***
— Я вряд ли был прав вчера, прости, — говорит Дима в трубку, докуривая сигарету. На балконе пиздец холодно, коленки уже от мороза дрожат, но Фадеев, как полный мудила, сидит, да ещё и в одних шортах и футболке. — Мне стоило довериться тебе… — Давай только без розовых соплей, принцесса, — смеётся в трубку, вызывая невольную улыбку и мурашки по рукам. Нет, не от ветра, от задорного смеха, оглушаещего на секунду. — А если серьёзно, — продолжает серьёзно, заставляя на пару мгновений напрячь слух и плечи. — Это мне не стоило пихать тебе наркотики. Но, правда, я был уверен, что тебя не станут обыскивать. Чётко, кстати, ты мне в челюсть дал, — опять смех. — Откуда они у тебя? — Диме не смешно, он тушит сигарету об бетонный пол и выпрямляется, смотря прямо очень серьзно, почти строго, будто Богомол стоит перед ним. — Что? — глупо переспрашивает. — Откуда у тебя кокаин? Куда ты собрался его девать? — Дима знает, что не для себя, ибо… Просто знает, что Богомол не наркоман. — А… Кхм… Позже поговорим, окей? — Голышев. — Давай, пока. — Макс! На том конце одинокие гудки, и Фадеев усмехается. Он убьет его, вот честно. После Дима заходит обратно в комнату, наконец погружаясь в желанное тепло. — О чем болтали? — спрашивает Стас, сидящий на полу, и откидывается на край кровати. Рядом сидит Игорь, смотрящий с таким же интересом, и одновременно пьёт чай. — Да… Вчера выясняли, что да как, — трет переносицу двумя пальцами Фадеев и очень не хочет это обсуждать, поэтому прешагивает длинные ноги друзей, плетясь к концу комнаты и перебирая тетрадки. Молчит. — М… И что же выяснили? — аккуратно спрашивает Игорь, не поднимая голову. Смотрит исподлобья расширенными глазами. Дима находит нужную тетрадку по физике и идёт обратно, поднимая губы, протягивает Конченкову. — Тетрадь по физике. Как просил. — Благодарю, — немного протягивает русоволосый, быстро пролистывая тетрадь, взявшись тонкими пальцами. Дима переводит взгляд на ждущего ответа Лаврова и закатывает глаза, плюхаясь на кровать спиной и закрывая лицо ладонями. Королева драмы, а не принцесса. Фадеев все ещё молчит, надеется, что парень сейчас забудет свой вопрос, но тот вдруг пихает его локтем в ребра, и брюнет отскакивает, садясь на постели. — Говори давай, — уже в нетерпении спрашивает Стас, поднимая большие карие глаза, полные каких-то огоньков. — Ты же был против наших отношений, — подмечает Дима, подняв брови и поведя подбородком. — Трахались уже? — заставляет подавится воздухом Игорь своим вопросом, и скалится, собака, пока Фадеев охуевает, после краснеет, опуская предательски голову, и цепляется пальцами в одеяло. Он ведь вчера к этому вел, алкоголь, бьющий в голову, давал смелость… Только вот Макс был против, и брюнет сейчас благодарен ему, осознавая, что не был по-настоящему готов. — Нет? — Нет. Игорь смеётся, выдавая немного настырное «А че так?», и Фадеев поднимает испепеляющий взгляд, потому темноволосый затыкается, получая к тому же подзатыльник от Стаса. Конченков смотрит осторожно, с скрытым интересом, мол, я его ненавижу и ваши отношения принимать не хочу, но почему бы и да. Дима вздыхает, и выдаёт все на одном дыхании, чувствуя, как воздуха перестаёт хватать в лёгких: — Мы поссорились, потому что я был пьян и собирался… Собирался, точнее хотел заняться с ним сексом, но он сказал, мол не в таком твоём состоянии, а после я обвинил его в холодности, он наорал на меня из-за курения и сказал, что ничего мне не обещал, я хотел уйти, но он извинился и не знаю, что-то прям ёкнуло. Мы решили, что теперь будем, блять, парой, а после он познакомил меня со своими друзьями, а потом нас чуть не повязала полиция, ведь он пихнул мне кокаин, мы поругались, но в итоге помирились. Кажется, сама Земля остановилась в этот момент, когда парень закончил свою речь, краснея с каждым словом. Друзья сидели с открытыми ртами и расширенными глазами, да и сам Дима был в шоке от сказанного. — Наркотики? — скривил лицо Стас. — Дай-ка мне его номерок. И вновь подзатыльник, Лавров шипит, отсаживаясь подальше от Стаса, пока Фадеев тихо смеётся. — Я серьёзно, столько приключений за ночь. — Это безответственно и глупо. Какие наркотики? Какие друзья ещё? — важно говорит Стас, поднимая подбородок, и Дима с Игорем обмениваются взглядами, мол, может засунуть зануду в чулан? — Простые наркотики, откуда они у него, — жмет плечами вместо слов, а после добавляет. — Просто друзья. Он с ними треки делает… Травку курит… Стас, который, видимо, понял про друзей, поджал губы, опустив погрустневший взгляд, и Диме, заметевшему падение настроения парня, захотелось спросить того про Слиппу. Игорь задал ещё несколько вопросов, на которых Фадеев неохотно ответил, но Конченков все ещё молчал, попивая чай. Потом вдруг на телефон Игоря пришла какая-та смс-ка, от которой его брови вскочили вверх, и он протянул загадочное «О-о-о-о…» — Что там? — спросил Стас, пытаясь заглянуть в телефон, но темноволосый упорно ему это не давал. — Там это, — поднял неуверенный взгляд на заинтересовавшегося Диму Игорь. — Никита написал… Тот чувак, которого ударил тогда в школе Богомол… У них будет стрелка через пятнадцать минут. В двух кварталах отсюда. Дима замер, его точно сейчас булыжником по голове шарахнули. Он лишь смотрел вопросительно, с искорками волнения, на Игоря, мечтая, чтобы все это оказалось шуткой. Просто глупой шуткой и Макс не получит ни от кого пизды, и никого сам не отпиздит. — Но… Это все было почти две недели назад, почему сейчас? — спрашивает за Диму Конченков, поднимая брови, и выглядит он совершенно невозмутимо, мол другого от Богомола и не ожидайте. В ответ Игорь лишь жмет плечами и вновь смотрит на Фадеева, который вдруг срывается с места и просто летит к шкафу, где быстро натягивается спортивки, кофту и бежит к выходу из дома, напрочь забыв обо всем. В ушах вата, а в голове лишь «Ты должен успеть! Успеть остановить все это безумие!» Друзьям объяснять ничего не надо. Друзья сами подскакивают с места и бегут одеваться на улицу. Фадеев с парнями выбегает на улицу, и те быстро направляются на место, где будет стрелка. Брюнет бежит, что есть силы, воздуха в лёгких перестаёт хватать, а ноги становятся неприятно ватными, но он бежит, молясь успеть. Вода к воде текла, а я к тебе… Опять и вновь в пути… Когда и где? В какой из дней?.. Парень останавливается, глотая губами воздух, а в висках стучит сердце. Он опоздал. Две группы людей, в которых человек по двадцать пять, уже стоят на футбольном поле напротив друг друга. Вокруг есть ещё несколько компашек людей, то удивленных, то скептически смотрящих, есть и чуть ли не рыдающие. Дима, сжимая ладони в кулаки, нашёл взглядом того самого прилизанного Никиту, стоящего в чёрной кожаной куртке и светлых джинсах. Нашёл в чем прийти на стрелку. Кровь от злости закипает в венах, а после каре-зеленые глаза находят Богомола, и сердце пропускает удар. Он стоит впереди своих людей, скалится, глядя на Никиту, который что-то говорит. Фадеев не помнит тот момент, когда голова начинает кружится, а тошнота подползает к горлу, но помнит, когда весь мир расплывается перед глазами. Стаи волков и лис в один момент сцепляются, так видит это брюнет. Все начинают драться, кричать, а сердце замирает. Дима видит лишь Богомола, который бьёт первым, и теперь нет улыбки на его губах, лишь глаза, полные гнева, прожигающие кровь. Фадеев хотел двинуться вперёд, к нему, но чувствует крепкие руки Лаврова, как и его взволнованный повышенный голос, говорящий «Нет! Не лезь туда!», но Дима все равно рвётся, пускай и безуспешно. Все теряется из-под контроля, когда Голышев теперь дерется в полном хаосе не с одним Никитой, а уже с тремя людьми, ведь на него налетели ещё двое. И разве это равный бой? А кого, собственно, ебет. Жестокие законы улицы. Дима вырывается, скрипя зубами от злости и слыша после крик друзей, но он бежит, несмотря на головокружение и дикое биение мышцы в груди. Бежит к тому, кем слишком дорожит, и, кажется, готов замереть, когда Максим отвлекается, а каре-зеленые глаза встречаются в голубым. Полная идиллия, травянистая земля и голубое ясное небо. В голубых глазах мольба о том, чтобы брюнет валил подальше отсюда. Только вот Макс отвлекся и упустил тот момент, когда ногой получает в живот, и падает на колени, после ещё один удар в челюсть, парень уже лежит на траве, кашляя кровью, ведь продолжают же, суки, пинать ногами в живот. Фадееву сносит крышу, он рвётся сквозь бешеную толпу дерущихся долбаебов, рвётся к Богомолу, после кидается на Никиту, бьёт сразу в живот, чувствуя блядскую смелость внутри, тот сгибается, шипя от злости и боли. Дима не помнит, откуда взялись эти силы и тактика, но тут же бьёт второй раз Никиту, только теперь кулаком в челюсть. Брюнета вдуг хватают крепкие руки, оттаскивая от парня, это был один из тех, кто только что избивал бесстыдно лежащего Макса. Третий в этот момент начинает бить Диму, которого, точно цепи, приковали чужие крепкие руки, в живот, по ребрам, и лицу, как вдруг подбегают ещё несколько людей Макса, стараясь того поднять с Земли и помогают справиться Фадееву с двумя ублюдками. Дима в благодарность кивает, оседая на землю, кашляя и хватая ртом воздух. Не хило так досталось, губа горит и ноет, из неё сочится кровь, как и из брови. Кажется, болящие ребра сейчас сломаются на кусочки, но он сейчас слишком боится за Максима, дабы думать о себе. Герой, блять. Холодные руки, холодные ручьи Бегут, а ты веришь в меня зачем-то. Все заканчивается в тот момент, когда всех оглушает выстрел пистолета, все замирают. Дима вдруг находит недалеко от поля женщину в полицейской одежде, а рука её поднята вверх. В ней-то и пистолет. Все вдруг начинают куда-то расходится, бегать, кричать, и Фадееву в один момент кажется, что он попал в ад. Он с силой встаёт на дрожащие ноги и хватает под руку Богомола, смотрящего с гордостью и болью, ведь внутри все пылало от ударов. Помогает встать, после тот шепчет задорным голосом: — Горжусь тобой, принцесса. Но ещё раз полезешь в подобное, яйца оторву и на шею, как бубенчики, повешу. Из груди Фадеева вырывается смешок, ведь… Блять… Глаза слезятся от непонятного чувства счастья и адреналина в крови. Он смог. Под вторую руку хватает Макса Ромыч, и теперь оба тащат русоволосого в сторону. — Ты все-таки пришел, — победно улыбается Голышев, стараясь идти самостоятельно, и смотрит благодарно и довольно на Новожилова. — Своих не бросаю, — невозмутимость бросает Рома, но после тоже смотрит с огоньками в глазах. — Мне не хватало тебя, братишка. Прости за вчерашнее. — Потом поговорим, но ты прощен, — усмехается Голышев. Дима почти не слышит о чем говорят ребята, но рад, что они помирились, ибо больше не может видеть Голышева таким… Недополненным. Ведь таким чувствует себя Макс без лучшего друга. Парни быстро идут к какой-то неизвестной Диме машине, куда Рома пихает на задние сиденье Голышева, последний кивает Фадееву, мол и ты садись. — Там… Лавров с Конченковым, мне надо к ним. — Напишешь смс, садись, — требовательно говорит, сверля глазами, и Дима, пускай со вздохом, садится, сразу набирая смс. Дмитрий Фадеев. 13:49. Я с Максимом, позже позвоню. Игорь Лавров. 13:51. Ты ебаный Джеки Чан. Игорь Лавров. 13:52. Садиться к незнакомым в машину — нельзя. Мама не говорила? :D Дмитрий Фадеев. 13:52. Иди в зад. *улыбающийся смайл* — Удивил, так удивил, Димон, — сказал Рома, севший за руль. Дима тепло улыбнулся, выдыхая, и только сейчас осознал все произошедшее. Ребра будто сильнее заболели, как и голова, и он чуть постонал, привлекая внимание Макса. — Да уж. Теперь ты рыцарь, а не принцесса, — усмехнулся он, садясь ближе. Машина тронулась с места. Голышев вдруг приобнял Фадеева рукой за плечи, шипя от боли, но все равно потянулся к Диме, целуя того в в висок и выдыхая тихое «Спасибо», пока брюнет замер от подобной нежности, а по позвоночку прошёл ток. Он взглянул влюбленным взглядом и просто молчал, чувствуя тепло в груди и спокойствие. После Максим выдохнул, как-то судорожно, закрывая глаза, и положил голову на плечо парня. — То есть ты теперь в нашей банде, да? — улыбнулся Рома, встретившись взглядом в зеркале с каре-зелёными глазами. — Нет, — строго сказал, как отрезал Макс, не двигаясь и не открывая глаза. Больше никто ничего не говорили, лишь Новожилов пожал плечами. Дима вновь задался миллионами вопросами, но успокоился почти сразу, спокойно выдохнув, и невольно коснувшись губами макушки парня, ведь так давно этого желал. Сейчас все хорошо и спокойно, а сердце, после бешеной встряски, наконец успокаивается.Прощать не больно, когда мы спорим. Всех наших снов, наших историй. В глазах и только, друг друга помнят. Беру с собою его на волю. И даже тем, кто в овечей шкуре. Мы не отдали им наши души. И будут шрамы, я не перестану. И в горе и в радости, остальное штампы.
Они вновь в этих гаражах, где пахнет куревом, краской и чем-то ещё, вокруг ходит уже меньшее количество подростков, а те, кто «отстаивал честь» сегодня на футбольном поле, сидят на диванах, отдыхая. Слава Богу, никто серьёзно не пострадал. Конечно, есть несколько переломов, и даже подозрения на сотрясение, но эти люди уже направлены в больницу. Дима и Максим зализывали раны на диване, сидя рядом, а вокруг них с аптечкой бегала Лёля, то и дело ворча и поправляя очки. — К чему вообще все это было? У нас же было перемирие с северными… — Северные? — переспросил Дима, вопросительно глядя на Голышева, расслабившегося на диване. — Ага, — сказал тот, внимательно глядя на руку нахмурившей Лёли, которая обрабатывала его ранку на лбу. — Есть северные и южные. Мы — южные. У нас однажды случился конфликт с северными. — Они убили нашего… Лёшку, — грустно сказала девушка, и Богомол тут же «незаметно» ударил её слегка кулаком в коленку, взглянув убийственно, и Диме, который застыл, показалось, что Макс от него что-то явно скрывает. — Убили? — облизнул пересохшие губы, не веря ушам. Куда он, блять, вляпался? — Это не важно, — сказал резко, одернул голову от руки недовольной Оли, и та, неодобрительно мотнув головой, сунула парню аптечку в руки, после уходя. Фадеев уже открыл рот, дабы спросить, почему тот не хочет говорить, но встретился с мрачным взглядом Макса и решил, что не время. Спросит, но не сейчас… Богомол, набрав воздуха в лёгкие, подвинулся к Диме и начал обрабатывать его ранки. — Да я и сам могу… — Сиди и не дергайся, герой. — Так почему была стрелка? — аккуратно и тихо спросил Фадеев, боясь вновь вывести русоволосого из себя. Голышев поджал губы, внимательно, чуть нахмурив брови, смотрел на разбитую бровь парня напротив, и тыкал по ней ваткой, пропитанной каким-то средством. — Я ударил этого хуесоса тогда в школе… Этим самым нарушил перемирие, — пояснил парень. — То есть… Это из-за меня? — Не бери в голову. Дима, чувствуя теперь вину на плечах, лишь кивнул, опустив взгляд. Максим закончил работу, сложил все обратно в аптечку и, скривив лицо от боли, с усилием встал, ведь ребра, по которым били ногами пацаны, болели. Ушёл куда-то, относя белую аптечку. Фадеев лишь, откинувшись на спинку, трёт двумя пальцами переносицу. Голова гудела жутко. Откуда у него взялась эта чертова смелость влезть в драку? Северные, южные... Как же все сложно. Жил бы себе в Питере, общаясь с сверстниками, живущими обычной, спокойной, богатой жизнью, но нет, сидит сейчас в каком-то гараже, рядом с местными бандитами. — Эй, пацан, — подсел к Диме незнакомый парень, закинув локти на спинку дивана. У него было мускулистое телосложение и важный вид. Синяк красовался под глазом, и довольная улыбка на лице. — Не видел тебя раньше, но ты полез в драку… За нас. Не знаю твою причину, но ты помог вожаку нашей стаи. Спасибо тебе, — протянул руку для пожатия. — Арсений. — Дима, — пожал руку Фадеев, — Да не за что. Мы друзья с… Богомолом. Фадеев приятно улыбнулся, а глаза вдруг заблестели от избытка внимания. Ему было искренне приятно. — Заводишь друзей, Фадеев? — с улыбкой сел рядом Максим, — Привет, Арс. — Здарово. Фадеев, значит? — перевёл взгляд вновь на Диму Арсений, оглядев его каким-то оценивающим взглядом, Дима только коротко кивнул. — Приятно было познакомится, — с какой-то странной, озарной интонацией сказал темноволосый парень, и, кивнув Голышеву, ушёл. Дима лишь повёл плечом от непонятных чувств внизу живота, не совсем положительных, к слову. Повернулся к Максиму, который провожал недовольным взглядом Арсения. — Какие планы? — решил вернуть внимание к себе Фадеев, и голубые глаза в миг взглянул в каре-зеленые. На лице появилась игривая улыбка, и какие-то пошлые искорки загорелись в глазах напротив.***
Дима возвращается домой под вечер, и на него тут же накидываются родители. Мать в шоке спрашивает о том, почему у него такое побитое лицо, и Фадеев реально не хочется сейчас с кем-то из них говорить. Он собрался молча идти в свою комнату, но мать, неожиданно для него, рявкает «Сядь на место, юноша!». Вообще-то, она впервые так повышает на него голос, заставляя вернуться в реальность и вновь почувствовать себя сыном, озабоченных им родителей. Дима сидит около часа выслушивая мать, и чувствует себя ужасно виноватым, видя слёзы в глазах Инны. Отец говорит ей не ныть, мол, парень взрослый, сам разберется в своих проблемах, на что та охает, объявляет семье бойкот и уходит на кухню. После Константин садится рядом с Димой и тут начинается нечто. Нечто непонятное для Фадеева. Отец начинает говорить о том, что сам был тем ещё разбойником в школе, говорит о том, что никогда больше не посмеет навредить семье и о том, что ему искренне жаль, что он тогда ударил жену. Это получилось каким-то душевным разговором, затянувшимся аж до ночи, и, кажется, вся злость Фадеева младшего на отца, после его рассказов, куда-то улетучилась. —… Потом я встретил твою мать, влюбился по уши и предложил ей пожениться. Её родители были против, — с тёплой улыбкой вспоминает отец, и Дима усмехается, допивая уже остывший чай. Они сидели за столом на кухне, пока, все ещё обиженная, мать, сидела в гостиной перед телевизором, где шла её любимая программа. — Но вы же все-таки поженились…- немного недоумевал парень. — Ну так я упорно добивался её, — поиграл бровями папа. — Сынок, в этой жизни никогда не стоит отступать, всегда надо идти до конца. Бороться за счастье и не бояться будущего. Страх всегда важен в жизни, он должен быть, но не должен мешать тебе идти дальше, — Дима кивнул, понимая, что эти слова стали ответом на многие вопросы, терзающие его душу уже несколько дней. — Ну и как ты получил эти ранения? — с усмешкой кивнул Константин. — Боролся за счастье, — усмехнулся парень, задумчиво, стеклянным взглядом глядя на свой чай, сказал Дима, и отец тоже посмеялся, а после встал, наверное, устав и решив идти спать. По пути положил руку на плечо Фадеева. — Правильно. Но все равно знай, что в твоей жизни главное только семья. Мать, отец, жена и дети. Не обижай больше маму, не повторяй моих ошибок. Ушёл, а Дима кажется вздрогнул от слов отца. Внизу живота что-то оторвались, при словах «Жена, дети…» Знал бы ты, отец, что я гей… На следующий день, когда Дима благополучно готовился к школе, как снег на голову, сваливается на него новость, что он должен уехать на неделю к бабушке в Питер. Фадеев, как бы не был против уезжать куда-то, не стал долго сопротивляться, ибо бабушка сильно болеет, а он очень любит её. Она просит приехать и проститься, и лишь от осознание того, что парень может потерять человека, который его воспитал, сердце сжимается и ноет. Дима ещё не знает, как рассказать об этом Максу. Не знает, как он отреагирует на недельную разлуку. Вроде, не так и много, а вроде и целая вечность. У брюнета была ломка в костях после разлуки на четвёртый день, а тут неделя. Сейчас парни лежали привычно на диване, смотря на ночное небо, в тишине, как обычно после долгих разговоров. — Че молчишь? В пизде торчишь? — спрашивает, улыбаясь, Максим, с самого начала заметив напряжение Димы. Фадеев пожал плечами, ощущая все тот же камень на сердце от недосказанного, но рассказать и смириться в любом случае придется (Диме, как ему кажется, особенно тяжело). Максим приподнимает голову, теперь склонясь над Фадеевым, тот открывает глаза, смотря в глаза, и кажется, Голышев понял, что тут не так. — Рассказывай, принцесса, у тебя глаза блестят, когда ты врешь. — Не правда, — закатывает глаза, улыбаясь. — Правда-правда, — Максим вдруг щекочет его по ребрам, и тот немного отодвигается, сгибаясь и смеясь, — Говори уже, не тяни кота за яйца. Дима ложится обратно, рядом с Богомолом, смотрящем на него сверху, подперев подбородок рукой, свободную же руку он неожиданно кладет на живот Димы, отчего на этом месте нечто взрывается, обращую приятную щекотку внутри, а мурашки бегают теперь от головы до пят. — Мне надо будет уехать к бабушке, — сообщает он с грустью, и Максим застывает, глядя очень непонятно. — Всего на неделю, — спешит добавить парень, зная, что пережил с Ромой Богомол, но того и это все равно это мало успокаивает. — Зачем? — хмурит брови, и Дима сам решает присесть, приняв такую же позу, что и русоволосый, но последний давит на грудь, перекладывая руку выше живота, заставляя лечь обратно. Смотрит упорно, внимательным взглядом, и Диме от этого нихера не легче, наоборот… — Она болеет и хочет увидеть меня… Типа в последний раз, — говорит хриплым голосом, отводит взгляд в небо, а глаза уже стоят на мокром месте, и он быстро моргает, не позволяя прорваться слезам. Максим ничего не отвечает, спускает ноги с дивана и садится, сгибаясь в животе, закуривает сигарету. Фадеев смотрит как-то тоскливо, будто уже скучает, пускай ещё никуда не уехал. — Всего неделя. — А школа как? — спрашивает холодно, и кажется, он… обиделся? — Неделю пропущу. Я - отличник, есть возможность,- с нотками гордости сказал пацан, на что Богомол ухмыльнулся. — У тебя трояк по руссишу, умник, — выдыхает в небо табачный дым, а Дима усмехается, повернув голову в сторону Голышева. — Потому что ты училку на меня натравил, если не помнишь. Я не исписывал свою тетрадь в фактах её жизни. Богомол, вспоминая то прекрасное время, когда издевался над Димой, как только мог, коротко посмеялся, и повернулся, глядя на парня. — Неделя, понял? Не больше, — говорит строго, смотря бегающим взглядом по лицу, и Дима, сжав губы, кивает, видя на лице голубоглазого переживание. Максим выкидывает сигарету на половине и тянется к Диме, завлекая его в глубокий поцелуй, а тот перекладывает тёплые руки на, и без того разгореченную, шею, обжигаясь касанием, тянет русоволосого на себя ещё больше: теперь Максим сидит сверху, трепетно кусая губы Фадеева, чувствующего привкус недавней сигареты и чего-то сладкого. Голышеву хочется большего, хочется жёстких касаний, хочется почувствовать себя внутри Фадеева. С губ брюнета слетает несколько стонов, срывающих крышу напрочь, и Богомол сам уже рычит, пробирается под кофту Димы, ощущая кончиками пальцев горячую кожу. Фадеев немного выгибается, прижимаясь всем телом к русоволосому. Чувствует мокрые губы Максима на своей шее и тихо стонет, цепляясь дрожащими пальцами за плечи парня. Голышев не может больше тянуть, быстро снимая с себя футболку, и совершенно не реагирует на не самую теплую погоду, ведь, сука… Как жарко. После парень так же справляется с кофтой Димы и, видя как по телу бюнета бегают мурашки от холода, прильнул обратно, даря тепло. — Максим… — стонет в губы, обжигая дыханием, и Голышев понимает: он сейчас сойдет с ума. Накрывает губы Димы своими, глотая его стоны. Фадеев знает, к чему все ведёт, и внутри все с трепетом дрожит в ожидании. После голубоглазый чуть отстраняется, заглядывает в глаза, ища там ответ, согласие, и Дима чуть кивает, мол, я полностью доверяю тебе. Наверное, этот кивок сломал все стены напрочь, а может и стон, слетевший с пухлых губ, когда горячие пальцы Богомола коснулись низа живота, а после умело подхватили резинку спортивок, стаскивая их, голова кружится; в штанах пульсирует, тянет, кричит о желании. Макс справляется со штанами Димы, откидывает их куда-то, и, пока парень внизу краснеет, хватает руками за бедра, приподнимает ноги, заставляя ими охватить свою талию. Фадеев сам теперь ближе прижимается, задевая твердую плоть, который в миг рычит, вновь накрывая губы своими. Диме стыдно, он почти голый, он впервые за несколько лет так обнажен перед человеком. И не только физически. Хочется больше… Они целуются, опять и опять, горячо дыша в губы, кусая кожу друг друга, и Фадеев уже сам справляется со штанами своего парня, тот довольно ухмыляется от рвения брюнета, уже задыхающегося и поднимающего голову, дабы схватить губами воздух. В один момент, когда пальцы Голышева, лбом который уткнулся в плечо Димы, схватили края его боксеров, раздается телефонный звонок, заставляющий замереть. Нет, нет, нет. Максим мотнул головой, и делает вид, что этого сейчас не было, тут же опять целует Диму, отвлекая его от телефона, но тот успевает заметить надпись контактов телефона русоволосого. На телефоне, который лежит недалеко на полу, видно «1 пропущенный звонок от „Лена”». Знает он эту Лену… Та самая блондинка. Фадеев понимает, что злость играет теперь в крови, и нагло хватает пальцами талию Богомола, прижимается к нему, начинает медленно двигаться, что окончательно сносит крышу. Макс рычит куда-то в шею, стягивая окончательно боксеры парня. Сука, как мало воздуха, как тянет внизу живота… — Расслабься, — говорит русоволосый тихо на ухо, чувствуя, как напрягается тот. — Иначе будет больно. Прошу тебя, расслабься… Дима кивает, стараясь поступить, как сказано, но внизу живота нечто щекочит, при этом в груди оттадется эхо некого страха… — Доверься. Просто доверься мне. Чувствуя очередной кивок, голубоглазый сплевывает на ладонь, после неуверенно, очень осторожно входит в парня одним пальцем, тот вздрагивает, ведь сейчас фейерверки взрываются в животе. Сука… Начинает медленно двигать и отвлекает поцелуем, ведь тому непривычно, может даже больно, он уверен в этом… Блядство, какой Дима тугой, и как хочется войти в него, полностью, до основания. Добавляет второй палец и парень опять вздрагивает, даже пытается отстраниться, но Максим протягивает шаловливое «Куда?», тянет на себя обратно, и цепляет поцелуем, а Фадеев, уже более привыкший, стонет. Голышев не сдерживается, проводит несколько раз влажной ладонью по пульсирующей плоти, после входя медленно и аккуратно, ощущая, как дрожит, точно в лихорадке, парень снизу, и ему нравится, что он так на него влияет. Дима жмурит с непривычки и боли глаза, в уголках которых уже видны слёзы. Богомол двигается медленно, давая время привыкнуть, и когда тот уже открыто стонет, ощущая вспышки в ребрах, которые все ещё побаливают, от каждого толчка. Как же давно об этом думал Максим, как же хотел, и сейчас, разгореченный, добившийся своего, стонет в шею Диме, успевая целовать её, цепляться зубами кожу, оставляя засосы. Они оба вот-вот сойдут с ума от этой близости, потеряют напрочь весь контроль. Слишком хорошо, слишком мало воздуха, до одурнения в создании, до сладкого тумана перед глазами. Максу хочется все, он вдруг глухо рычит в поцелуй и, обхватив Фадеева за талию, начинает двигаться быстрее, входить глубже, практически выбивая из Димы стоны, и может поклясться, что слышит, как бешено стучит чужое сердце, и почти уверен, что его собственное в данный момент поддается такому же дикому ритму. — Блять, принцесса, что же ты творишь, — хватает стоны с губ, после целует куда-то в щеку, губами собирая слезинки Димы, который сейчас просто сойдет с ума от подобной нежности, он цепляется пальцами за плечи и спину, царапая кожу, пока руки русоволосого сжимают пальцами талию и бедра брюнета, до сладкой боли, обещая оставить после себя синяки. Оба доходят до пика почти одновременно, одурманенные этим сладким, наркотическим, в каком-то смысле, тумане. Голышев кладёт голову на грудь Диме, которая тяжело вздымается, и слышит, как сильно стучит сердце. Как же хорошо, как сладко кружится все перед глазами, точно те пьяны. Вероятно, это так и есть. Ломит где-то в коленках и в животе, даже двигаться первые секунды просто невозможно, но Максим с усилием ложится рядом с парнем, после целует его в уголок губ. Оба обессиленно кладут головы, и Фадеев отчего-то ярко улыбается, накрывая их пледом, появившимся тут неделю назад, когда парни стали засиживаться на крыше. Брюнет льнет всем телом, обнимает тело рядом, пока тот повторяет действия Фадеева, и утыкается носом в щеку, неожиданно даже для самого себя шепчет: — Блять… Ты у меня под кожей, Фадеев. В этот момент мир застывает для всех… Дима чувствует, как внизу живота что-то обрывается, в горле так пересохнет, а в сердце нечто защемит. Он не ожидал и ему до боли приятно. Фадеев понимает его полностью. Сам увяз в парне. — Взаимно, — отвечает Дима, спокойно закрывая глаза, пытаясь выровнять дыхание и успокоить биение сердца. Прижимает рукой Голышева ещё ближе к себе.