принцесска

— Максим, мне будет намного легче, если ты уберешь телефон и посмотришь на меня, — сказала женщина, немного строгим, но осторожным голосом, словно боясь спугнуть мальчишку, сидящего напротив в размякшей позе: его ноги разошлись на уровне расслабленных плеч, а спина сгорблена, при этом парень играл в телефон, сотый раз пытаясь пройти ебаную миссию в «гонках на мотоциклах». Он часто кривил лицо, губы, щурил глаза, и бывало вытаскивал язык, когда миссия была особа интересна. Голышев поднял взгляд исподлобья, возвращаясь в эту сраную, слишком освещённую, и пахнущую чересчур приторно, комнату, где были только он и женщина напротив. Психихолог, мозгоправ, называйте, как хотите, но она жутко бесила пацана. Анна Олеговна была заносчивой, верующей во всякую дичь, бабой, при этом способной влезть в самые тёмные уголки душ и вытащить всё дерьмо, что закапывал в себе на протяжение многих лет, наружу. Голышев хмыкнул, заблокировал телефон, засунул его в карман, и сцепил пальцы, после чего положил руки перед собой, пародируя Анну Олеговну; сделал внимательный вид. Лишь бы она не пищала. — Так намного лучше, — сказала, вздёрнув нос, и кажется, ещё больше выпрямилась. Если это вообще возможно, — Как твои дела в школе? Появились новые друзья? Мы не виделись неделю. На банальные вопросы, которые он слышал уже семь недель подряд, Максим закатил глаза, откинувшись спиной на спинку мягкого дивана, и взглянул так и говоря о том, что нового он и не ожидал. — Как обычно в школе… Чё там может быть нового, — говорит со скукой, как и смотрит. Про друзей же молчит, покусывая губу внутри. — Ну, а друзья? Максим молчит, обдумывая последние дни, и, чёрт подери, в голову не приходит ни его кореш Ромыч, ни дружбан Колька, а только ебаный Фадеев, со своими печальными глазами, редкой улыбкой и идеальной причёской. Как он вообще связался с ним? — Друзья как друзья, — ответил сухо, чуть подумав, а после затряс коленкой, прищурив глаза, и смотря только в чёрные зрачки женщины напротив, пытаясь там дырки выжечь. Весь это бред, мягко говоря, был ему отвратителен. Всё шло хорошо последний месяц, нахуй, простите, ему мозговправ? Да, он делал ошибки в прошлом, но сейчас всё хорошо. Максим надул от уныния щёки, напоминая обидчивого хомяка, ведь ему тут ещё полчаса париться, а как хочется курить… В сердце вдруг образовался непонятный ком, ведь он не говорил всю правду, а иногда действительно хотелось выговориться, но он не считал Анну тем человеком, которая сможет его понять. Уж слишком у них разные взгляды на этот мир. — Максим, — говорит его имя с такой странной интонацией, словно обращается к ребёнку, что не может не бесить, после немного наклоняется вперёд, облизывая пересохшие тонкие губы, — Ты должен быть честен со мной, чтобы мы смогли разобраться в твоих проблемах. — Я не знаю, что ты там придумала себе, — он редко переходил на ты с этим человеком, только тогда, когда действительно раздражён. И Анна вновь выпремлется. на секунду закрыв глаза, — У меня все охеренно… — Не выражайся… — Лучше и быть не может. Я уже как месяц сдержи… Чувствую себя хорошо, — поправил себя тут же. А глаз, как кажется, уже задёргался от того, как закипела в венах алая кровь, а руки защипали в желании что-нибудь сломать. В горле пересохло. Женщина взглянула с пониманием, но искорки раздражения всё же мелькнули. Вряд ли ей тоже приятны эти сеансы с парнем. — Ты читал книгу «Власть несбывшегося», Макс Фрай? — говорит спокойно, спустя минуту, но даже тонкая венка уже вскочила на шее. Максим едва сдерживается не заржать, и, широко улыбнувшись, выдаёт: — Я похож на того, кто читает книги? Да, действительно странный вопрос к этому парню. — Там было сказано так: «Нет ничего более обманчивого, чем уверенность в своей неуязвимости», — настала короткая пауза, женщина отпила немного воды из своего стакана, давая время Максиму подумать над фразой, — О чём тебе говорят эти слова? — смотрит внимательно, точно изучая каждую черту лица парня. Богомол накрывает ладонями лицо, после чего протирает его, жмуря глаза, тяжело вздыхая, показывая свою усталость и скуку от этого ненужного для него разговора. Захотелось волком выть и просто уйти, но он должен сидеть тут. Должен ради матери, ради себя и, в конце концов, ради окружающих его людей. — Что вы хотите услышать? — парень словно сдаётся, перестав язвить, кривить лицо и всё подобное, что присуще его манере. Смотрит с заёбнустью в глазах. — Хочу услышать твою точку зрения по поводу этих слов. Максим вспомнил, как в классе седьмом до него и одноклассников доёбывалась училка по русскому и литературе, просто выпытывая из них раскрытые ответы на вопросы, и даже усмехнулся в мыслях. Он будто за последнее время вновь попал в среднюю школу, где его пытают, отчитывают за курение, и где появляется забавный пацан, к которому он начинает неровно дышать… Голышев мотает головой, развевая ненужные мысли, и вновь возвращается во внешний мир. — А что если я не хочу отвечать на этот вопрос? — бровь взлетает вверх, а уголки губ едва сдерживаются не подняться. Ответ где-то в сознании уже был готов, но внутренний голос говорил о том, что парень не хочет сейчас говорить на данную тему. Он вообще сейчас не хочет говорить, особенно с этой женщиной. — Максим…- он уже ненавидит своё же имя, слыша слишком часто его из уст Анны, а говорить с интонацией, после которой задницей чуешь, что сейчас будет лекция по поводу мировоззрения, моральных ценностях и просто жизни. Лекция, которая сейчас Богомолу не нужна. Всё, что хочет парень, это свалить отсюда домой и залечь на боковую, ведь он не спал всю ночь, блуждая по городу, и выпивая остатки недельного блейзера. Парень глотает слюну, смочив горло, и облизывает ранку на губе, словно проверяя, на месте ли его «боевое ранение», которое он получил прошлой ночью, когда под градусом подрался с каким-то бухим мужиком. — Ты должен понимать, что я не пытаюсь тебя к чему-то принудить, — ага, тогда уебись уже куда-нибудь, — И я не смогу помочь тебе, когда ты сам не хочешь этого, — женщина встаёт, складывая руки на груди. Тяжёлый вздох, — На сегодня всё, ты можешь идти. Максим медлит ещё полминуты, раздумывая над словами Анны, а после встаёт, и не попрощавшись, вылетает вихрем из кабинета, желая поскорее глотнуть свежего воздуха на улице и закурить сигарету. А то и не одну. «Вот это и есть свобода — чувствовать то, чего желает сердце, не заботясь о чужом мнении.» Дима прочёл это в книге Пауло Коэльо «Пятая гора», пока сидел на физике. Сейчас он мог спокойно заниматься подобной фигнёй, ведь сегодня на уроке учителя не было; домой учеников 10 класса не отпустили, так как есть ещё и следующий урок — обществознание. Им просто сказали сидеть, как можно тише, и дальше деградировать. Так и сказали. Фадеев сидел в телефоне, читая книгу Пауло Коэльо, и как бы он не пытался вникнуть в полный сюжет, у парня это не удавалось. Вряд ли подобные книги для Димы, вот и всё, но он читает её, потому что тут часто встречаются жизненные и мотивирующие цитаты. Да и читая данную книгу можно хорошо подумать о многом, переосмыслить что-то, да и просто набраться нового. Сейчас Фадеев читает несколько раз эту цитату, обдумывая её, при этом попивая остатки сока в коробочке, купленной в столовой перед уроком, а так как там почти ничего нет, то остатки, скользящие по трубочке, создают не самый приятный звук, который слышит только брюнет и его соседка по парте, так же залипающая в телефон. Остальные ученики общались между собой, бегали, спорили и всё остальное, присущее подросткам, который оставили без контролирования. Дима не обращал внимание на них, они не обращали внимание на Диму, так что всё было спокойно. Проблема сейчас состояла в том, что сегодня эту книгу читать практически невозможно; Раньше Фадеев хоть как-то вникал в прочитанное, сейчас же пелена мусора, носящая название «Мысли Фадеева», совсем выбралась наружу, и мешала читать. Дима обдумывал произошедшее в туалете вчера, и не понимал, как после этого Богомол вообще продолжил говорить с ним, а не засмеял. Судя по слухам про Максима, это было бы ожидаемо, только вот тот не издал ни смешка, а смотрел с пониманием… — Фадеев! В парня полетела ручка, попав прямо в лоб, после чего раздался хохот хозяина предмета. Лавров сидел на несколько парт впереди, откидывая голову, и… угорая. Да, Игоря можно было назвать именно тем придурком, который крушит класс и производит слишком много шума, хоть и сказали всем сидеть тише воды и ниже травы. — Ты ща там от уныния сдохнешь, иди сюда! Лавров не мог угомониться, когда его друзья сидели с кислой миной, поэтому, раз Дима не подойдёт к нему, значит тот вскочит и подбежит сам. Парень прогнал девочку, сидящую рядом, и плюхнулся на соседний стул, чуть поёрзав. — Неужели всё так хуёво? — спрашивает, стараясь сделать взгляд как можно более понимающим, и Фадеев глубоко вздыхает, заблокировав смартфон и убрав его в карман джинс. — Сейчас не время говорить об этом, — голос хриплый от непривычки говорить, и такой отчаянный, что Игорю захотелось вцепиться пальцами в плечи Димы и затрясти его, — И не место, — мрачно добавляет, а после, скрестив руки, кладёт их на парту; лоб приземляется на руки, и теперь лица брюнета не видно. Только идеально причёсанные и уложенные тёмные волосы. «Петух» — добро думает Игорь и ухмыляется своим мыслям. Пожимает плечами, взглянув на Конченкова. Нет, он точно сейчас с ума сойдёт: оба его друга такие бледные, мрачные, будто за ними Смерть с косой пришла. Стас сидел в телефоне, большими глазами цвета какао сверля экран, а тонкие губы, кажется, вообще пропадали, когда он их поджимает. Лавров хмурится от негодования, и решает, что так оставлять всё тоже нельзя; толкает плечом в плечо Фадеева, сидящего рядом, от чего тот издаёт звуки, похожие на недовольное мычание. — Не мычи, овечка, — говорит с озорством, и встаёт, а губы вновь расплываются в улыбке, — Вставай. Фадеев только поднимает голову, кладя подбородок на сложенные руки, смотрит снизу на друга, взглядом, говорящем «Что тебе надо, чувак? Я тут как бы помираю, не мешай.» Лавров игнорирует взгляд друга, и направляется к Конченкову, резко хватая его за локоть, от чего тот вздрагивает и смотрит растерянно, но не издаёт ни звука. Игорь что-то шепчет на ухо парню. от чего тот лишь кивает, убирая телефон, оба смотрят на Диму, и последнему это не нравится. Что они задумали? Лавров подходит к Диме, и, чуть наклоняясь, шепчет заманчивым голосом: — Пошли, Фадей, прогуляем уроки, — и улыбается, такой яркой улыбкой, что и пухлые губы Димы сами расплываются в улыбке. Фадеев приходит домой вечером, скидывает кеды с ног, после кидает и шарф куда-то в сторону, тут же достаёт телефон, сев на первое попавшийся место и пытается ответить на новые сообщения от Кати, где девушка рассказывала о том, как провела день. Отвечает коротко, блокирует телефон и выдыхает, посмотрев в стенку. Какой странный день. Парень успел прогулять с друзьями школу, поморозить задницу на холоде, пока шёл до больницы матери, где его и не пустили-то вообще. Инна отдыхала, но Дима обещал зайти завтра. Честно, всё ещё было больно, от чего Фадеев чувствовал себя до отвращения уязвимым; ему это не нравилось. Очень не нравилось. Парень быстро перекусил, так как нормально не ел уже несколько дней, а организм требовал своё, хотя и есть-то не хотелось, и кажется, он даже сбросил из-за этого несколько килограммам… да и от волнения тоже. Съел Дима не много, просто не лезло, и пошёл спать, решив, что домашку и завтра утром сделать можно. Парень устал, очень, и спать он хотел жутко, но «спать» не хотело его. И такое бывает же, когда ворочаешься на постели, пытаешься уснуть, а голова гудит от наплывших мыслей, и они точно не собираются убираться вон. Каждая мысль мучает Диму, и хочется просто вцепиться пальцами в волосы, сжав их до боли. При этом брюнету стало слишком жарко, и он выкинул одеяло на пол, но и это не помогло, даже не смотря на то, что на улице осенний мороз, а в квартире тоже не так уж и тепло. Дима отвернулся набок, зажмурил глаза. и старался не двигаться, надеясь, что так сон придёт. И вот, веки сами уже тяжелеет, и Фадеев принимает объятья Морфея… Дышит глубоко, хватая воздух губами, просто задыхаясь, а по щекам текут горячие слёзы. Дима чувствует, как бешено бьётся юношеское сердце, на готове вот-вот покинуть грудь хозяева, которая очень быстро поднималась и опускалась. Он чувствовал, как по спине течёт холодный пот, после того, как он очнулся в ужасе, подпрыгнув на кровати. Сейчас он пытался выровнять дыхание, хмуря брови, и вспоминая каждую секунду сна. Ужасного сна. Отвратительного, пугающего сна, пробравшегося в самые тайные уголки души, вывернув все страхи наизнанку, заставляющего дрожать от страха, а мурашки бегать по телу, пробираясь под самый корень волос на голове. У него паника. Самая настоящая паника, а перед глазами картина помирающей матери, которая плачет, смотря в каре-зелёные глаза. при этом горячие слёзы женщины падают на кисть Димы, которую держит в своих теплых руках мать. Солёные горячие слёзы обжигают кожу сына, и тот тоже начинает рыдать. Глаза Инны закрываются, а голова кладётся на мягкую подушку. Фадеев ревёт, и упорно не хочет отходить от кровати самого дорогого, горячо любимого человека, но врачи хватают его под руки, успокаивая, пытаясь вынести насильно из палаты, а мать уже везут в морг и говорят время смерти. Сон был настолько яркий, будто это вовсе не сон, а явь, и Диме больно. Сердце сжимается, болит, будто в Диму вогнали нож со спины. Парень вскакивает. хватая телефон и быстро включает его, от чего после морщиться, когда яркий свет ударяет в глаза. Глаза слезятся, Дима пытается сфокусировать взгляд, ибо сейчас видит только размалеванное пятно. Его трясёт, как в лихорадке, и парень едва держаться на ногах. Наконец, он нормально видит картинку, пускай глаза ещё толом не привыкли к свету, но Фадеев видит, что на дворе три часа ночи. А ещё Диме слишком жарко, и он тупо кидает телефон на кровать; подлетает к окну, покачиваясь, и распахивает его. глотая свежий воздух, ощущая, как капельки пота стекают по лицу, и просто вытирает лицо трясущимися руками. Вроде дыхание восстанавливается, дышать легче, лицо уже менее горит, но мелкая дрожь всё ещё блуждает по телу парня. От холодного ветра, идущего из окна, по ногам и руками бегают мурашки, а кожа становится гусиной, но парню всё ещё жарко. Спустя несколько минут он отходит от окна, оставляя его открытым, проветривая этим душную комнату. Дима подходит к кровати, куда садится, взяв в руки телефон, и чувствуя, как сухо в горле, поэтому берёт и стакан с водой, который он обычно оставляет рядом с кроватью, если вдруг ночью пить захочется, как сейчас, например. Осушает полный стакан тут же, ощущая удовлетворение. Пытается найти контакты нужного человека, но пальцы дрожат, постоянно нажимая не туда, и Фадеев закусывает щёку внутри, стараясь взять себя в руки. Находит контакт Кати, и нажимает «Вызов», не думая о том, что девушка уже, наверное, давно спит, как и получилось: трубку никто не брал. Брюнет тяжело вздохнул, как-то рвано, с отчаянием. И смотрит на номер, который так и не добавил в контакты. Дима и не моргает, перечитывая номер раз десять, уже почти запоминая его наизусть. Позвонить? Зачем? Чем я, собственно, сдался Богомолу? С чего вдруг он возьмёт трубку? Ведь я не согласился прогулять с ним уроки, постоянно как-то холодно говорил, за последнее время… Блять, Фадеев, какой ты мудак! Дима выдыхает, а губы уже дрожат, пальцы не слушаются, и всё равно нажимают на номер телефона… Гудки… Гудки… Дима глотает ком, противно вставший в горле, и уже собирается нахуй скинуть звонок, паникуя, но тут гудки сами прекращаются, а на том конце бодрый голос. (Он всегда такой бодрый, и вообще спит ли?) — Ну привет, принцесса! Фадеев закрывает глаза, а улыбка сама появляется на бледном лице. Волнение захватывает его ещё больше, и он не может сказать ни слова, при этом радуясь, что сейчас действительно не спит.И он счастлив, что трубку взял Богомол. Ну же, говори что-нибудь! Че молчишь, как идиот? — Привет…- голос тихий, хриплый и сонный, при этом предательски выдаёт состояние парня, и Дима тупо жмурится. Лишь бы не… — Чё с тобой? Заметил… Фадеев сам не понимает, почему ему сейчас так тяжело дышать, пускай и та паническая атака прошла. Но словно что-то тяжелое положили на грудь. Он краснеет, опуская взгляд, и рад тому, что Макс сейчас его не видит. — Ты живой там? — голос уже не такой весёлый, и Дима готов поклясться, что услышал нотки волнения, поэтому пальцы сами цепляются за штанину, нервно сжимая её. Волнуется. Почему? Сам не шарит. — Живой…- отвечает коротко, тем же голосом… — По твоему голосу так не скажешь. Что-то случилось? Видимо, Голышев удивлён не только тому, что там с Димой, но и тому, что он вообще решил позвонить. — Я тебя разбудил? — переводит тему, представляя, как Богомол сейчас там щурится с подозрением, — Прости, просто…- говорил быстро, но замолк. А почему он ему позвонил? Воздуха опять не хватает, и Фадеев встаёт, решаясь подойти к окну, и тут же садиться обратно, не в силах сейчас стоять. Кажется, сел обратно он слишком громко… — Ты упал там что ли? Дима? Фадеев вздрагивает, понимая, что Макс впервые назвал его по имени, а не как он любил. В горле опять сухо, и хочется курить. — Нет, всё хорошо, — врёт. Ведь его трясёт сейчас. Ему жарко. Он вообще не понимает, какого хуя позвонил этому человеку… Брюнет встаёт с кровати, скрепя зубами, и идёт к окну, по пути что-то сбивая. Очередной шум. — Да что ты там творишь, блять? — в голосе теперь ни нотки того детского, привычного озорства. Только… Волнение? Он действительно волнуется? — Ничего.- отвечает быстро. — Слушай, ты сейчас занят? Не можешь выйти на улицу? — слова сами слетают с губ, и только когда Дима осознаёт, что сказал, то закрывает глаза, а внутри всё дрожит от страха. Он боится услышать отрицательный ответ. Сердце поддаётся дрожи. Молчание, но Фадеев задницей чувствует, что тот расплывается в двойной улыбке. Просто… знает… — Оо, Принцесса, ты одумался, — по голосу понятно, что ожидание Димы оправдалось. Он явно там ухмыляется. Фадеев улыбается, ища при этом сигареты, и находит их в кармане кофты. Закуривает, выдыхая в окно. Никотин пропитывает стенки лёгких, и уже намного легче жить. — Ну так что, через минут 20 сможешь? Около «Зодика». Называет место встречи магазин, где обычно подростки свободно покупали себе сигареты и алкоголь, ведь там продавали почти всем, несмотря на возраст. — Без базара. Я позвоню, — и скидывает трубку, довольно быстро, а не ожидавший резкости Дима сбивается в дыхании, кашляя из-за сигаретного дыма. Дима ёрзал на месте, засунув руки в карман теплой куртки, и дышал глубоко, выпуская пар. При этом он вжался в свой шарф, больше напоминая сейчас воробушка. На улице было безлюдно, лишь машины иногда проезжали. Тут так же было холодно, поэтому, собственно, он и покачивался из стороны в сторону, и чувствовал себя при этом довольно болезненно. Глаза слезились, горло болело, когда тот глотал, а в ушах немного звенело. Что он вообще забыл на улице? Сидел бы дома, пил чай, забросавшись в теплую постель. Но дома одиноко, пусто и неуютно… Голышев опоздал всего на пять минут, и Дима просто поразился тем, как он одет. Захотелось наругать его, ведь на нём была тонкая ветровка, джинсы, и то с подворотами, которые оголяли щиколотку, и кроссы. Всё. Фадееву стало ещё холодней, когда он взглянул на ебанутого пацана, ведь сам брюнет оделся как можно теплее. Но Дима сдержался, лишь окинув его удивлённым, и явно не одобряющим взглядом. — Привет.- тихо сказал, а когда поймал улыбку парня, то почему-то покраснел, опустив голову, и ещё больше ныряя в шарф, так, чтобы было видно только верхнюю часть лица. — Здорова, — радостно ответил. Что не так с этим парнем? У него хоть когда-нибудь есть «депрессивные деньки?» или Дима один такой… переменчивый? И они просто стоят. Тупо стоят, смотря друг на друга. И… что дальше? — Пойдём? — вдруг говорит Максим, от чего Дима едва сдержался не вздрогнуть, кивает. Богомол чуть приподнял брови, видя, что с парнем что-то не то. Он дрожит. — Куда? — наконец спросил Фадеев, когда парни двинулись с места в знакомое для него направление. Брюнет, натянув капюшон как можно лучше, дабы стало уже не по-детски холодно, проклинал себя. Надо было шапку взять, идиот! Но после внутренний голос отвечал: Ага, тебе сколько лет, мальчик? Переживёшь, не ной! Фадеев шёл сзади Богомола, пытаясь сравниться с ним, но тот шёл очень быстро, а брюнет был просто не в состоянии. Ему нехорошо, а Богомол же пока только молчит, вытаскивает пачку сигарет, закуривает, и начинает жаловаться, как всё-таки холодно, блять, на улице. Зима близко. Вскоре парни подходят к дому Максима, на что Дима поднимает брови, удивлённо глядя на Макса, который ищет ключи в карманах, буркнув «сука», когда ключей не оказывается в кармане ветровки. Наконец находит ключи, довольно улыбается. и открывает дверь парадной, кивая Фадееву, тем самым приглашая его войти, и тот идёт, не задавая вопросов, на что Богомол улыбается ещё шире, и Дима даже ловит себя на мысли, что ему нравится эта улыбка, которая только недавно бесила. — Прости уж, домой позвать не могу… Мать дома, к сестре пришли подруги, они фильм смотреть должны. Те ещё сучки. Увидят нас — и нам пизда. Особенно с твоей-то внешностью, — говорит чуть нахмурившись Голышев, останавливаясь около двери в квартиру на пятом этаже. после улыбается, глядя голубыми глазами, напоминающими морскую гладь, в глаза парня напротив. Фадеев вновь опускает голову, понимая, что краснеет; щёки горят, как и уши. Он не знает, был ли это своеобразный комплимент, но ему приятно, а на душе вдруг становится тепло. — Подождёшь пять минут? — спрашивает Богомол, открывая дверь ключом, и Дима просто кивает. «Не разговорчивый он сегодня», — думает Максим, поджимая губы, входя в квартиру, как можно тише. Дима выдыхает, оставаясь наедине, и ловит себя на том, что стало довольно неловко находиться рядом с Богомолом. После парень выныривает из шарфа, понимая, что он там слишком надышал, и теперь шарф мокрый и неприятный. Да и в подъезде не так уж и холодно. Брюнет находит подходящее место, где меньше всего освещено, и не брезгуя, что несвойственно для него, садится на бетонный пол. И плевать он хотел, что пол холодный, и вряд ли чистый. Сжимается в некий комок, поджимая у груди ноги, согнутые в коленях, кладёт поверх колен руки, и опускает подбородок на локоть. Ожидает. Фадеев понимает, что веки тяжелеют, и несколько раз моргает, достаёт телефон, смотря на время. Прошло уже десять минут, может пацан шутит над ним? Или вовсе забыл? Дима вдруг думает о том, почему Катя не взяла трубку? По словам Максима, то она не спит сейчас. Может она занята? Или динамит тебя? Вновь говорит сам с собой в голове, пора прекратить это, а то как сумасшедший. Может она обиделась на что-нибудь? Последнее время ты очень холоден… Голышев проходит на кухню, где ставит чайник, который, на зло Максу, предательски шумит, и тот даже жмурится, боясь шумом кого-нибудь поднять. Ну, что было ожидаемо, Катя приходит на кухню, натягивая халат. — Макс? — спрашивает не громко, точно не хотя разбудить уставшую после работы мать. После оглядывает парня с ног до головы, — Почему ты в уличной одежде? Тебя ебёт что ли? — Гулял, чего тебе? — говорит с раздражением, осматривая таким же взглядом девушку, как и она его, после чего достаёт две кружки. — Ничего, — буркнула Катя с нотками обиды, — Ты с кем-то пришёл? Божеее — Бля, иди в комнату, тебя ебёт что ли? — поднимает тон, сам не понимая, откуда такая злость заиграла в сознании. Русоволосая хмурится, скрещивая руки на груди, и смотрит исподлобья недоверительным взглядом, а что парень трясёт головой. выпучив глаза, говоря этим «НУУ?», и та в ответ качает головой, оперевшись плечом на дверной косяк. Они оба помнят, какие у них были отношения до смерти отца… Оба скучают по этим отношениям… Они ведь были настоящими братом и сестрой, умевшие найти общие темы, вместе влезть за какую-нибудь уличную драку, отстаивая честь друг друга. За последние годы они оба охолодели друг к другу, особенно Богомол. В тот год появилась эта его кличка, он начал пропадать где-то, приходя домой только чтобы переодеться, поесть нормально и помыться. Он оборвал связи с их бывшими друзьями, начал много пить и употреблять всякую грязь. Голышевы прекратили говорить по душам, а после стали теми, кто будто и не знает друг друга. А Максим был зол. Зол на себя, сестру, мать и на отца, который оставил их слишком рано. Богомол начал вести себя, как последняя скотина, трахая подруг Кати, после чего те переставали с ней общаться. Начал грубить матери, даже воровал из дома всякие вещицы, продавая их, и покупая на эту сигареты и наркотики. Это продолжалось до того момента, пока сестра, которую он так любил в прошлом, не накричала на него, высказав всё, что накопилось за два года. Она истерила в слезах, била его по щекам, в грудь, толкая в плечо и даже оставила вишнёвого цвета синяк на скуле. Тогда она задела Максима за живое, вывернув наружу всё, что он пытался забыть. И Голышев стал лучше, немного совсем, но избавился от много дерьма в своей жизни. Благодаря ей. — Что тебе надо от Димы? — спрашивает тихо, смотря в голубые глаза, пытаясь там что-то нарыть. Голышев усмехнулся, а после развернулся к сестре спиной, услышав щелчок чайника, говорящий о том, что вода вскипятилась. — Максим, если ты решил, что я просто так отступлюсь, то… — Бля, отъебись! — парень сорвался на крик, резко повернувшись к Кате, в чьих глазах застыл страх, девушка вздрогнула, — Что пристала-то? Он твоя собственность что ли? — парень махнул рукой на дверь, чем предал самого себя, но не сразу заметил, что Голышева просекла его, — У него на лбу написано: «Принадлежу, блять, Кате Голышевой! Прошу не трогать!»??? — парень ткнул пальцем в лоб, брови взлетели вверх, после чего на миг сошлись, образуя чуть выше морщинку, а губы приоткрылись, хватая воздух. Он сейчас чувствовал необъяснимую злобу. Гнев. Обиду. Ревность? Катя тяжело сглотнула ком в горле, прикусила губы, а после сделала несколько шагов к брату. На кухне было темно, но парень подметил слёзы в зелёных глазах. Она почти никогда не плакала, была, бля, сильной, поэтому что-то предательски колит в сердце. — Я предупредила тебя, Максим, — зло шипит девушка, смотря прямо в глаза, и облизывает губы, — Если ты его куда-то втянешь… Если с ним хоть что-нибудь случится… Я клянусь, что, — что-то внутри Богомола заставляет дослушать речь девушки, и он, кажется, даже дышать перестаёт. Впервые за год, если не больше, Катя говорит так злобно и серьёзно с ним, -… что убью тебя, Богомол, — последнее слово просто выплёвывает со всей ядовитостью, осматривая парня с ног до головы. Голышев сжимает губы, пытаясь не вздрогнуть, ведь она впервые его так называет, а после сжимает ладонь в кулак, едва справляясь с эмоциями и желанием ударить сестру. Катя разворачивается, гордо покидая комнату, но останавливается на выходеЖ повернув голову, смотря через плечо, шепчет: — Он за дверью, да? Голос поменялся быстро. Сейчас он больше уставший, чем злой. Богомол тупо кивает, сглатывая отвратительные чувства. Девушка кивает в ответ и, прикусывая губу, идёт в комнату, справляясь с тяжестью в ногах и болью в груди. Дверь квартиры открывается слишком резко и Дима вздрагивает от неожиданности. Богомол не говорит ни слова, но улыбается, натянуло. Что-то тут не так… В руках Голышева две кружки, приятно пахнущие… какао? Парень садится рядом, после того, как закрывает ногой дверь, а кружки ставит на бетонный пол. Смотрит в глаза, и Дима подмечает, что сейчас он не такой весёлый, как тогда, когда уходил. После Фадеев смотрит на кружки с какао, с шоком, наверное… он не ожидал… ему приятно… — Да ты романтик, — искренне улыбается, взял кружку, которую пододвинул Максим. После парень взял и свою. — Пфф, ты что думал, у меня тонкая натура, нежная душа… Голос стал грустнее, улыбка мимолётная, а после Голышев и вовсе не поворачивает голову в сторону Димы, который коротко посмеялся над шуткой (?). Максим смотрит на лестницу, ведущую на крышу, думая о чём-то своём, при этом слабо дует на напиток, пытаясь этим его остудить. Фадеев тяжело вздыхает, не рассчитывая на то, что выйдет это так громко, смотрит быстро на Богомола, который, вероятно, и не заметил удручённого вздоха. Отпивает горячего какао, чувствуя, как становится тепло внутри… и уютно, да. Тут, в подъезде, с местным хулиганом, намного уютнее, чем дома. Сказали бы Диме, что он будет пить какао с Богомолом пол месяца назад, тот бы просто поржал. — Что-то случилось? — спрашивает Фадеев тише, чем хотел, но Максим услышал его, повернув голову чуть вбок, смотря на Диму непонятным взглядом. Простым. немного уставшим, что ли, но они блестят неким интересом. «Знал бы ты, что на меня только что нагнала твоя девушка, Фадеев», — думает про себя Богомол, а уголки губ содрогнулись в улыбке. Всё так странно, но Максим теперь часто будет обдумывать слова сестры… «Если ты его куда-то втянешь… Если с ним хоть что-нибудь случится…» А ведь серьёзно, Богомол был ходячей проблемой. Ошибкой этого мира. Угрозой… Особенно для такого человека, как Дима. А сколько же секретов у голубоглазого за спиной… — Нет, — мотает головой Макс, — Как там мать? — переводит тему. Фадеев вздыхает, отпивает какао, и вот уже почти не холодно, а голова не болит, но он чувствует тягость на душе. Его мать в больнице, а отец в обезьяннике тюрьме. Дима был воспитан так, что просто стыдно было подумать плохо о родителях, но мысли сами шли друг за дружкой, и Фадеев был согласен с ними. Его отец — урод. И больше всего хочется — это разбить ему морду. — Не знаю, меня не пустили сегодня, — говорит мрачно, вспоминая при этом сон. Внутри всё холодеет, и Дима немного отворачивается. Голышев явно не любит такую мрачную атмосферу, поэтому пытается разбавить её какой-нибудь увлекательной темой. — М… Чем занимаешься? — улыбается, — Ты говорил. что фоткаешь, типа… Фадеев оживает и поднимает глаза, смотря уже с блеском, что не может не нравится Богомолу. — Да…- говорит сначала довольно замкнуто, а после, разогревшись, выговаривает, точно скороговорку, — Правда всё ещё нет нормальной камеры, свою я просрал. Фоткаю, редактирую фотки в фотошопе. Ещё снимаю всякую дичь… Монтирую это всё в программе, — улыбается, радостный, что рассказал. Дима ещё много болтает и болтает об увлечениях., а Максим слушает. Ему интересно, правда. Он и не надеялся узнать столько всего интересного. ведь ещё несколько дней назад брюнет вёл себя довольно отстранёно, -… Мы жили в Питере. Там было много мест для фото… Я учился, работал даже немного, ходил на всякие секции… Парни болтают, обсуждая светлое прошлое. В жизни Богомола было не так уж и много света в жизни, и он упорно выбирал то, что не испортит воодушевлённое настроение Димы. Уж больно нравится эта детская улыбка и звонкий смех. -… У меня была девушка в восьмом классе! — оправдывается Дима на дружеский стёб Богомола, — Закончилось конечно мутно, но…- и вновь смех. — Как вы расстались? — ржёт Богомол, а в глазах словно краски. Дима перестаёт улыбаться, и Макс уж думает, что не то ляпнул, но посл улыбка вновь озаряет лицо Фадеева, которое покраснело. Брюнет ржёт. — Она изнасиловала меня и бросила.- ему и смешно и стыдно. Максим вдруг сгибается в животе, и смеётся до слёз, так громко, поэтому Дима ещё удивляется, как весь дом не проснулся. — В смысле? — говорит сквозь смех. — В прямом, — вновь смех, — Затащила к себе и лишила девственности! — делает голос театрально удивлённым и высоким. — Неужели ты так плох, что она тебя бросила? — Не-е-ет! — говорит высоким голосом, слабо толкает в плечо, на что Богомол чуть не падает, и ржёт. — Понятно всё с тобой! — продолжает язвить. Парни прекращают смеяться, как дураки, только когда на лестничную площадку выходит женщина в халате, и ругается на них, тогда они выходят из дома, вновь окутываясь в уличную атмосферу. Фадеев просыпается дома в двенадцать, поняв, что проспал школу., но его даже не ебёт. Голова так сильно болит, хоть об стенку добивай. Ему очень холодно, колотит ознобом, а горло болит. Тогда Дима и понимает: он заболел. Не хило так заболел. Парень идёт на кухню, укутавшись в теплый халат матери, который приятно пах всякими цветами и травами, этот запах он готов вдыхать вечность. И брюнет устало вздыхает, когда не находит нужные таблетки; надо идти в аптеку, но его так трясёт, он едва передвигается. И что делать? Тут Фадеев искренне сожалеет, что у него нет брата или сестры, который (ая) смог (смогла) бы сгонять в аптеку и купить нужные препараты. Дима идёт в свою комнату, где ищет свою заначку, накопленную за год. Тут было тысяч четыре. Он ещё в Питере начал экономить на шмотках и еде, но быстро прекратил, забив на это. А ведь он копил деньги на отдельную хату. Ему так всегда хотелось съехать от родителей, а сейчас бы он умер за то, чтобы пять минут побыть в объятьях матери. Поняв, что этих денег хватит на лекарства, Дима берёт телефон, набирая номер Кати. И она вновь не берёт трубку… Учится, наверное. Так оправдывает Голышеву Дима, решив, что сейчас не время обдумывать игнорирование своей девушки… Тяжело вздыхает. Набирает номер, который так и не добавил в контакты, а лицо ещё больше горит…