул. На его губах это было плохое слово. Неправильное не потому, что ему было все равно, а потому что он никогда не приветствовал такие отношения. Он никогда не делал таких предпосылок, чтобы заслужить этот титул или право называться так. — Хорошо. — Юрист выпрямился. — Мы готовы? — мрачно. — Да. До тех пор, пока вы уверены, что не хотите потребовать посттравматического стрессового расстройства из-за своих родителей и, — он хлопнул бумагами по столу, — насильственной смерти Джейсона. — Нет. — Я могу это сделать, — подтолкнул мужчина. — Омега, попавшая в беду, всегда хорошо проходит. У вас не будет штрафа. — И никакого наследства, — низко. — Вы получите наследство в любом случае, если найдете альфу, — сказал он. — Не я, — с горечью поправил его Брюс, — мой альфа все получит. — Вы омега с высоким уровнем гормонов, Брюс. — Адвокат фыркнул. — Если бы вы были моим супругом, я бы не стал лишать вас такого. Ни один приличный альфа не станет. Брюс посмотрел на него. Холодно. Сердито. — Очень хорошо, но я не могу обещать возвращение наследства. — Адвокат вздохнул. — Ваш общественный имидж делает некоторые продажи акций затруднительными, и прокурор стремится получить как можно больше этих денег на свой счет. — Он поморщился. — О, и вам удалось объединить целый ряд консервативных различных групп, которые будут протестовать в парке через дорогу во время разбирательств. Официально никого из защитников прав омег, но есть молодые и сердитые, якобы поддерживающие вас и выставляющие это напоказ остальным. — Это имеет значение? — низко. — На самом деле нет. Раздражающая тишина. — Если я проиграю, что будем делать дальше? На лице адвоката скользнул сожалеющий взгляд. — Ну, есть несколько способов, которые мы могли бы предпринять. Споры, апелляции, но они займут время и обычно бесполезны, потому что суд окончателен в своем решении. Брюс кивнул. Ему нужно выиграть это дело. Он это уже знал, но было странное удовлетворение — если не спокойствие — от того, что факт подтвердился. Тем не менее, несмотря на это, он не мог не придумывать хрупкие планы на случай непредвиденных ситуаций. Через час Брюс сидел в зале суда, ненавидя тугой узел своего галстука, слегка кривой взгляд судьи и зловеще консервативно выглядящих присяжных. Брюс чувствовал запах Альфреда среди переполненного зала и хотел, чтобы они не были жестоки к Дику. Он глупо поступал, отталкивая от себя Дика — ребенка — тем более, что Брюс не знал, что еще бета мог сделать в ночь рейда. Брюс был лидером. Брюс должен быть лучше этого. Выше такого поведения. Если бы он не оттолкнул Дика так жестоко, молодой человек мог бы оплатить юриста еще лучше, его семья была бы целой, и его запах тоже был бы среди этих людей. —… причины, мистер Уэйн? Ответ вышел, словно лист из принтера. — Я боялся, что… — слишком холодно. Слишком отрепетировано. Он остановился, сглотнул и начал вновь. — Я испугался, что буду целью, если моя каста будет всем известна. Мне нужен был альфа… — Целенаправленно? — крикнул прокурор. — Вы имеете в виду, что вам не нравится внимание со стороны альф. Брюс стиснул зубы, ненавидя, что судья не сделал выговор мужчине за то, что тот перебил его, и продолжил. Голос такой же открытый, честный и безмерно покорный, как только он мог его сделать. — Мне нужен был альфа. Мне нужен был тот, который готов быть со мной не из-за моих денег, а тот, который сможет позаботиться обо мне и моих детях. — Это был тот самый момент речи, где в зале пошли согласные шепотки. Простые, но, судя по лицам присяжных, приносящие плоды слова. Когда он закончил, прокурор вышел вперед, встретился взглядом с присяжными и заговорил: — Вы действительно верите этому? Этому высокому уровню гормонов, миллиардеру, омеге, который якобы не смог найти себе альфу? Омеге, который годами строил себе репутацию секс-скандалов с другими омегами? Омега родитель-гомосексуал и без альфы в семье? Неужели вы думаете, что цель этого человека скрывать свою сущность из-за необходимости найти идеального супруга? Это был предсказуемый поворот, и у его адвоката были аргументы на этот счет. — Это инстинкт омеги, чтобы защитить себя и своих детей. Мой клиент, как вы сказали, не имеет альфы в своей семье. Он спрятался, чтобы избежать преследований и общественного контроля, который привлечет нежелательное внимание аферистов, которые жаждали бы только денег, а в итоге оставили бы его без них, в полной беспомощности. — Каких денег? — брови взлетели вверх. — Щедрых за его голову. Это представляло опасность для него, если он вступит в связь насильно. — А что насчет его публичных проявлений гомосексуальной любви? Это просто защита от сомнительных альф? — На данный момент мой клиент не вступал в интимные связи с членами собственной касты. Его болтало взад и вперед. Маятник качался медленно, с устойчивым ритмом. Медленным, пошатывающим, и на него было тошно смотреть. Брюс отвечал на вопросы в том же жалком характере, что хотела видеть общественность, и, наблюдал, как члены присяжных передают друг другу заметки. Когда все было кончено, приговор был объявлен, Брюс прошел через зал суда и встал перед Альфредом. — Едем домой, сэр? — Позже. Дворецкий поднял бровь. — Мне нужно кое-кого увидеть.