Birth mother

— Мама? — довольно громкий детский шёпот заставил Эмму открыть глаза и прикосновение ладошки к плечу не оставили сомнений, что обращались именно к ней. — Да, ребёнок? — сонно спросила она, осторожно дотрагиваясь до спины мальчика, — Что такое? — Я тебя потерял, — смущенно ответил Генри. — Но ведь нашёл, — улыбнулась Эмма, приглаживая сыну волосы. — У меня живот болит, — оповестил он тихонечко, чтобы, видимо, чтобы не услышала лежащая рядом Реджина и это осталось их тайной. — Пойдём в туалет? — столь же тихо предложила блондинка. Генри кивнул и они направились решать проблему. Когда эта самая деликатная проблема была решена, горшок вымыт, Эмма заканчивала прибираться в ванной, Генри запрыгнул на закрытый крышкой унитаз и негромко спросил: — Почему учительница сказала так, что получается ты не моя мама? Девушка напряглась. Реджина была права — оправдываться нельзя, необходимо спокойное и уверенное поведение во время обсуждения этой непростой темы. — Люди могут говорить многое, но ты сам считаешь меня своей мамой? — что ж, уйти от обороны в наступление может быть хорошей тактикой в данной ситуации. — Я считаю, — нахмурился мальчик, — Но она сказала что Джина моя мама и Джина говорила это как будто правда. — Потому что она тебя родила и она тоже твоя мама, — Эмма вздохнула и села на пол, не разрывая зрительного контакта с сыном. — Получается у меня две мамы? — довольно громко спросил Генри. — Получается, так, — согласилась она, — Ты же сам не так давно говорил, что у твоей знакомой Джейн две мамы. — У Клэр, — поправил он. — У Клэр, — повторила Эмма, — И выходит так, что родила тебя Реджина, но и я твоя мама, разве нет? — Наверное, — было видно, что мальчик совсем запутался. — Ну посуди сам, Генри, — она старалась объяснять максимально спокойным тоном, — Когда у тебя сегодня утром заболел животик, ты же меня пошёл искать, верно? — Да, — ребёнок округлил глаза. — А почему? — осторожно спросила Эмма и затаила дыхание. От его ответа будет зависеть многое в их сложившейся ситуации. — Потому что ты можешь мне помочь, — пролепетал он. — Правильно, — похвалила она, — А знаешь почему я могу это сделать? — дождавшись заинтересованного взгляда она продолжила, — Потому что у нас с тобой такое было и не один раз. У тебя болел животик и раньше и я тебе помогала. У тебя болели зубки и мы пили лекарство или шли к врачу. Ты падал и я лечила тебя, если ты ушибся. Так было всегда? — Да, — подтвердил мальчик. — А знаешь кто может всё это для малышей сделать и точно знает как? — Мама? — он всё-таки догадался, к чему она клонила. — Правильно, пацан, — улыбнулась Эмма, — Значит, я твоя мама? — Значит да, — робко улыбнулся он в ответ. — Вот и чудненько, — она поднялась с пола, подошла к сыну и подхватила его на руки, — Поваляемся ещё немного, что скажешь? Спать под чирикание птиц — удовольствие сомнительное, хоть Эмма и чувствовала недостаток сна, но не удавалось даже задремать. Закрыть окно было плохим вариантом — в духоте спать ещё меньше хочется. Генри тоже явно не спал, он удобно устроился посередине между ней и Реджиной и лежал с закрытыми глазами, возможно тоже безуспешно пытался заснуть. Погода стояла очень тёплая, почти лето, но спальня находилась на теневой стороне, поэтому в комнате было прохладно и не солнечно, что помогало подольше понежиться в кровати и подумать. А мыслей было и правда много. Для начала стоило хоть немного распланировать день. После завтрака обязательно нужно съездить за жуком, разобраться, в чем конкретно проблема и молиться, чтобы эту проблему можно было уладить за неделю. Несмотря на протесты Реджины, поговорить с Мэри-Маргарет необходимо. Нет, уже не хотелось разорвать ее в клочья и даже по большому счету бить то не хотелось, сон смягчил поднявшийся было гнев, а разговор с сыном и вовсе свёл на нет всю злость. В конце концов, Эмма помнила, что всё, что ни делается — всегда вовремя и всегда к лучшему. Раз уж Генри узнал об усыновлении в пять лет — значит так было нужно. А может он наоборот сейчас это легче перенесёт, чем если бы узнал, например, в десять? Может быть именно это время, это место и эти обстоятельства были идеальны для принятия ребёнком этой непростой новости. Как бы там ни было, посмотреть в глаза учительнице хотелось, возможно немного припугнуть, чтобы в дальнейшем будущем она была сдержаннее в своих порывах причинить благо окружающим. — А почему Мэри-Маргарет сказала что ты не моя мама? — послышался тихий голос Генри, высунувшегося из-под одеяла. Он что, читает мысли? — Пацан, она… — начала было Эмма. — Она глупая, — уверенно ответила проснувшаяся Реджина, — Некоторые взрослые бывают глупыми, Генри. Она не понимает, что бывает такое, чтобы у детей были две мамы или два папы. Мы то с тобой знаем, что так бывает, а она нет, поэтому так и сказала. — Но она учительница, — возмущённо заявил мальчик, — Она не должна быть глупой. — О, малыш, в мире столько всего происходит, чего не должно, — протянула Эмма. — Не всё то, что говорят взрослые — правда, — мягко произнесла Реджина, запуская руку в волосы ребёнку, — Мы тебе обязательно поможем разобраться, мы всегда будем на твоей стороне, нам ты можешь верить. — Потому что вы мои мамы? — спросил он поочередно глядя то на одну, то на другую женщину. — Да, детка, — Эмма сгребла его в объятия, стараясь притянуть ещё и Реджину. — И мы любим тебя, — брюнетка присоединилась к объятиям и легонько чмокнула мальчика в щеку. — И друг друга? — хитро спросил он. — Похоже на то, — ответила Реджина с легким беспокойством глядя на Эмму. — Однозначно, — ухмыльнулась она. Как и предполагала Реджина ещё ночью, мышечная боль в руках на утро была невыносимой. Она с видимым трудом оделась и привела себя в порядок, поэтому завтрак Эмма взяла на себя, наскоро приготовив тосты с творожным сыром и копченым лососем, благо в этом доме холодильник никогда не был пуст. Ещё одно дело, которое пришлось взять на себя — это вождение шикарного чёрного мерседеса до площадки на берегу, где остался жук. Да, Реджину было очень жаль, у неё так сильно болели руки, плечи и спина, но эта возможность управлять такой машиной была за счастье, хотя бы и только в одну сторону. Жук оказался не в самом плачевном состоянии, достаточно было отбуксировать его на тросе в автомастерскую, подождать пару дней и… Сначала Эмма выразилась буквально, что он будет как новенький, но у Реджины такой заразительный смех, что даже маленький предатель Генри начал хихикать. В общем, жук обязательно будет в полном порядке к отъезду в Бостон. День стал клониться к закату совсем неожиданно, как оказалось, время, проведённое с близкими, да ещё и практически без тревог, очень способствовало тому, чтобы потерять ему счёт. Генри уснул на диване, Эмма знала, что спать на закате — не лучшая идея, но и будить его означало бы обречь себя на крики и капризы, а его — на разбитое полусонное состояние. Возможно после пробуждения он и будет вялым, как бывало, когда он спал в это время, но велик шанс, что на этот раз пронесёт. Лучшим вариантом было прикрыть его тонким покрывалом, несмотря на жару, во сне он мог начать мерзнуть, Эмма это знала, и оставить на пару часов в тишине. Реджина снова была погружена в работу, хорошо, что из особняка, да и то, что это не требовало физических усилий тоже было плюсом. Брюнетка порывалась было начать сортировать вещи, но её удалось отговорить: какой в этом смысл, если время ещё есть, а сегодня боль в мышцах такая сильная? В своём кабинете, за столом, в очках, с серьёзным лицом она была сногсшибательно очаровательна. Эмма помнила, именно такую Реджину она поцеловала впервые. Её определённо заводил деловой стиль, раньше, кажется, она этого не замечала. Да и не было возможности заметить. — Ты что-то хотела? — спросила женщина, не отрываясь от ноутбука. — После того как я увидела тебя появилась пара мыслишек, но кажется ты действительно занята, — хмыкнула Эмма. — Дорогая, действительно сейчас не лучшее время, — Реджина была удивлена такому повороту разговора, что было ожидаемо, к шуткам она особо не привыкла, — Мне нужно успеть поскорее заполнить несколько графиков, да и Генри играет на заднем дворе, он может вернуться в любую минуту. — Генри дрыхнет без задних ног в гостиной, — улыбнулась блондинка, — Но я шучу, хоть и выглядишь ты крышесносно. Дождёмся вечера, если тебе станет полегче, тогда и вернёмся к этому разговору, — она подмигнула и продолжила, — Я хочу ненадолго прогуляться до закусочной и магазина, ты чего-то хочешь? — Но там ведь Руби, — Реджина подняла бровь и посмотрела недоуменно, — После вчерашнего слушания она наверняка ещё больше разозлилась, ты любитель жареного сыра в панировке из мусора со стола? — Я бы хотела попробовать ещё раз, вдруг этот разговор к чему-то да приведёт, — рассудила Эмма, — Но я обещаю, если к согласию прийти не удастся, еду из «Бабушки» я вам не принесу. — Ты хочешь и ужин взять на себя? — Мне всё равно нужно пройтись, вот и организую нам что-нибудь, — блондинка пожала плечами, — Пацан если проснётся до моего возвращения, то сделай ему не слишком сладкий чай, но без перекусов. Реджина очень тепло на неё посмотрела, было плохо видно, но кажется, глаза за очками слегка заблестели, она ничего не сказала и только уверенно кивнула, после чего вернулась к работе. Эмма прикрыла за собой дверь, ещё раз проверила Генри в гостиной и направилась к выходу из дома. Тёплый вечерний воздух маленького города был как нельзя кстати для пешей прогулки, где-то уже горел свет в окошках, по дороге попадались люди, спешащие домой с работы или собравшиеся на прогулку, в целом вся эта атмосфера уюта, преследовавшая весь день, проведённый с близкими и приятная прогулка не давали полноценно собраться с мыслями для предстоящего непростого разговора с Руби. Но поговорить с ней было необходимо, на душе был тяжёлый осадок после прошлой встречи с официанткой, Эмма не могла допустить оставить эту ситуацию настолько неразрешённой. Она не знала, что скажет, наверное стоит действовать по обстоятельствам, главное, убеждала она себя, не расстраиваться, если ничего не выйдет. В кафе было довольно многолюдно и не стоило даже пытаться что-то сделать при такой толпе подслушивающих, поэтому Эмма обогнула здание и устроилась на лавочке заднего двора. Мог пройти час или даже два, прежде чем Руби захочет выйти на перекур, но рано или поздно она обязательно появится, поэтому оставалось только сидеть и терпеливо ждать. Остальные дела — потом. В первую очередь разговор. Руби появилась спустя минут сорок, когда Эмма в десятый раз проходила очень сложный уровень игры в своём телефоне, но заметив девушку, она отложила телефон и посмотрела прямо в глаза, негромко поздоровавшись: — Привет, есть минутка? — Ты меня преследуешь? — недоверчиво прищурилась Руби. — Я хотела поговорить с глазу на глаз, не хочется, чтобы весь город судачил о том, что мы с тобой обсуждаем, — вздохнула Эмма, — Мне бы не хотелось оставаться с тобой врагами, ты ведь наверное тоже, я уверена, что ты совсем не злая, ты тоже хотела бы попытаться понять меня, а я очень хочу понять тебя. Я знаю, что сейчас ты не в силах меня простить, но понимание — это путь к прощению. Мы можем оставить все недопонимания в прошлом, как бы сложно ни было. Ты очень хорошо относилась к Грэму, я знаю, но поверь, я не хотела причинять ему такой вред, но ещё больше я не хотела, чтобы он причинил вред мне. Ты бы поступила на моем месте так же, как считаешь? Неужели ты бы согласилась молча опустить голову и терпеть несправедливость по отношению к тебе? — Неужели цена тому — смерть? — Руби медленно подошла к скамейке и всё-таки села рядом. — Ни в коем случае, нет, — блондинка взмахнула руками, как бы отрицая, — Я не хотела его убивать, это стечение обстоятельств, у меня не было такой цели, ни в отношении него, ни в отношении кого-либо другого в моей жизни, никогда. Лишить человека жизни — это ужасно и я съедаю себя изнутри каждый день. Я стараюсь понять, что я не виновата, получается плохо. Я знаю, что я защищала себя, защищала Генри, ведь случись что со мной, он остался бы один, в чужом городе, в больнице. Ему пять, Руби. Я не могла рисковать ни собой, ни сыном, поэтому ударила его прежде, чем он мог бы, а кто знает, ударить меня. Но я не хотела его смерти, клянусь. — После того, как его не стало, я о многом задумалась, — девушка прикурила и откинулась на скамейку, — Вот был человек, а вот его нет. Такой молодой, такой сильный, но его нет. — Смерть это всегда страшно, это даже о возраста не зависит, — поддержала переход темы Эмма. — Да, но некоторые успели сделать за свою жизнь что-то, — выпуская дым продолжила Руби, — Полюбить, обрести счастье, родить и воспитать детей, найти себя, найти своё дело, чего-то добиться. Умри я сейчас, и будь у меня возможность это осознать, я была бы глубоко несчастна. — Не зря советуют помнить о смерти, — мягко улыбнулась Эмма, — Может быть это повод задуматься и делать то, что ты хочешь, чтобы когда умерла ты, я надеюсь, после столетнего юбилея, окружающие тебя восклицали: «Вот это жизнь она прожила, вот это да!». Что бы ты хотела изменить сейчас, чтобы так произошло? — Бросить всё и рвануть в Канзас, к Дороти, — тихо ответила она, — Меня никто никогда так не понимал и она здорово меня поддержала после случившегося и даже после того как я ей всё рассказала о наших с Грэмом отношениях. Всю правду. — Оу, — присвистнула Эмма, — Наверное это и правда твоя судьба. Держись за неё. — Ты то же самое поняла, когда ближе начала общаться с Реджиной? — сузила глаза Руби, но уже не со злостью, а скорее с любопытством. — Всё было сложно, но наверное всё-таки да, — стоит быть честной, смысл увиливать и отнекиваться, — Мой путь к обретению вот этого чувства был сложный, долгий и трудный, но я бы пережила любое дерьмо заново, сделала бы то, что сделала, если бы это только снова привело меня к ней. — Черт, Эмма, я сейчас поняла, что мне нужно, — девушка серьезно на неё посмотрела, — Моя бабушка справится и без меня, наймёт помощника, двух, ещё как-нибудь, но я не хочу прозябать здесь вот так. — И что ты сделаешь? — осторожно спросила её Эмма. — Пойду и уволюсь, — Руби встала со скамейки и сдернула с себя фартук, — Сегодня же уеду отсюда, доберусь до ближайшего аэропорта, а завтра к обеду уже точно смогу быть в Канзасе. — Ты уверена, что нужно это делать настолько стремительно? — Я боюсь потом снова не смогу и передумаю. А сейчас я полна решимости. И я сделаю это! — она уверенно направилась к двери, ведущей в кафе, держа фартук в одной руке, но замерла у входа, обернулась и с улыбкой произнесла, — Спасибо, Эмма. Правда, спасибо. И, — она замялась, прикусив губу, вздохнула, подняла взгляд и уверенно сказала, — Я прощаю тебя. После чего скрылась за дверью кафе, оставив Эмму ещё пару минут ошарашено смотреть ей вслед. Выждав некоторое время, она все же встала, вернулась ко входу для посетителей, уже более уверенно открыла дверь, направившись к стойке, за которой сидела, видимо, та самая бабушка, записывая что-то в журнал. — Добрый вечер, — поздоровалась Эмма, — Я хотела бы заказать еду на вынос. — Ты Эмма Свон? — со злостью спросила бабушка Руби. — Да, это я, — девушка была ошарашена настолько нерадушным приёмом. — Пошла вон отсюда, — прошипела хозяйка кафе, стараясь не привлекать лишних взглядов и ушей. — Да что черт возьми я вам то сделала? — нахмурилась Эмма. — Явилась в наш город, поставила все с ног на голову, убила шерифа, переполошила всех, — злобно перечисляла она, — А теперь ещё и настроила мою собственную внучку против меня и теперь она распрощалась со мной в разгар рабочего дня и отправилась собирать вещи, чтобы укатить в неизвестном направлении. Зачем тебе это было нужно? Ты считаешь, что только ты знаешь как будет лучше для других? Эмма замерла. Совсем недавно она осуждала за подобное учительницу, а теперь обвиняют уже её саму. Хотя что она такого сделала? Так ли это было ужасно, как казалось бабушке? Руби была словно в клетке в этом кафе, в этом городе. Она тратила свою молодость на то, что только делало её несчастной. Нет, бабушка в корне заблуждалась. — Я ни к чему её не подстрекала, я всего лишь поговорила с ней о том, чего она действительно хочет от жизни, — осторожно ответила Эмма на обвинения. — Откуда вам, соплячкам, знать, что вы хотите от жизни? — Руби — взрослая женщина, которой через пару лет стукнет тридцать. Я думаю, она может решить, что ей нужно, — нет, этот разговор ни к чему не приведёт, пора ретироваться, — Надеюсь вы это в скором времени поймёте и перестанете на неё злиться. Возможно тогда вам удастся сохранить тёплые родственные отношения. Не дожидаясь ответа, она вышла из кафе. На улице было уже совсем темно. Что ж, надеюсь ни Генри, ни Реджина не будут против того, что снова на ужин макароны с сыром. Закупив в магазине необходимые продукты, а также несколько творожков для сына, она зашла в аптеку, нужна была обезболивающая мазь, наконец-то направилась домой. Разговоры были выматывающими, но на душе, как ни странно, было легче, чем парой часов раньше. Значит она всё сделала правильно. Генри уже не спал и с энтузиазмом вызвался помочь с ужином, в тайне надеясь слопать большую часть сыра до того, как тот попадёт в макароны, так что эта помощь добавила больше хлопот, чем пользы, но разве это может огорчать? Он был здоров, счастлив, разобрался в их непростой семейной истории и, казалось, был доволен сложившимся положением. — Джина, — начал Генри с набитым ртом, уплетая уже готовые макароны, — Тебе нравится, как мы сделали? — О, ещё как, — брюнетка тепло улыбнулась сыну, — Я, конечно уже пробовала это блюдо, Эмма мне готовила его, пока ты был в больнице, но с твоим участием что-то изменилось, стало вкуснее. — Да, пацан, спасибо большое за помощь, — подмигнула ему Эмма, — Чем бы ты хотел заняться после ужина? — Ютуб посмотреть, — заулыбался мальчик. — Ээ, нет, пацан, — весело, но уверенно ответила она, — Ты его смотришь, когда болеешь и в течение часа после купания, пока сохнешь. — Но я болею, — заканючил Генри, — Я же только из больницы. — Ты носился как угорелый по саду полдня, — вот ведь настырный и хитрый парнишка растёт, это не дело. Эмма знала, что ходит по тонкому льду после примирения с ребёнком, но баловать его и отправлять на путь вседозволенности было нельзя, — Так что если хочешь смотреть ютуб, ты помогаешь прибрать здесь все после того как мы поедим, затем погуляем в саду, там хорошо, прохладно, а потом, как макарошки улягутся в твоём животике, ты искупаешься и тогда будешь смотреть всё, что захочешь. — Джина, а можно… — начал он, глядя на свою вторую мать, но та, не дав ему договорить, покачала головой. — Генри, этот вариант, который предложила Эмма — идеальный, но если ты не хочешь, то можем заняться чем-то другим, например, подготовкой в школе, мы не открывали учебники уже несколько дней, — с мягкой улыбкой сказала ему Реджина. Генри накуксился, но помог прибраться на кухне, вышел погулять в сад и даже немного повеселел, качаясь на уже своей любимой подвесной скамеечке, Эмма тем временем подошла к Реджине, сидящей на ступеньках крыльца на заднем дворе, присела рядом, положив голову ей на плечо и тихо произнесла: — Спасибо. — За что? — так же тихо задала она вопрос, легонько обнимая Эмму за плечи и морщась от боли при этом. — За то, что была на моей стороне. — Если мы хотим воспитать его правильно, мы должны всегда быть заодно, даже если не согласны друг с другом, — прошептала Реджина. — Я думаю, мы сможем договариваться, как лучше поступать в глобальных вопросах, — так же шепотом ответила Эмма, — Ты — лучший второй родитель, — и легко поцеловала её в щеку для подтверждения своих слов. Генри вдоволь наплескался в ванной, время было столь позднее, что по хорошему ему следовало отправиться сразу в кровать, но уговор есть уговор, поэтому он пролежал ещё час на диване в гостиной, увлечённо глядя, как какие-то дети блогеры распаковывают игрушки, играют в них и делятся впечатлениями, а Эмма пыталась обьяснить недоумевающей Реджине, что да, всем детям это почему-то интересно, нет, у Генри есть свои игрушки, нет, они живут не бедно и он не похож на крестьянского мальчика, глядящего из-за занавески на барских детей. Он не слишком сопротивлялся, когда пришло время ложиться спать, обе мамы уложили его спать, с удовлетворением выдохнув, вернулись в гостиную. — Я совсем забыла, что купила тебе мазь, — хлопнула себя по лбу Эмма и пошла доставать её из принесённых вечером пакетов. — Ничего страшного ведь не случилось, не переживай так, — хмыкнула Реджина, но послушно сняла блузку, позволив нанести на себя лекарство, — Спасибо тебе за заботу конечно, за то, что ограждала меня от всего весь день, но я не инвалид, дорогая, просто болят мышцы рук, я могу сама приготовить что-то легкое на ужин и заниматься повседневными делами. — Но зачем, если можно обойтись? Реджина позволила помочь себе снова одеться, но вид при этом продолжал оставаться задумчивым. Затем она устало откинулась на спинку дивана, потёрла глаза, затем подняла обеспокоенный взгляд на Эмму. — Ты считаешь я вообще не должна напрягаться пока не пройдёт боль? — Я вообще не считаю, что ты что-то должна делать, а что-то не должна, — поворот разговора в настолько серьёзное русло удивил, но, кажется, сейчас важный для дальнейших отношений момент прояснения некоторых деталей, — Но если есть возможность чего-то не делать через силу, было бы неплохо этой возможностью воспользоваться. — Это просто так странно, — тихо произнесла женщина, — На такие мелочи не обращали внимания ни я, ни кто-либо другой. Эмма медленно убрала мазь на журнальный столик, вернулась, села рядом, но не вплотную. Она поняла, что разговор серьёзный. Как ни крути, а у её женщины очень большой и совсем невеселый багаж, который постепенно надо было разобрать. И если сейчас настал один из таких моментов-откровений, нельзя было его упускать. Преодоление хотя бы одной ступеньки сейчас — путь к скорейшему полному взаимопониманию в будущем. — Расскажи, пожалуйста, подробнее, о чем ты, — осторожно попросила Эмма. — Я тебе говорила, что мои родители всегда видели во мне потенциал, — Реджина нахмурилась, — Только потенциал, не дочь. Примерно в возрасте Генри я посещала уроки танцев и с одного из них меня забрала бригада скорой помощи. Острый аппендицит. Больно было весь день, я плакала, но вынуждена была заниматься, потому что так было сказано в моем расписании. Надо ли говорить сколько раз за свою жизнь я посещала учёбу с высокой температурой, с любыми травмами, болью, как после удаления трёх зубов за один раз я шла через весь Сторибрук в зимний вечер к репетитору по математике и потом ещё и обратно, — она покачала головой, словно отгоняя нахлынувшие воспоминания, но несмотря на это продолжила, — Поэтому для меня так удивительно, что ты пытаешься оградить меня от всех дел, требующих физических усилий. У меня не выработалась привычка дожидаться хорошего самочувствия, прежде чем возвращаться к повседневным делам. Сначала родители, которым были важны только строчки в моем будущем резюме, потом муж, который ясно дал понять, что не хочет знать, как я себя чувствую после его процесса воспитания или исполнения супружеских обязанностей. Мне как-то и в голову не приходило, что можно пожалеть себя и просто ничего не делать, если у тебя что-то болит. — Мне очень жаль, — тихо произнесла Эмма. — Спасибо, — удивленно ответила Реджина, тепло глядя на собеседницу, — Для меня это всё очень ново и я не знаю, как реагировать. — Я не слишком много смыслю в любых человеческих отношениях, но я уверена, что то отношение, которое было к тебе у садистов-родителей и ублюдочного мужа — неправильное, — хмуро произнесла Эмма, — Я не хочу душить тебя чрезмерной заботой и не хочу перегибать палку, но пока что я не вижу ничего сверхъестественного в своём поведении. Если всё же тебе из-за этого не по себе — я постараюсь вести себя иначе. — Ты не душишь, — запротестовала Реджина, — Я просто не знаю как реагировать и ощущаю себя ленивой притворщицей, ведь я чувствую себя не совсем ужасно, а ты взвалила все заботы на себя. — Помнишь, когда я подхватила простуду? — дождавшись кивка Эмма продолжила, — Ты ведь делала для меня всё тоже самое, но если бы я была одна с Генри, в Бостоне, то смогла бы выполнять необходимые дела самостоятельно. Но ведь одно из преимуществ отношений — это поддержка друг друга в трудный момент. У нас обеих с этим есть свои сложности, но мы будем учиться преодолевать их, ведь так? — Так, — улыбнулась Реджина и, найдя своей рукой руку Эммы, сжала её, выражая всё, чего не смогла бы выразить словами.