* * *
С самого утра день пошёл наперекосяк. На завтраке Эскильд напомнил, что «день-икс» − срок выплаты аренды за квартиру − снова приближается. Зная отношение Исака к дедлайнам, он принялся наседать на него заранее, и на этот раз с особенной твёрдостью. Он поставил ультиматум, без какого-либо намёка на шутку. − Заплатить надо через неделю. Советую начать искать деньги уже сегодня. Настроение Эскильда, ко всему прочему, было дерьмовее некуда. − Я всё отдам, Эскильд. Исак почувствовал себя жалким маленьким существом, которому от безысходности оставалось лишь свернуться в углу. Конечно, Эскильду надоели задержки и долги, любому бы надоело. Если Исак не в состоянии за себя платить, то пусть ищет другой способ выживания. Никому его материальные проблемы не должны приносить неприятности. Исак прекрасно помнил, что часто опаздывает с выплатой, и что это мало кому из его соседей приносит удовольствие. Но критика Эскильда на этот раз показалась слишком безжалостной. Ещё и с самого утра со своими нравоучениями. Будто Исак нарочно всё это, будто у него под матрасом спрятаны миллионы крон, а он не отдаёт жалкие четыре тысячи за квартиру. Утренние конфликты на этом не закончились. Юнас в школе устроил настоящий инквизиторский допрос. «Где ты пропадаешь? Почему не ходишь на вечеринки? Почему тебя не было дома на выходных, мы заходили». Так назойливо выдвигал обвинения, на которые Исак не успел ещё придумать алиби, словно Исак его собственность. − Чего ты доебался ко мне? − в ответ рявкнул Исак. Отлично. Теперь если его выселят, он даже не сможет перекантоваться у лучшего бро. Юнас обиделся на грубость и больше за весь день с ним не заговорил. После обеда Исак набрался смелости и позвонил отцу. Обычно они обменивались смс, но на этот раз Исак решил, что правильнее поговорить по-настоящему. Он вышел на улицу, нажал на непривычный номер из телефонных контактов. − Исак? — поприветствовал его немного обескураженный голос в трубке. − Эм, привет, − в тот же миг Исак пожалел, что позвонил, хотя и сам не знал, какую интонацию отца предпочёл бы. − Не отвлекаю? — Исак разговаривал как робот, как автоответчик. − Нет, всё в порядке. Что-то случилось? Ты как? Как дела? Как в школе? − Нормально. Я нормально. Пап, ты… − набрав полные лёгкие воздуха, он выпалил скороговоркой: — можешь дать мне денег? Я должен заплатить за аренду комнаты. От неуютности Исаку хотелось спрятать лицо, хотя собеседник всё равно его не видел. − Сынок, я ведь уже перечислял на твой счёт деньги на аренду комнаты. − Да. Но я их потратил. − Потратил? На что, если не секрет? − На куртку, − Исак задышал носом часто-часто, как если бы справлялся с паникой. − На куртку, − ровно повторил отец и замолчал. − Ты не веришь? − Нет, отчего же, я верю, просто… Ноги несли Исака в неизвестном направлении по дороге. − Думаешь, мне не нужна одежда? Или мне носить куртку с пятном на всю спину, которое я посадил ещё в прошлом сезоне? Хорошо, прекрасно, я могу… − Я знаю, что тебе нужны деньги на одежду, еду и прочее. И я готов оплачивать твои расходы. Просто… − отец тяжело вздохнул. − Ты звонишь только когда тебе нужны деньги. И я… Немного не понимаю… Почему мы не можем иногда просто поговорить. Или даже встретиться. Исак начинал злиться, но он находился не в том положении, чтобы заводиться. Ему должно хватить терпения. − Ладно, давай поговорим. − Ты общаешься с мамой? — задал отец самый неудачный из всевозможных вопросов. − О господи, − Исак слишком разнервничался, но попытался скрыть своё раздражение под насмешливым фырканьем. — Нет, конечно. Она ведь сумасшедшая. − Не говори так, она же твоя мать. − М-м, разумеется, это только ты можешь говорить так, думать так. Бросать её по этой причине. Ветер забирался под капюшон и в динамик трубки. Исаку пришлось напрячь слух, чтобы расслышать ответ. Но на другом конце телефона повисла пауза. − Знаю, ты сердишься на меня, − заговорил отец снова. − Но я бы хотел наладить наши отношения. Увидеться с тобой, поговорить. Ты можешь прийти, когда захочешь, мы с Леа будем рады тебя видеть. Или можем вместе сходить поужинать куда-нибудь… − Нет, нет, − затараторил Исак, пытаясь заглушить не только голос отца в трубке, но и нарастающую нервозность. − Всё, забудь, о чём я просил. Я сам разберусь. Ничего не нужно, спасибо. − Погоди… − Мне уже пора. Пока. − Исак! − Я занят. Мне надо идти. Исак почти бежал. Ветер торопился следом, волоча за собой старую консервную банку. Она со звонким лязганьем следовала за Исаком, будто гналась. Исак зашагал ещё быстрее, пока не отвязался от её преследования.* * *
− Привет, − Исак выловил Эвена на пороге школы. − Ты занят сейчас? Шокированный Эвен с беспокойством его оглядел. − Нет, у меня был последний урок. − Мы можем посидеть у тебя? Эвен несколько раз рассеянно моргнул. − Конечно. Исак решил отложить примирение с Юнасом. Он не хотел с ним разговаривать, а ещё не хотел идти домой, видеть Эскильда, слышать отца, который наверняка позвонит ему вечером после работы. Он не думал о том, кто ему Эвен и почему он предпочёл его компанию спасительному одиночеству. Исак готов притвориться, что они лучшие друзья.* * *
Эвен ничего не спрашивал, хотя Исак был бы не против рассказать ему. После травки, которую они скурили в комнате Эвена, он ощутил приятную и воздушную расслабленность в теле. Они валялись в кровати, Исак на нижнем ярусе, Эвен − на верхнем. Исак болтал обо всём, что приходило в голову, чаще всего вспоминал. − Зачем тебе такая дурацкая кровать? Она похожа на детскую. Эвен хихикнул, и, свесившись корпусом со своего яруса, посмотрел на Исака сверху вниз. − Моя сестра всегда хотела такую же, – сказал Исак. − У тебя есть сестра? — удивление на лице Эвена было неподдельным. − Ты не знал? Ты ведь всё обо мне знаешь. − Оказывается, не всё. Глаза Эвена смеялись. Бортик кровати наверняка больно давил ему на грудь, но Эвен всё равно продолжал заглядываться на Исака, наполовину свешиваясь с верхнего яруса. − Да. У меня есть сестра. Леа. Она живёт с отцом. − Почему с отцом? А мама? − Мои родители в разводе. Эвен задумчиво нахмурился. − Я всегда думал, твои родители просто разрешили тебе жить самостоятельно. Поэтому ты переехал в общежитие. − Ты думал. − А почему Леа не живёт с мамой? − Моя мама сумасшедшая. Эвен едва вздрогнул и отвёл глаза. − Прости, я не хотел. − Это не твоя вина. И мне всё равно. Мы почти не видимся с ней. − Давно? − Ну, как сказать… Физически не очень давно, где-то полгода. Но так как она сумасшедшая, я в каком-то смысле не видел свою маму много лет. − Как же ты рос с ней? − Ну, во-первых, был отец. Пока он нас не бросил. Во-вторых, я часто пропадал дома у Юнаса. Мама Юнаса всегда знала куда больше моей матери о моих вкусах или, там, размер одежды… − Но это не потому, что твоя мама не хотела запомнить размер твоей обуви, любимый вкус мороженого или ещё что-то. Не потому, что она хотела быть такой. Если бы она могла это контролировать, то всё было бы по-другому. − Да. Но вместо того, чтобы что-то изменить, пить таблетки, я не знаю, или ещё как-то лечиться, она ходила в церковь и молилась. И она заебала почти всех этой своей повёрнутостью на боге, этим фанатизмом. Исак сглотнул подступающий к горлу ком и попытался дышать ровнее. Сложив руки под подбородком, Эвен не отводил взгляда. − Однажды ей что-то приснилось, и она прямо посреди ночи решила, что нам с Леа срочно нужно в церковь. Поздняя осень, холодно. Очень холодно. Моя мать зачем-то выводит нас через окно. Мы − сонные и напуганные. Леа кричит навзрыд. До сих пор в ушах стоит этот её вой. Леа всегда так громко плакала. Не как плачут дети, чтобы привлечь внимание. А как если бы ей было по-настоящему страшно. Даже потом, когда мама приходила в себя и просто брала Леа на руки, та всегда плакала. Пищевод и горло сдавило спазмом от подкатывающего горького чувства. − Мы бредём по обочине, рядом проносятся автомобили, ослепляют нас фарами. В лицо хреначит дождь со снегом. Мама всё твердит, что нам надо добраться до церкви. − Всё обошлось? Вы были в порядке? − Не очень запомнил тот раз. Хорошо помню только холод, сырость, яркий свет фар и плач моей сестры. − А что твой отец? − К одиннадцати годам я отрастил себе длинные волосы. Как-то ночью мама обрезала их, пока я спал. До сих пор не знаю, зачем. Из-за религиозного дерьма или гендерных стереотипов. Узнай его мама, какой содомией Исак с Эвеном частенько занимались, она ещё больше бы чокнулась. − Отец всё это видел. И ничего. Однажды он решил проблему: просто ушёл. В глазах Эвена мерцали блёстки от бликов света. − Ты хочешь стать врачом, чтобы разобраться в проблеме твоей мамы? Сердце Исака пропустило удар. − Ты хороший человек. − Нет. Не поэтому. Уже, − уверенно ответил Исак. − Я найду другую причину, чтобы посвятить себя медицине. Эвен ласково обвёл его взглядом, уткнувшись носом в свои скрещенные руки. − А что насчёт Леа? − Почти не видимся. Я знаю, она тут ни при чём, но… Нет. Она не поймёт. Она на его стороне. Её он посчитал опасным оставлять с матерью. А вот меня в своё время, значит, можно было бросить. В общем, Леа не поймёт, почему я обижаюсь на него. А ещё Леа вряд ли обижается на маму. Она была маленькая, она ничего не помнит. Да она и сейчас маленькая. Я в её возрасте был взрослее. Потому что она никогда не оставалась одна, она не одинока, как я. Она не успела вырасти, опека очень мешает повзрослеть. Но даже если я передумаю и захочу всё изменить, первым должен буду позвонить я. − Да. Но ты из вас двоих взрослее, а она ещё ребёнок. − Жаль, что такой аргумент никогда не работал в мою пользу. − Прости. − Но она в этом тоже не виновата. Я признаю. Эвен был благодарен Исаку за откровенность. Он хотел тоже чем-то поделиться, чем-то самым сокровенным, но что-то сдерживало его, беспокоило. Эвен долго старался подобрать какую-то тему, чтобы отплатить Исаку за искренность искренностью.* * *
Они ели в комнате Эвена. Вилка смешно стучала Эвену по зубам, когда он отправлял её в рот. Исак не мог отвести взгляда от двигающейся красивой линии челюсти, от шевелящихся губ. Они выглядели сухими и матовыми, не перепачканные жиром от еды, будто Эвен не ел вовсе, а лишь разыгрывал поедание перед камерой. Они много целовались, лаская пальцами друг другу шеи и лица. Эвен с каждым разом казался всё привлекательнее. Он много улыбался, обнажая свои блестящие белые зубы. А Исак, сходя с ума, игриво лизал и прихватывал его нижнюю губу, а затем верхнюю. Бедром он почувствовал чужую эрекцию, и это моментально отрезвило его. Он среагировал так, точно это напугало его до смерти. − Ой, − Эвен улыбался, − слишком рано он обрадовался. Прости его. Исак вжался боком в спинку дивана. Если игнорировать, то можно представить, что ничего такого не произошло. − Извини. Я не нарочно. Забудь об этом, − Эвен привычно оправдывал свою реакцию на Исака. Эвен сполз на пол и уселся по-турецки. Он выглядел каким-то пьяным и чересчур весёлым, нёс всякую чушь. Трогал и трогал обтянутые джинсами колени Исака. − Всё в порядке. Не волнуйся. Он гладил колено до тех пор, пока дыхание Исака не выровнялось. − Исак. − М? Все его попытки успокоиться полетели к чёрту после того, как Эвен стал тягуче растягивать звуки его имени. − Исак. Исак играл в поддавки, потому что Эвен умел слишком хорошо дразнить. Он уже подсадил его на свои поцелуи, улыбки, ласки, как на иглу. И у Исака пока не возникало необходимости слезать с этого плотного и густого удовольствия. Эвен в безобидном жесте опустил голову и уткнулся лицом в бёдра Исака. Поток воздуха, который он выдохнул, проник под брюки Исака, устремившись прямо к его члену. Исака тряхнуло, и Эвен это заметил. Внимательно следя за его реакцией, он опустил руку на ширинку Исака и принялся гладить его через ткань. Исак уже не мог делать вид, что ничего такого не происходит. Сначала Эвен всегда успокаивал, забирался пальцами в волосы, массируя кожу головы, заставляя Исака замирать и задыхаться от невозможности вытолкнуть из груди воздух. Эвен целовал его щёки, тонкую кожу под веками и приоткрытые губы. Исак возбуждался слишком быстро. Эвен прекрасно это видел, а Исак знал, что он видел. Это заводило и пугало, и страх, в свою очередь, ещё больше заводил. Дуновение воздуха мазнуло по открытой коже. Руки Эвена были горячие, глаза, следящие за Исаком, тоже горели. Страшное и сладкое ожидание Исака убивало. Эвен опасался, что Исак запротестует, поэтому действовал осторожно, но Исак всё равно не отказался бы. Не теперь. За время, пока Эвен его дразнил, Исак успевал себя накрутить. Что может произойти, что это будет значить для него. Отзывчивость Исака, открывающаяся с каждым разом всё сильнее, оказалась полной неожиданностью для них обоих. Лёгкое прикосновение губ добралось до живота, а затем и до бедра Исака. Ему нужно было сильнее, ближе, ему уже нужна рука Эвена в его трусах… − Хочешь… − Эвен развратно облизал свои припухшие губы, − …я сделаю это ртом? Слишком горячо это прозвучало, слишком желанно. Исаку стало стыдно за собственный стон, которым он ответил. На него восхищённо смотрела пара голубых глаз. Исак провёл по затылку Эвена ладонью, надеясь, что это скажет о чём-то. Пальцы Эвена прошлись по его животу, скользнули под пояс брюк и ловко расстегнули пуговицу, а затем и молнию. Чем ниже опускалась собачка на ширинке, тем быстрее у Исака бежали мурашки от затылка к копчику и обратно. Эвен поцеловал немного передавленную поясом кожу, зацепил пальцами резинку трусов, приятно почесал ногтями под ней. Он оставил болезненный засос на его животе. Исак взвыл от глубины охватившего ощущения. Эвену всегда нравилось доводить Исака до состояния, когда тот начинал захлёбываться дыханием. Нравилась его беспомощность, то, как Исак мотает головой из стороны в сторону, не зная, кому отдаться — желанию или принципу. Эвен потянул джинсы с трусами к щиколоткам Исака, оставляя по пути поцелуи на его бёдрах, коленях. Исак так потерялся в чувствах, что пропустил миг, когда в мыслях согласился на что угодно. Эвен провёл ладонью по его вставшему члену, ласково погладил от основания до самой головки. Так правильно, так хорошо, что Исак от удовольствия зажмурился. Он волновался, как будто ему ни разу в жизни не отсасывали. Несмотря на неловкость, всё казалось ему уютным: запах Эвена и его тяжёлое свистящее дыхание, будто у Эвена проблема с носом. Эвен сладко прикусил косточку на его бедре, кожу над пупком. Склонившись над пахом, он мягко взял напряжённую головку в рот, провёл по ней языком, слегка сдавливая между своими мягкими губами. Ощущения мгновенно впились Исаку под кожу. Касания, ладони, язык, губы ни на секунду не останавливались. Эвен перехватывал член удобнее, размазывал по всей длине свою слюну. Его прерывистое дыхание ласкало Исаку пах. Горячий воздух оседал испариной на спине Исака. Эвен поглаживал пальцами взмокшую внутреннюю сторону бёдер и яйца. Рот оказался жарким, стеночки горла и щёк Эвена — нежными, мягкими, а слюна тёплой, приятной, словно она какая-то особенная. Эвен без ритма чередовал ласки языком с поцелуями члена. Он то нежно гладил бёдра, то впивался ногтями в кожу. То мучил Исака глубиной проникновения в свой рот, то невесомо постукивал языком по кончику головки. Исак плавал на поверхности дразнящих ощущений, а затем тонул в этом жаре и в посылаемой горлом Эвена вибрации. Откинув голову на спинку дивана, Исак до ярких точек зажмурил глаза. Он излился толчками в рот Эвена так сладко и бурно одновременно, что на минуту потерял ориентацию в пространстве.***
− Ты не одинок. − Что? Исака разбудил телефонный звонок Эвена. Обычно Исак не ложился спать так рано, поэтому сделал голос максимально бодрым. Но прозвучавшее в трубке заставило его сесть в кровати. − Ты сказал сегодня, что твоя сестра никогда не оставалась одна, она не одинока, как ты. Но ты тоже не одинок. Не теперь. Исак молчал, просто дышал в динамик. Никогда ещё тишина телефонного разговора не была для него такой уютной. Он чувствовал, как эта уютность бежит по проводу навстречу человеку на другом конце. Наверное, Эвен тоже это чувствовал, не мог не чувствовать. И ему тоже было спокойно.