принцесска

Всё же хорошо, да? Хорошо. Можно выдохнуть спокойно, ведь любимый сидит рядом. Пьёт чай напротив и смотрит на тебя игривыми синими глазами, в которых ты тонешь. И нет, это не романтично. Ты тонешь в них, задыхаешься, бултыхаешься, падаешь на дно, воздух кончается и ты умираешь, а потом тебя касаются мягкие губы, даря свой воздух, и ты вновь живой, выплываешь на поверхность. А после опять синяя гладь. Дно. Нет воздуха. Так представлял эти отношения с Лавровым Стас. И какое переменчивое это море в его глазах. В один момент это может стать ледяным океаном, падая в который, ты помираешь тут же, ударяясь об воду, а иногда это теплейшее море в мире, в котором так уютно и приятно купаться. — Ты только чай и пьёшь, — смотрит в глаза, хмуря брови, от чего на лбу появляется морщинка, а палец колит в желании её разгладить, — Когда последний раз нормально ел? На тебя смотреть невозможно, — врёт. Нагло врёт, ибо как же сильно он любил нездоровую худобу Конченкова. Всегда считал, что это плохо, что ему надо хорошо есть, но любил. Видел это чем-то эстетичным, красивым… считал его тело искусством, которого хочется касаться губами, оставлять на белоснежном теле красные пятна, помечая. Ведь Стас его, только его, а Игорь принадлежит Конченкову. Так было, есть и будет, — Поешь, — говорит настойчиво, сдерживаясь не соскочить с места и не начать кормить парня с ложки. Парня, перед которым сейчас стояла тарелка с супом, но он и ложки не съел. После, так называемой депрессии, русоволосый, кажется, стал ещё худее. Игорь боялся его обнимать, трогать, знает, что тот не превратится в пепел, но страх, который засел под рёбрами, тупо навевал ощущения, что коснёшься парня и он сломается. Стас улыбается, как дурачок, и смотрит в глаза, прищуря свои, карие. Лавров бы сейчас хотел ему дать по макушке, но сам сидит и смотрит в глаза. Смотрит на счастливую улыбку Стаса, и понимает, что убьёт сам себя, если испортит этот момент. Его улыбка была редкой в данный период жизни, и Игорь хотел сохранить в памяти каждый момент, каждый кадр, когда парень напротив так тепло улыбается. — Ешь, — настаивает на своём, кивая на тарелку, и Стас тяжко вздыхает. Улыбка вдруг пропадает, заставляя чувствовать грусть внизу живота, — Хоть несколько ложек. — Ты как мамка, — говорит с нотками обиды, а Игорь после смеётся. Конченков не злится, не обижается, просто досадно берёт ложку, смотря на неё, как на врага народа. — Значит и выпороть могу, — говорит в шутку, но получает в ответ игривый взгляд карих глаз, а в горле пересыхает от возбуждения, когда Игорь представляет себе такую картину. Стас поджимает губы, смотря с отвращением на еду, и опускает руку. — Я не хочу. — Стас. — Что? — отвечает резко, и появляется желание действительно взять ремень и отпороть пацана, как не доводилось. — Через плечо, блять, — повышает тон Лавров, выпрямляясь, и срать он хотел на то, что за стеной родители кареглазого и мелкая сестра, — Не заставляй меня тебя с ложки кормить. — Ты не посмеешь, — поднимает бровь, едко смотря в синие глаза, и Игорь смотрит в ответ, с вызовом, берёт тут же ложку Стаса, чуть касаясь холодных рук. Ему ещё и холодно? — Ладно, ладно! — краснеет, — Я сам! — выхватывает ложку, и темноволосый одобрительно кивает, а уголки губ дрогнулись в победной улыбке. И тот начинает есть свой суп, проглатывая каждую ложку с отвращением, громко и тяжело, будто его из лужи пить заставляют. Игорь после начинает ржать из-за выражений лица друга, и дальше пьёт свой чай с молоком. — Ничего смешного. — Как раз наоборот, — улыбается, что не видно из-за кружки, — Всё оставь суп в покое, замучил. Стас с облегчением выдыхает, откладывая ложку, и тут же бледнеет, на что Игорь смотрит хмуро. Конченков вскакивает из-за стола, бежит в туалет, куда за ним тут же следует друг, и застаёт русоволосого перед унитазом, блюющим. Стас заканчивает, поднимает какой-то виноватый взгляд огромных глаз, встаёт и промывает рот в раковине водой. — Не говори, что я стану папочкой, — отшучивается Игорь, пускай и чувствует жуткое волнение. Что со Стасом?! Конченков усмехается, вытирая лицо, и в глазах видно равнодушие. — Тебя уже тошнило? — догадывается, — Стас? — молчит, — Почему мне не сказал? Парень хочет пройти, но Игорь скалой встаёт в дверном проёме, упорно смотря в глаза. В глаза человека, чьи плечи теперь напряжены, а взгляд притуплен в пол. Бабочки в животе, порхающие несколько минут назад там на кухне, деградировали в кокон, и теперь внизу живота лишь камень. — Стас? Голос хрипит, заставляет едва вздрогнуть и поднять глаза. — Почему не сказал? Что с тобой? — Игорь? За спиной мужчины появляется маленькая девочка, оказавшаяся спасением для Стаса, и тот натягивается улыбку, отталкивая Игоря и взяв малышку на руки, от чего та засмеялась, краснея. — Поставь меня, Стас! — звонко хохочет Алина, пальчиками цепляясь за плечи брата. Игорь отложил разговор, с улыбкой глядя на парня и девочку на его руках.

***

Фадеев сегодня бежал в школу. Дыхание сбивалось, а сердце колотилось, как бешеное, но он бежал. Бежал, так быстро, как только мог, лишь бы поскорее увидеть Богомола. Он сам не понимает почему аж все тело ломит в желании заглянуть в голубые глаза. Проблема теперь была в том, что он то нашёл эти голубые глаза. Глаза, которые и секунды не уделили Диме, заставляя сердце сжаться от досады. Было поистине обидно, ведь вчера… Ну, вы поняли. Дима сидит сейчас на стуле в столовой, смотря на своих друзей, которые обсуждали то, какую вечеринку можно «забабахать» в честь день рождения Димы. Честно сказать, самому парню это нахуй не нужно. Сейчас его волнует другое, и это отражается сильным биением в сердце и недостатком кислорода в лёгких. Он сидел в расслабленной позе, опустив руки, но чувствовал, как сильно бьется орган в груди. Он не слушал друзей, ведь в ушах вата. Ему было… Больно. Вероятно, так и есть. Вчера они с Максимом открылись друг другу, вчера они… Целовались. Обсуждали разную хрень и тупо были рядом. Сука, а сейчас этот еблан и не взглянул в его сторону! Фадеев отворачивается голову, опуская взгляд, и очень сильно хочет искосить лицо, точно от боли, но кусает губу, стараясь сдержать эмоции. Неужели это ничего не значило? Почему он так загоняется? Может Голышев думает, что это ошибка? Может это была ошибка? Сука, он целовал парня. Он целовал Богомола. Он влюбился в Богомола. Остановите Землю, я сойду. — Эй, — поднимает взгляд, — Я… Встретимся на физике, мне нужно отойти, — говорит Дима, и, не дожидаясь ответа друзей, вскакивает с места, мчась в сторону туалета. Максим обычно ходит по всей школе, подняв высоко подбородок, расправив плечи, точно он тут король, смотрящий на своих подданных, но сегодня его толком не видно. Что-то случилось, Фадеев уверен в этом, и он боялся, что это из-за него. Страх проник в парня, разместился пылью на ребрах, и брюнет сейчас бежал в туалет, будто чувствуя, что Голышев сейчас там. В тот самый туалет, где они вместе курили. Дима открывает дверь, и сердце пропускает удар, когда каре-зеленые глаза находят Богомола, сидящего на холодном кафельном полу. Курит, смотря в свой телефон. Дима жалеет, что пришёл сюда. Ему страшно. Ему обидно и он зол. Но бежать назад тоже не хочется, раз пришёл, то иди дальше. И он идёт. Сердце грозится выскочить из груди, он чувствует, как пульсируют и горят губы. Набирает смелости в лёгкие, закрывает дверь, со звуком, чтобы было слышно, и Максим поднимает внимательный взгляд исподлобья.Кажется, он вовсе не удивлён, что парень нашёл его. Ни в его глазах, ни на лице нет ни одной эмоции. Лишь бесстрастие, заставляющее содрогнуться. Нахуй ты пришёл?! Это была ошибка. О ш и б к а. — Привет, — говорит тихо Дима, чувствуя противную сухость в горле, и смачивает его слюной, садясь напротив. Кафель и правда холодный. Максим молчит, отчего хочется бежать. Куда угодно, лишь бы не находится в этой тишине, которая душит, не жалея. Именно душит, ведь дышать больно. ПОЧЕМУ ОН МОЛЧИТ?! Фадеев не из тех, кто любит начинать диалог первым, поэтому его плечи так напрягаются, когда собеседник (?) не отвечает. Голышев же смотрит на него, изучая каждую частицу на лице, и ком встаёт в горле брюнета от такого взгляда. Он впервые его видит. Парень точно сейчас вскочит и начнёт душить Диму. — Как дела? — вторая попытка. — Прекрасно, — говорит спокойной после недолгого молчания, расслабляется, откидываясь назад, и поднимает голову. Фадеев зачем-то кивает, опуская взгляд, а пальцы теребят собачку от молнии черной кофты. — Ну, — двигается чуть ближе Голышев, и Фадеев медленно поднимает взгляд, ловя себя на том, что слегка дрожит, — Рассказывай. — Что? — голос охрип. — Ну как что, — наклоняется голову влево, после вправо, и Фадеев готов поклясться, что слышал тихий хруст костей. Голубоглазый разнимает плечи, и уже спокойно смотрит в глаза, — Как провёл день? Что нового? — в каре-зеленых глазах читается недопонимание. Я тебя обидел чем-то?  — Ну ты же за этим пришёл, поговорить. Я слушаю. Фадеев чувствует, как сейчас нос задергается от всего происходящего, и брови опускаются. Ты головой ударился? — Мудак, — вырывается само, и Дима не жалеет о сказанном. Богомол ухмыляется, приподнимая бровь. — Я? Фадеев вдруг вскакивает с места, решаясь все-таки убежать, ведь глаза предательски слезятся, а нос щиплет, но не успевает и на пару метров отойти, как его хватают за локоть, притягивая назад. — Нет! Не надо! Пытается вырваться, но его припечатывают к стене. Так жарко, просто невозможно, и тот толкает Голышева в грудь, смотря убийственным взглядом, в котором искрится детская обида. — Ты — мудак! — повторяется, и тут ещё один толчок в плечо; брюнет не замечает, как темнеют от злости голубые глаза, а губы превращаются в тонкую полоску. — Успокойся, — пытается вновь взять ситуацию в кулак Макс, хватая парня за плечи, и вновь холодная стена. Дима чувствует, как кости касаются кафеля, и боль приходится по лопаткам, но это сейчас не так важно. Важнее нависающий Максим, чье дыхание обжигает скулу. Они замерли в этом положении. Стоят, глубоко дыша, и осознают, как жарко, что аж стены давят. Дима чувствует, как начинает покалывать в губах в желании коснутся мягких губ Максима, а последний же вдыхает сладкий запах Фадеева, ощущая громкое биение сердца в грудной клетке. Касается губами шеи, вновь задевая, и внизу живота Димы нечто обрывается. Отталкивает. Безжалостно, да. Но он не собирается быть чей-то сучкой, по приказу которая даёт налево и направо. Богомол смотрит вопросительно, прищурив глаза. — Не. Трогай. Меня. — Да что не так?! — вскидывает руки, искренне не понимая причину, по которой Фадеев сейчас бесится. — Серьёзно? — чуть наклоняется, хмуря брови, — Ты сейчас серьёзно? — тот вопросительно качает головой, делая шаг вперёд, но Фадеев отступает, чувствуя, насколько ватными стали ноги. Тупо досадно, тупо ноет сердце, ибо… его использовали? Что происходит? — Нет, — говорит уверенно. Кажется, внутри сейчас все сдохнет, — Если по-твоему это нормально, то нет, — махнул рукой куда-то в сторону, и едва сдержался не отвернуться. — Что «это»? — Целовать, а после делать вид, что меня вовсе нет! — переходит на крик, махая руками, а губы дрожат, как в лихорадке. — Такого не было, ясно? Я не делал вид, что…- он выдыхает, после, кладя ладонь на лицо, отворачивается, а пальцы цепляются в талию. Смеётся. Смеётся?! Поворачивается обратно и смотрит в глаза, только теперь Фадеев, не понимающий, что происходит, наконец видит в глазах того Максима, к которому испытывает чувства. Того, которого целовал вчера. — Боже, принцесска, — улыбается, — С чего ты это вообще взял? Димы поджимает губы, краснея. — Ты даже не взглянул на меня сегодня, — говорит с детской обидой, опуская голову, а руки спрятались в карманы кофты. — Господи, — усмехается, и не думая, что это могло вообще задеть, делает шаги вперёд, и вот опять стоит впритык к парню, вжатому в стену, — Если бы я знал, что ты такой чувствительный у нас, — смеётся в шею, обжигая дыханием, и Дима выдыхает, но все же слегка толкает в плечо, после чего Голышев улыбается, и смотрит в глаза. Руки перемещаются на талию брюнета, притягивая на себя, — Прости, окей? У меня много проблем сейчас, поэтому настроения нет. Дима, чуть подумав, кивает, а после тянется за своим поцелуем, и получает его. Сначала такой лёгкий и невинный, но после Голышев углубляется в поцелуе, бесцеремонно вторгаясь языком в рот, вжимая в стену, а пальцы при этом впились в кожу Димы, и тот чуть постанывает, ощущая лёгкую боль, сам при этом перекладывает ладонь на шею русоволосого. Голышев искренне радуется, что мелкая ссора закончилась так, и ловит каждый стон парня, подмечая, что для него это лучшая музыка. — Не психуй больше, — шепчет в губы, — Иначе будет бо-бо. — Бо-бо? — усмехается также в губы Дима. — На задницу больше не сядешь. Дима заливается краской, а в глазах вдруг мелькают игривые искры, но он послушно кивает, улыбаясь, а после опять накрывает пухлыми губами мягкие губы голубоглазого, который в свою же очередь чувствует вину между рёбрами, ведь… Ведь он действительно избегал парня. Не скажет об этом, нет, но избегал. Старался не смотреть на него, как бы не тянуло всем телом, старался не думать о Диме, что получалось, мягко говоря, херово. То, что случилось вчера не покидало голову парня, и долбило молотком о череп всю ночь. Граф теперь в курсе всего. Всего их плана. Всё идёт по пизде, у них была чёткая сделка. Принимают товар, специально изготовленный и привезённый из ебаного Майами. Блять, их дилер был лично сам Яникс, а они всё проебали. Остаётся только дождаться товар, но Граф и его мафия не дремлют. Они должны были отхватить половину, а после две банды бы сдали всё более высшим людям и отвалили бы за это, кхем-кхем не мало, так скажем. Только вот у Графа были свои планы, он решил обмануть Богомола, более того, прикончить его. Сейчас мужчина знает о Ясике, знает о том, что те убили его человека. Сейчас Граф зол, и это отразится на всём деле. Максим вчера слетел с катушек. Если говорить кратко, то он едва не задушил Ясика своими же руками, подумав о том, что парень мог запросто сдать их Графу и остаться в выигрыше. Он помнит ту злость, помнит, как чесались руки схватить пистолет и пустить пулю в лоб пацану. Помнит, с какой силой его расцепляли от Яна… Он задыхался под ним, бледней и краснел, хватал губами воздух и молил о пощаде, но тому снесло крышу, Голышев не управлял собой, вымещал весь гнев. А потом пришёл Рома, который не хило так ебнул несколько раз Макса, чтобы тот наконец очнулся и трезво принял всё происходящее, и русоволосый был готов накинуться на Новожилова, готов был рвать и метать, ведь перед глазами лишь пелена гнева и разочарования. А после… После перед глазами каре-зелёные, запах Димы, вкус губ, и гнев отошёл на второй план. Максим, плюнув несколько едких слов, ушёл, и дал себе слово, что пока не разберётся со всем и не взглянет на Фадеева, ведь тот тупо… мешает? Мешает трезво мыслить. Но это оказалось сложнее, чем планировалось. Сейчас он вновь цепляет брюнета поцелуями, не в силах насытиться… Он проиграл сам себе.

Если ебать, то только принцесс Если водить — BMW или Mers Фешенебельный рейс, займи мне пару мест Вся моя туса теперь будет здесь

***

Ты хорошая очень — знаю. Я тебе никогда не лгу. Почему-то только скрываю, Что любить тебя не могу. Слишком сильно любил другого, Слишком верил ему много дней. И когда я тебя целую, Вспоминаю всегда о нём… Николай Рубцов. 1957.

—… После умножаешь вот это число на это и находишь валентность. Восьмой класс, тебе не стыдно? — девушка приподнимает бровь, переводя большие зелёные глаза на Диму, — Ты меня слушаешь? Парень, чей стеклянный взгляд делал дырку в руке Кати, держащую синюю ручку, резко поднял взгляд, — Ясно. Катя садится на кровати, кладя руки на свои коленки, и смотрит пристально на Фадеева, лежащего на животе, в руках у него был учебник химии. Ничего он не слушал. — Что у тебя опять стряслось? Так получилось, что Фадеев встретил ту девушку, чей взгляд мог пробраться в самую душу и прочесть насквозь. Дима последовал примеру Голышевой, и так же сел на кровати, поджав под себя ногу. Наверное, скоро стоит сказать ей о том, что им лучше расстаться. Он не сможет встречаться с ней и быть одновременно с Максимом. Нет, Катя не должна ничего знать, но и обманывать её нельзя. Дима выдыхает. И что делать? — Дим, последнее время ты… Очень далёк. Все хорошо с родителями? — Та нормально все с ними, — досадно сказал парень, откидываясь назад, спиной к стене. Родители так и не говорили о случившемся, дома было слишком спокойно, наиграно. Диму тошнило от всего и он старается не выходить из комнаты, избегать родителей. — Что тогда? — поднимает подбородок, глядя спокойно сдержано. Ждёт ответа. Ну, я целовался с твоим братом, влюбился так то, но сейчас сижу с тобой, и ты всё ещё думаешь, что являешься моей девушкой, и мне, правда, погано. Надеюсь, ты меня поймёшь когда-нибудь. — Кать… Сейчас… Всё сложно, — мямлит, не поднимая взгляда, цепляясь пальцами в кофту. Сука, ему сейчас очень непросто. Руки едва не трясутся, как губы, и это мерзкое чувство в горле. Не стоило начинать эти отношения. — Ты можешь по-человечески объяснить, что происходит между нами? Фадеев трусливо поджал губы, закрывая глаза, и глубоко дыша. В комнате очень тесно, стены давят, как и прямой взгляд Голышевой. Как объяснить девушке, что ты изменяешь ей с её же братом? Русоволосая вдруг берёт учебник Димы, заставляя его поднять неуверенный взгляд, и неожиданно для парня садится к нему на колени, делая всё чётко, уверенно, обдуманно. Закидывает руки на шею, и накрывает губы брюнета своими, а у парня мерзко змеёй тошнота к горлу подползает. Нет, это не те губы… Фадеев тут же цепляется пальцами в плечи Кати, и осторожно отталкивает её, после чего в него врезается непонимающий взгляд янтарных глаз. Ему жаль, правда. Он не хотел врать ей, и ему правда больно отталкивать её. Ему жаль. — Прости… — Твою мать, — девушка вскакивает на ноги, а пальцы скользнули в волосы, чуть сжимая их от корней, она едва не ржёт истерическим смехом, свободная рука перемешается на талию, — Какая же я дура, — отходит ещё дальше, а голос дрожит, — У тебя даже никогда не стоял на меня, — горько усмехается, махнув рукой в сторону Димы, чьё сердце безжалостно сжалось, — Да я тебе никогда не нравилась! — слёзы появились в зелёных глаза, а губы, такие алые, задрожали, как и нечто внутри Фадеева, и он вскочил с места, направляясь к русоволосой, но та отпрыгнула: точно от огня. Блять.Блять.Блять. — Прошу, Кать… — Не надо! — одёргивает руку, когда широкая ладонь брюнета была готова схватить ей, — Перестань мне врать, я слишком долго терпела! Твой холод по отношению ко мне, блять. Твой этот… похуизм! Девушка смотрит с горечью, в глазах пелена слёз. — Это не так. Просто… — Просто что?! Просто тебе было всегда срать на меня и мои чувства! Вечные отговорки, избегание! Ещё и Максим, — махнула в сторону двери, а Диму точно ведром воды облили, он встал в ступор, вопросительно глядя на девушку. — Он тут при чём? — голос стал более жестоким, и Голышева точно обо всём догадалась, а губы Фадеева медленно пересыхали. Сердце разрывалось от чувств. сука, он дышать не может. Богомол сейчас там, за стеной, а перед ним Катя. Катя, которая будто всё узнала. — Я не дурочка. Ты думаешь такое впервые? Ха. Кадык начинает дрожать, Дима в замешательстве. — Он постоянно как-то отталкивал от меня моих друзей, парней, — первая слеза сорвалась с места, делая марафон от глаз до подбородка, но Голышева смахнула её на пол пути, — Вот и ты. — Это не так, — делает уверенный шаг вперёд, а в глазах темнеет от некого раздражения. — И что же он тебе сказал? Что я не лучшая девушка? Что я какая-нибудь сука? Или ты вдруг решил, что вы лучшие друзья, а я третий лишний?! — Что ты несёшь? — уже рычит, а пальцы с силой цепляются в тонкие плечи, и девушка морщится от боли. Он впервые сделал ей больно. — Откуда у тебя этот бред в голове? Катя тут же отталкивает в грудь, открыто дрожа от происходящего, точно в лихорадке. — Проваливай! — Что? — Уходи вон, Фадеев! Видеть тебя не хочу! Голышева срывается с места, хватает рюкзак Димы, засовывает небрежно туда тетради, после пихает ему в руки, с силой, отчего у того ноги подкосились, и парень тупо покинул комнату, хлопнув за собой дверью, кинул рюкзак на пол и попытался надеть кеды, но руки дрожали, и завязать шнурки не получалось. Сука! Начинает психовать, и рычит, после вдруг видит, как открывается дверь в комнату Богомола, и последний появляется в дверном проёме. — Фадеев? Брюнет быстро отворачивается, до боли кусая губу, надевает куртку и вихрем вылетает из квартиры, прихватив рюкзак. Непонятные ощущения покалывают в грудь. Он чувствует вину перед девушкой, чувствует так же негодование и даже обиду.

***

— Фадей, ты настолько хмурый, что сейчас дождь польёт. И так осень отвратительная, ещё ты со своей кислой миной, — бурчит Игорь, доедая своё мороженое. Парни расположились на диване в квартире у друга, рядом сидел так же Конченков. Друзья договорились втроём поиграть в приставку, только вот у Фадеева вовсе не было настроения, поэтому парни тупо купили похавать и пиво. — Мы поцеловались с Максимом, — говорит отстранёно, глядя стеклянным взглядом в никуда, а внутри всё как-то пусто… Он потерял Катю, наверное. Единственную подругу, понимающую девушку, и просто хорошего человека. Больно, как-то. — Что? — Стас давится пивом, расширяя глаза. Игорь так же замер в шоке, но после губы растянулись в довольную улыбку. Странный человек, однако. Ненавидит Богомола, и так широко улыбается, точно мартовский кот, когда слышит о их отношениях с Димой. — Ну и как? — приподнимает бровь Лавров и тут же в него врезается хмурый взгляд Конченкова. Дима не смотрит на друзей; знает их реакцию. Пожимает плечами. — И мы расстались с Катей. Наверное, — говорит бесстрастно, переводя взгляд на бутылку пива в руке. Отвратительный напиток. — Ну, а ты чё хотел, — ёрзает на месте Игорь, — Встречаться сразу с двумя? Ха! — Мы не встречаемся с Максимом, — тихо поправляет. А ведь серьёзно, что происходит между ними? — Дима! — вдруг начинает Стас, — Ты же понимаешь… — Что он не тот человек, с кем мне надо общаться, и вообще он отброс и т.д, да-да, слышал, — перебивает, пародируя голос, после поднимает скептический взгляд, который так и говорит «Отвалите». Стас недовольно поджимает губы, вставая с дивана и тупо уходит в другую комнату, судя по звукам, что-то ищет на кухне. — Не обращай внимание, ты знаешь, как он не любит его, — махнул рукой Игорь, а после заинтересованно подвинулся ближе, — Рассказывай. — Не только он его ненавидит, — опустил брови, глядя в синие глаза, — Ты тоже вроде как не в восторге. — Рассказывай. — Что? — Как что? — лицо косится в удивлении; парень поднимает брови, приоткрывает губы, а глаза так и требуют подробного рассказа, — Где, как, когда… И так далее…- пожимает плечами, после отпивает пива. Дима рассказывал все достаточно подробно, некоторые моменты упустил, ведь это было чем-то личным. Чем-то секретным. Да и вообще, сидят два таких парня и обсуждают поцелуй с другим парнем. Комедия, ей богу. Фадеев чувствует, как горят уши на некоторых моментах, и чувствует внизу живота необъяснимую тоску, а после телефон в кармане вибрирует. Лёгок на помине. Макс Голышев. 18:15. ты чё ускакал то? что случилось? Дима прикусывает губу, думая над тем, что ответить. В это время в комнату входит спокойный, как обычно, Стас, и садится рядом с Игорем. Оба начинают о чём-то говорить, брюнет не слушает их, погрузившись так глубоко в свои мысли, что и о сообщение забыл. Макс Голышев. 18:21. игнор? Фадеев чуть вздрагивает от уведомления, и часто моргает, стараясь придти в себя. Отпивает пива, ведь в горле пересохло, и морщится, напоминая себе, что этот напиток не для него. Дмитрий Фадеев. 18:23. Ничего особенного. С Катей немного поссорились. Макс Голышев. 18:24. она сказала, что вы расстались Сердце ёкает в груди. Расстались. Вроде, даже легче стало, а вроде и камень упал на сердце. Она стала дорога ему, она стала его подругой, а сейчас девушка, вероятно, ненавидит Диму. Неужели, всё так закончилось? Дмитрий Фадеев. 18:28. Вероятно, так и есть. Макс Голышев. 18:28. что значит «вероятно»? Брюнет содрогнулся, вспоминая, что вообще-то сейчас переписывается с парнем, которого целовал утром в туалете. — Димон, — вдруг говорит Игорь, и парень как-то резко подначивает взгляд, — У меня мамка скоро вернётся с батей, пора закругляться. — А…- как будто его тут нет. Он где-то далеко, не тут, — Конечно, — встаёт с дивана и за ним следуют друзья. Сообщение остаётся без ответа. Забыто.

***

Наступил первый день осенних каникул. Дима и Максим не виделись два дня. Точнее, Фадеев не виделся вообще ни с кем, заперевшись в своей комнате, поглощённый в интернет. Сериалы сами себя не посмотрят, так? К тому же не хотелось никого видеть, с кем-то говорить. Странное ощущение под рёбрами, непонятная пустота, которую заполняли лишь фильмы, еда, и алкоголь по вечерам, взятый у родоков, которые в принципе не пьют, только по праздникам, так что Дима, на удивление, оставался беспалевным. Голышев писал лишь вчера, спросил как дела и чем занят, и всё. Как же всё странно, однако. Наверное, парень просто решает те самые «проблемы» Фадеев не знал, не совался, точно его это не интересовало. Просто не сейчас. В данные дни нет никакого настроения общаться с людьми, даже с Богомолом. Внутри всё бушевало, било посуду, кричало, о том, что скучает по русоволосому, но Дима умело затыкал это нечто внутри. Не сейчас. Фадеев тянет руки вверх, после разминает голову, плечи, выходит на балкон, где его тут же окутывает холод. Ёжится, чувствуя, как кожа становится «гусиной», а по спине бегают мурашки. Закуривает последнюю сигарету в пачке, и расслабляется, глядя на ночную Самару. И всё-таки город красивый. Спокойный, на первый взгляд, и опасный, если узнать получше. Но он стал чем-то родным, Дима всё ещё скучает по Питеру, но и тут теперь хорошо. Тут новые, обычные такие друзья. Без лишних привычек, без занудства и вечных разговорах о моде. Конченков и Лавров были обычными парнями, которые выросли в суровых дворах, где каждый сам за себя. Наверное, именно такие люди знали настоящую цену жизни. Фадеев вырос в шелках, а рядом находящиеся люди всегда видели во всём цену. Тут, в этом городе, новые люди, новые манеры, новая культура. Диме теперь искренне срать, кто во что одет. Он словно поменялся, стал другим. В Питере, обучаясь в элитной гимназии для богатеньких детёнышей, он сам высмеивал тех, у которого недостаточно денег. Ему стыдно, ему жаль. Вернувшись в прошлое он бы дал, как следует, «прошлому Диме». Сейчас, в этом городе, появился новый человек, показавший ему столько всего нового, открывший новые чувства. Человек, заставляющий чувствовать неповторимые эмоции. Богомол умел произвести впечатление. Несколько месяцев назад он разбил ему нос, после несколько недель бесстыдно преследовал его, испортив каждый день, а потом само как-то всё получилось. Дружба, ссоры, общие интересы, а потом поцелуй на крыше. Дима усмехнулся, вспоминая, как тошно было видеть Максима в самом начале всего этого дерьма. Сейчас он насладится каждой минутой, проведённой рядом с парнем. Брюнет облокотился на перила балкона, выдыхая дым, а после глубоко набрал свежий воздух в лёгкие, ощущая тоску где-то внизу живота. Он хочет заглянуть в голубые глаза и понять, что всё идёт, как должно. Что он должен стоять тут, жить дальше. учится, принимать родителей такими, какие они есть. Фадеев понимал, что мать старается, дабы для всей семьи будет лучше, и Фадеев остыл. Срать уже, наверное. Пусть будет, что будет. Он хочет взглянуть в кристальные глаза, и жить дальше. До ломки в костях не хватает мягких губ и весёлой улыбки. Поэтому Дима срывается с места, быстро одеваясь, и, хватая бутылку с вином, исчезает из дома.

Дай сигарету, я её докурю. Дай успокою нервы, договорю. На общем фоне катастрофы Этот яд такая малость… Вот от тебя сейчас останется тень, И я теряю по иллюзии в день. Не помогают ни таблетки, ни грусть, Ни бесконечная усталость…

Богомол просыпается оттого, что кто-то упорно звонит в дверь, а после стучится. Он лениво плетётся до двери, протирая сонные глаза, смотрит в глазок и замирает. После зачем-то оглядывается, но видит лишь пустой коридор, поглощённый в ночную тьму, только кот мурлычет сонно где-то в углу, расположившись на своём коврике. Сон быстро исчезает из сознания, и Максим, недовольно поджав губы, открывает дверь, где облокотившись на стену стоит Дима, а в руках пустая бутылка вина. Он глупо улыбается, смотря на парня прикрытыми веками. Икает. Громко, практически на всю лестничную площадку. Нельзя было сказать, что после нескольких дней разлуки, Голышев не рад видеть брюнета, рад, счастлив, ведь скучал, но этот придурок мог разбудить Катю или мать, а сейчас ещё стоит, как невинный щеночек, улыбается. — Ты еблан? — смотрит на состояние парня. Выпил он не мало, это точно. — Чо еблан-то сразу, — язык переплетается, как ноги, когда тот идёт в сторону Максима. — Потому что на часах три ночи. — И что? Ик. Ты не рад меня видеть? — Говори тише. Дима максимально кивает, чуть ли не кланяясь, и входит в квартиру, хватаясь за стены и Голышева, которому и смешно и вообще не понятно. Он ещё не видел Диму Фадеева в таком состоянии. Тот падает с шумом на пол, когда земля уходит из-под ног, и Максим грозится убить парня. Ничего не остаётся, приходится раздевать брюнета, не отправлять же его домой в таким состоянии. Тупо не дойдёт и уснёт в какой-нибудь канаве. И, сев на корточки, Богомол начинает усердно снимать с Димы верхнюю одежду, нахмурившись, пока тот откинул голову на стену, и смотрел с тёплой улыбкой. — Ты милый такой, ик, — улыбается ещё шире, а глаза влюблённо блестят. От алкоголя, наверное. — А ты дурак, такой, — мотает головой русоволосый, хотя и ловит себя на том, что в животе порхают бабочки. — Наверное, — и опять икает, — Я просто немного выпил, гулял тут, хотел тебя увидеть, ведь мы давно не виделись, может я уже просто заебал тебя, и…- начал тараторить, слишком громко, заставив Голышева вдруг прильнул губами к его губам, лишь бы тот помолчал. А может, и не из-за этого… В любом случае, у Димы на губах вкус алкоголя, табака и чего-то сладкого. Отстраняется. продолжает снимать шарф, а Фадеев вроде замолчал, краснея, и чувствуя себя просто прекрасно. — Мне было бы легче, если бы ты встал. И брюнет действует указанию, медленно, аккуратно вставая. После Богомол заканчивает с его обувью, хватает его вещи и самого хозяина этих шмоток, под ручку, тащит к себе в комнату, говоря о том, чтобы тот был тих и нем. Сука, к нему припёрся бухой в хлам парень, говорящий постоянно о том, какие красивые у Максима ресницы, и тот клянётся, что на утро точно ему врежет, но, бля, всё равно приятно. Голышев кладёт парня на кровать, и тот тут же двигается к стене, растягивается на мебели, закрывая глаза. Макс облизывает губы, поджимает, и кладёт руку на голову, думая над тем, как на утро скрыть парня от всего семейства. И так же думает над тем, почему брюнет вообще так надудолился. Уходит из комнаты, приходит со стаканом воды, который перемещается на тумбочку. Ложится рядом, накрывая обоих одеялом. — И всё же, ты очень-очень милый, ик, — шепчет Дима, утыкаясь лбом в плечо парня, который чувствует холодок в коленках от прикосновений. Фадеев кладёт руку на его живот, приобнимая, и тогда сам Голышев, размякший, как мороженое летом, нежно целует Фадеева в макушку, ощущая потребность в принесении кому-то заботу и ласку. Обнимает в ответ, удобно расположив голову на подушке.

Мне не сбежать С этой грустной планеты. Не ты, не ты, не ты… Кричу! Не дай мне сорваться. Мне не избежать Всё равно расставания… Не я, не я. Но я хочу С тобой целоваться…

 — Смотри не влюбись, — тихо отшучивается, думая, что парень рядом уже сладко спит, но тот говорит следующие слова, заставляющие сердце замереть на мгновение: — Уже влюбился. И прижимается ещё ближе к озадаченному парню. Макс кивает, зная, что он это не видит, и молчит, закрывая глаза, но ставя где-то в сознании галочку для понимания. Не ожидал, честно. И не ожидал, что будет так приятно и беспокойно одновременно. Влюбляться в Богомола — первый шаг к погибели. Особенно судя по людям из прошлого. У Голышева было не мало девушек, да даже парней, и те, кто чувствовали нечто особое, уходили с разбитым сердцем. Ведь это Богомол, так? Он ведь неспособен влюбиться? Он нет, ну, а Максим Голышев? Завтра будет весёлое утречко, ну, а сейчас лучше поспать, что и делает парень, падая в объятья Морфея, пока рядом тихо сопит Дима, прижимаясь всем телом, даря тепло.

А пьяный вечер снова лезет в авто, Меня не греет ни вино, ни манто. «Не то, не то, — я говорю. — Всё не то!» Я просто задыхаюсь! Я знаю, кто-то наверху видит всё, Он по сценарию нас точно спасёт, Однажды мы с тобой обнявшись уснём, Уже не расставаясь…