принцесска

— Кто-нибудь расцепите их! — кричит женский тонкий голосок из толпы, почти что до хрипоты, и Фадеев полностью поддерживает, наблюдая с шоком на драку, сжимая тонкую ручку Кати. Они должна быть рядом, он должен чувствовать её. Знать, что она рядом. И он должен так же знать, что рядом Максим… Ему это необходимо, на такой мысли ловит себя парень, но видит Богомола не рядом. Он избивает парнишку, который уже еле дышит, но продолжает махать руками, пару раз задев коротко стриженого русоволосого парня. — Что случилось? — Расцепите их! Пожалуйста! — голосок из толпы уже дрожит, и Дима находит хозяйку тонкого голоска взглядом, и создаётся ощущение, будто он уже где-то видел её. Но это показалось глупым Фадееву. Они в одной школе учатся. Всё происходит слишком быстро, а голова парня идёт кругом. Вот он видит Богомола, безжалостно избивающего парня, при этом у самого льёт кровь из носа и брови. Про парнишку снизу и говорит уже нечего. Его лицо было избито до ужасного состояния, ибо Максим бил сильно, вымещая, кажется, всю злость, затаившуюся в нём за все годы жизни. Он бил его с драйвом в глазах… неужели ему это настолько нравится? Дима уже делает шаг вперёд, отпуская руку Голышевой, но она тут же хватает его обратно, крепко сжимая. — Не надо, не лезь туда, — смотрит прямо в глаза, а у самой слёзы застыли в умоляющих зелёных глазах. — Он мне ничего не сделает, — говорит уверенно, но что-то обрывается внизу, когда он ловит искорки недоверия в её глазах. Тут из толпы вырывается Лавров, заставляя всех обратить на него внимание. Парень никогда не был знаменит, как герой, скорее как великан, готовый набить морду любому. Только вот сейчас он тут же подбегает к Голышеву, хватая его за руку и отцепляя от бедного мальчишки, который тут же переворачивается на живот, кашляя кровью. Богомол смотрит с гневом на Игоря, и что-то шипит сквозь зубы, тут же его отталкивает, когда Лавров вновь лезет на него, пытаясь ему что-то пояснить, увы что именно, Дима не слышит из-за болтовни толпы. — Отъебись, сука! Пиздуй к своему ёбырю! Лишь эти слова слышит Дима от Максима, и они заставляют прикусить до боли губу от злости и обиды за друзей. Игорь предательски кинул мимолётный взгляд на уходящего из толпы Конченкова, после смотрит с отвращением на Голышева, буквально выплёвывает пару ласковых и бежит вслед за другом, а брюнет, сильно сжимающий кисть Кати, уже вообще не понимает, что происходит. И тут Дима ловит на себе взгляд Богомола… Всё стало настолько ненужным, когда он читает во взгляде голубых глаз, смотревших то на их переплетённые с Катей руки, то в каре-зелёные глаза, разочарование. Сердце трепетно сжимается. Максим начинает ухмыляться, смотря теперь каким-то очень непонятным взглядом, в котором было и неприязнь, и презрение, но всё это перемешивалось с некой злой забавой. У Димы вновь сбивается дыхание. К Богомолу подбегает та самая блондинка, кладя ладони на лицо, рассматривая Максима тревожным взглядом. И Фадеев вспоминает, что видел их месяц назад. Голышев вроде как провожал её до дому. Мерзкое чувство подползает к горлу, когда девушка просто ЛАПАЕТ Максима, но Фадеев тут же вспоминает о Кате, и тяжело переводит на неё взгляд. Голышева тревожно провожала взглядом избитого мальчишку, которого несли в медпункт два старшеклассника. — Кать, ты как? — старается сделать голос как можно более сочувственным, видя тяжкое состояние подруги. — А? — смотрит теперь в глаза немного обескураженно, — Аа…- пальцы зарываются в русые волосы, а глаза закрываются. Девушка будто пытается сосредоточится, — Всё хорошо. Прости, я сейчас… Толпа расходится, а Катя быстро направляется к брату, где грубо что-то говорит блондинке. на что та закатывает глаза и отходит, залипнув в телефон. Голышева с гневом смотрит на брата, и начинает кричать, так, что теперь и Дима немного испугался. Девушка то кричала, то говорила тише, при этом не забывала бить брата ладонью по плечу, а Максим держался молодцом, слушая всё от сестры, поддаваясь её порыву, и слегка покачиваясь от её ударов. — Ты — конченная скотина! — подтверждает факт, ударив кулачком в грудь, — Ты хоть понимаешь, что только начал лечиться…- и Дима дальше не слышит, как бы не старался. Лечиться? От чего? Где? -… А если на тебя заяву накатают? Ты думаешь своей…- ну и так ясно чем, пускай и не слышно. и вновь удары кулачком, -… Мать только устроилась на работу! Не думаешь о себе, подумай о ней! — кричит со слезами на глазах, — Еблан! — ещё один удар. Голышева смотрит с таким разочарованием и неприязнью, что Фадеев представляет себя на месте Максима, и на минуту ему становится очень стыдно и неприятно, пускай он ничего и не совершал… Желваки на скулах Богомола забегали, а губы были плотно сжаты. Он смотрел стеклянным взглядом, не моргая. Катя опять что-то говорит, резко, безжалостно, попадая в самое яблочко, как это умеет. В один миг Макс пошатнулся от удара ладонью по щеке, а голова отворачивается вправо, после чего щека горит. — Только устрой ещё раз подобное! — отчитывает, как надо, — Ты подводишь нашу семью! — девушка совсем потеряла контроль, и Дима понял, что самое время забрать её и уйти, только вот он не успевает; а слёзы уже льются по щекам русоволосой, — Нам было бы легче, если бы тогда умер ты, а не отец! — и ещё один удар, на которой Голышев пошатнулся больше всего, а его лицо скривилось, точно от боли. Фадеев замирает на половине пути к брату и сестре. Смотрит с шоком, то на Максима, в глазах которого ярко выражается удивление и боль, то на Катю, в зелёных глазах такая же горечь, а губы приоткрыты, ловя воздух, как рыба. Она понимает, что сказала лишнего, но слова обратно брать не собирается. И Дима продолжает путь, какими бы ноги не стали ватными. Он подходит быстро, хватая девушку за руку, бросая непонятный взгляд на Богомола, убивающего сестру взглядом. И парень уходит, таща за собой быстро Катю. Ему было неприятно оказаться в жерле этой семейной проблемы. И ему было больно. Только вот слово не воробей, вылетит — не поймаешь. И услышанное, аналогично, из памяти не сотрёшь. Богомол сидел на диване в размякшей позе, со скучающим взглядом перелистывая каналы по телевизору. Хотелось дохнуть от скуки, и парень откидывает голову назад, жалобно постанывая. Он вновь мотает каналы и останавливается на 2×2, где идёт мультик Симпсоны. Ну хоть что-то… Костяшки рук всё ещё болели и были ярко выражены красным цветом и стёртой кожей. Максим сам, честно говоря, не понимал, что нашло на него и почему он не мог остановится, когда избивал парнишку, ведь тот ничего толком и не сделал… тупо посмотрел так, как Голышеву не понравилось. И он накинулся на него с предъявами, ощущая, как зол на весь мир. Каждый раз, когда кулак касался лица светловолосого парня из 9 класса, внутри словно врывались петарды. Было так кайфово, а адреналин бил в голову… Где-то глубоко в сознание Макс понимал, что должен остановится, но ему хотелось выместить весь свой гнев. Ему хотелось чужой крови, криков и стонов… Ему это понравилось… Парень выпустил пар, хоть и понимает, что избил ни в чём не виновного человека, только потому что ему так захотелось. Честно? Похуй. Серьёзно. Может раньше парня, который жил в нём до появления Богомола и было бы не всё равно, но именно Богомолу срать. Избил и избил. Не он первый, не он последний. Единственное, что задело его до глубины души, это крик сестры, вновь разбудивший того пацана, которого несколько лет назад усыпил хулиган внутри Максима. Он давно не чувствовал такую боль и слабость перед человеческими словами. Слова сестры ударили по больной мозоли, и теперь не хотят вылезать из головы. Она была права… Лучше бы он тогда умер… — Это был твой любимый мультик в детстве. От неожиданности парень вздрогнул, выходя из своих печальных мыслей, и тут же взглянул на сестру стоявшую в дверном проёме. Она всё ещё была в уличной одежде после прогулки с… Димой. Голышев вспоминает их переплетённые руки и вспоминает, как тогда сбилось его дыхание. Тут же парень ловит себя на мысли, что, вероятно, именно из-за Фадеева он набросился на бедного пацана. Он просто был зол. Из-за Димы, наверное… — Да, — коротко и бесстрастно ответил Богомол, переводя взгляд обратно на телевизор. — Максим…- парень уже понимает к чем у всё это ведёт, и вовсе не хочет это обсуждать, но сидит на месте, стараясь сохранять невозмутимый вид. Девушка подошла к дивану, садясь рядом, а руки легли на коленки. Голышев не видел взгляд сестры, но знает, какой он неуверенный и сочувственный сейчас, что очень несвойственно Кате. — Ты должен понимать, что я не хотела говорить этого…- голос дрогнул и девушка опустила голову. — Но сказала, — сказал холодно, жёстко, посмотрев равнодушным взглядом. Катя рвано вздыхает, поднимает взгляд, но не голову, а волосы падают на лицо. Голышев смотрит голубыми глазами, напоминающими ледяной айсберг, об которого сестра сейчас и сломается. Потому что, сука, обидно. Потому что, сука, больно. — Макс, — смотрит умоляюще, садится ближе, едва сдерживаясь не схватить руку брата, — Прости, я сожалею. Я не думаю так. Я… я не смогла бы…- голос дрожит, и Богомол видит кристальные слёзы в зелёных глазах, облизывает пересохшие губы и хочет уйти. Слова сейчас бьют глубоко и больно, — Мы оба потеряли отца. — И я не виноват в этом! — срывается на крик, от чего русоволосая вздрагивает, опуская голову, а плечи напряжены. Парень видит, как трясёт Голышеву. Но… верит ли он ей? — Я знаю…- всхлип. Ещё один. Катя закрывает глаза, вытирая тыльной стороной ладони слёзы на щеках, и дрожит, чувствуя себя до отвращения жалкой. Богомол глотает слюну, смочив пересохшее горло, и смотрит на истерику сестры с проявляющуюся горечью в глазах. Когда она последний раз так плакала? — Прости меня… Сердце содрогается, и Максим просто протягивает руки к сестре, после чего крепко обнимая её. Ладонь прижимает девушку за макушку, куда Голышев приземлил после подбородок. Катя всхлипывает, обнимая в ответ, и, прижимаясь всем телом, рыдает брату в плечо. Максим чувствует, как промокает его футболка. — Всё нормально, — старается придать голосу сочувствия. — Нет, — она мотает отрицательно головой, — Я не могу больше терпеть это всё… Папа умер, маме никогда не было до меня дела… Максим, ты ненавидишь меня, а Дима холодеет… Мне страшно, — плечи вздрагивают в недетской истерике, а сердце Максима сжимается с каждым словом сестры ещё больше. Он довёл её до такого состояния… Только он виноват в том, что они считает себя ненужной. Ему не стоило покидать её после смерти отца. — Ты не права, — тихо начинает Богомол, — Я не ненавижу тебя. Просто слишком много пиздеца накатило за последнее время… Мама всегда тебя любила. Просто пойми, ей тоже сейчас нелегко… А Фадеев, — парень замолкает. Он не знает, что сказать. Ему безумно жаль сестру в этот момент, но… Слова сами, блять, не идут! Он не может спокойно утверждать то, что Дима любит её. Просто не может, — Всё будет хорошо. Последние слова заставляют рыдать ещё сильнее, а после Голышева потихоньку затихает и уже через десять минут Богомол слышит тихое сопение, а руки, сжимавшие его талию, опускаются. Сестра уснула в его объятьях, а он не может её сейчас отпустить. Хочет, ведь тупо и упорно заставляет себя затопить все свои слабые чувства, и не может, потому что… любит её? Любит и всегда любил. Лучше бы он был всегда один, чем чувствовать эти жалкие, ничего не стоящие, чувства. Иногда лучше быть одному, дабы тебя никто не ранил. Все проблемы в жизни решаемы, главное, это что бы близкие были рядом и здоровы. Такой вывод делает про себя Дима, когда на него наваливается мать с тесными объятьями, а парень же готов рыдать от счастья, чувствуя этот запах трав, это тепло, исходящее от женщины, которое так не хватало последнюю неделю. — Как ты похудел! Совсем не ел, что ли?! Фадеев не рассказал маме о болезни, да и о прочих проблемах. Не сейчас. В данный момент всё слишком хорошо. Дима смотрит с широкой улыбкой на мать, и сердце сжимается, когда он видит бордовую трещинку на её губе и слабый синяк возле глаза вишнёвого цвета. Ему так неприятно и больно смотреть на это, а злость на отца играет в венах. Как он посмел трогать это чистое, искреннее создание? — Ел, мам, — убирает руки матери, когда та начинает щупать действительно похудевшее тело. Оба смеются, и опять обнимаются, а на глазах женщины слёзы. — Инна Олеговна. К ним подходит лечащий врач, Михаил Александрович, передаёт в руки какие-то документы. Это был мужчина лет пятидесяти, строгий на первый взгляд, но с доброй душой и тёплой улыбкой, которую, к сожалению, редко кто видел. — Вот. Надеюсь, вы больше сюда не попадёте, — и чуть улыбается. — Спасибо вам большое, — Инна чуть краснеет, тянется и целует доктора в щёку, на которой разместилась недельная щетина. — Да не за что, Инна Олеговна, не смейте больше попадать сюда, — мать смеётся, а Фадеев младший смотрит на врача немного строго, прямо в глаза, словно пытаясь там что-то найти, — Удачи вам. Доктор переводит взгляд на брюнета и добродушно протягивает руку. Дима смотрит на руку, после в глаза, и всё-таки протягивает свою, пожимая. — До свидания, — говорит довольно хмуро. — Всего доброго. Мужчина в белом халате разворачивается и уходит. — Поехали домой, сынок, — мило улыбается женщина, поправляя тёмные волосы, падающие на плечи, за уши, она уже собралась идти, как Дима её остановил. — Мам, а что… Что с отцом? Фадеев понимал, что не самое время об этом спрашивать, но ему надо знать. Парень приоткрыл рот, глотая воздух, наблюдая за тем, как искорки печали появляются в глазах матери. — Я ещё ничего не знаю, Дим. Поехали домой. Дима лишь кивнул, поджав пухлые губы и немного опустив брови, но тут же исправился, солнечно улыбнувшись. Не стоит сейчас портить настроение матери. Фадеев покачивался с пяток на носки, засунув руки, покрасневшие от холода, в карманы, и думая о том, стоит ли идти туда, куда он задумал. Осень в этом году была холоднее, чем в прошлом, и Дима немного дрожал от холода, смотря в стену стеклянным взглядом. Он стоял около лестницы на крышу, где играла музыка и слышался шум. Стоит ли туда идти? Ведь он прекрасно знает, что на крыше сейчас Богомол. Очень сильно хотелось поговорить с ним о вчерашнем, но при этом и наоборот, было и желание в принципе его сейчас не видеть. Фадеев закрыл холодными ладонями лицо, нервно протёр, и вздохнул, сделав шаг вперёд, после чего залез на крышу по лестнице. Брюнет, кажется, уже однажды видел такую картину. Максим, накрыв голову капюшоном, а лицо прикрыв банданой, катался на скейте, пытаясь вытворять трюки, но они, как на зло, не выходили. поэтому парень психанул, вскочив со скейта и пнув его ногой в сторону, от чего тело Димы предательски дрогнуло. Богомол злой. Он как-то агрессивно достаёт пачку сигарет, зажигалку, отданную ему Димой, и закуривает, откидывая голову назад и выдыхая дым. Брюнет сделал несколько шагов вперёд, засунув руки в карманы, и почувствовал тяжесть в груди. — Привет, — сказал достаточно тихо, но Максим услышал, повернувшись к парню лицом. На улице уже было темно, но фонарь освещал эту крышу, поэтому Дима смог увидеть удивление Голышева. Притупил взгляд в пол, приоткрыв губы. — Здорова… Принцесса, — прозвучало очень странно, не как обычно, и парень с милыми родинками на лице уже пожалел, что припёрся сюда. Вряд ли ему тут рады, — Чем обязан такому визиту? Богомол подошёл к старому дивану, после чего плюхнулся на него, закинув ноги на ящики, лежащие рядом. Парень выключил музыку, и теперь было слишком тихо, лишь звуки проезжающих машин иногда разрушали накалённую тишину. Дима не знал, что сказать. Он честно не знает, нахуй вообще пришёл. Просто… просто, наверное, ему надо быть тут. Другого объяснения этому нет. — Мм…- промычал Максим, — Будем молчать? — парень вновь затянулся, приподняв бровь. В ответ всё ещё тишина. В горле Димы встал ком, мешающий говорить, — Ну давай помолчим. Сядь хоть, — Богомол кивнул на кресло рядом, и Дима послушно поплёлся к нему. Сел. Голышев смотрел только на парня, выдыхая сигаретный дым ему в лицо. Дима же чувствовал этот взгляд, рассматривая рисунок граффити на стене. В последний раз, когда он тут сидел, то едва не поцеловал парня напротив. Вспоминая это становилось неловко и стыдно, от чего Фадеев лишь ещё больше спрятал лицо в шарф, стараясь спрятать краску на щеках. Но, судя по ухмылке Максима, он всё-таки увидел её, после чего отвернулся, выдыхая дым; выкинул остатки сигареты, и тупо натянул бандану обратно на лицо, откинул голову назад, закрыв глаза, и глубоко задышал осенним свежим воздухом. — Почему ты…- голос предательски вздрогнул, и Дима еле сдержался не закрыть глаза от такого, — Почему ты побил того парня? — постарался предать голосу уверенности, и взглянул на Богомола. Да, действительно было легче смотреть на него, когда его голубые глаза направлены в другую сторону, а не врезаются в парня, выпытывая эмоции, которые брюнет старался прятать. хоть это и выходило провально. Максим усмехается, после вскакивает с места, взглядом начинает искать свой скейт. — Знаешь…- поджимает губы, прищурив глаза в поисках вещи. Нашёл! — Тебе лучше не гулять в этом районе, — говорит совершенно спокойно, хватая свой скейт, после поворачиваясь опять лицом в Фадееву. Он собрался куда-то уходить? — В смысле? — В хуисле, — тут же ответил, а от такой рифмы густые брови Димы сами поднялись вверх, а голова отвернулась, мол «да ладно?», но парень вновь посмотрел на русоволосого, уже более скептически, — Я думал, что знакомство со мной научило тебя хоть чему-нибудь. Фадеев до сих пор не понимал, о чём вообще речь, а Макс же отвернулся и пошёл к выходу с крыши. — Куда ты? — Фадеев вскочил с места, после сделав несколько шагов вперёд, вытащил руки из карманов; почувствовал вновь холод, но не сильно обратил на это внимание. — Я не собираюсь тут тебе душу изливать. Богомол начал спускаться вниз, засунув скейт под подмышку, Дима же тут же пошёл за ним. — Мне просто интересно, зачем ты его избил, и всё, — сказал, когда спустился Фадеев. Парень взглянул на голубоглазого, ожидая ответа, и Богомол вдруг резко подошёл почти впритык, от чего дыхание перехватило. — Не гуляй один по ночам, принцесса. Это не самый благополучный район. Мало ли что. Особенно с твоими-то узкими штанами. Максим оглядел лицо парня, прикусив губу, а после развернулся, стараясь уйти отсюда подальше. А точнее: уйти подальше от Димы и его расспросов. Фадеев поднял брови, а после опустил голову, разглядывая свою одежду. И что с ним не так? — Что ты имеешь против моих штанов? — с возмущением произнес парень, догоняя Макса. — Иди нахуй. — Почему ты не отвечаешь на вопрос? — Иди нахуй, Фадеев. — Да остановись ты! В следующую секунду раздаётся шум от падения скейта из рук Богомола, а Дима оказывается прижатым к бетонной стене. Максим смотрит на него очень серьёзно, почти что со злостью, а палец вот-вот проткнёт грудь Фадеева. Брюнет чувствует, как стало действительно не по себе и… страшно, что ли. Он редко видит Максима настолько злым рядом с собой. Русоволосый почти что не дышит, пока Дима хватает губами и грудью воздух, и смотрит, точно в душу. Бандана упала с лица, и Фадеев совершенно случайно переводит взгляд на пухлые губы, крепко сжатые. — Куда я тебе сказал идти, Дима? Внутри всё переворачивается, когда пацан слышит своё имя из уст этого человека. привыкшего называть его как угодно, но точно не по имени. В коленках вновь нездоровая дрожь, а перед глазами потемнело. — Я понял, — говорит с обидной, не в силах отвести взгляд от голубых глаз. — Молодец, — сказал, как отрезал, и тишина. Они всё ещё стоят, смотря друг на друга, а сердце Димы так колотится, точно вот-вот выпрыгнет в пизду. И Голышев отходит, чуть непонятно качнув головой, хватает скейт и уходит быстрым шагом, пока Дима сгибается в животе, оперяясь руками в колени, и чувствуя спиной холодную стену. Пытается отдышаться. Парень, опустив голову, почти что не моргая, и погрузившись в свои мысли, идёт домой по тёмным переулками, как останавливается, когда вдруг слышит «Эй, ты!». Дима не знает, почему вдруг остановился, но сердце на мгновенье упало в пятки. Из тёмного угла, как в фильмах, выходят несколько пацанов гоповатого вида, на что брюнет хмурится, чувствуя, что пиздеца не избежать. А Макс был… — Ты дружок Богомола? Прав.