Что вы знаете о любви?

Едва Пейрак успел спрятать бритвенные принадлежности назад в шкатулку, как в дверь отрывисто постучали. Он тут же выпрямился и внутренне напрягся. Зачастую, уже по стуку капитан мог определить, с каким вопросом к нему пожаловал тот или иной посетитель. Размеренно стуча не больше трёх раз, к нему приходил Язон — всегда с виду спокойный и выдержанный, он не терялся даже в самых непростых ситуациях, стараясь сохранять самообладание и докладывать самую суть. Старый друг эфенди стучал тихо и дробно, словно боялся звуком нарушить покой, царивший в капитанской каюте. Так же тихо он двигался и говорил, заставляя собеседника прислушиваться к его словам, и тем самым завладевал его абсолютным вниманием. Неровный, несколько боязливый стук был свойственен матросам, стоящим на пороге и робеющим у входа в святая святых. Лениво и протяжно, будто дерева касалась лапой чёрная, вальяжная пантера, стучал Абдулла. Но за сегодняшним стуком стоял кто-то взволнованный и напуганный: звук был рваный, быстрый и нарастающий, как набат, оповещающий о бедствии. Так стучат, неся недобрые вести. Жоффрей на ходу надел маску и в несколько шагов пересёк комнату. Холодная кожа тут же облепила еще немного воспаленное после бритья лицо, снова став его обличьем. Непонятное гнетущее предчувствие завихрилось в душе неприятным холодком. Он не хотел сейчас впускать в свою каюту проблемы извне, решив выйти и узнать о случившемся там, снаружи, где все бушевало и бурлило, отодвигая покой на задний план и превращая его из только что ухмыляющегося в отражении тулузского сеньора — графа де Пейрака — в грозу морей, пирата и авантюриста — Рескатора. Открыв дверь, он увидел перед собой матроса — худощавого, запыхавшегося сицилийца. Мокрая от изморози меховая шапка на его голове превратилась в слипшуюся паклю, с которой непрестанно капало прямо на щетинистое, раскрасневшееся от спешки лицо. Парень был до крайности взволнован и так растерялся, когда капитан неожиданно возник на пороге, что даже не сразу сообразил, с чего начать разговор. — Что случилось? — резко спросил Рескатор, раздосадованный тем, что его потревожили в такой час. От тона капитана матрос смутился ещё больше. Он посмотрел на Рескатора виноватым взглядом и, словно извиняясь за то, что посмел побеспокоить его среди ночи, быстро пробормотал: — Капитан, там… эта женщина. С этими словами паренек чуть отошёл в сторону, и взгляд Рескатора выхватил из темноты фигуру в платье. Среди членов пиратской команды уже поползли слухи о том, что из всех пассажиров их хозяин особенно выделяет эту зеленоглазую гугенотку, поэтому сейчас, особенно после случая с мавром, вряд ли кто-то из них, за исключением, может быть, только второго капитана, осмелился бы ей перечить. — Она грозилась поднять на уши весь корабль, если я не отведу ее к вам, — сминая снятую с головы шапку узловатыми пальцами, оправдывался юноша. Анжелика поспешно шагнула в неровный квадрат света, нарисованный на палубе открывшейся из каюты дверью. Сначала Жоффрей увидел ее белое, как мел, лицо, в котором, казалось, не осталось ни капли крови. Оно было мокрым то ли от дождя, то ли от слез. Выбившиеся из-под чепчика потемневшие от влаги пряди прилипли ко лбу и вискам и казались чёрными по сравнению с ее лицом, словно мокрые водоросли, обрамляющие лишенный жизни белоснежный камень. — Помогите! — выдавила она из себя вместе со всхлипом, еле сдерживая рыдания. Только сейчас Рескатор заметил, что женщина держала на руках что-то, завёрнутое в одеяло. Непонятный комок вдруг застонал и пошевелился. Из вороха складок показалась детская ручка, через мгновение безжизненно повисшая, как тонкая податливая веревка. — Немедленно приведи ко мне эфенди, — отрывисто бросил матросу пират и быстро распахнул шире дверь, пропуская Анжелику с ее ношей внутрь. *** Онорине отвели комнату, смежную с каютой капитана. Ту самую, где она вместе с мамой пережидала первую бурю на большом диване, покрытом белым медвежьим мехом. Девочка лежала с закрытыми глазами, временами сотрясаясь от безудержного кашля с вязкой, трудно отделяемой мокротой. С каждым ее приступом вздрагивала и Анжелика, которая смирно стояла в стороне, зная, что не следует мешать доктору во время осмотра, и послушно выполняла все его указания. Рескатор, взяв в помощники сопровождавшего Анжелику матроса, занимался обустройством комнаты. Откуда ни возьмись, словно по волшебству, в спальне возник невысокий прикроватный столик на трёх ножках, который послужил подставкой для лекарств и медицинских приспособлений эфенди. Тут же появились тёплые покрывала из верблюжьей шерсти, бамбуковые нежнейшие простыни и расшитые замысловатыми узорами и камнями подушки. Несмотря на небольшой размер спальни, в углу нашлось место и для восточного низкого кресла, обтянутого зелёным бархатом, отороченным золотой нитью, которое по углам венчали пушистые кисточки. В нем было одинаково удобно как сидеть, наблюдая за больной, так и дремать, забравшись прямо с ногами. Мужчины действовали слаженно и быстро, никому не мешая и не создавая лишнего шума. Каждый был занят своим делом. Усадив ослабевшую Онорину на диване с помощью Анжелики, Абд-эль-Мешрат приложил ухо к груди девочки и время от времени простукивал ее своими сухими, как самшитовые палочки, пальцами, внимательно слушая. Затем он проделал тоже самое и на спине ребёнка. Закончив осмотр, арабский врач, не сказав ни слова, повернулся к своему сундуку и стал неспешно доставать оттуда разные бутылочки и склянки с разноцветными порошками, жидкостями и мазями. — Мне нужны горелка, полотенце и молоко, — наконец будничным, без тени волнения голосом произнёс он и снова стал рыться в своих препаратах. — Эфенди, прошу вас! — не выдержав, отчаянно воскликнула Анжелика и тронула его за рукав. Она больше не могла выносить эту гнетущую, вязкую неизвестность, заполнившую собой все вокруг, и которая медленно, на пару с воспаленным сознанием, мучительно изводила бедную женщину самыми жуткими диагнозами и прогнозами. Старый лекарь посмотрел на неё поверх своих очков. — У вашей дочери грудная болезнь, но, пока она не успела охватить легкие, есть надежда избежать воспаления. Если это все же случится, боюсь, ее шансы будут совсем невелики, — он сделал паузу и пристально посмотрел на застывшую, словно статуя, бледную Анжелику. — Поэтому мне нужны ваши умелые руки и, по возможности, холодная голова, мадам. Пока еще время и Аллах на нашей стороне. Женщина понимающе кивнула, поспешно стерев начинавшую катиться по щеке слезу. Нет, она не поддастся панике, они смогут, ведь, как сказал эфенди, Бог все ещё с ней… пока с ней… Матрос-сицилиец был отдан Рескатором в полное распоряжение арабского старца и беспрекословно выполнял все его просьбы, бегая то на камбуз, то в кладовые, то обратно в каюту. Он, как и все, понимал ценность и значимость каждой потраченной впустую минуты, и хотел хоть как-то помочь. И вот на медленном огне горелки, по-хозяйски расположившейся в покоях капитана за неимением достаточного места в спальне, уже варилось молоко, в которое Абд-эль-Мешрат предварительно бросил два сушеных инжира. Он пояснил Анжелике, что этот напиток является одним из самых действенных средств при данных симптомах, и его необходимо пить дважды в день, но только свежим, а это значит, что им придется каждый раз заново его готовить. Затем на водяную баню отправили кипятиться четверть стакана растительного масла. Пока Анжелика с помощью сицилийца вливала в слабо протестующую Онорину инжирный отвар, эфенди взял большое шерстяное полотенце и пропитал его предварительно остуженным тёплым маслом. Затем его туго обернули вокруг ребёнка, а сверху укутали тёплым одеялом. Теперь оставалось только ждать. Рескатор сидел за столом, разбирая свои бумаги, и бросал быстрые взгляды на Анжелику, когда она, украдкой утирая слезы, выходила из смежной каюты, чтобы помочь доктору. Он чувствовал, что она была почти без сил, готовая разрыдаться, как маленький ребенок, но, каждый раз появляясь перед эфенди, держала лицо и расправляла плечи. Сильная в своей слабости, стойкая перед самыми разрушающими испытаниями, невероятная… *** Разошлись только с рассветом. Жар наконец-то спал, и девочка, засунув в рот большой пальчик, мирно спала, сладко причмокивая. Измученная Анжелика, отпустившая уставшего эфенди передохнуть хотя бы пару часов, сама не заметила, как уснула прямо в кресле. Она опустилась в него всего на минуту, радуясь улучшениям в самочувствии Онорины, на мгновение прикрыла веки и провалилась в глубокий сон. — Фу, оно же вонючее, не хочу! — раздался недовольный детский голосок. — Не буду! Анжелика тут же подскочила с кресла, не понимая спросонья, что происходит, и чуть было не упала, запутавшись в длинном покрывале. Откуда оно взялось? Она точно помнила, что ничем не укрывалась, потому что совсем не собиралась спать. Сколько прошло времени? Кто укрыл ее? Но развернувшаяся перед ней картина не позволила додумать уже успевшую ускользнуть догадку — Онорина, закрыв одной рукой нос, что было силы отталкивала от себя протянутый ей доктором стакан с какой-то жидкостью. — Эфенди, что случилось? — Анжелика поспешила на помощь Абд-эль-Мешрату. — Я не могу вылечить тех, кто сам этого не желает, — как всегда спокойно, слегка растягивая слова, ответил он. — Вашей дочери не хватает послушания, а у меня нет времени на ее капризы. Женщина виновато закусила губу. Этого ещё не хватало: теперь, помимо болезни, ей еще придется сражаться с крутым нравом этого чертенка! — Милая моя, если ты не выпьешь это, то ещё не скоро поправишься, и вместо того, чтобы играть с Лорье, тебе придётся лежать в кровати. Ну, давай же, моя хорошая, всего один глоточек, — начала упрашивать Анжелика, подсовывая лекарство девочке под самый нос, — всего один. — Не хочу, не буду! — упрямо повторила Онорина, вертя головой из стороны в сторону, и ударила рукой по ненавистному стакану, который, выскользнув из рук матери, со звоном упал на пол и разлетелся на мелкие осколки. Лекарство коричневой кляксой расползлось у ног арабского врача. — Что здесь происходит? — в дверях возник Рескатор. Он быстро обвёл глазами присутствующих и, оценив обстановку, устремил долгий взгляд на ребёнка. — Мадмуазель, вы затеяли бунт на моем корабле? — строго спросил он. — Неужели вы не знаете, как наказывают тех, кто нарушает дисциплину и не выполняет приказы капитана? Мужчина подошёл к дивану и сверху вниз посмотрел на вмиг притихшую, словно мышь под метлой, Онорину, успевшую натянуть одеяло по самые глаза. — У меня для вас будет одно задание, — его тон вдруг изменился, и в нем промелькнули заговорщицкие нотки. Пират запустил руку в карман. — Я хочу, чтобы вы сохранили для меня эту вещицу, а заодно послушно выполняли все указания доктора, — в его пальцах что-то призывно блеснуло. — Запомните, это не просто камень. Если эфенди будет вами доволен, то я открою вам секрет этого сапфира и, пожалуй, даже оставлю насовсем, — с этими словами он вложил камень в маленькую ладошку девочки. Онорина восхищённо посмотрела на голубой камушек, который ярко отражался в ее расширенных темных зрачках, и послушно кивнула головой. Она непременно положит его в свою шкатулку рядом с тем красным, который ей раньше дал этот Чёрный человек, и сделает все, чтобы узнать его тайну. Быстро спрятав свой подарок под подушку, девочка зажмурила глаза и широко открыла рот, готовая теперь выпить хоть самое препротивное лекарство на всём белом свете. Анжелика с благодарностью посмотрела на Рескатора. Несмотря на то, что он ободряюще улыбался морщившейся от горького отвара Онорине, женщина нашла, что он выглядит усталым. В его внешности явно произошло какое-то изменение, сделавшее его менее… «менее похожим на андалузского мавра», как сказал бы господин Маниго. Он перестал походить также и на испанца. Теперь Анжелика не сомневалась, что по происхождению он француз. Впрочем, это по-прежнему не делало его менее загадочным… *** Весь оставшийся день Онорина была самым послушным ребёнком: она безропотно пила предлагаемые ей лекарства, немного поела, подставляла грудь и спину для натирания барсучьим жиром, стоически перенося его жуткий запах, и даже согласилась прополоскать горло. Из-за поднимающегося время от времени жара она становилась вялой и раздражительной, но как только у неё появлялось желание покапризничать, девочка крепко сжимала сапфир в руке и утыкалась носом в подушку. Ее основной сиделкой, пока Анжелика с эфенди на время заняли кабинет капитана для приготовления горячих отваров и необходимых настоек, назначили того самого сицилийского парнишку-матроса. Паренёк, несмотря на то, что совсем не говорил по-французски, очень быстро нашёл общий язык с ребёнком, развлекая ее построением многоярусных замков из игральных карт и показывая фокусы. Анжелика с волнением и тревогой ждала вечера, зная по своему опыту, что самая страшная стадия болезни наступает обычно через сутки. Стараясь отвлечь себя делами, она то и дело заглядывала в спальню, где спала Онорина, и каждый раз с облегчением возвращалась к смешивающему какие-то травы и порошки арабскому врачу, в надежде на то, что кризис минует их. Но, к сожалению, этому не суждено было случиться. Онорина снова горела, как раскалённая печь, часто и шумно дыша, словно ей не хватало воздуха, отчего область вокруг губ начала синеть. Она широко раздувала ноздри, а крылья носа и надключичные ямки ходили ходуном. Девочка металась по кровати, сипло постанывая и хрипя, не отзываясь ни на своё имя, ни на мамины слезы. Буквально держа ребёнка над травяным паром, Анжелика заставила девочку продышаться, в то время как Абд-эль-Мешрат проверял раствор эфедры. Они вместе варили его сегодня днём и оставили настаиваться до готовности. Женщина знала о ядовитых свойствах этой травы и ее побочном действии, но у них больше не было вариантов и, главное, времени. Оно было больше не на их стороне… Анжелика вместе с эфенди отсчитывали про себя падающие в ложку тягучие капли, и, вливая их в рот Онорине, молились каждый своему Богу. Затем, чтобы уменьшить лихорадку, которая могла усилиться из-за лекарства, они растерли малышку влажной тканью и уложили в постель. — На все воля Аллаха, — отрешенно проговорил старец и, проверив расширившиеся от настоя эфедры зрачки и учащенный пульс девочки, вышел в каюту капитана. Оставшись одна, Анжелика, опустилась на колени возле дивана и стала смотреть на спящую дочь. Три года! «Как мы смеем требовать чего-то для себя, когда наши дети только начинают жить?» — подумала она. И сейчас эта жизнь ускользала от неё, как песок сквозь пальцы. Она до боли в глазах всматривалась в своё любимое дитя, желая запечатлеть в памяти каждую ее черточку, каждую веснушку, каждый локон на ее горячей головке. А что, если она больше никогда не увидит ее озорных чёрных глаз? Никогда не услышит ее звонкий смех? Никогда больше не вдохнёт этот самый вкусный на свете запах, зарываясь носом в ее рыжую макушку? Натянувшаяся до предела пружина наконец лопнула, и Анжелика дала волю чувствам. Абсолютно беспомощная в своём горе, она заходилась громкими рыданиями, переходящими в жалобный вой смертельно раненого зверя, полный боли, отчаяния и страха. Она не видела и не слышала ничего, кроме шумного моря, которое неистово билось о борт корабля, и, словно вторя ей, пронзительно завывало свою похоронную песнь. Анжелика взяла маленькую ручку и, поцеловав пухлую ладошку, стала шептать в нее свои отчаянные просьбы и молитвы. Она заклинала всех известных ей святых, давала всевозможные обещания и клятвы, просила судьбу забрать ее жизнь взамен. — Она — это все, что у меня есть. А кроме неё больше ничего… я потеряла все: своё имя, своего мужа, своих детей… Она — мой крест и моя жизнь, моя боль и моя радость, мое наказание и моя награда… — говорила она пустоте, не замечая, что чьи-то крепкие руки приподняли ее, взяв сзади за плечи. — У меня больше нет ничего, кроме дочери, над которой висит проклятие, не забирай ее у меня, — жалобно прошептала она. — Никто не отберёт ее у тебя, — сказал ей на ухо хриплый голос. — Она всегда будет с тобой, обещаю. Анжелика облегченно закрыла глаза, улыбнувшись сквозь слезы, и в следующее мгновение обмякла в мужских руках, окончательно обессилев… *** Анжелика открыла глаза. Тусклая лампа под самым потолком, мерно раскачиваясь, попеременно освещала тёмные углы. Не успевала она разогнать черноту в одной части комнаты, как вынуждена была тут же бросаться в другую сторону. Свет беспомощно метался туда-сюда в ожидании рассвета. Совсем как она, безуспешно стремящаяся к свету и все время попадающая во тьму… Как бы быстро она ни бежала, куда бы ни пряталась, беды вновь настигали ее, выбирая в жертву самых близких и любимых. Анжелика повернула голову и посмотрела на мирно спящую рядом Онорину. У девочки все ещё был небольшой жар, но она больше не походила на горячий уголёк, к которому невозможно было прикоснуться, не обжегшись. Ее дыхание стало ровным и размеренным, кашель уменьшился. Кризис миновал. После вчерашней истерики на сердце странным образом полегчало — так бывает, когда, натерпевшись ночных страхов, под утро осознаешь, кто все это время глядел на тебя из темноты. Но в глубине души все ещё тонко саднила заноза, тревожа былую рану и вновь выпуская на волю с таким трудом запрятанные страхи: неужели от нее ускользнет и это ее дитя? Бывают моменты, когда случайная мысль вдруг поднимет волну тревоги, и ты отчего-то знаешь: все так и будет. Анжелика обхватила дочь руками и что есть силы прижала к себе. «Нет, — мысленно сказал она себе. — Это не так, и не будет так, и не дай Господь, чтобы было так». Поцеловав Онорину во влажную щечку, причудливо разрисованную следами от медвежьей шкуры, Анжелика еле слышно прошептала: «Я не отдам тебя. Ты всегда будешь со мной… Он пообещал мне это». Ей вдруг вспомнился странный голос, который она слышала перед тем, как упасть в обморок, но сейчас она не могла понять, было ли это на самом деле, или же просто ее воспалённое сознание сыграло с ней такую шутку. Внезапно за стеной раздался шум, как будто что-то металлическое с громким лязгом упало на деревянный пол. Женщина вздрогнула от неожиданности, машинально сжав ребёнка в объятиях ещё сильнее, и стала напряженно прислушиваться. Из-под двери, отделявшей их комнату от каюты капитана, пробивалась полоска света. Значит, он тоже не спит. Шума больше не было. Ему на смену пришли мерные шорохи, негромкие постукивания и щелчки. Анжелика продолжала внимательно слушать, с каждым характерным звуком все больше убеждаясь в своей догадке, и, в конце концов, не выдержала. Осторожно ступая, чтобы не выдать себя скрипом половицы, она медленно подошла к двери и аккуратно повернула ручку. Рескатор, как всегда весь в чёрном с головы до пят, стоял перед большим столом, на котором были разложены всевозможные крючки, стержни, шила, воск, а чуть в стороне стояло очищенное масло. Женщина притаилась у двери, чуть отодвинув портьеру, и украдкой наблюдала за ним, как он работает — подчищает, шлифует, рассматривает, что-то бормоча себе под нос. Улыбнувшись тому, что оказалась права, она вспомнила о том, как сама несколько лет назад с упоением занималась чисткой оружия. Будучи тогда еще совсем крошкой, маленькая Онорина все время крутилась подле, и ее пальчики, повторяя движения рук матери, осторожно и в то же время непринужденно касались оружия. В свете одиноко горевшей лампы, Рескатор в своей неизменной кожаной маске казался каким-то зловещим колдуном, склонившимся над магическими инструментами, который был настолько увлечён этим занятием и выполнял его с такой кропотливостью, с такой тщательностью, с таким мастерством, что Анжелика невольно залюбовалась им. И тут она неожиданно поняла, почему сегодня он показался ей каким-то другим, не таким, как прежде. Он сбрил бороду. Это был он и в то же время словно бы и не он. Заворожённая, она смотрела, как его мускулистые, но в то же время изящные руки держат грубое ложе, прочищают шомполом дуло. Пират неспешно провел пальцем, на котором красовался узорный перстень, вдоль шершавого ствола пистолета. Анжелика побледнела… Она помнила эту руку, ее мягкую и непреодолимую хватку. Где же она ее видела? Может быть, в Кандии, когда он повел ее к дивану, сняв предварительно перчатки? Нет, где-то еще. Что-то было ей так знакомо. Может быть, мысли у нее смешались от нервного напряжения и нескончаемых переживаний последних дней?.. — Как чувствует себя девочка? — вдруг обратился к ней Рескатор, не поворачивая головы и продолжая смотреть на разложенные инструменты. — Она., — запнулась застигнутая врасплох Анжелика. — Жар спал, и она наконец-то перестала кашлять, — поспешно проговорила молодая женщина, стараясь тем самым скрыть свою растерянность. — Вам уже лучше? — невозмутимо продолжал пират, будто его совсем не волновало то, что за ним подсматривали. А может он только сейчас заметил ее, и она зря переживает? — Я просто… хотела выйти на палубу и подышать свежим воздухом. В каюте очень душно, — быстро нашлась Анжелика, стараясь говорить ровно и спокойно. Рескатор отвел взгляд от оружия и внимательно посмотрел на неё. — Ясно, — через мгновение пират снова опустил глаза к разобранным на столе пистолетам. — У вас нет необходимости тайком пробираться ночью через мой кабинет, мадам. В следующий раз вы спокойно можете воспользоваться отдельной дверью, ведущей на палубу прямо из вашей смежной комнаты. Лицо Анжелики закололо, будто после жгучих укусов. Она возблагодарила Бога за то, что в каюте царил полумрак, скрывающий ее разрумянившиеся от стыда щеки. — Да… я, наверное, ее не заметила. — Конечно, конечно, она действительно весьма неприметна, — небрежно махнул рукой мужчина, ухмыльнувшись уголком губ. — Хотя, признаться, вы так долго стояли там, рассматривая меня, что я было уже подумал, не соскучились ли вы по моей скромной персоне? — он вскинул на неё свои чёрные, светящиеся озорством глаза, и, сверкнув белоснежной улыбкой, щелкнул курком. — Доброй ночи, месье, — только и нашлась, что сказать Анжелика, бросив последние слова стремительно закрывающейся портьере. Ах, как же ей хотелось сейчас от злости и досады громко хлопнуть дверью, но она вовремя одернула себя, боясь разбудить спящую Онорину. Насмешливое «и вам, сударыня» успело-таки скользнуть в щель закрывающейся двери и, крепко вцепившись в Анжелику, насмешливо звенело в ушах. Значит, он видел, что она тайком наблюдает за ним, и ни одним движением не выдал себя?! Позёр! Она кляла Рескатора, на чем свет стоит, в глубине души осознавая, что всему виной ее неуемное любопытство. Ещё будучи совсем девчонкой, она любила подглядывать и подслушивать, познавая таким образом мир и его тайны, не предназначенные для детских глаз и ушей. «Да и разве это так уж плохо?», — пыталась успокоить себя женщина. Где сейчас был бы король? Он бы точно не журил ее за жадный интерес ко всему происходящему. «А что сталось бы с Филиппом?», — укором кольнула совесть. Может, не будь этой истории с ларцом, он был бы все ещё жив?.. Раздраженно передернув плечами, Анжелика быстро забралась на диван к Онорине, свернулась калачиком и закрыла глаза, совсем как в детстве, когда она притворялась спящей, чтобы обмануть надоедливую тетушку Пюльшери, которая не упускала случая проверить, не затаилась ли вновь эта маленькая чертовка где-то в укромном уголке с очередной шалостью. В такие моменты она лежала тихо-тихо, и лишь бешено колотящееся от волнения сердце могло выдать ее. Ещё сам барон де Сансе не раз пенял дочери за вредную привычку подслушивать, но она ничего не могла с собой поделать: ноги сами несли ее поближе к секретам, глаза сами смотрели, а уши сами слушали. Вот и сейчас, лишь заслышав загадочные звуки за стеной, все ее естество устремилось туда, к этому мужчине, чтобы хоть на миг увидеть, хоть краем уха услышать, хоть кончиком пальца коснуться его тайны…