принцесска

Стас не осознавал, что сейчас по его щекам текут одинокие слёзы. Стас так же не осознавал, что пялится на фотку Лаврова в телефоне вот уже полчаса, сидя на холодной кухне, поджимая пальцы ног, не имеющих на себе носки. Так и заболеть можно. Только вот как-то похуй. Конченков совсем взгрустнул, опустив голову на стол, лбом приземляясь на холодную деревянную поверхность. Хуево. Плохо. Отвратительно. Мерзко. Слабость. И ещё тысячи синонимов к слову «любовь» «боль». В груди что-то защемило от наплывших мыслей, и парень вновь поджимает тонкие губы, чувствуя на них солёный привкус. Лавров сделал больно. Лавров обидел. Лавров делает вид, что всё хорошо. А ведь действительно было всё хорошо. Ничего не вечно, так? Вот и эти отношения, кажется, были не вечными. Никто ещё не отменял их отношения, но разве стоит продолжать то, что и так рушится, принося только страдания? А Игорь сейчас думает о нём? Игорь сейчас грустит? Вряд ли. Нахуй вообще всё это нужно. Стас поднимается со стула, хватая телефон, после чего засовывая его в карман толстовки. Заебало. Конченков входит в ванную, включая по пути свет; закрывает дверь, после чего встаёт у раковины и умывается холодной водой, приходя в себя. Только вот в ушах слова парня, которому Стас отдал себя всего, которого принял со всеми минусами и плюсами, которого он… полюбил. Слова, сказанные вот уже месяц назад, но, сука, как тяжело их забыть. «Да нахуй ты мне вообще сдался, кусок молчаливого еблана. Свали к хуям, всё портишь.» Конченков закрывает глаза на мгновенье, собираясь с силами, и смотрит на своё отражение, где его пожирают карие глаза. Ты ли это, Стас? Что с тобой? Что от тебя осталось? Ты ведь бросил всё ради этого мудака. Да, конечно, Игорь извинялся за сказанное на эмоциях, и не раз, но слова ударили в самое сердце, пробив его насквозь нахуй. Слова не стирались из памяти. Слово не воробей — улетит, не поймаешь. Конченков чувствует вибрацию телефона в кармане, достаёт его, видя на экране «Игорь». — Да? — говорит хриплым голосом, закрывая глаза, свободной рукой опираясь на раковину. Опять ты взял трубку. Опять. — Привет, — на том конце бодрый голос. Твою мать, Стасу одному в мире так хуево что ли? — Ты как? Чем занят? — было слышно, что Игорь курит. — Да. нормально, — поднимает взгляд в зеркало, разглядывая красные пятна от слёз под глазами. Да, нормально ты, как же, — Ты как? — Охуенно. Ну, а кто бы сомневался. Ты Игорь Лавров, у тебя всегда всё охуенно. Стас хмыкнул, поджав губы. Ебаная привычка, как защитная реакция. Честно, сказать, наверное, уже было нечего. Лимит их отношений исчерпан. Осталась лишь тупая боль, которую иногда заменяет пустота. Неловкая тишина, а длинные пальцы Стаса только больше вжимались в белую раковину, почти что сливаясь с ней от сильного сжатия. — Стас? Имя прозвучало уже более серьёзно, а в груди что-то защемило, и Конченков вновь прикрыл глаза, перемещая пальцы с раковины на лоб, протирая его. Заебался, честно. Дышать было больно. Если бы Игорь знал, как задыхаются от любви… Стас хотел бы что-нибудь сказать, но ему нечего. Он уже всё, что нужно сказал. — Ты тут? Конченков лишь выдавил из себя «Угу», открыв глаза, и сел на стенку ванны, чувствуя в коленках мелкую дрожь. — Не хочешь… встретиться? — первые слова прозвучали неуверенно, но последние слово парень постарался произнести бодро. Конченков тяжело вздыхает, переживая борьбу внутри себя. Он не хочет видеть Игоря, но при этом очень хочет видеть его улыбку, слышать бархатный голос, коснуться губами его губ, и просто лежать где-нибудь в объятьях, наслаждаясь тишиной, при этом быть под градусом после дешёвого бухла. Он хотел этого. До ломки в костях. Хотел обнять крепкие плечи, уткнувшись носом в шею. Но быть рядом с Лавровым сейчас слишком больно. Невыносимо. Поэтому нет. Он не хочет идти с ним гулять. Парень смотрит на дисплей телефона; время 20:16. — Не молчи, Стас, — теперь голос пропитан искренними сожалениями, — Что-то случилось? — Нет, — говорит резко, сухо, — Не сегодня, матери помочь надо. Конченков бросает трубку, откладывая телефон на полку рядом с ванной, и закрывает дрожащими ладонями лицо, представляя себя в объятьях дорогого человека, и пустота отступает, давая проход боли. Невыносимо. Русоволосый встаёт и идёт в к себе в комнату, закрывая с хлопком дверь. Заглядывает в окно, где уже темно, холодно… После этого парень ныряет в кровать, под одеяло, и зажмуривает глаза, глубоко дыша. Внутри будто всё холодеет, после ворочается, смешиваясь, стягиваясь, а сердце ноет о том, как тянет к Игорю. С губ слетают всхлипы, а сердце сжимается. Как же хорошо всё начиналось. Крепкая дружба, после порхающая, как летняя бабочка, влюблённость. Прогулки допоздна, общие интересы, красивые слова и признания. Посиделки в кафе, когда на улице ливень или снег. Мятые простыни после долгой ночи, сменяющиеся утром, где только вдвоём на кухне, когда парни пили чай без сахара, потому что тот тупо кончился. Обидно, что, наверное, этого больше никогда не будет. расстаться с Игорем, ибо невыносимо терпеть всё это. Эти словечки, сказанные не подумав. Всё эти жестокие действия и обращение. Как моральное, так и физическое. Лавров часто мог выходить из себя, срываясь на Стаса. Нельзя было сказать, что тот хоть раз поднял руку на парня, но крепкие сжатия, после которых на белой коже оставались фиолетовые метки, никто не отменял. Было больно и снаружи и внутри. Много раз грубые слова летели в Конченкова, раня глубоко и жестоко. Так что… может им будет лучше без присутствия друг дружки в их жизнях? Телефон оповещает о сообщении, заставив вздрогнуть от неожиданности, но Стас не берёт устройство, хотя бы потому что знает от кого сообщение. Знает, что там будет написано и совершенно не хочет сейчас отвечать на банальные классические вопросы. Просто не сейчас. Сейчас слишком одиноко, печально и больно, хоть кричи и бейся об стенку, рыдая. Только вот слёз уже не было. Фразы, сказанные Лавровым врезались сейчас в сознание, и пора бы всё забыть и отпустить, но осознание того, что это ещё не раз повторится… Только вот они мешали. «Да нахуй ты мне вообще сдался, кусок молчаливого еблана. Свали к хуям, всё портишь» «Я люблю тебя, но ты такой еблан.» «Съебись, а?!» «Ты действительно считаешь, что ты мне необходим? Ха!» «Стас, прости меня. Ты нужен мне. Мне плохо, каждый раз, когда тебя нет со мной.» «Сидеть бы вечно вот так. Ты, да я, да этот ебаный мир. Ты что, сука спишь уже? Ха-ха…» «Иди нахуй, Конченков.»

***

Максим тянет руки вверх, сидя на краю кровати в незнакомой ему квартире. Парень зевает, чувствуя лёгкий холод, ведь окно в комнате открыто. Голова после вчерашнего болит, а в горле суше, чем в пустыне. Зато отдохнул. Голышев проводит ладонью по голове, где разместился ёжик коротко стриженных волос, и ищет взглядам свою футболку и телефон, но находит пока только парня, лежащего сзади. Пацан, лет шестнадцати, тёмно-рыжие густые волосы, янтарные глаза, и широкая улыбка. Кажется, его зовут Вадим, Максим точно не помнит. Подцепил вчера в местном клубе, бухая, как чёрт. — Доброе утро, — улыбается пацан, а губы расплываются в улыбке. — Доброе, — сухо отвечает Голышев, вспоминая вчерашний вечер с головной болью. Парень потянулся на кровати, после приподнял подушку, принимая сидящее положение на кровати. Он был голый, а простынь прикрывала лишь нижнюю часть. Богомол довольно быстро натянул треники, наконец нашёл чёрную футболку и телефон, тут же взглянув на время. 9:57. Чёрт, он проспал школу. Также на дисплее высвечивалось несколько пропущенных от Ромы и матери, и одно сообщение от… принцессы. Максим открывает переписку, а глаза уширяются от удивления. Что за поеботу он ему вчера писал?! Макс Голышев. 19:09. Ты ебанвая булочка. У мкня есть план таку то Макс Голышев. 19:10. Я тебя вспё равлно… Дмитрий Фадеев. 19:40. Ты бухой что ли? Ебанулся? Максим облизывает пересохшие губы, хмуря брови, и уже набирает сообщение, как стирает его. Пошёл нахуй. Ещё писать ему и оправдываться, щас! — Тот самый Дима написал? — вдруг раздаётся мягкий голос, а Голышев резко поднимает взгляд на улыбающегося парня, напоминающего мартовского кота. — В смысле? — Ты вчера только о нём и говорил. Дима, Дима, Дима… Не говоря уже о том, что ты называл его… Принцессой? — приподнял одну бровь, — Особенно когда мы… — Я понял, — перебил Богомол, избегая подробностей, и отвернулся, посмотрев в окно. Щёки пылали, как никогда, и при этом хотелось ржать. Дико ржать. После чего опять стыдиться, а ещё лучше- вовсе не думать сейчас о брюнете, сбежавшем из квартиры Максима. Это уж, в отличие от вчерашнего вечера, он хорошо помнит, и даже до сих пор чувствовал лёгкую детскую обиду. — Ну так что между вами? — Это уже не важно: я трезвый, — сказал, точно точку поставил, и схватил свою кофту с банданой, — Пока. Парень вылетел из комнаты, нашёл выход из квартиры и поскорее свалил, даже шнурки на кроссах не завязав.

***

Дима перечитывал сообщение Максима, опять и опять, пытаясь понять, что не так он сделал, когда ушёл? Серьёзно, он лишь избежал неловкой тишины на утро. Блять, он спал в доме Голышевых. Ладно, если бы из-за Кати, но… сука… Это далеко не из-за Кати. Осознание всего этого приводило в нечто непонятное. Он спал в футболке Богомола, пропахнущую русоволосым. Он проснулся с головной болью, ведь вчера получил сильный удар, а ранку обрабатывал именно Голышев. Почему он не оставил его, или же не отвёл домой? Он притащил его к себе, обработал раны, уложил в кровать, отдав свою вещь. Вряд ли так поступают люди, которых ты избегал ещё месяц назад, а полтора месяца вовсе ненавидел. Вряд ли так поступают те, с которыми ты бываешь холоден, тупо не понимая, что ожидать от них. Сегодня они дружелюбны, а завтра точно вовсе не знаешь их. Фадеев перечитывал их переписку, и, кажется, начал только осознавать, что обидел Максима тем, что ушёл, ни сказав ни слова. Но ведь они ничем не обязаны друг другу, так? Или же… Прозвенел резкий звонок на урок, и брюнет вздрогнул, после чего быстро оглядел класс, подняв взгляд от телефона. Сегодня одноклассников было немного, потому что половина уехали с параллельными классами в другой город на экскурсию, занимающую несколько дней. Дима вздохнул, опуская скучающий взгляд в телефон, и почувствовал, что рука, подпирающая подбородок, неприятно затекла. Отвратительные ощущения, но руку убирать не стал. Так удобнее. В класс входит Лавров, более задумчивый, чем обычно, и Дима поднял взгляд, в котором читался интерес. Где Конченков? Стаса сегодня не было на первом уроке, и Дима надеялся, что тот будет ко второму. Но парня нет. Игорь не разговорчив. Что-то происходит между этими двумя… В класс, по пути включая свет, после чего многие, привыкшие к тусклому свету в классе, недовольно застонали, вошла староста класса. Высокая девушка с тёмными волосами, строго одетая, по дресс-коду. Юлия была строга, точна, аккуратна и ответственна. Идеальная для старосты, и не зря являлась ею вот уже три года. Так же, как было известно Диме, она являлась одной из лучших подруг Кати. — Ребят, послушайте, — начала Юля, стараясь привлечь внимания одноклассников, занимающихся своими делами, — Эй! — повысила тон. Привлекла внимание, — Некоторые ребята из параллельных классов, которые не поехали на экскурсию, будут учится сегодня и завтра с нами. Расскажите им расписание, — объявила девушка, и Фадеев, кажется, перестал дышать, подумав о том, что среди них может быть Голышев. Не хотелось сейчас его видеть, хотя бы потому что… неловко. — Соси! — вырвалось у одноклассника Димы, Юры. Он, стоя возле парты друга, играющего в телефон, поднял руку, показывая старосте фак, и широко улыбался. Давно всем известно, что Юра влюблён в Юлю, поэтому всегда так себя и… вёл. — Я смотрю ты захотел помочь физруку после уроков, Соколов, — говорит довольно, — Он как раз искал волонтёров. Запишу и тебя, — удовлетворенно улыбается, записывая что-то в своей тетради, а Юра Соколов же открыл рот от шока, пока другие дружно ржали над парнем. Фадеев слабо улыбнулся, переводя взгляд на дверь, где после зашли несколько учеников параллельного класса. После ещё несколько. И в класс входит Максим, заставляющий сердце пропустить удар. Голышев сегодня доволен чем-то, как никогда. Идёт гордой походкой, подняв нос, а сзади почти также идёт Рома. Компашка известных на всю школу хулиганов. Дима вдруг краснеет, опуская взгляд в телефон, и чувствуя, как биение сердца участилось, а дышать стало сложнее. Какого, простите, хуя, он так реагирует? Богомол проходит между вторым и третьем рядом (Дима сидел на третьем ряду), а когда проходит парту Фадеева, то успевает зачем-то постучать тихонько несколько раз по ней двумя пальцами, будто внимание привлекает. Идёт дальше, плюхаясь за последнюю пару на среднем ряду, и улыбается, замкнув руки в замок, и положив их на парту. День обещает быть нескучным. Урок шёл уже минут пятнадцать, и на удивление спокойно. Единственное, что мешало Диме полностью отдаться уроку химии, ведь он и так много пропустил, это Голышев, делающий дырку взглядом в парне. Фадеев постоянно ёрзал, чувствуя взгляд голубых глаз. Брюнет даже думал, что это просто паранойя, пока не повернулся и не встретился взглядом с Максимом, после чего тут же отвернулся, густо покраснев, как девчонка, бля. Молодая учительница толком не обращала внимание на учеников, заполняя электронный журнал в своём ноутбуке, рядом с ней стояла одноклассница Димы. Алина, притупив взгляд в пол. и сомкнув нервно руки за спину, бубнила себе под нос выученный (а может и не очень) параграф, постоянно запинаясь и поправляя юбку. Девочка краснела и закусывала нижнюю губу, когда что-то говорила не так. В классе, в принципе, была тишина, лишь несколько долбоящеров что-то обсуждали. Фадеев быстро посмотрел время на телефоне и тяжело вздохнул, поняв, что до звонка ещё двадцать восемь минут. Тут было невыносимо жарко, неуютно, и ещё этот Голышев, которому так и хочется крикнуть «Да не смотри ты на меня!». Всё было спокойно, как вдруг с последней парты послышались редкие, саркастические хлопки в ладони, и Дима повернулся, найдя взглядом Богомола, хлопающего в ладоши. Приподнял брови. Весь класс обратил внимание на русоволосого, у которого на парте не было ни тетради, ни учебника. Ничего, только телефон. — Ты хочешь нам что-то сказать, Голышев? — надменным взглядом одарила учительница парня, приподняв тонкие брови. — Пхаха, -вдруг звонко засмеялся Максим, от чего у брюнета прошлись мурашки по спине, и он напряг плечи, — Вы хоть слышите её? — махнул рукой на Алину, — Она же чушь какую-то несёт? А ты что, в химии шаришь? Дима приподнял бровь, внимательно смотря на парня. — Ну раз такое дело, то выходи к доске, Голышев! Ну, блести знаниями, — сказала кареглазая учительница, прикусив губу. Она встала из-за стола, после чего присела на него, сложив руки на груди. Максим закатил глаза, довольно улыбнулся и подскочил с места, подходя к доске, где прогнал Алину на место. — Ами­но­кис­ло­ты — ор­га­ни­че­ские со­еди­не­ния, — начал парень, — в мо­ле­ку­лах ко­то­рых од­но­вре­мен­но при­сут­ству­ет ами­но­груп­па, - Максим написал на доске «NH2», — с ос­нов­ны­ми свой­ства­ми, — рядом написал «COON», -…и карбок­силь­ная груп­па с кис­лот­ны­ми свой­ства­ми, — улыбнулся, переводя взгляд на удивлённого Фадеев, который тут же сделал скептической лицо, мол, да кого ты тут удивить собираешься? — Ами­но­кис­ло­ты со­еди­ня­ют­ся друг с дру­гом по­сред­ством пеп­тид­ной связи. Эта связь об­ра­зу­ет­ся путем вы­де­ле­ния мо­ле­ку­лы воды при вза­и­мо­дей­ствии ами­но­груп­пы одной ами­но­кис­ло­ты с карбок­силь­ной груп­пой дру­гой ами­но­кис­ло­ты. Ре­ак­ция, иду­щая с вы­де­ле­ни­ем воды, на­зы­ва­ет­ся ре­ак­ци­ей кон­ден­са­ции, а воз­ни­ка­ю­щая ко­ва­лент­ная азот-уг­ле­род­ная связь — пеп­тид­ной свя­зью, а… — Всё, я поняла, что ты знаешь параграф, Максим, — бесстрастно сказала учительница, — Садись, пять. Голышев довольно усмехнулся, блеснув глазами, в которых читалась детская радость, и протёр руки, отряхивая мел. Самодовольной походкой пошёл на место, где плюхнулся на стул. Дима сглотнул ком в горле, пару раз моргнул, всё ещё смотря на доску, и понимая, что сейчас находится в шоке. Фадеев поворачивается к Максиму, который в ответ мигает, заставляя щёки вновь пылать. Выебнулся, блеснул знаниями, что сказать. До звонка на урок литературы оставалось минут десять, и Дима, как обычно, с кислой миной сидел за своей партой, подперев рукой подбородок, и листаю ленту в вк, как вдруг чья-та рука неплохо так прошлась по его макушке, прям по месту удара, и Дима зарычал, тут же повернувшись и положив руку на голову. Посмотрел недовольно на обидчика, сморщив нос от боли. — Ты охуе…- уж было начал Фадеев, как Богомол, чья рука и дала ему по макушке, перебил его. — Охуел, — сказал убедительно, приземляя задницу на соседний стул, — Ты какого чёрта в школу припёрся, даун? — А может хватит обзываться? — Дима, точно ребёнок, обиженно отвернулся, надув щёки, и сложил рука на парте. Хомяк, что сказать. — Слыш, — положил локоть на парту и подвинулся ближе, хмуро посмотрев на парня, — Ты пока головой ударился, мозги совсем потерял? Кто с проломленной башкой в школу ходит? Фадеев опустил подбородок на сложившиеся руки, выдыхая, и перевёл скучающий взгляд на Макса. Ему вот реально то интересно? Действительно заботит, или так, лишь бы спросить? Искренне ли ему не всё равно?.. — Чего смотришь? Отвечать кто будет? — поднял густые брови, но Дима лишь молча смотрел в голубые глаза, в которых происходила некая водяная магия… перевести взгляд было просто физически невозможно. Какие же они. — Ты уснул? Дима облизнул пересохшие губы и несколько раз моргнул, выпрямившись. — Всё нормально. Голова не болит. — Да не ебёт меня, болит она, нет. Ты об стенку ею ебанулся, а на следующий день пришёл в школу. Неплохо видимо так, приложи- — Перестань, — вдруг резко произнёс брюнет, остро посмотрев в голубые глаза. Во взгляде Голышева читается недоумение., но больше ни слова тот не сказал по поводу головы Димы, и лишь сел прямо, достав телефон, а парень рядом же… Парень невъебенно захотел поговорить с Богомолом. Просто поговорить с ним ни о чём, а не тупо молчать… — Встретимся вечером? Слова сами слетели с пухлых губ, честно, и Дима сам удивился им, ощущая, как перестал дышать. Неприятное волнение захлебнуло в душе, заставляя руки дрожать, а глаза гореть, и парень начал не хило волноваться из-за грядущего ответа. Как отреагирует Макс? Богомол перевёл взгляд с телефона в каре-зелёные глаза, и в двух голубых алмазиков читалась полнейшая лёгкость, он просто пожал плечами. — Окей. Дима выдохнул, но лицо всё ещё горело, а пальцы дрожали, пускай теперь и внутренняя радость наполнила всего Фадеева, что аж заулыбаться захотелось. Просто хотелось погулять с парнем, ну и, конечно, к нему было несколько вопросов…

***

Губы у девушки были мягкие, напоминающие мякоть, и очень сладкие, со вкусом ванили, после мороженого, съеденного несколько минут назад до поцелуя. Дима целовал Катю очень аккуратно, нежно, словно боясь что-то испортить. Катя же всегда целовала очень страстно, требовательно, цепляясь за каждый поцелуй, как за глоток свежего воздуха. Парень и девушка разместились на кровати Фадеева, после просмотра какой-то дешёвой американской комедии. Голышева села сверху, положив холодные ладони на шею парня, и вызывая у него мурашки, а руки Димы переместились на талию подруги, притягивая всё ближе и ближе к себе. Они целовались переменчиво, то страстно, быстро и глубоко, исследуя каждую частицу друг друга, то медленно, постепенно… Фадеев мило улыбался каждый раз, когда русые локоны девушки падали на его лицо, щекоча, и нежно убирал их пальцами, ловя мягкий взгляд Кати. Внутри всё было так тепло и спокойно, что не хотелось, что бы этот момент вообще когда-нибудь кончался. — Хочу тебя, — шепчет на ухо, прикусывая мочку, и вызывая этими смелыми действиями сильное чувство вожделения, а внизу живота приятно тянуло. Голышева касается мягкими губами шеи парня, посасывая кожу, оттягивая и чуть прикусывая, а с губ брюнета летает несколько тихих стонов, и он вновь переходит на поцелуй, понимая, что сейчас просто с ума сойдёт. Шаловливые тонкие пальчики подруги просунулись под кожу, обжигая, и Фадеев прикусил нижнюю губу девушки, от чего та застонала, после улыбнулась. Не прерывая поцелуй, Дима переместил широкие ладони на ягодицы русоволосой, чуть сжимая их, подталкивая к себе, а дышать становилось всё тяжелее и тяжелее, точно комната сжималась, а стенки просто давили. Тут Катя выпрямляется, цепляется пальчиками за края майки, стягивая её и откидывая куда-то в сторону. У Димы перехватило дыхание, а в горле пересохло, когда девушка оказалась перед ним в одном белом, тонком лифчике. Чуть выпирающие рёбра, пышная грудь, а через ткань лифчика были видны затвердевшие от возбуждения соски. Парень кладёт руки на её талию, поднимаясь вверх, большими пальцами перебирая косточки рёбер, а губы пересыхают. Катя улыбается, и вновь сгибается, целуя парня. Идиллию нарушает одна смс-ка, заставляющая Диму замереть и словно проснуться ото сна. Голышева же не прекращает целовать шею парня, но после отрывается вопросительно смотря в каре-зелёные глаза. — Прости.- говорит хриплым голосом, но возбуждение, как рукой сняло. Парень тянется к Голышевой, целует в уголок губ, а после опрокидывает голову обратно на подушку. Катя поняла, что сегодня ничего не получится, и расстроенно слезает с парня, вскочив с кровати. Начинает искать белую майку. Диме стыдно и неловко, при этом он чувствует непонятную вину. Фадеев тянет руку к тумбочке в поисках телефона, после чего видит новое сообщение. Макс Голышев. 17:27 Ну так что, через час? Фадеев не сразу понял о чём парень, но после ударил себя ладонью по лбу, зажмурив глаза. — Тооочно… — Ты чего? — спросила Катя, сидящая на краю постели, и надевающая белые носки. — Я обещал встретится с… Игорем, — и вновь тупая ложь. Ему было действительно жаль, что он врёт, но так будет лучше. Спокойнее. Катя хмыкнула, опустив голову, смотря только на носки. Фадеев присел на кровати, смотря с сожалением. — Мы можем продолжить завтра, — игриво улыбается, и бля, ну как устоять перед этой улыбкой. Голышева улыбается, целуя парня в щёку, после чего встаёт с кровати, хватая свой рюкзак. — Проводишь? Дима кивает, встаёт с кровати, и направляется с девушкой к выходу, после чего сам быстро одевается и провожает Катю до дома, но и там Голышева с трудом отпускает брюнета, крепко обнимая. После Фадеев набирает сообщение Игорю. Дмитрий Фадеев. 17:50. Если что, то Катя думает, что я у теюя, играю в приставку. ок? Дмитрий Фадеев. 17:50. тебя* Теперь парень набирает сообщение Максиму. Дмитрий Фадеев. 17:51. Хорошо. На крыше? Игорян Лавров. 17:59. Без проблем, братишка. Макс Голышев. 18:01. Я уже тут. Жду, принцесса