Ненависть...

      Она сидела на подоконнике и смотрела, как закатное солнце окрашивает парк в розово-алые тона. На ум приходит только одно сравнение — кровь. Кровь, ставшая причиной всему — в первую очередь войне, беспрестанно уносящей жизни ни в чем не повинных людей. Тех, кто не успел спрятаться или же просто оказался не в том месте и не в то время. Она смотрела и вспоминала события, произошедшие буквально несколько дней назад, но кажущиеся такими далекими и в какой-то мере слишком невероятными для того, чтобы оказаться правдой. Умом девушка понимала, что все это — действительность. Ей не удалось избежать того, что предначертано — они и так очень долго водили судьбу за хвост, только чувствам всего этого не понять. Складывалось ощущение, что все это просто кошмарный сон.       Как такое могло получиться? Ведь она знала точно: он ненавидит ее. Этот факт неоднократно подтверждался его действиями и словами, взглядом и реакцией.       «Грязнокровка» — оскорбление, которое Малфой выплевывал, когда они пересекались в коридорах — являлось одним из самых безобидных, нацеленных на то, чтобы указать ей «место». Так что же могло послужить толчком к такому неожиданному повороту событий? Нет, Гермиона определенно отказывается это понимать! Совершенно точно — не бывает дыма без огня. Невероятное, абсолютно не свойственное тому Драко, которого она знала, чувство, такое как жалость или сострадание, пугало даже больше, чем насылающая заклятия Беллатрикс.       Шея затекла от долгого сидения. Пытаясь размять ее, девушка случайно задела немного заживший порез, который не позволила залечить ни зельями, ни заклинаниями, и зашипела сквозь зубы.       — Больно? — громовым раскатом разнесся по комнате вопрос, заданный, как ни странно, тихим голосом.       От неожиданности Гермиона вздрогнула и едва не свалилась с привычного, но такого ненадежного места пребывания. Парень дернулся было поддержать ее, но она отпрянула от него с таким неприкрытым ужасом, что не будь окно плотно затворено и закрыто, непременно бы вывалилась на улицу. Драко смотрел на нее, не пытаясь больше приблизиться, внимательно разглядывал лицо, пытаясь понять состояние и самочувствие пленницы.       — Скажи же что-нибудь?! — неожиданно воскликнул он и тут же пожалел о своей несдержанности. Уж лучше пусть рассматривает однообразный пейзаж за окном (даже сейчас парк Малфой-манора поражал своей красотой), чем вот так смотрит нечеловечески дикими глазами, в которых плещется настоящий животный страх, заглушающий все остальные эмоции и мысли. Он это знал, и от понимания становилось еще хуже, в горле будто застрял комок.       — Грейнджер… — тихо позвал слизеринец, делая шаг по направлению к ней, надеясь дать понять, что не собирается причинить вред, но, по большей части, неуверенный, что это было хорошей идеей.       На этот раз Гермиона не вздрогнула, не постаралась отодвинуться от него. Она все также продолжала невидяще смотреть в окно, в которое последние несколько минут барабанили капли дождя, смешанного с немногочисленными снежными хлопьями. И оба понимали, что долго не протянуть, что невозможно продолжать все так, как сейчас. Им казалось — они сходят с ума — ей, оттого что находится в логове врага и еще жива, а ожидание неминуемой смерти пугает намного сильнее самой смерти; от осознания безысходности своего положения; от осточертевших комнат, в которых, увы, она является пленницей, готовящейся к закланию. Ему — от страха в ее глазах, нервных рваных движений; от осознания того, в какое дерьмо забрался сам и втянул всех окружающих; от понимания, что она действительно начинает терять рассудок, а ведь прошло лишь три дня. Три жалких дня, за которые он успел возненавидеть в первую очередь Люциуса, согласившегося помочь, во вторую — Беллу, которую на удивление легко оказалось убедить, но больше всего юноша ненавидел себя за все происходящее с ним, его семьей, а самое главное — с Грейнджер.       — Грейнджер… — еще раз прошептал Драко Малфой и вышел из комнаты, аккуратно закрыв за собой дверь.