The Eden Project — Statues (feat. Leah Kelly)[chillout] Nightcore — give us a little love (male) Anomie Belle — How Can I Be Sure メガテラ・ゼロ — シャルル (Charles) The Whispered World — Main Theme Gabrielle — 5 fine frøkner Alex Cortiz — A Chill Вся музыка имеется в наличии в паблике. сожги все букеты, что ты мне дарил. прекрати срывать эти чертовы маргаритки. продай розы на черном рынке вместе со своим несносным сердцем. © Ян моей жизни.
Следующие три дня Накахары не было в школе. От учителей Дазай знал, что опекун парня позвонил и предупредил, что у мальчика лихорадка, и ждать его на занятиях пока что бессмысленно. И Осаму не ждал — да и зачем ждать, когда есть возможность лично написать человеку с вопросом о его самочувствии, получая от него ответ если не мгновенно, то близко к этому? Дела в комитете, правда, отнимали львиную долю сил и времени, которое можно было бы истратить на общение, но в такие моменты спасало, что в школьной организации были не только они с Акутагавой. К ним пришел новичок, и Дазай прямо по ходу продвижения работы объяснял ему принцип тех или иных действий, объяснял, как правильно заполнять бумаги и документы. Накаджима Атсуши, на их счастье, был довольно сообразительным и даже ухитрился вызвать некоторую симпатию со стороны Рюноске, чем заслужил от главы много плюсов и веру в то, что парнишка имеет свои собственные методы работы с людьми — прежде поладить с нелюдимым замом было задачей со звездочкой для каждого новичка. Кажется, так у Акутагавы появился первый друг, если не в жизни, то как минимум из школы. Друг, на которого он моментально накинулся, как виноград на опору. Дазай цокнул языком, когда Рюноске принялся выспрашивать о дурных привычках новичка. — Если Акутагава-кун будет учить тебя курить — дай ему в лоб, Атсуши, сигареты у него мерзкие, и пахнет потом не только он, но и диваны в комитете, — Дазай вогнал парней в краску, читая им эту нотацию с самым невозмутимым видом, но зато блестя глазами. Переглянувшиеся мальчишки вздохнули почти одновременно, Атсуши смущенно улыбнулся товарищу и пожал плечами. — Что это вы там переглядываетесь? Работайте давайте! — выздоровевший секретарь выглянул из-за стопки протоколов, сильно вытянув шею. Парни напротив юркнули за бумаги, прячась от его бдительного взгляда. Однако переглядывания не прекратились, отнюдь; прячущий улыбку Дазай мог гарантировать, что эта парочка еще помотает Доппо нервишки. Но не в плохом смысле. А пока что пусть дорвавшийся до работы секретарь помотает нервишки всем остальным. Порядком вымотавшись за день, уже спустя пару часов изнывания над бумагами Дазай улизнул из аудитории под недовольный рык Куникиды и спрятался на крыше, надеясь, что здесь его какое-то время не тронут. Прислонившись плечом к бортику, Осаму вдохнул теплый весенний воздух полной грудью, бросил взгляд на раскинувшиеся во всей красе цветущие деревья. Открывшийся вид радовал взгляд, и парень даже залюбовался. Нежно-розовое море цветущих вишен, яркие всплески других деревьев — перекатившись, чтобы встать на колени и сложить руки на бортике, пристраивая на них голову, Дазай жадно вдохнул доносимый сюда нежный аромат, а, прикрыв глаза, ощутил невольную дрожь и благоговение. Спокойствие и умиротворение охватило все его существо, когда телефон в кармане завибрировал. Дазай открыл глаза и перекатился обратно, садясь спиной к бортику, вскидывая руку и прищуривая глаза, одновременно снимая телефон с блокировки — лучи солнца все еще слепили и мешали различить, что написано на дисплее. • Чуечка: — Завтра приду в школу. Вещи собрал, все в порядке, дядя не заметил — он вообще больше не приходил. Надеюсь, так оно и продолжится. — Как твоя работа в комитете? __φ(。。ヘ) Дазай хмыкнул и вместо ответа отправил фотографию себя с цветущими деревьями на фоне. • Чуечка: — С вами все понятно, глава. Опять отлыниваете? (￣～￣;) — <(≖ ︿ ≖)> • Дазай-сан: — У меня законный перерыв! (￣ω￣ ) — Ладно, допустим, я действительно ушел. Но я заслужил. — Пообедаем завтра на крыше? Тут все еще чертовски красиво. — Я хочу смотреть на это вместе с тобой. • Чуечка: — Звучит отлично. Значит, мы устроим себе личное любование цветущими деревьями? • Дазай-сан: — Если ты захочешь, то потом можем повторить его, но уже сидя под деревом. Лежать и смотреть на цветы над головой — восхитительно. • Чуечка: — Не откажусь и доверюсь твоему опыту. Я этим никогда не занимался прежде. • Дазай-сан: — О, Боже, ты точно из другой вселенной. Теперь мы обязаны это сделать. Не обязательно в школьном саду, у нас возле дома есть дерево. Оно уже заканчивает цвести, но на день-два его должно хватить. (∩ᄑ_ᄑ)⊃━☆ﾟ*･｡*･:≡( ε:) • Чуечка: — ( > W < ) — Элис сегодня интересовалась, с кем это я так часто стал переписываться. Пришлось сказать, что с другом... Но теперь она почти наверняка потребует, чтобы я привел тебя, или познакомил, или какую-нибудь другую чушь... • Дазай-сан: — А разве я не твой друг? Просто очень, очень близкий. (눈◡눈) • Чуечка: — Ты хотел сказать, мой парень? Просто очень, очень близкий для такого срока отношений? <(￣ ﹌ ￣)> • Дазай-сан: — Ах-х-х, ты умасливаешь подобными словами мое исстрадавшееся без тебя сердце! ╰(▔∀▔)╯ • Чуечка: — Прекрати издеваться, и... Идея с обедом. Это правда будет здорово. —Ох, черт, мне пора идти, меня зовут ужинать. Повар отказывается смиряться с тем, что я не ем, и все время чем-то меня пичкает. • Дазай-сан: — Приятного аппетита. (￣ω￣)/ Дазай отложил телефон, зевнул и потянулся, разминая кости. Хотелось домой, закутаться в одеяльный кокон и поспать. Впрочем, что ему мешает? Мешает приняло облик светловолосого дьявола из его класса, что поднялся на крышу и, блестя очками, утащил его обратно в аудиторию за ногу, пресекая любую попытку к сопротивлению мастерски выполненным захватом. Куникиде бы в полицию, там такие мастера задержания были бы кстати. Они разошлись по домам только к наступлению сумерек, и Дазай еле переставлял ноги, скорее перетаскивал их одну за другой, ощущая себя если не совсем мертвым, то почти убитым. Этим вечером он с чистой совестью зачеркнул на календаре последний день и напомнил сидящему за написанием очередной статьи Сакуноске, что завтра он приведет Чую домой, и вторую спальню на втором этаже они тоже займут — тесниться в одной комнате Дазай не видел смысла. Их вещи все равно будут путаться во время стирки, но если перепутать свою рубашку с рубашкой Оды было еще реально, то Чуя со своим размером определенно должен был оказаться выше всего этого.***
Сигнал на утренний подъем Дазай, к своему стыду, проспал, очевидно слишком измотанный обрушимся на его плечи шквалом работы накануне. Всю ночь его мучили кошмары, главным отрицательным героем которых был Куникида, едва ли не изрыгающий пламя и терзающий своего по идее начальника требованиями срочно просмотреть целый архив бумаг. В итоге разбудил парня Ода — для него было странным как всегда спуститься вниз и не обнаружить хозяйничающего в кухне брата. До обычного времени выхода шатена оставалось сорок минут, и юноша под добродушный смешок старшего брата бросился собираться, слыша вслед, что о завтраке он может не беспокоиться, Ода сделает им тосты и кофе. Дазай в очередной раз испытал прилив счастья и смутной благодарности за то, что небеса дали ему такую понимающую родню в лице Сакуноске. С мокрыми волосами и тостом в зубах он выбежал из дома практически в обычное свое время, на бегу открывая телефон и читая сообщение от Накахары. Тот предложил встретиться на общем для них перекрестке, и Осаму испытал чувство облегчения — он не так уж сильно и опоздает, рыжему не придется ждать слишком долго. Волосы от бега у него, конечно, высохли, но торчали как попало, так что когда Чуя его увидел, сдержать смеха не удалось. Дазай показательно надулся, но, увидев свое отражение, тоже не сдержал улыбки, хоть и закусывал щеки изнутри — он определенно хотел появиться перед парнем не в таком виде. Вопрос с волосами они разрешили довольно быстро, но непокорные вьющиеся концы впервые за довольно долгое время торчали куда хотели, совладать с их бунтом им не удалось при всем желании. — Буду говорить, что у них сегодня день непослушания, — ворчал Осаму, проходя через школьные ворота. На крыльце его поджидали Акутагава и Атсуши. Дазай при виде этих двоих моментально стер с лица улыбочку, сделал серьезное лицо и спокойно представил всех друг другу, после чего первым скользнул под прикрытие крыши. Остальные, словно свита, прошли за ним. Несколько прошедших в тишине минут они переобувались; Дазай по привычке вытряхнул из обувного шкафчика ворох оставленных ему бумаг — иногда старались учителя, иногда — Куникида. Листы были разных цветов и размеров, но содержание у них было одним — все это были просьбы и напоминания, которые он выгреб и скинул в сумку даже не читая; было бы в три раза приятнее видеть приподнятые брови Чуи, будь вся эта макулатура от поклонниц. Впрочем, и от поклонниц несколько конвертиков сегодня обломились, но это он обнаружил, открыв дверь в помещение дисциплинарного комитета. Три цветастых конверта лежали на полу, будучи подсунутыми под дверь. Однако далеко не все они были ему — два предназначались Акутагаве и Атсуши, и уже на последнем вывели его имя. Осаму плюхнулся на диван и открывал его со вздохами, пока на заднем плане Накаджима радостно скакал с первой полученной Валентинкой в руках, а Рюноске сверлил взглядом уже знакомый почерк. Поклонница у него была одна, зато надоедливая и упорная. Чуя неловко проскользнул в помещение последним и, закусив губу, поставил сумку на стол. — И... Чем вы тут занимаетесь, да еще и так рано? — заметив громады бумаг на столе главы, парень забавно округлил глаза. Дазай, продолжающий читать посвященное себе послание, молча вытащил из кармана связку ключей. — Рюноске, Атсуши, откройте двери в предметные классы. Спортзал не надо, если придут заниматься, то у них есть свой ключ. Откройте закрытые аудитории на втором и третьих этажах, закройте в них окна. Убедитесь, что все в порядке. Особенно доложите мне о четвертой парте у окна в классе 2-А, — Чуя вздрогнул и уставился на Дазая, но ничего не сказал. — После приходите сюда, выпьем чай или кофе, а я пока переговорю с Накахарой. Парни вышли, закрыли дверь, оставляя Чую наедине с главой. Атсуши перед уходом не удержался и щелкнул кнопкой чайника, потом было слышно, как он торопит друга — в школе пока было прохладно, а Накаджима не намеревался долго студить нос. Дазай сложил письмо, засунул его обратно в конверт и небрежно бросил на столик, по которому оно проехалось с тихим шелестом, немного не добрав до края. — Присаживайся, не стой столбом, — Дазай похлопал по сиденью рядом с собой, откинулся на спинку дивана, закидывая руку и прикрывая глаза. Накахара пожал плечами и принял предложение, чужая рука проворно легла на талию, прижимая его крепче к чужому телу. Дазай уткнулся лицом в его волосы и закрыл глаза, тихонько вздыхая. — В свободное время мы возимся с бумагами. Вчера Куникида из нас все соки выпил, так что в ближайшие пару недель мы свободны от занудного сиденья над ними, — Осаму прикрыл глаза, голос его был негромкий и такой... Чуя вдруг подумал, что, по сути, Дазай вне школы и в школе — два разных человека. Вне школы было место страстям, и то, что они были в ее стенах, роли не играло. Но Дазай в школе — строго при исполнении. У него мечтательная улыбка и леденяще спокойные, мертвые глаза. Такой Дазай пугал его до дрожи и вправлял ему ребра. Страсть, когда он такой, выглядела порочной и извращенной, но вызывала непроизвольный отклик, и Чуя, к своему стыду, когда-то тоже откликнулся именно на нее, пока Дазай не показал ему себя без этой маски. Сейчас он снова краснел, вспоминая все их частые встречи и ощущение пристального взгляда, что, приклеившись к спине, следил за ним. — Еще мы патрулируем коридоры. Открываем классы. Некоторые учителя не любят оставлять их на растерзание ученикам. Будет неприятно, если пропадет мелочь, а если что-то важное? Мы оберегаем учеников от них самих, по сути. Наблюдаем за проблемными. Учим их уму-разуму, иногда — жестоко. — Моих одноклассников ты тоже?.. — Чуя прикрыл глаза, ощущая приятное покалывание вдоль всего позвоночника — Дазай ерошил ему волосы, зарывался пальцами, чуть сжимал и оттягивал у корней. — Не без этого. Если они не поняли то, что я им сказал, то они идиоты. Я уже написал докладную. Осталось дать подписать Куникиде и отнести завучу, — Осаму вдруг убрал руку, а через мгновение пристроил голову на коленях Накахары, разыскивая его ладонь несколько мгновений и укладывая себе на голову. — В конце концов я обещал тебе, что защищу тебя от всех, если ты будешь моим. — Мне не нужно это, — негромко откликнулся рыжий, начиная нехитрую ласку, от которой Дазай мгновенно начал плавиться, жмурясь и подмурлыкивая, словно кот. — Возможно и не нужно, но с твоими одноклассниками... В конце концов следить за поведением учеников — моя работа. Эта травля вредила имиджу школы. Всю эту компанию почти наверняка удастся разлучить, раскидав по классам, если не натворят глупостей и не вылетят. Можем постараться сделать так, чтобы у тебя под боком оказался самый безобидный из них, — Осаму закрыл глаза, тихо и размеренно выдыхая. — 3вучит, словно у тебя с самого начала был хитрый план, — заворчал Чуя. — Ну, не без этого, — не стал отрицать парень, выводя на коленке рыжеволосого легко угадывающиеся геометрические фигуры. Чуя слегка постучал этой ногой по полу, мешая спокойно лежать, и Осаму притих. — Ты чертов манипулятор, — бесхитростно отреагировал на его слова Накахара спустя пару минут молчания. — Что теперь следует делать? Что дальше? Дазай со вздохом сел ровно, пригладил взъерошенные волосы рукой. — Если вступишь в дисциплинарный комитет, будет немного проще, — голос его лишился особых интонаций, стал абсолютно спокойным и нечитаемым. Чуя не мог понять, хочет он этого или нет. — Нам лишние руки тоже пригодятся, а у тебя будет что-то, что освежит память остальным при нужде. — Ну, поскольку ни в каких кружках я не прижился, то... Не откажусь, — Накахара взъерошил свои непослушные рыжие волосы. — Тащи сюда бланк, я подпишу. Дазай расцвел на глазах, отыскал необходимую бумагу и проследил за тем, чтобы все было заполнено правильно. Рыжий с фырком поставил последний иероглиф, и его тут же заключили в крепкие объятия. Накахара приглушенно охнул, но энтузиазма Дазая это не сбавило. — Отлично, теперь ты мой подчиненный, — Дазай отстранился с усмешкой, провел пальцем по его подбородку, от края к центру, обхватил пальцами. — Можешь потолковать с Акутагавой на тему должности заместителя, разделите обязанности, но пока что я определенно не откажусь от возможности тебе приказывать. Чуя дико покраснел, подался назад, однако Осаму вовремя подцепил его ногу своей, дернул, и рыжий завалился на диван, а через мгновение широкие ладони шатена уперлись по обе стороны от его головы, лишая малейшего шанса улизнуть. — Теперь тебе от меня не сбежать, Накахара Чуя, — глаза Осаму были полны той самой темной страсти, которую рыжий уже видел когда-то. То, что он называл мертвым морем чужих глаз, теперь было как никогда живым, и в животе от этого все скрутилось в напряженный узел, в паху сладко защекотало. — Чем больше твоего внимания я получаю, тем меньше у тебя шансов сбежать от меня снова, — Осаму нагнулся, провел губами по его напряженной шее, шепча: — Не устану тебя хотеть. Только мой. Чуя выдохнул и закатил глаза, позволил дрожи свести все тело, потом отпустить. Румянец жег щеки, но это не помешало ему легонько стукнуть пальцами о лоб увлеченного парня, который замер над ним, удивленно хлопая глазами. — Грязный извращенец. Будешь меня домогаться не тогда, когда с минуты на минуту вернутся твои подчиненные, — Осаму после этих слов крепко задумался. Чуя осторожно выбрался и сел на диване ровно, переводя дыхание. Сердце билось в груди, испуганное и отчасти даже жаждущее. Осаму очень быстро и крепко влился в его жизнь. С ним он разделил самое приятное и самое ужасное, что случилось за последнее время. С ним был первый поцелуй, первая ласка. Он рыдал ему в плечо после ссоры с дядей. Он планировал сбежать к нему, хотя и чувствовал себя ужасно неловко, представляя это себе. Все происходило слишком быстро. И Накахара боялся, что оно так же быстро и окончится. То, что у других занимало недели и месяцы, они воспроизвели в кратчайшие сроки. Правильно ли это? Он снова думал об этом, снова терялся и робел. Однако долго предаваться тягостным мыслям ему не дали. — Вещи точно все собрал? — Осаму сидел, прикрыв глаза, покачивая головой в такт какой-то играющей у него в голове мелодии. — Если что, я могу найти машину. Или можем взять с собой ребят. Не так уж это и трудно будет, — приоткрыв один внимательный карий глаз, Дазай посмотрел на притихшего рыжего. — Нет, все в порядке. Если потребуется, то я сам попрошу кого-нибудь. Или вызову такси. Я думаю, успеем ли мы сегодня до возвращения Мори-сана. И не застукают ли нас на месте, — Чуя вздохнул, скрестил руки на груди. — У меня три чемодана и две сумки. В шкафу еще точно были вещи. Но больше меня беспокоят личные предметы, вроде тетрадей, учебников. — Все-таки следует вызвать такси, — разрешил их сомнения Осаму, легко поднимаясь со своего места, выключая барахлящий чайник и заваривая им обоим кофе. Молока не было, так что Дазай налег на сахар. На стол были поставлены остатки выпечки, притащенная Атсуши почти тайком пицца разогревалась в микроволновке. Осаму накрыл стол вовремя — парочка возвращалась наперегонки, нарушая все правила, пользуясь отсутствием учеников и собственной безнаказанностью. Чуя за всем наблюдал внимательно, ловил мелкие жесты и повадки как новых знакомых, так и своего парня. Его парень. Все еще звучало немного непривычно, смущающе. Но весьма и весьма приятно. Накахара несколько раз проговорил это словосочетание одними губами и украдкой улыбнулся, бросил искрометно-быстрый взгляд на шатена — тот ничего не заметил. Они поели все вместе, потом стали заглядывать и слоняться по аудитории другие участники дисциплинарного комитета. Кто-то оставался на чай, кто-то просто узнавал, что должен будет сделать сегодня или когда собрание. Чуя удивлялся все сильнее с каждым новым лицом — всех их он видел, кого-то даже встречал в уличных драках, правда, все больше в роли тех, кто «успокаивает» зачинщиков. Были здесь и девушки — некие третьекурсницы Озаки Кое и Йосано Акико довольно шумно появились на пороге, на ходу сделав ручкой своре тянущихся за ними парней. Если бы он не знал, что у них обеих главная страсть жизни — фехтование, в схему к остальным они бы никак не уложились. Совсем Чуя оторопел, увидев на пороге и гения школы, и недавно переведенного к ним по обмену иностранца По, за чьими спинами мелькнула Акутагава Гин, одна из самых известных девушек второго года обучения, занявшая первое место в городе на соревнованиях по метанию ножей, а рядом с ней — давний знакомый лично Чуи — Тачихара, которому он крупно «задолжал» в одной драке. Когда-то два рыжих встретились в узком переулке, и Тачихара не погнушался пройтись неласковыми фразами по внешности Накахары, хотя сам был еще большим оборванцем и притом не менее рыжим. С той поры была меж ними ненависть лютая, и Чуя планировал все-таки разрешить их конфликт своей победой, а если выражаться проще и ближе к делу — вытереть лицом соперника асфальт. Тот, увидев Чую, ощерился в ухмылке, но потом прямо на его глазах Осаму приобнял Накахару и принялся жаловаться на грязные обвинения Куникиды, плаксивым голоском перебирая, какой он на самом деле замечательный, и как низко его ставит собственный подчиненный. Кажется, это сломало парня, и остаток дня Чуя даже тени давнего врага не мог найти. Самым обидным было то, что рыжему не понравился другой рыжий. Накахара ощущал с той поры смутную обиду — такие, как они, страдают от нападок других и должны бы держаться вместе. Однако Тачихара ломал все правила игры в угоду своей репутации одинокого волка и заоблачной самооценке. Теперь, по прошествии нескольких месяцев, Чуя уже почти наплевал на ту зацепившую за самое нежное неудачу. Дазай каждое новое лицо встречал, как давнего друга, ненавязчиво что-то спрашивал, убеждался, что все в порядке, просил что-то сделать днем и оставлял в покое. Чуя решительно не мог понять, как, при всей известности этих людей скорее в бандитских кругах, Осаму удается столь легко и без проблем ими командовать. В его понимании, Осаму держал на поводке целую стаю Церберов. И он, по идее, один из них с этого дня. Приживется ли он здесь? — О, ты ведь новенький, да? Нервничаешь? — Чуя вздрогнул и повернулся к подсевшей на диван Йосано. — Волнуюсь, примут ли меня здесь, — сознался Чуя, выпутываясь из крепкой петли чужой руки. Дазай бросил на него короткий взгляд, но позволил расширить личное пространство. — О, не беспокойся об этом. Если сравнивать тех, кто находится здесь, и тех, кому хода сюда нет, то мы... Можно сказать, высшее общество. Уясни вот что: если тебя позвали сюда или приняли, дальше проблем не будет. Цапаться с друг другом мы можем на улице, но повод должен быть весомый — у Дазай-куна с бунтарями разговор короткий, — Акико растянула чувственные губы в ленивой улыбке, обвела всех вокруг быстрым взглядом, поерзала, расправляя под собой юбку. Чуя свел брови над переносицей, и девушка вздохнула, заправила за ушко темную прядку. — Хорошо, я попробую объяснить получше. Все мы здесь за какие-то свои таланты, достижения или потенциал, который Дазай-кун увидел в нас и ждет, когда он раскроется в полную силу. Сложные, упрямые, нередко за бунтарским характером скрыто тяжелое прошлое, и у многих здесь есть вторая фамилия, которая связывает нас с кем-то из нашей высокопоставленной родни. Вопреки мнениям, мы не ходим в элитные школы — нам хорошо здесь. Мы ведем двойные жизни — дома мы светские люди, привыкшие держать осанку, здесь — школьники, которым позволено дурачиться и не бояться замарать репутацию этого места, — в этот самый момент к ним подошел Рампо, и они оба перевели на него взгляд. — Если брать как пример тебя, — начал парень. — Я не связан с той фамилией, которую вы хотите назвать, — мгновенно среагировал Чуя, прищурился в ответ на аналогичный прищур Эдогавы. — Я не имею ни влияния, ни власти. Учитывая последние события моей жизни, я даже не уверен, что от меня не откажутся. — Я не о твоей родне говорил, — вздохнул парень, покачав головой. — Но я учту, что в твоем деле стоит покопаться, потому что там есть нечто интересное. — Рампо у нас подопечный директора Фукудзавы, — весело улыбнулась Йосано и панибратски приобняла смутившегося Накахару за плечи, глядя на что-то за его плечом краем глаза. — Продолжим разговор, — нетерпеливо напомнил о себе Рампо и занял местечко на подлокотнике дивана. — Дазай не приводит к нам тех, у кого нет будущего. У нас есть внутренняя сила или влияние, способное помочь ему в достижении той или иной цели. Иногда это просто способность драться. Иногда — острый ум. Приведу пример — Акутагава Рюноске, в отличие от своей сестры, не достиг никакого успеха в использовании оружия. Дерется средне, и его не отправишь патрулировать улицу. Но он прекрасный организатор и очень исполнителен. Бескомпромиссный, максималистичный — с ним не любят выполнять задания, потому что он не отступит от первоначальной цели, даже если ему придется бросить коллегу. Однако сейчас у него появился второй номер. И это, пожалуй, то самое благотворное влияние на него — доброта и энергия Накаджимы уже сейчас перекрывает слабые стороны и стачивает острые углы его характера. Понятия не имею, как новичок это делает. Но это к лучшему, — Рампо демонстративно пересел к мгновенно ожившему По, который следил за ним глазами с видом очень преданного зверя и прежде выглядел скорее как побитая возлюбленным хозяином собака. — Теперь ты понимаешь? В тебе есть что-то, что позволит тебе сформировать с кем-то из нас команду. Разумеется, не со мной и не с Рампо, у нас уже есть вторые номера, — Акико расцвела улыбкой. — Но... — Он мой, Акико, — негромко подал голос Осаму и вновь повернулся к своему предыдущему собеседнику. Однако все как повымерли, услышав эти слова. Стало мертвенно тихо. — Ты хочешь сказать, что ты, в одиночку ставивший нас на колени, теперь заведешь себе еще и поддержку? — уточнила девушка, и в голосе ее послышалась взволнованная хрипотца. — Именно так, — голос Дазая был ровным и безмятежно спокойным. — Знаешь, он ведь у нас самый сильный, самый умелый, — девушка снова обернулась к Накахаре, прижалась ближе, тесня его, но Осаму прижался к нему с другой стороны, сверля ее напряженным взглядом. Вдвоем они зажали растерянного рыжего, как кусок сыра между двумя половинками булки. — И он один на один сломил каждого из нас. Однако все еще не верит, что мы, если потребуется, защитим его даже ценой своей жизни. Его и его цели, — Акико скользнула рукой по бедру Чуи, и он поспешно перехватил ее кисть, краснея. — Однако вот появился ты, и... Он согласен доверить тебе свою спину. А ведь он из нас тут самый опасный, самый родовитый, самый влиятельный, самый... — Хватит, Акико, — Дазай опасно прищурился и последние слова почти сцедил с губ. А в следующее мгновение Чуя уже оказался у него на коленях, не успев даже среагировать, столь молниеносным было действие. — Ты мне подчиненного пугаешь! Не такой уж я и... Йосано перебила его, коротко и очень цинично хохотнув. Остальные тоже не сдержали смешков. — Знаешь, такой скромный, — девушка упрямо обратилась к ерзающему и испытывающему определенные неудобства рыжему, игнорируя своего босса. — Он у нас... — Акико... — Потомственный мафиози, наследник всей киотской мафии, — все-таки закончила девушка, гадко улыбаясь почти оскалившемуся Дазаю. — Я предупреждал, Акико, — начал Дазай, взглядом подыскивая, куда деть Чую, чтобы открыть себе некоторый простор действий. Несколько мгновений между этими двумя чувствовалось напряжение, от которого волосы дыбом вставали. Но его снова рассеял Накахара — почуяв, что дело запахло жареным, он наоборот вцепился в шею шатена, не давая ему освободить руки, перебирая непослушные прядки. — Пусти меня, Чуя, — коротко отчеканил глава, темнея лицом. Но Накахара только крепче прижался, сдерживая готовую выплеснуться силу, хотя чувствовал себя так, словно своим телом намеревался остановить подрыв мины. — Не такой уж это и пугающий факт твоей биографии, — выдохнул он. Сердце билось в горле, мешая сглотнуть. — Если собрался тратить на что-то вроде взбучки время — подумай трижды, прежде чем это сделать. Мне кажется, мы очень удобно сидим, и я не хочу подниматься с места. Это было откровенное использование вероятных рычагов давления. Но это сработало, и рыжий даже сам удивился. Дазай снова затих, напряженный, почти подрагивающий. Потом уткнулся Чуе в плечо, потерся лицом, сжимая крепко, до протестующих звуков. — Спасена... ну, я бы сказал, что тут вовремя прибыло письмо от кардинала, — высказался Рампо со своего места, поднимаясь, покачивая головой — им с По явно здесь не место сейчас. Йосано криво улыбнулась и незаметно обтерла пот с лица. Коленки все еще дрожали — она слишком хорошо помнила то выражение лица Дазая. С таким же он принял бой в первый раз. И выиграл. Она вновь оказалась очень близко к черте. Доводить Дазая — как играть в русскую рулетку. Однако она должна была проверить свое предположение. И теперь была как никогда рада, что Накахара появился здесь — пусть он оказался слишком близко к их главе, Осаму это было необходимо. — Теперь я понимаю, как именно он тебе помогает. Но он делает тебя слабее. И я не знаю, что позволяет ему быть столь обезоруживающе близко к тебе. Однако будь осторожен, его непременно захотят использовать, — Акико медленно поднялась, скрывая дрожь в ногах, и отправилась туда, где ее ждала Кое; вдвоем они скрылись в гуще толпы, которая зашушукалась, потом заговорила в голос, обсуждая заявление главы. — Надеюсь, ты осознаешь, что теперь ты точно от меня не отделаешься, даже если очень захочется? — Дазай очень демонстративно скользнул кончиком носа по его шее, остановив губы рядом с его ухом. — Я тебя за эту сцену поставлю на колени прямо в школе и заставлю краснеть до головокружений, ты меня понял? Чуя моментально залился краской и понятливо угукнул, внутренне сжимаясь — он еще не совсем понял, за что именно придется страдать. Но определенно знал то, что Дазай, лишившись возможности наподдать главному виновнику, сделает из него личного козла отпущения и воспользуется этим на полную катушку. Кофе, когда он его пригубил, был горьким и холодным, а в животе и вовсе свернулся комком льда от страха.***
Впервые с того момента, как он перевелся в эту школу, его не дразнили и не доставали. Он спокойно просидел первые уроки, а в обед в дверях нарисовался Дазай с Накаджимой за плечом. Радостный младшеклассник поднял над головой бенто, и Накахара невольно улыбнулся тоже, отложил линейку и ручку, которой выделял заголовки в конспекте, достал из сумки свою коробку и довольно быстро вышел к друзьям. Тишина в классе была красноречивой — все уже знали, куда он вступил, и помнили, что над ними завис Дамоклов меч. Чую отчуждение устраивало — одиночкой быть было не ново. Они вышли на крышу — солнце и жара лишили ее привлекательности для большей части учеников, но Чуе даже понравилось — щурясь, он позволил друзьям смотреть, как рассыпающийся по шевелюре свет создает иллюзию огня в его волосах, золотит отдельные прядки, которые подскочивший Накаджима вылавливал из общей массы. Атсуши напоминал очень невинного и радостного, гиперактивного ребенка. Но на удивление не раздражал своим излишним вниманием — или пока не раздражал. Чуя планировал устроиться у края, там, где тень от водонапорной башни защитила бы их от безжалостного солнца. Он уже собрался сесть на ровный бетон, когда Дазай неожиданно дернул его за собой и, как оказалось, не зря — они шли к другой стороне крыши, где их ждал плед, на котором Осаму устроился сначала сам, а потом устроил его между своих бедер, используясь в качестве прикрытия от солнца. Атсуши за едой болтал, но палочками пользоваться не забывал, не стесняясь говорить с набитым ртом. Хотя это не мешало Чуе отлично его понимать, в отличие от Дазая — глава такого счастья был лишен и постоянно переспрашивал. В итоге Накаджима доел первым и, смущенный, убежал к Рюноске, который настолько не любил солнце, что отказался от затеи есть не в помещении. Осаму послал ему вслед ехидную фразу, добившись покрасневших щек, а потом выдохнул с облегчением. — Я уже думал, он вообще не уйдет сегодня, — проворчал он, потираясь о плечо Накахары щекой. Рыжий предпочел ничего не говорить и продолжать есть, подкармливая свесившегося ему на плечо парня — Осаму был очень даже не против потаскать чужой обед, хотя пришлось слегка развернуться им обоим, чтобы не крошить рисом и не ронять еду на себя. Еще горячий кофе стал прекрасным окончанием трапезы, и Чуя сыто вздохнул, откинулся на чужое плечо. Таких хороших дней у него много месяцев подряд не было, даже волнение пропало. Дазай какое-то время еще доедал остатки бенто — его собственное они умяли на треть, но планировали исправить это на следующей перемене. Когда палочки легли в коробку, а крышка защелкнулась на замки, они очень уютно устроились на пледе. Дазай оперся спиной на бетонный бортик, Чуя, в свою очередь, устроился перед ним, надежно закрепленный кольцом рук. — У нас есть еще минут сорок, — рыжий насторожился, услышав подмурлыкивающие интонации в его голосе. — И что ты предлагаешь делать? — осторожно поинтересовался парень, порываясь оглянуться через плечо, окинуть собеседника пристальным взглядом. — Я ведь обещал тебе, что поставлю на колени прямо в школе и заставлю краснеть? — голос парня стал ниже, и Накахара трусливо ерзнул, ощущая себя не в своей тарелке. — Сделай так еще, — тут же попросил Дазай, губами прихватывая кромку уха. Рыжий покраснел и закусил губу, когда контрастно прохладная рука поползла ему под рубашку, а вторая принялась возиться с его ремнем. Поглаживания сквозь ткань белья были будоражаще-приятными, Чуя не смог сдержать зачастившие дыхание и пульс. — Все еще умиляюсь тому, как легко ты заводишься, — пробормотал сзади Дазай, о котором парень даже забыл. — А сам-то? — Чуя был смущен и не смог сдержать терзающего его нервоза. — А я могу сдерживаться. Но не хочу. С тобой не хочу, — Осаму сжал плоть Чуи сильнее, почти до боли, и тот задергался, заскулил, часто и тяжело дыша. — Ну же, Чуя, прекрати стесняться. Я тоже хочу немного ласки, — напомнил парень спустя время, когда Накахара уже не мог сдерживать крупной частой дрожи, охватившей все тело. — Это не я начал... все это, — гулко сглотнув, рыжий через силу свел бедра и прекратил изгибаться, простонал, ощутив, как Дазай убирает руку. Ткань школьных брюк сильно стянула пах, и Чуя едва слышно зашипел, расстегивая подрагивающими пальцами тугую пуговицу и молнию, шумно выдохнул, стянув трусы. — Ну вот, значит, мне удастся посмотреть на твою задницу, пока ты будешь брать, — Осаму облизнулся, хотя щеки у него нежно порозовели. Чуя неуверенно поднялся, оперся на колени и развернулся к нему. Щеки у него пылали, голубые глаза посинели от возбуждения, и шатен снова облизнулся — в этот раз от волнения и легкого нетерпения, от которого он лишь шире развел ноги, скользнув ладонями по своим утянутым бедрам. — Я могу встать, если так будет удобнее, — предложил он, пока Чуя пытался слегка прикрыть обдуваемую всеми ветрами задницу. — Сделай милость — встань на колени и заткнись, — не сказать, чтобы Чуя действительно знал, что делать, но комментарии Дазая, который решил, что здесь и сейчас — самое место и время для минета, раздражали еще больше. Неловко придерживая ткань брюк, Чуя приблизился, смущаясь чересчур пристального взгляда сверху. Осаму давил на него своим вниманием, заставлял краснеть и робеть — собственно, чего он и добивался. — Просить не смотреть так внимательно будет бессмысленным, да? — вздохнул юноша, отводя взгляд, потом начиная возиться с чужими штанами. — Ну, первое время я могу попридержать свой интерес, — неловко кашлянув, Осаму снова притих, вздрогнул, почувствовав неуверенные поглаживания. — Только не томи, ради бога, время идет. Чуя вяло огрызнулся в ответ, ощущая себя неловко со спущенными штанами, стоящим на коленях перед Дазаем, с которого брюки стянул он сам. Все происходящее до абсурда сильно напоминало какую-то неудачную зарисовку на тему школьных отношений двух негетероориентированных парней и было неуклюже шаблонно. Но реальная жизнь и была шаблоном и притом — не самым удачным. Чуя выдохнул, положил одну ладонь Дазаю на бедро для опоры, как мог сжал пальцы, впиваясь ноготками в кожу. Вторая приспустила мешающиеся трусы — влажная от смазки головка мгновенно закачалась перед губами, дразняще краснея. Осаму прижал ладонь тыльной стороной к лицу, шумно выдыхая и мелко подрагивая, стоило Накахаре слегка лизнуть солоновато пахнущую терпкую смазку; предэякулят потянулся блестящей тонкой ниточкой, едва он подался назад. Было на удивление... Приемлемо? Увидь их кто сейчас во время такого занятия — и Чуя предсказуемо сгорел бы со стыда, однако один на один было не так уж и плохо; не хуже, чем когда они зажимались у него дома, где тоже были свои риски. Тогда это было, как раскусить перчинку — жжет и заставляет метаться. Сейчас смущение было вместо приправы к целому блюду, и ощущения из-за этого были несколько иными; адреналин бил в голову, заставляя немного задыхаться, но колотило все тело, доводя до состояния близкого к помешательству. Сглотнув и прикрыв глаза, рыжий взял себя в руки — следовало разобраться с делом, смущаться и паниковать он найдет минутку на досуге. В одном Дазай был прав — времени у них не так уж и много. А значит нужно было действовать — он хотел сделать приятно, отблагодарить за то, что Осаму прислушался и из-за него в какой-то мере попал в двоякую, даже компрометирующую ситуацию перед своими подчиненными и друзьями. Как видно, не каждый день их глава так кого-то опекал и волновался о производимом впечатлении, что утаивал важные сведения. Чуя был особенным человеком, это скрывалось из рук вон плохо, но все-таки. Теперь и Накахара хотел показать, что Дазай для него особенный — только потому он стоит на коленях со спущенными трусами и отсасывает ему, позволяя, зарывшись пальцами в волосы, подталкивать себя к продолжению. Он аккуратно обхватил влажную головку губами, подался вперед, вбирая член в рот, посасывая, лаская языком, часто сглатывая вязкую смазку. Осаму подрагивал, крупно содрогался и иногда шипел сквозь зубы, не давая голосу воли. Чуя пальцами примял нежную кожу мошонки, вскинул глаза, проверяя, что партнеру приятно. В ответ на него посмотрела настоящая бездна — глаза Дазая стали темными, почти черными, сам он низко опустил голову, облизывая пересохшие губы. Чуя торопливо опустил взгляд, ощущая себя загнанной в ловушку добычей, и продолжил насаживаться, причмокивая слюной, отрываясь, чтобы коснуться головки поцелуем, чтобы обхватить основание члена ладонью и помочь себе сделать ласку приятнее для них обоих. Губы приминали набухшие венки и Осаму едва слышно простонал, слегка запрокидывая голову. Чуя чувствовал, что течет, и все не решался посмотреть, но зато вместо него смотрел Дазай, и, кажется, зрелище его возбуждало — по крайней мере, дышал он все чаще, потом погладил Накахару по щеке и надавил на затылок, мягким давлением ладони задавая темп и направляя. Рыжий послушался, стараясь больше не отвлекаться на посторонние наблюдения, и закрыл глаза, доверяя Осаму следить за его действиями, решать, продолжать ли ласку или стоит попробовать иначе. — Аккуратнее... с зубами, — прохрипел шатен спустя несколько минут. Чуя чувствовал, как трясет все тело, как парень удерживает себя на ногах, как напряжены мышцы его бедер. — Стой, подожди, иначе в рот кончу, — Осаму тяжело прерывисто втянул воздух. Накахара остановился, открыл глаза и поднял на него взгляд. У Дазая заметно дернулся уголок губ, а в следующее мгновение пришлось зажмуриться — парень, кажется, не удержался и кончил ему на лицо. Чуя перестал дышать, потом аккуратно открыл глаза и окаменел — часть спермы была у него на щеке и губах, но форма... Форма теперь нуждалась в срочной стирке. Дазай отпустил его волосы и тяжело опустился рядом, виновато улыбнулся. — Прости, я просто, просто... — Осаму судорожно пытался отыскать слова, чтобы описать, как Чуя доводил его до дрожи в коленках, как он почти заставил его кончить, отстранился, и губы у него были... такими припухшими, и яркими, и мягкими, влажно блестящими. Как он позорно спустил в тот же миг, хотя хотел кончить в руку, чтобы не испачкать их обоих. — Моя вина, я отдам тебе свой гакуран, у меня все равно следующим уроком физкультура. Я могу не переодеваться потом обратно. Накахара покачал головой, отмахнулся от настаивающего главы и, подцепив влажные салфетки для рук кончиками пальцев, вытер лицо, застегнулся и кое-как привел себя в относительно удобоваримый вид, чтобы, сняв пиджак, аккуратно сложить его — главное не оставить его здесь и, не засвечивая, убрать в сумку по возвращении в класс. Дазай застегнул штаны, просунул ремень в петли и вспомнил, что Чуя так и не получил удовольствия, и разрядки у него тоже вроде не было. — Иди сюда, — рыжий едва успел пискнуть, как оказался усажен Дазаем на плед снова. Парень вновь устроился у него за спиной и, несмотря на все протесты, снова расстегнул штаны и приспустил трусы. Чуя зажмурился и сжался — он почти уже справился с тянущим возбуждением между ног, а теперь все усилия пошли прахом — Осаму быстро дрочил, приятно оглаживал член, тер головку большим пальцем, мял яички. Хватило нескольких минут умелой ласки и пары дразнящих поцелуев в ухо, чтобы Накахара кончил. Дазай вытер ладонь о салфетку с чувством выполненного долга и стал одевать Чую, за что получил по рукам — и не единожды. — Ты придурок, Дазай, — выразительно, но беззлобно проговорил Чуя, поспешно отсаживаясь подальше от конченного извращенца и поправляя свою одежду. — Это последний раз, когда мы занимаемся таким в школе, клянусь — в следующий раз я дам тебе такого пинка, что мало не покажется! — рыжий не удержался и погрозил расплывшемуся в хитрой улыбке парню кулаком. — Ах, ты такой забавный, Чуя-кун! Особенно когда думаешь, что у тебя получится, — промурлыкал шатен, заставив мальчишку вскипеть еще сильнее. Они немного поговорили о том, что будут делать после уроков, где встретятся, прикончили напитки и стали собираться. Дазай торопился в раздевалку, Чуя спокойно вернулся в класс. Все гудели, как потревоженный улей, на его приход никто не обратил внимания. Накахара непроизвольно попытался разобрать, о чем все говорят. — Слышали? Говорят, на следующей неделе к нам в класс придет новенький! — А почему в середине второго семестра? — М, вроде бы это связанно с переездом его родителей... — Его? Это парень? Вот бы был симпатичным! — Все, что не наши парни, как правило, нормальное и симпатичное! Не то что эти... — А-ха-ха, и не говори! Чуя едва слышно фыркнул и закатил глаза. К новому семестру в этот класс подтягивалось все больше народу, но что по-настоящему напрягало Чую — это некоторые представления, как встретят новенького. Он своим одноклассникам не пришелся по душе сразу, если не сказать — с первого взгляда, а все хилые попытки подружиться с ними сломались в тот момент, когда местная гопота решила прицепиться к его цвету волос, посчитав, что мелкий — слабак, очередной фрик и вообще не очень-то им и нравится его смазливое личико с необычными для большинства японцев чертами. Прозвучавший звонок не помешал ему продолжить думать. О том, что он с самого детства имел нетипичные для японца черты лица. О том, что мать Элис, чистокровная немка, тоже дала девочке свои отличительные черты — начиная от цвета волос и глаз, заканчивая чертами лица и телосложением — в отличие от своей хрупкой, болезненной матери, так рано умершей, Элис была здоровой и могла стать высокой, может быть ниже своего отца в силу ограничений пола, но с привлекательными формами и нетипичными для большинства девушек в этой стране особенностями. Дабуру — красивые дети, и Чуя был рад, что Элис способна сама постоять за себя, если ее попытаются снова задеть смешанным происхождением. Хотя он помнил, как она впервые пришла домой с подготовительных занятий заплаканная, цепляющаяся за плечо отца. «Они назвали меня хафу! А я не хафу, я Элис!»: — ревела она, прежде чем растерянный и мрачный дядя Мори передал девочку на руки Чуи, который тут же принялся ее успокаивать, рассказывая истории о своих проблемах. Мори знал о них, но не понимал, что так задевает его детей. Он никогда не сталкивался с травлей полукровок. Он не чувствовал к себе иного отношения. Он был японцем, чистым, не знающим, каково это — отличаться, считаться половинкой, несовершенным, убогим только потому, что один из твоих родителей — не японец. Чуя знал. Его рыжину и голубые глаза слишком часто ставили в вину, не зная, что это отличительные фамильные черты. Что аристократический род Накахара в свое время устраивал браки только со светловолосыми людьми, имеющими яркие глаза. Куда ни пойди в каком угодно уголке Японии, те, кто не были черноволосыми и темноглазыми, были редки. И всегда красивы. А еще — их жестоко высмеивали, травили, причисляли к одержимым духами, отдавали в храмы, еще чаще — продавали в бордели, как диковинку. Но Накахары построили свой род на браках с такими детьми. Они не загнили, как другие семьи, потому что их кровь все же обновлялась. Чуя мог сказать, что ему досталось все самое лучшее, что могла дать мама. Кем бы ни был отец, он вернул утраченному, как казалось, роду, надежду на будущее. Чуя не был половинкой, но относились к нему не лучше. К счастью, он знал и другое название полукровок. После этого Чуя научил и Элис этому слову. Дабуру. Не половинка, а двойное наследие. Про себя Чуя мог только гадать — кем был его отец? Был ли он и правда иностранцем, хотя бы полукровкой — или же всего лишь заявили о себе гены древней аристократической семьи Накахара? Дядя был уверен, что это они самые. Чуя, глядя на себя в зеркало, не мог определиться. У него были не все отличительные черты японцев. Сам тип его лица мешал спокойно судить об этом. Но на портреты он и правда был похож, да и красивый разрез глаз, который он иногда, глядя на себя, очерчивал пальцами, у него был. И высокие скулы. Маленький нос, приятной формы и подходящие по размеру губы. Чуя знал — тело подростка переменчиво, к двадцати у него вполне могут пропасть некоторые неопределенные черты, изменится его телосложение, перестанут вызывать вопросы его светлые-светлые веснушки и россыпь родинок по телу, нередкая у настоящих рыжих. Но страх оставался. Частичка его не хотела быть дабуру, как и Элис, по-настоящему. Девочка рано или поздно вырастет, станет женщиной. Зная ее характер — отцовский, а может быть, говорила арийская кровь ее матери — Элис не выйдет замуж за мужчину, который будет ценить ее меньше, чем ценил родитель. При этом свое место в жизни, работу, образование, девочка была в состоянии выгрызть из чужого горла просто назло кому-нибудь. Играючи, закованная в лед своих глаз и слепящий свет своих волос Элис с улыбкой наступала своими строгими и аккуратными туфельками на ребра тех, кто относился к ней не самым должным образом. Даже Чуя был более безобиден, но ему всегда говорили, что женщины коварны и злопамятны, лучше с ними не связываться. Накахара уже по привычке записывал за учителем его слова, рисовал на полях шестиугольники и квадраты, заполняя их точками, волнами, спиралями и кругами, резкими линиями треугольников, фигуры помещал в фигуры. На душе было тревожно, и с каждым щелчком часов эта тревога росла. Накахара был не уверен в том, что делает, боялся, что побег не удастся. Нужно ли ему попрощаться со всеми домочадцами, которые столькое для него сделали? Сможет ли он напоследок облазать весь участок, припоминая столько мелочей, связывающих его с этим старым поместьем? Чуя не хотел уезжать из места, которое считал домом, однако оставаться на месте тоже не мог. Он боролся с собой, ломался, и Дазай, встретив его после уроков уже у ворот, даже встревожился. Не пойдет ли рыжий на попятный, когда они начнут выносить вещи? Теперь у них обоих скребло сердце, однако Осаму все равно довел парня до ворот, все время почти касаясь его руки, а, свернув на нужную дорогу в стороне — взял ладонь Чуи в свою, сплел пальцы, игнорируя взгляды некоторых прохожих. Накахара выглядел так, словно вот-вот расплачется, и был абсолютно безволен. Но кому-то из них нужно было продолжать функционировать. Если парень не может сам — Дазай все сделает за него. В конце концов уходить из дома с камнем на душе тяжело, но его нужно выбросить прочь и продолжать путь. На подходе к нужным воротам Чуя взял себя в руки и благодарно прижался плечом к груди Осаму, тормозя их у входа на долгие, тянущиеся патокой секунды. Шатен обнял его в ответ, прислонился щекой к рыжей макушке и перевел дыхание — они довольно быстро шли, он запыхался, пытаясь справиться со своим волнением. Чуя отстранился первым, достал телефон и взглянул на часы. — До приезда дяди еще четыре, может быть даже пять часов, но нам в любом случае нужно еще многое сделать. Идем, — Накахара отвернулся, набрал в грудь побольше воздуха, выпустил и только после того потянулся открывать калитку. Дазай невольно оглянулся вокруг, словно боясь, что сейчас налетят машины, и их с Чуей разлучат — все-таки их поступок Мори-сан мог использовать против них же, шанс такого поворота имел место быть. Чтобы успокоить свои разбушевавшиеся нервы и придать твердости их решимости, шатен снова взял возлюбленного за руку, и снова получил благодарную улыбку. Они оба были просто глупыми от любви мальчишками, которые хотят счастья друг с другом, но вместе они были сильнее. Дазай не так боялся уличной шпаны и разборок с кем постарше, как боялся потерять этого рыжего, порой ничем не уступающего ему, но очаровательного в своей наивности юношу, не осознающего своей силы. Дома было тихо, но их ждали — Лин-сан только молча вышла к ним, выкатывая дополнительный чемодан и кивнула. Чуя невольно покраснел под внимательным взглядом темных глаз и непроизвольно попятился, наткнувшись спиной на грудь Дазая, который тут же положил руки ему на плечи, мягко сжимая пальцами. Женщина понятливо улыбнулась. — Если мы молчим — это не значит, что мы ничего не видим. Бегите, молодой господин. Нам будет вас не хватать, однако, если вам есть, куда бежать, и есть, кому о вас позаботиться — ничего не бойтесь и не мешкайте. Мы позаботимся о доме до вашего возвращения, если оно наступит, — она легко поклонилась и передала чемодан Дазаю. — Оставьте мне ваш телефон, вернете чемодан позже. Я все равно не пользовалась им последние пять лет. Когда закончите собирать вещи — позовите Жака, он отвезет вас, куда потребуется, у него сегодня выезд на рынок за продуктами, — женщина улыбнулась и легко потрепала Чую по щеке. — За нас тоже не бойтесь. Мори-сан едва ли сделает нам что-нибудь, он даже и думать не станет о том, что это мы помогли вам так легко уйти. Вперед, вам еще много нужно упаковать. Машина в гараже, все, что собираетесь увезти, несите туда. Элис-сама прибудет только через полчаса, и я сразу же провожу ее в комнату. Постарайтесь не сильно шуметь и не привлекать лишнего внимания. Они оба понятливо кивнули и бросились наверх. Дазай заприметил уже собранные чемоданы, но на всякий случай все равно принялся проверять, осталось ли в них место. Пересортировав некоторые предметы и набив чемоданы до состояния, когда на крышку пришлось плюхаться вдвоем, чтобы застегнуть молнию, они получили еще полтора чемодана дополнительного места, куда пошли остатки вещей и обуви. Дазай в жизни не мог бы предположить, что в маленькой комнатке подростка может уместиться столько вещей, которые они точно так же смогут раскидать по нескольким вместилищам. В сумки они положили вещи личного характера, мелочи вроде зубной щетки и шампуня, полотенца, технику, вроде портативной консоли, провода для ноутбука и телефона, лекарства. Комната стояла почти пустая — мягкие игрушки, статуэтки и остальную дребедень они проигнорировали. В одолженный чемодан пошли учебники и другие книги, манга, тетради, блокноты, предметы для письма, купленные впрок, брелоки. Один из них, с рыжим мультяшным котом, Чуя протянул Дазаю. Тот принял его с недоумением, а Чуя показал парную собаку к нему. Осаму усмехнулся. — Спасибо, что не стал давать мне собаку. Если честно, я их не люблю, — Осаму быстро повесил своего кота на телефон, с удовольствием рассмотрел четкие линии и яркий цвет рисунка. — Нужно будет тоже придумать, что тебе подарить парного, — он мысленно поставил галочку хорошенько подумать об этом на досуге. Накахара усмехнулся и проверил под кроватью и в шкафу. Он собрал все, что мог — деньги, технику, картинки, все, что мог назвать своим, и что было не лень тащить, чтобы не возвращаться сюда тайком. Открыв балкон, он занес в комнату хранящиеся там тайком сладости и угостил Дазая. — Сделал тайник, чтобы не бегать на кухню, когда Мори-сан дома, — пояснил он, шелестя упаковкой шоколада. — Если честно, так страшно отсюда уходить, и сразу даже стало казаться, что ничего такого страшного со мной не происходило, что все можно пережить, — Накахара откусил уголок, старательно хрустя печеньем. Дазай молча рассасывал глазурь с Поки, прежде чем начать пережевывать палочку. — Это иллюзия, — сказал он наконец. — Когда я уезжал от родителей, мне в последний миг тоже показалось, что лучше с ними, чем вот так. Однако Ода показал мне, что так, как было у меня, не должно было быть вообще. Многое из того, что я знал и видел, неправильно, несправедливо. Отношение ко мне тоже должно было быть иным. Моя мать — очень сильная женщина, они с отцом всегда имели очень много подчиненных, управляли делами по совести и железной рукой. Но не все их дела были законными, — пояснил он. — Я не могу одобрить многих вещей, которые они делали, даже если сам я только теперь понял, насколько неправильными они были, как и то, что я помогал им во многом. Любимого ребенка не вмешивают в подобное, не учат, как он должен относиться к подчиненным, как держать их в узде. Эти знания пригодились, когда я стал главой ДК, но я использую их не чтобы держать подчиненных в страхе, как они, а чтобы вызывать уважение несмотря ни на что. Многие члены комитета достаточно близки со мной и имеют собственные представления о том, что можно, а что нельзя. В какие-то моменты они знают, что лучше играть в абсолютно послушных куколок, в другие так делать не следует. Куникида тому пример — ему никакие мои заслуги и репутация не помешают хорошенько оттаскать меня за уши, если я задержу бумаги, но когда приходит проверка, он отчитывается о том, насколько много я делаю для сплочения группы, — Осаму отдал последнюю палочку парню и смял упаковку в кулаке. — Прости, если я не очень понятно рассказываю, но я не все могу рассказать о себе и многое не хочу воскрешать в памяти. — Ничего страшного, я тоже о многом не готов говорить, да и говорить не о чем, на самом-то деле, — Чуя поднялся, выбросил упаковки в забитую бумагой мусорку. — Нужно будет попросить Лин-сан прибраться здесь, чтобы дядя никаких следов не мог найти. Потащили чемоданы к гаражу, я хочу побыстрее уехать и ни о чем не волноваться. Дазай кивнул и поднял один из чемоданов — набитые всем подряд, они весили просто непомерно даже для неслабого парня. Осаму аккуратно поставил его обратно на пол и отыскал ручку — да, определенно, катить их будет значительно удобней. И Осаму с удовольствием ухватил еще и второй, открывая себе дверь, и... — Попались, — Элис, стоящая на пороге, стала полной неожиданностью. Лин-сан за ее спиной отчаянно жестикулировала, извиняясь. — Прекратите паниковать, я же не идиотка, чтобы пропустить вчерашние и сегодняшние сборы — вы же топаете, как слоны! Если бы папочка не был слишком занят, даже он бы еще вчера заметил. И куда ты собираешься, Чуя-нии? — девушка вошла в комнату, с легкостью открыв дверь, которую Дазай постарался удержать ногой. Шатен отступил, удивленно моргая. — Я просто использовала свой вес, как рычаг, — пояснила девушка, с легкостью качая дверь туда-сюда, навалившись рукой на ручку. — Лин-сан, пожалуйста, идите вниз, нам с мальчиками нужно серьезно поговорить! — заявила блондинка безапелляционным тоном, закрывая дверь перед носом женщины, словно загоняя их с Дазаем в угол. Оглядевшись, девушка подступила сначала к шатену. — Так это ты тот самый друг моего брата, с которым он стал так много общаться? — она внимательно осмотрела его с ног до головы, уделила внимание подвернутым для работы рукавам, бинтам на руках, внимательно изучила лицо. — Что ж, ты не такой оборванец, как я боялась, но и не настолько хорошо выглядишь, как я надеялась, — заключила она. — Не понимаю, что мои одноклассницы в тебе нашли, и с чего это вдруг ты гроза вашей школы, но определенно симпатичный. Дазай озадаченно заморгал и наклонил голову. Чуя мог легко догадаться о том, что сейчас проносится в голове его парня: «Ее одноклассницы — что сделали? Он — какой? Симпатичный? Какое до него вообще дело девочкам из младшей или средней школы, он же не идол и не модель какая-нибудь, чтобы следить за ним и обсуждать в классе?» Элис успела пройти мимо него к Чуе и остановилась, слегка откинув голову, чтобы встретиться с ним взглядом. Чуя, взявшийся было ставить чемодан на колеса, остановился и выпрямился. — Я не хочу, чтобы ты уезжал, — просто сказала девушка. — Я тоже знаю, что все не так идеально, как видится на ужинах, и папочка совсем не такой хороший, каким старается быть. Но мне будет тебя не хватать. Твоего печенья и того, как ты забирал меня из школы, когда я хотела показать другим, какой классный у меня не только отец, но и брат. Когда ты перевелся — я просто приняла это. Тебя обижали даже больше, чем такую хафу, как я... — Дабуру, — автоматически поправил ее Чуя. — Ты не половинка, а двойное наследие, Элис. Взгляд младшей сестры после его слов потеплел, она неожиданно сократила расстояние между ними, порывисто обняла его и продолжила, не расцепляя рук у него за спиной. — Ты помогал мне с заданием и всегда находил, о чем со мной поговорить, несмотря на то, что у нас есть довольно значительная разница в возрасте. Ты ходил со мной по магазинам, хотя я знала, как тебе неловко помогать мне иногда с платьями. Однако ты никогда не давал мне повода возмутиться и помогал подбирать вещи к покупкам. Ты заступался за меня в младшей школе, ты дрался из-за меня с мальчишками. Поэтому я ничего не скажу папе. Ты сбежишь и спрячешься от него, но я не хочу, чтобы ты прятался и от меня. Я хочу, чтобы, сменив телефон, ты непременно написал мне новый номер. Я хочу звать тебя — и твоего друга, если уж на то пошло, хочу удивить девчонок! — в кино по выходным. Я хочу бывать в гостях на новом месте, проверить, что там и правда можно жить, и тебя не обижают, — она обернулась к Дазаю, бросила на него еще один изучающий взгляд. — Про него ходит много слухов, и я не знаю, могу ли доверить такому, как он, своего брата... — Они не все правдивы, Элис-чан, — Чуя присел на корточки, взял ее руки в свои. — Он не такой уж и плохой. И хотя мы не так уж и много знакомы... Дазай из-за спины девочки выразительно простонал, а стоило Элис и Накахаре обернуться к нему — патетично прижал тыльную сторону кисти ко лбу. — Ты мне сердце разбиваешь такими заявлениями, Чуя-кун! — возмутился Дазай, мигом становясь ровно, стоило ему убедиться, что сцена не осталась незамеченной. — После нашего первого разговора полтора месяца прошло, а потом две недели с тех пор, как я серьезно стал претендовать на твое внимание в школе и вне ее! Ками-сама, некоторые и за пару дней умудряются стать не разлей вода, а ты мне свой номер только неделю как дал! Это не то, что я мог бы назвать не слишком длительным знакомством, — Осаму сунул руки в карманы и покачнулся с пятки на носок и обратно. — Между прочим, ты точно так же недооцениваешь и своих одноклассников! Ты все еще считаешь себя новичком, а они — нет. Они считают, что ты давно должен был привыкнуть и стать своим, а ты зажался в своей скорлупе и как шарахался от девочек, так и шарахаешься. Нет, мне это, конечно, было даже на руку, но вообще-то, если бы ты почаще оставался один не только ради драки, ты бы видел, что они частенько маялись рядом с бенто и письмами для тебя. Ты красивый, и били тебя ровно из зависти. Ну и потому что придурки, — Дазай перевел выразительный взгляд на Элис. — Представляешь, Элис-чан, он думает, что почти два месяца — это мало! Лопух! Девочка только рассмеялась, прикрыв рот ладонью. Чуя знал, что эта привычка осталась у нее после того, как на зубах стояли брекеты. Его младшая сестра безумно стеснялась показывать их кому-либо и обзавелась этой манерой прикрывать лицо рукавом, если они были на прогулке, и она была одета в традиционную одежду, подчеркивая европейские черты своей внешности, или ладонью, если она была одета в обычные вещи. — Два месяца — не так много, — настойчиво повторил Чуя, поднимаясь с корточек. Подошедший Дазай не поленился наклониться так, чтобы они были на одном уровне. — Не для дружбы и любви, и ты знаешь, что я прав, — парировал шатен. Чуе крыть эту карту было нечем, и он молча краснел, не зная и сам — от злости или в смущении. Элис снова рассмеялась, и он перевел на нее растерянный взгляд. — Он и правда смешной, этот Дазай Осаму-кун, — махнула она рукой. У них с Дазаем на лице было одинаково непонимающее выражение лица. — Ах, не обращайте внимания! Просто пообещайте, что я смогу навещать вас обоих, и можете уезжать. Жак уже наверняка собрал все, что ему было нужно, — Элис напоследок дернула Чую за воротник, заставляя нагнуться пониже, и расцеловала в обе щеки. — Я буду ждать твой телефон в смске. В крайнем случае — зайдешь за мной в школу. Я хочу навестить тебя, как только освоишься. В конце концов — старшие братья нужны, чтобы их можно было любить младшим сестричкам. И, если честно, иногда мне кажется, что я люблю тебя даже больше, чем своего отца, — Элис слегка покраснела и снова тихонько улыбнулась. Чуя ощущал себя до безумия неловко. Потом Элис взяла себя в руки, выпрямилась и снова стала его маленькой королевой. — Уходи скорее! — она толкнула его к чемоданам и сама почти бегом бросилась к двери, оставив ее распахнутой. Было слышно, как она топает по коридору. Парни переглянулись, Дазай пожал плечами — кто их поймет, девочек и девушек такого возраста? Они снова принялись торопиться и выносить чемоданы, Чуя показал Дазаю, куда идти, в первый раз, после чего они стали ходить поодиночке, желая побыстрее закончить и не толпиться в одном месте. Жак и правда ждал их и спешил уложить все чемоданы как можно компактнее. Машина значительно просела — определенно, в десять килограмм багажа на самолет они никак не укладывались — и повар выглядел озабоченным данным обстоятельством. Но с последней сумкой все выдохнули свободней. Чуя достал телефон и проверил часы — до приезда дяди у них точно было еще около полутора часов. — Я быстро пробегусь по дому, проверю, что ничего не забыл, — Чуя крепко взял Осаму за руку и повел за собой, срываясь на бег. Они промчались по этажам, заглядывая в комнаты. Накахара ощущал легкую печаль, покидая это место — он провел здесь восемь лет, он научился жить здесь без мамы, почти без любой поддержки, и здесь же он был, когда его жизнь так неожиданно закружилась. Все ли обойдется? Рука Дазая сжала его ладонь неожиданно крепко — словно тот понимал, о чем он думает. Переведя на главу взгляд, Чуя увидел, что шатен улыбается. И ему стало легче. Прикосновения Осаму были теми самыми реальными вещами, в которые он не мог не верить. Они были настоящими. В одном парень был прав — два месяца кружений друг за другом вполне приличный срок. Это только кажется, что все в новинку. Пора было... привыкнуть? И прекратить шугаться. — Спасибо тебе, Дазай, — Чуя в последний раз выглянул из окна во двор, тоскливо оглядел сад и поле. — И за то, что решил приютить меня. Прости, если буду в тягость. Пожалуйста... позаботься обо мне? — Чуя хотел отпустить его руку и поклониться как положено, но шатен дернул его на себя и крепко обнял. — Все хорошо, я же уже говорил, — Дазай легко ткнулся губами в его висок, взъерошил волосы. — Пойдем в машину. Чуя угукнул и высвободился из его крепкой хватки. Они снова взялись за руки и бросились бегом к переходу в гараж. Жак успел докурить и при виде их сел в салон, заводя мотор. Мальчишки проверили свои школьные сумки, вспомнили, куда положили все книги, и забрались следом. Дазай сел вперед, намеренный показывать дорогу, Чуя съежился сзади, испытывая невиданное по силе волнение. Когда они выехали за ворота и те закрылись, у Чуи екнуло под ложечкой. Здесь и сейчас он осознавал — старая жизнь его закончилась.***
Они доехали до дома Дазая довольно быстро — их живой навигатор смог легко указать, как объехать вечерние пробки. Выгружались ударными темпами, но, к счастью, дома оказался Ода. Без лишних приветствий и вопросов он взялся за работу, и машина выехала со двора меньше чем через двадцать минут. Жак напоследок повторно пообещал хранить от хозяина секрет Чуи, потрепал его по волосам с некоторой жалостью. Но, веря в то, что встреча отнюдь не последняя, он уехал с легким сердцем, насвистывая и представляя, что именно купит на распродаже. Настало время знакомства Чуи с братом Дазая, Одой Сакуноске. Чуя никогда еще не волновался так при встрече с кем-то, и рукопожатие было слегка неловким. Однако от улыбки молодого мужчины комок в груди постепенно пропал. Ода был действительно хорошим человеком и спокойно принимал тот факт, что свободную комнату в доме займет практически чужой человек. Они в два подхода подняли все вещи наверх и скинули в комнате. Она, как и у Дазая, была довольно большой — не такой, как в доме Мори, но достаточной, чтобы Чуе потребовалось время захламить ее, как свою. Вещи в чемоданах просились занять собой доступное место, но Осаму постучал по наручным часам и повел парня к себе в комнату, выдавая сменную одежду на ближайшее время, как минимум — на время ужина. — Потом начнешь разбирать свои сумки, достанешь пижаму и остальное. Первым делом надо будет все развесить и разложить в шкаф, а потом разберемся с книжками и прочим. Давай, поспеши, Ода приготовил свое коронное карри. Тебе понравится, — Осаму без стеснения стянул форму, в которой ходил после физкультуры, Чуя в свою очередь вернул ему силком всунутый гакуран и припомнил, что где-то лежит его собственный пиджак, требующий стирки. Они скатились вниз по лестнице почти наперегонки, чуть не снесли столик в гостиной. Дазай пришел первым, но Чуя отметил, что не будь это первым походом по дому — он бы так в ногах не путался. Осаму лишь посмеялся и потрепал его по волосам. Ода в это время как раз поставил перед ними порции, так что дальше спорить было бессмысленно, и Чуя взялся за ложку, следом за хозяевами дома пробуя блюдо. — Восхитительный карри! — выдохнул он, ощущая, как рот начинает гореть огнем. — Никогда такого не пробовал. Сакуноске-сан в ответ лишь улыбнулся ему — что-то было в его улыбках такое же, как у Дазая, нечитаемое. Но было заметно, что ему похвала искренне приятна. Осаму в это время ел и морщился, поднимался за водой, жаловался, что сегодня Ода сделал карри особенно обжигающим. — Ничего подобного, ты просто слишком много его запиваешь, — возразил мужчина, подкладывающий Чуе риса из мультиварки. — Прекрати кривляться как ребенок и ешь. Дазай скорчил кислую мордочку, но вернулся на место и остаток блюда доел в молчании и в один заход, после чего вымыл за собой посуду и занялся приготовлением чая. Чуя, просидевший почти дольше всех, мгновенно почувствовал дикую сонливость и чай взялся пить, когда тот уже поостыл. После ужина мальчишки поблагодарили повара за еду и поднялись наверх снова. Чуя принялся изучать комнату. Оказалось, что их с Дазаем окна выходили как раз на крышу террасы. — Угу, вечером я иногда вылезаю смотреть на звезды или даже позагорать летом. Еще по ней можно перебраться на крышу и даже пролезть на чердак. На чердаке мы чаще всего храним продукты, которые лучше сушить в тени — яблоки, рыбу. Там всегда тепло, и зимой, и летом. Раньше я оставался там ночевать и сидел с фонариком до самого утра. Ода приходил туда и рассказывал мне страшные истории, или мы просто валяли дурака, — Осаму щелкнул застежками первого чемодана, и Чуя обернулся. — Вещи. Открывай шкаф, будешь сам решать, класть их на полки или вешать. Бросай вешалки на постель — она уже, кстати, готова для сна, если будет желание спать одному — не стесняйся. Они распаковывали и сортировали все значительно медленнее, чем когда собирали это из дома Чуи. Дазай не отказал себе в удовольствии осмотреть вещи и некоторые начал откладывать, если не хватало пуговицы, или обнаруживалась дырка. — Одасаку тоже все время забывает смотреть такие вещи, так что обычно после стирки я стараюсь уделять этому внимание, — поделился Осаму. — Когда вас двое мужчин в доме, и один из вас иногда забывает ночевать дома, получая при этом не так уж и много, чтобы все время покупать дорогие обновки — научишься и шить, и выбирать вещи по качеству. Чуя согласно кивнул и принялся за следующий чемодан, горя желанием поскорее обжить комнату — она была угнетающе безликой. К десяти вечера осталось еще два чемодана, но они уже забили стол учебниками и тетрадками. Дазай показал выдвижной ящик у кровати, куда можно будет сложить обувь, и после они ею и занялись. — Можно немного личных вопросов? — они оба были уставшие и безумно хотели в душ, но продолжали упорно работать, чтобы завтра можно было заняться мелочами. — Можно, — Чуя дернул плечом, пальцем за ворот потянул великоватую футболку вниз — они оба успели вспотеть, и это было еще одной причиной, почему оба они грезили о душе — безо всяких подтекстов. — Когда ты говорил о том, что Мори-сан может в любой момент тебя... Изнасиловать? Ужасное слово, прости за него, но я уже не знаю, как еще сформулировать... Так вот — значит, раньше он никогда не пытался сделать с тобой подобное? Совсем? — Нет, я же говорил — он всегда интересовался скорее придушиванием. Связыванием. Ему нравилось смотреть, как я постепенно теряю сознание, или как у меня появляются синяки. Мы много что пробовали, прежде чем я вырос достаточно, чтобы у меня... вставало, — Чуя краснел, но пытался держать серьезное лицо, отвернувшись от Дазая, продолжая расставлять мелкие вещицы по верхнему ярусу компьютерного стола. — Собственно, из-за того, что стало вставать, он тоже стал пробовать новые вещи. Царапины, но никогда — укусы. Воск и зажимы. Он всегда знал, когда достаточно, а когда можно добавить. Его больше отвлекало то, что я мог получить разрядку в процессе, но он никогда этому не способствовал напрямую и в то же время не мешал. — А видеозаписи, снимки? — Дазай размял затекшие плечи и водрузил на место ноутбук Накахары, автоматически стер пыль с крышки и экрана после открытия, нашел провод и полез подключать к розетке под столом. — Если честно — не могу сказать, — Чуя пожал плечами. — Вроде бы... нет. По крайней мере, я не могу сказать точно. Может быть и было, но я не могу этого вспомнить. Знаю, что он обычно старался не злоупотреблять, и только когда я перешел в новую школу, он... Не знаю. Как будто что-то изменилось. Я чаще приходил избитый, в порванных вещах. И он злился, не ругал, но определенные воспитательные меры... проводились, — Чуя сглотнул, передернул плечами, припоминая треск шокера, и как Чуя безостановочно содрогался на постели, открыв рот в немом крике. — Однако он и не отступал, если ты просил, — негромко сказал Дазай, вылезая из-под столешницы. — Ну, не сильно-то я и просил, — Чуя пожал плечами. — Он прав в том, что когда-то я сам полез в это. Мне хотелось, чтобы ему стало легче. Я боялся, что он бросит меня, как мама. Я не мог понять, что произошло, но знал, что от него зависит моя жизнь. И я предпочитал жить, как есть. Я первый полез к нему, сам положил руки себе на горло и сказал — если легче, можете сделать это со мной. Он смеялся по-настоящему и обнимал меня, крепко-крепко. Он обожал меня, любил причесывать вместе с Элис, баловал, но потом я как-то попробовал придушить себя сам и... Он увидел. И после этого началось. Я не знал, что играю с огнем. Я не знал... — Чуя рвано вздохнул, плечи его дрогнули, и Дазай в тот же момент бросил все, крепко обнимая его, позволяя спрятать лицо на груди. — Прости, я не должен был спрашивать, — повинился он. — Нет, — голос Чуи звучал приглушенно. — Ты имеешь право знать. Я должен выговориться хотя бы ради себя. Все в порядке. Можно... Можно мы постоим так еще немного? — футболка на плече все больше пропитывалась влагой. Дазай делал вид, что ничего не замечает и гладил спутанные волосы. — Разумеется, столько, сколько захочешь. — Спасибо, — Чуя глубоко вдохнул и притих. Ода Сакуноске, сидящий в рабочем кабинете практически напротив комнаты Чуи, отодвинул подальше от себя чай, сел ровнее, хмурясь. Подслушивать ему, несмотря на профессию, не нравилось совсем. Практически так же, как не нравилось и услышанное, вызвавшее у него целый ряд вопросов к Мори Огаю. ### Дабуру — (от англ. «double» — «двойной») — ребенок, у которого один из родителей — японец, а второй нет. Для таких детей так же существует название Хафу — (от английского «half» — «половинка/полу-») — но его значительно чаще используют еще и с оскорбительным подтекстом. Гакуран — разновидность формы в японских школах. Благодаря такому типу формы сложился устоявшийся образ хулиганов в мультипликационных сериалах и в жизни. http://4.bp.blogspot.com/_R76gHO71Pqs/S2RmPzlK_rI/AAAAAAAAAGs/OEcMSr3oGmg/s400/gakuran+uragi.jpg