принцесска

…Я по уши в тебя влюблён… От дождя укрою, спрячу за спиною, Разгоню те тучи что собою, закрывали солнца свет.

Девять месяцев спустя. — Димон, быстрее, ну! — кричит Лавров, улыбаясь во все тридцать два зуба, хватает Конченкова под руку и оба бегут к 11А классу, готовому для классной фотографии на фоне школы. Мальчики и девочки в официальных костюмах, нарядные и красивые. Девочки встали во втором ряду, а мальчики сели на корточки в первом ряду. Самые высокие были в третьем ряду, куда и встали парни. Стоит сказать, что Дима уже догнал в росте Лаврова, которых ходил под два метра. Все наконец встали на места, и классная руководительница поймала какого-то семиклассника, попросив сделать фото на её фотоаппарате, тот с улыбкой согласился. — Улыбаемся, ребят! — сказала женщина, встав в середину, и Лавров не удержался сделать ей незаметно рожки, на что Стас закатил глаза, тепло улыбнувшись. — Улыбаемся и машем! — послышалось их толпы 11А, и некоторые ребята именно этому растянули губы в улыбке. Дима улыбнулся яркой улыбкой, радостный внутри первому сентябрю, и готов был получится на фото идеально, как увидел в толпе школьников Катю, машущую ему рукой, поэтому отвернул голову в сторону, и та, счастливо смеясь, вся нарядная, с забавными детскими хвостиками на голове, послала другу воздушный поцелуй. — Всё! — сказала классная, и Фадеев взглянул с недоумением, понимая, что просрал важный момент и получится на фото сто процентов кое-как. Друзья посмеялись над его выражением лица, а в груди брюнета засела досада, пускай и забытая практически сразу. Одноклассники разошлись по всему школьному двору после линейки, некоторые по быстрому свалили домой, не дожидаясь классного часа. Дима, Стас и Игорь же договорились уйти бухать с одноклассниками сразу же после фотографии, но вот тебе на, Фадеев пропал, и только после два злых друга нашли его в компании с Катей, поступившей в десятый класс, пускай и клялась, божилась, что уйдёт после девятого. — Голова трещит от всего этого, — говорит с жаром девушка, плюхаясь на скамью и поправляя своё чёрное платьице. — Да уж, — соглашается парень, садясь рядом и вдыхая всё ещё тёплый воздух сентября. — Ща бы покурить… — Я тебе покурю! — даёт смело подзатыльника Голышева, и тот неловко улыбается, отклоняясь. — Всё лето не курил, а тут… — Я понял-понял! — поднимает ладони в примирительном жесте, и девушка лишь качает головой, мило улыбаясь и сверкая своими новыми брекетами, поставленными два месяца назад. — Самая настоящая школьница, — смотрит с искорками Дима, и девушка смотрит испепеляющим взглядом, готовая дать ещё один подзатыльник. — Шучу, шучу! — вскакивает с места, как только видит, что рука подруги опять поднимается, и оба теперь хохочут. Дима облизывает губы и переводил невольно взгляд на место около входа в школу, где ровно год назад получил пиздюлей от Богомола. Тоска захватывает грудь мгновенно. Знаете это ужасное чувство, когда всё хорошо и стоит вспомнить лишь один эпизод из жизни, важный эпизод, и настроение падает мгновенно в пропасть? Вот и у брюнета сейчас. Перед глазами в миг проходят все четыре уже забытые месяцы, и что-то защемляет грудь. Он ещё летом сделал вывод: это была детская влюблённость, которая прошла, всё. Но почему тогда сжимается сердце, а дышать становится в несколько раз тяжелее? На этот вопрос не было ответа. Или же он тупо не хочет на него отвечать. Не хочет тревожить старые раны, пускай Голышев с охотой это делал, каждую неделю присылая Фадееву письма. Именно письма, Диме даже смешно было, как в двадцатом веке, ей богу. Первое письмо пришло через две недели после последней встречи, Фадеев читал его со слезами на глазах, это всё казалось таким абсурдом, что тошно было, и ему было поистине жаль за всё, что он наговорил Богомолу за все четыре месяца знакомства. В письме говорилось о том, что не жизнь, а хуев роман, потом о том, что тот надеется, что Фадеев всё же дождётся его. О том, как жаль ему, что всё вышло боком и всё в этом жанре. Второе письмо уже рассказывало о жизни в колонии и о том, как скучает русоволосый. Потом третье письмо, четвёртое, пятое… Всего их ровно двадцать. Письма прекратили поступать в мае, да и признаться честно, ещё на тринадцатом письме Дима перестал их читать, было невыносимо, тупо невыносимо, он хранил их, каждое письмо, открытое и не открытое. Даже волновался, когда они прекратились… Ну мало ли что могло случиться с Богомолом в колонии. Елизавета Голышева, мама Максима, успокоила Диму, сказав, что с парнем всё хорошо. Вероятно, ему заебалось писать, зная, что ответа никогда не поступит. Фадеев всё лишь пытался отпустить прошлое и идти дальше, но Голышев оказался жвачкой в волосах, не готовый отпускать парня. — Ты чё задумался, Дим? — говорит девушка, убирая телефон, в котором переписывалась с другом уже минут семь. — А? — глупо издаёт звук парень и поворачивается к подруге. — Не, ничего. Вспомнил кое-что. Ладно, Кать, меня ждут Стас и Игорь. — Ну, тогда до завтра, — улыбается Голышева, вставая на ноги и увлекая парня в объятья. Тот целует поле подругу в щёку и отдаляется, но успевает крикнуть «Школьница!» получая в ответ страшный злой взгляд, постепенно становящийся дружеским, с любовью, и убегает к друзьям.

***

— Итак, — важно встаёт в середину комнаты уже пьяный Игорь, поднимая бутылку пива. Выглядит, как Путин на новогоднем поздравлении, ей богу, ещё этот костюм, уже потрёпанный. — Мы пережили многое, — важный тон, серьёзный взгляд, на него смотрят человек двадцать, — Кто-то покинул наши ряды, но мы пошли до одиннадцатого! Мы, как старцы… — Боже, Игорь, — закрывает лицо в испанском стыде Стас, сдерживаясь не заржать. — … Не перебивай, холоп. Так вот… Мы — это старшее поколение, за которым всё будущее страны, — многие уже ржут, но Дима смотрит довольно спокойно, стоя в углу комнаты с стаканом пива, он уже пьян, и сейчас на полном расслабоне, поэтому и друга воспринимается забавно. — Кто-то ушёл, кто-то прибавился, — кивнул на Диму, тут же залившегося краской. — Мы сделаем этот ёбаный последний класс, собратья мои, выебем его в сраку и сдадим ЕГЭ! Все тут же зашумели, некоторые, поднявшие ранее бутылки пива, тут же начали пить, приняв тост друга и одноклассника, как нечто гениальное. Несколько ребят дали Лаврову «пять» и тот, довольный собой, слез со стула, сев рядом с Конченковом, у которого улыбка до ушей, хоть завязочки пришей. И я склонился над стаканом, чтоб, не страдая ни о ком, себя сгубить в угаре пьяном. — Как дела? Дима вздрагивает, тут же проснувшись от мыслей и переводя взгляд в глаза цветом шоколада. Конченков пил всегда меньше всех, и сейчас не спеша пьёт своё пиво. Он смотрит спокойно, но всё же в глазах читается лёгкое переживание за друга, но Дима лишь улыбается, пожимая плечами. — Шикарно всё. Ты как? — Также, — уголки губ дёрнулись в улыбке. — Дим, — начинает вдруг очень серьёзно. — Ты… Скучаешь по… Максиму? — становится более неуверенным, облокотившись тонким плечом на стену. Что-то вздрагивает внутри брюнета, и лицо на секунду становится потерянным, ведь эту тему не заводили вот уже восемь месяцев, но парень быстро берёт себя в руки. — К чему ты спрашиваешь? — чуть опускает брови. — Просто интересно. Дима долго смотрит в карие глаза, но сознанием явно был не в этой шумной комнате в квартире Лаврова, где на всю катушку орёт музыка и шумят одноклассники. Последние месяцы очень странные, полные отрицания, принятия и вновь отрицания. Но Дима смог сделать выводы: детская влюблённость. Осадок. конечно, ещё есть, но что он чувствует сейчас к Голышеву? Хочет ли вообще знать его? Этот парень за несколько месяцев подарил столько эмоций, сколько Фадеев вряд ли почувствовал за всю жизнь, и сейчас он упорно отрицает это, ведь так спокойнее, защищать себя и стараться не копаться в этом, забыть. — Знаешь, — начинает, облизывая губы и обдумывая всё в голове, одурманенной алкоголем, развязывающим язык. — Эм… Не помню точно, но где-то после двух недель, как я перешёл в эту школу, то пошёл гулять. Один. И я нашёл крышу, где увидел Макса. Он катался на скейте. После этого мы и начали общаться. В общем… Если бы я мог вернуться туда, — Стас внимательно слушает, даже не моргая, а Дима всё крепче сжимает стакан с пивом пальцами. — Думаю, я бы ушёл сразу же. — Ты не прав, — Дима смотрит с непониманием, а Стас же переводит взгляд на бушующего Игоря, танцующего рядом с колонками, и как он там ещё не оглох. Смотрит опять на брюнета. — Чтобы у вас там не случилось… Если ты любил его, то не должен сожалеть. Я с Игорем тоже много пережили, и не стал ничего изменять, ведь мы вместе, это главное. — Тебя не избивал твой любимый человек, — поддаётся чуть вперёд Фадеев, ощущая лёгкое головокружение от алкоголя, и говорит всё остальное с нотками злости и обиды. — Твоя голова не страдала после встречи с гопниками в подворотне, тебя не похищали, у тебя на глазах не умирал человек. Твой парень не сидел в колонии. Закрыли тему. Конченков теряется на секунду, и Дима ловит момент, быстро уходя от друга в пустую комнату, где можно побыть одному.

***

4 сентября. — Чё думаешь делать после шк? — спрашивает Дима, перебирая прядь волос Кати, положивший свою голову ему на живот. Друзья расположились на кровати в её комнате, Голышева потягивала вейп, а парень бессмысленно сидел в телефоне. — Не знаю… Наверное, хочу поступить в театральный. Но точно не в Самаре, — усмехается девушка, парня, да так, что вся комната уже в сладком паре со вкусом карамели. Дима смеётся и ловит на себе вопросительный взгляд, а после блокирует телефон, засунув его в карман толстовки. — Театральный? Серьёзно? — Почему нет?! Я хорошая актриса, — говорит немного обиженно, поднимая подбородок, и уже не смотря на парня снизу. — Сам-то куда подашься? — В университет кино и телевидения. Фотография там, всё такое… В Питере. Девушка вдруг вскакивает на кровати, пугая парня, и смотрит с огромным воодушевление горящими глазами, сдерживаясь не захлопать в ладошки. — Я поеду с тобой! У парня на миг перехватывает дыхание, да и он забывает, как говорить, смотря на счастливую улыбку подруги. А ведь идея на самом деле замечательная, Дима кивает, улыбнувшись, и девушка бросается на радостях ему на шею. — Покажешь, как вы, Петербуржцы, развлекаетесь. Брюнет смеётся, ничего не говоря. и вспоминает тот вечер в клубе со старыми друзьями. Вспоминает его глупый сон, и сейчас всё кажется таким мелочным, без причины беспокоится, как он беспокоился тогда. Голышева убегает на кухню за чаем, а Фадеев, тяжело вздохнув, берёт телефон в руки, но в груди всё точно светится. Вдруг в вк приходит сообщение от… Арса Панфилова? Брюнет не сразу вспоминает, кто он такой, но после перед глазами встают картинки той ночи в клубе на концерте, тот не случившийся поцелуй в туалете… И всё в том жанре. Арс Панфилов. 17:48. Привет, помнишь? Надеюсь, ты всё ещё не злишься на меня?) Дмитрий Фадеев. 17:50. Чувааак, год практически прошёл)) Арс Панфилов. 17:50. Пхах, время быстро летит. Ты как? Дмитрий Фадеев. 17:52. Сойдёт)) Ты? Арс Панфилов. 17:53. Отлично)) Может встретимся как-нибудь? Дима невольно улыбается, чуть краснея, прикусывает губу и набирает ответ. Дмитрий Фадеев. 17:53. А это хорошая идея ;)