Башня

* * * Лонгботтом-мэнор * * * — Что ты тут делаешь, Северус Снейп?— спросила у высокого черноволосого мужчины сухопарая леди в шляпе со стервятником.— Мы ведь, я надеюсь, не ожидаем тебя к ужину? Голос старухи звучал жестко, холодно и недружелюбно. Но зельевар не обращал на это внимания, пристально рассматривая стоящую на камине вазу с засохшими розами и золотистыми колосьями пшеницы. Наконец, выдохнув воздух, словно решившись на что-то, он сказал: — Мне нужно с вами поговорить, Леди Лонгботтом,— а затем, резко обернувшись и взглянув прямо глубину серо-голубых глаз собеседницы, добавил, напряженно и коротко, выпустив слово.— Срочно. Августа еще несколько секунд мерила взглядом черную фигуру хогвартского профессора, но все-таки отошла в сторону, пропуская его в темно-зеленую гостиную со словами: — Я не буду говорить тебе «добро пожаловать», Северус. Сам понимаешь, что тебе тут не рады. Августа села в удобное кресло, рядом с которым стоял чайный столик, и небрежно махнула рукой, указывая Снейпу на старомодный диван, обитый цветастым ситцем. Мужчина только криво усмехнулся на эти достаточно грубые слова, вымолвленные аристократкой с безупречной выдержкой и спокойствием, аккуратно присаживаясь на самый краешек древней мебели. — Итак, зачем вы пришли сюда, профессор? Занятия в Хогвартсе уже закончились — да и вы не из тех, что посещает дома родителей ваших учеников,— сказала старуха, прихлебывая черный ароматный чай. Северусу угощения она так и не предложила. Впрочем, он и не рассчитывал на такое гостеприимство от этой жесткой и неприветливой женщины.— Особенно гриффиндорцев. — Как ни странно,— спокойно проговорил Северус, скрещивая руки на груди.— Но я действительно пришел поговорить о вашем внуке. — Неужели он уже взрывает котлы на расстоянии?— убийственно серьезно спросила Леди Лонгботтом. Снейп только поморщился. Этот разговор, итак не особо приятный, с каждой секундой становился все хуже. — Я прибыл сюда не как профессор,— наконец, вымолвил он, вновь отводя взгляд.— А как частное лицо. И...Я не уверен, но мне кажется, что вы были не рады, если бы ноша Гарри Поттера внезапно оказалась на плечах вашего внука. — В каком смысле?— спросила Августа, отставляя недопитую чашку в сторону, что было знаком несомненного интереса с ее стороны. Заметив это, Северус немного успокоился, и продолжил уже более чем уверенно: — В том смысле, что вчера вечером, наш дорогой Альбус Дамблдор вызвал меня к себе и, скармливая свои неизменные лимонные дольки, попросил обратить особое внимание на молодого Лонгботтома...А вы сами знаете, как он верит в Пророчество,— наклонил голову Снейп. — Знаю,— пробормотала старуха, вставая из кресла и начиная напряженно ходить из угла в угол, так что чучело, прикрепленное к ее шляпе, дрожало словно живое. Затем Августа начала говорить в полголоса, словно бы разговаривая само с собой.— Разорвать контракт с Хогвартсом невозможно, так что вряд ли сможем перевестись...Болезнь? Это слишком... Тут она внезапно остановилась, словно налетев на невидимую стену, и резко обернувшись к Северусу, спросила, пристально глядя на его лицо: — А почему ты это говоришь мне, Северус, преданный слуга двух господ? — Я должен Фрэнку,— спокойно ответил профессор, пристально и спокойно, не скрывая бушующих на дне черных глаз эмоций и глядя прямо в глаза суровой Леди.— Как еще я мог отплатить тот долг? — Научить моего внука Зельям,— ворчливо, но уже не так недовольно и подозрительно, сказала женщина. — Простите, но я не Мерлин,— ухмыльнулся Снейп.— Я варю зелья, а на такие чудеса не способен. Августа незлобно рассмеялась. — Ни капли лести, да, профессор?— а потом, внезапно став серьезной, добавила.— Спасибо. Ты нам очень помог. И еще... Северус Снейп замер у камина. Обернувшись, он заметил, что Леди Лонгботтом смотрит на него с легкой улыбкой, насмешливо изогнув тщательно прорисованные брови. — По воскресеньям я собираю здесь несколько друзей,— снова многозначительная улыбка.— Попить чай, поговорить о прошлом, пожаловаться на жизнь... — И кто же эти «старые друзья»?— с сомнением потянул зельевар. -Грюм, Минерва, Флитвик, Слизнорт и Фламель — это из тебе знакомых личностей. Еще пара европейских аристократов... — И вы собираетесь просто «попить чаю»?— поперхнулся Снейп, представив это общество за одним столом. — Ну, разве что с капелькой коньяка,— добавила Августа, подталкивая зельевара к зажженному камину с гербом Лонгботтомов.— Приходи на этих выходных — и сам все узнаешь. И ошарашенный Северус исчез в зеленом пламени, не услышав как старуха прошептала, иронически хмыкнув: — С капелькой коньяка и парой мировых заговоров. * * * Запертая Башня * * * Почувствовав, что в Башне появился Лорд, Гарри поспешил покинуть артефакторную — лучше уж самому войти в пасть к хищнику, чем дать тому знать, о том, что пленник отныне не настолько беззащитен, как тот привык думать. Толстые, покрытые рунами, стены комнаты не пропускали наружу горячие эманации солнечной Маны, пронизывающей все помещение после проведенного им ритуала Творения, но вот если Волдеморт войдет сюда в течение последующих трех дней, то точно почувствует яркий магический след. Спускаясь по винтовой лестнице вниз, и чувствуя как нарастает магическое напряжение в воздухе, юноша все больше и больше чувствовал дрожь то ли страха, то ли предвкушения — и, не в силах различить грани этих совершенно разных, но здесь, в этих стенах, практически сливающихся в одно, эмоций, старался как можно медленнее приближаться к гостиной. Там, где, он это точно чувствовал, на светлом диване, уже давно облюбованном темным магом, исправляя его рунические формулы, сидит Темный Лорд, всем телом ощущая приближение Гарри Поттера. — Наконец-то,— прошипел Волдеморт, когда Гарри показался из-за гобелена, прикрывающего проход на каменную лестницу.— Ты заставляешь себя ждать. Еще немного и мне бы пришлось самому подниматься. — Я тебе не собачка, бежать по твоему первому слову,— кинул Гарри, уже зная, что за такую невинную насмешку ему, скорее всего, ничего не будет.— Своих Пожирателей зови. Да и, если так уж надо, то поднялся бы — небось, ноги бы не отпали. Быстро проговаривая фразы, он старался устроиться на диване, не глядя на ухмыляющегося Лорда. Он уже понял, что встречаясь глазами с змееподобным магом, открывает ему свои мысли — было ли это последствие Авады, или просто еще одним умением Волдеморта, Гарри не знал, но, на всякий случай, избегал прямого контакта. — Не зарывайся, мальчишка,— беззлобно, но с ощутимым холодом протянул мужчина, разваливаясь на диване и откровенно раздевающее уставившись на пленника.— Я ведь могу и всерьез разозлиться...Забыл вкус собственной крови, Гарри?— так я вполне могу напомнить...Круцио. В этот раз Лорд снял проклятье практически сразу, только дав почувствовать спазмы боли, скручивавшей все тело, и напомнить о своей власти над ним. Гарри на это только скрипнул зубами, думая о том, что у него теперь есть надежда и надо ее сохранить, пока продолжая играть по старым правилам. Осмотрев распрямляющегося юношу и, по-видимому, удовлетворившись его видом, Волдеморт продолжил говорить, убирая палочку в чехол, пристегнутый к бледному чешуйчатому предплечью: — Что ж, когда мы успокоились,— тут он криво усмехнулся, глядя на прижимающего к прикушенной губе белый платок Поттера.— Я могу приступить к тому, зачем, собственно, решил навестить твое гостеприимное жилище. Медленно расстегнув темную мантию, Лорд достал из внутреннего кармана папку, состоящую из нескольких листов и колдографий, а затем небрежно швырнул ее на низенький столик, стоящий между их диванами. — Читай, Гарри,— ухмыльнулся он.— А потом... Он многозначительно смерил взглядом внезапно покрасневшего юношу: — Поговорим. Гарри же, не зная, куда деться от странного смущения, охватившего все его тело в присутствии этого властного мага, потянулся к папке, надеясь отвлечься от странных мыслей и страхов, читая очередную новость, принесенную похитителем. Судя по всему, это была свежая газетная статья, подготовленная для печати в «Ежедневном Пророке». Об этом сообщала небольшая печать в правом верхнем углу каждого листка, а так же подпись Риты Скитер. Мельком удивившись, что она снова пишет, Гарри начал рассматривать папку, понимая, что это, скорее всего, правда — подделать такое было бы очень трудно и, в принципе, совершенно бесполезно. На нескольких фотографиях, приложенных к тексту, улыбались на фоне солнечных пляжей он, Гермиона и Рон, смеясь в колдокамеру и махая случайным зрителям. Пытаясь вспомнить, где это могло быть — так как на море он отродясь не был, а эти места никаким боком не походили на Черное озеро, Гарри начал читать заголовок. Прочитав раз, замер, перечитал еще несколько раз. Но буквы складывались в абсолютно невозможную фразу: «Гарри Поттер, Мальчик-Который-Выжил, нашелся!» — Это,— выдохнул он, едва не роняя листки.— Что это? — Это, мой милый,— ответил Волдеморт, с любопытством наблюдая за ошарашенным пленником.— Сенсация завтрашнего дня — Люциус достал через своих знакомых в «Пророке». Правда, очень любопытно? Где ты там отдыхаешь?— заглянул в бумаги Лорд.— В Египте? Гарри, все еще не веря своим глазам, принялся читать статью. Строчки мелькали пред его глазами, не желая складываться в общую картину. «Пропавший во время Турнира Трех Волшебников (краткий обзор события на 13 странице издания) Гарри Джеймс Поттер нашелся. А точнее, как сообщил мне лично директор Хогвартса, глава Визенгамота и победитель Гриндевальда Альбус Дамблдор, никогда и не пропадал». «Гарри,— говорит директор, потчуя вашу покорную слугу лимонными конфетами.— Был травмирован на Турнире, и мы приняли решение спрятать его от излишней шумихи». «Мы не сразу узнали, что Гарри в порядке,— рассказывает Гермиона Грэйнджер. Подруга героя смущенно улыбается в колдокамеру и теребит томик «Истории Хогвартса», полностью оправдывая свой титул самой умной ученицы курса.— Но когда директор сообщил нам его местонахождение, тут же прибыли, чтобы его поддержать». «Девушке вторил и сын всем известного работника Министерства — Рон Уизли, лучший друг найденного юноши: «Мы очень рады, что Гарри снова с нами. И пусть пока он не может вновь появиться в Англии, мы с радостью проведем это лето вместе с ним! В Египте неплохие поля для квиддича!». «Что ж, несмотря на сомнения Министра и то, что вашей дорогой журналистке так и не удалось увидеть самого Поттера, нам стоит только порадоваться, что мальчик нашелся и счастливо проводит каникулы с друзьями». — Но...почему?— выдохнул юноша, с ужасом глядя на разлетающиеся листочки.— Это же не может быть правдой! Я же...здесь...Ты это все придумал! Волдеморт только ухмыльнулся, вставая с дивана. Тот протяжно и неожиданно громко скрипнул, но гриффиндорец этого даже не заметил, пристально глядя на застывшую на самом краешке стола колдографию самого себя, развалившегося на пляже с томиком трансфигурации. «Профессор МакГонагалл должна быть рада»,— промелькнула совершенно глупая мысль в пустом сознании юноши, и он истерически хихикнул. А Лорд тем временем уже снова навис над ним, упираясь руками в диван у плеч Гарри, а коленями сжимая его ноги. — Это значит, что тебя бросили, Гарри,— прошептал он в самое ухо пленника, шевеля дыханием недлинные волосы на висках.— Они больше тебя не ищут. В сентябре ты сообщишь что, к примеру, переводишься в Америку, «чтобы отдохнуть от шумихи»...Это так просто, малыш...Раз — и тебя вычеркнули из всех планов. Нет не заменимых людей, очнись, мой маленький, глупый Гарри. А Поттер только судорожно помотал головой, отказываясь верить жестоким словам, не замечая, что мужчина уже скользит губами по слегка солоноватой шее, расстегивая одной рукой высокий ворот белой рубашки гриффиндорца. Мантия самого Лорда уже давно лежала на спинке дивана. В другой раз он бы уже старался вырваться из объятий мага, но сегодня, все еще оглушенный прочитанным, мог только бездумно смотреть на золотистый узор на колышущихся занавесках и бормотать: — Я не верю...Они меня ищут! Просто не могут не искать! Это...обман! Все это обман!— из глаз гриффиндорца едва не брызгали слезы, когда он читал имена Рона и Гермионы в этой статье. И как он не убеждал себя, что это все искусная ложь вероломного мага, Гарри понимал, что тот мог бы добиться своего, куда более простым методом. А после этого отвратительного года, уже и не мог верить друзьям так же, как и раньше. Предавший однажды...да, Гарри? — Если ты хочешь, Люциус завтра принесет и саму газету,— прошептал Волдеморт куда-то в резко выступающую ключицу юноши.— Но это правда, смирись, малыш. Они все тебя бросили. Ты им больше не нужен. Лорд бросал короткие фразы, вдыхая пряный аромат мальчишки, снимая с него рубашку, медленно расстегивая брюки. Ему неожиданно понравилось, что парень не сопротивлялся, хотя и был немного похож на сломанную куклу. Но мужчина прекрасно знал, как это исправить — за месяц их «отношений» он уже прекрасно знал, как заставить мальчишку потерять голову от страсти. Впрочем, это было и не особо сложно — Гарри, в конце концов, ведь было всего четырнадцать лет, хоть он и забывал об том с завидной частотой. -Тебя,— жесткий укус в основание шеи.— Выбросили. Ты им больше не нужен. Волдеморт медленно слизывал капельки красной крови, проступившие из ранки, аккуратно, практически нежно, зализывая место укуса, и чувствовал, как под его растопыренной на груди ладонью, все чаще и сильнее бьется сердце мальчишки. Колено Лорда, втиснутое между бедер Гарри, ритмично поглаживало медленно твердеющий член юноши, а вторая рука, скользнув по шелковой обивке дивана, легла чуть ниже талии гриффиндорца, лаская чувствительную впадинку над ягодицами. — У тебя больше никого нет,— шептал темный маг, поднимаясь наверх, к приоткрытым губам юноши, и слизывая с них соленые капли пролитых слез. Затем, обхватив руками лицо мальчика, приподнял Гарри, отрывая спину от спинки и прошептал,прямо в губы: — У тебя остался только я. Прохладные губы Волдеморта сминают Гаррины, и мужчина страстно, не давая юноше ни мига, чтобы вспомнить, где он и с кем, начинает целовать, а проникнувший в рот язык моментально приступает к ласковым касаниям кожи нежного неба и мягкого языка. Темный Лорд встает на колени, упираясь ими в мягкую поверхность диванчика, и, не отрываясь от губ вновь откинувшегося назад Гарри, снимает уже изрядно помявшуюся рубашку, кидая ее на пол. Следом, слегка приподняв ноги, мужчина бросает и свои штаны, одновременно приникая к чувствительной шее мальчика. А Гарри, ничего не понимая, только прижимается к теплому телу, обхватывает Лорда руками, царапаясь об острые чешуйки на позвоночнике и лопатках Волдеморта. Он, даже понимая, что его ласкает враг, слишком опустошен, чтобы терзаться муками совести за то, что ищет утешения (пусть даже таким способом) в руках убийцы. Ему просто нужно тепло. Это ведь не преступление? А Лорд тем временем раздвигает его ноги, на мгновение прижимаясь своим возбужденным членом к эрекции Поттера. Гарри на это только еле слышно стонет, забывая в охватившем его жаре все — и предательство, и сомнения, и ненависть к этому магу, чья такая обжигающая в этот миг сила, коконом скручивается вокруг них. Волдеморт, перекинув одну из ног мальчика через предплечье, обхватил сочащийся смазкой член Гарри, плотно сжимая ствол и жестко спускаясь пальцами сверху вниз, вызывая глухой стон у упавшего на диванные подушки юноши. Затем маг спустил руку еще больше вниз. Приласкав подтянутую мошонку, он скользнул ладонью к отверстию, слегка раздвинув ягодицы, и резко ввел один палец в тесное пространство. Гарри слегка дернулся, когда мужчина начал довольно бесцеремонно готовить его, быстро добавляя пальцы и резко разводя их внутри, растягивая тугие стенки. Но вторая рука мага тем временем спустилась с груди Гарри вниз и обхватила член, выбрасывая все сомненья из головы парня. А уж когда Волдеморт снова начал его целовать, мягко прикусывая нижнюю губу, проходясь по ней узким раздвоенным языком, холодить дыханием подсыхающие дорожки слизанных им же слез — Поттер и вовсе потерялся в наслаждении. Очнулся он лишь тогда, когда Лорд придвинулся к нему, нажимая на дырочку твердым членом, и, медленно раздвигая непослушные мышцы, начал проникать внутрь. Боль была не такой сильной, как раньше — то ли он уже привык, то ли мужчина был сегодня заметно аккуратнее — но все равно подействовала на гриффиндорца как холодный душ. Он попытался отпрянуть, но тут же сориентировавшийся Лорд, плотно обхватил его за плечи, прижимая к себе и буквально насаживая на себя. Из Гарри буквально вышибло дух, когда член взрослого мага одним движением оказался внутри, а сам Волдеморт сильно прикусил его мочку уха, шумно втягивая разгоряченный воздух. Боль от резкого проникновения помогла парню прийти в себя и он, хотя уже и понимал, что ничего не исправишь — да и не особо хочется — все-таки постарался вывернуться из объятий. Но Темный Лорд, словно предвидя этот маневр, плотно охватил немного опавший член юноши, начиная медленно его дрочить, лаская шероховатой подушечкой пальца покрасневшую головку. И Гарри вновь застонал, чувствуя, что проливающиеся слезы собирают тонкие и жесткие губы мучителя. А тем временем Волдеморт начал двигаться, медленно, чувственно входя и выходя из тела Поттера, не торопясь, наслаждаясь им и заставляя свою жертву буквально извиваться от желания ощутить более резкие и сильные толчки, приближающие оргазм, а не растягивающие удовольствие. Несмотря на неторопливость мужчины, каждый удар его члена проходил прямо по простате, заглушая волнами наслаждения ноющую боль от исцарапанных стенок внутри юноши. В такт ударам Темный Лорд продолжал ласкать плоть мальчика, а губы мага блуждали по лицу и шее партнера, перемежая короткие, практически целомудренные поцелуи с жаркими полуукусами, оставляющими на шее юноши четкие красные метки. Поттер практически умоляюще смотрел на мучителя, закусывая губы, чтобы не начать уже открыто умолять насильника о более сильных и быстрых ударах, просить его позволить кончить измученному телу. Он не мог настолько унизиться, признать вслух и так очевидную власть Темного Лорда Волдеморта над своим телом. И тот видимо это почувствовал — припав к приоткрытым губам пленника, мужчина впился в них поцелуем, одновременно ускоряя темп движений. Гарри хрипло застонал, нетерпеливо подаваясь навстречу магу, плавясь от смеси легкой боли и оглушительного удовольствия. Его руки вцепились в деревянную спинку дивана, а спина выгнулась, когда юноша, стремясь еще больше чувствовать, подался вперед, до предела насаживаясь на член партнера. Ему было уже плевать на все, кроме стремительно приближающегося наслаждения. Пара резких ударов, и юноша, коротко вскрикнув, кончает, заливая тонкую ладонь Лорда молочно-белой спермой. Мужчина же, все еще не кончив, продолжил двигаться в крепко-сжатых после оргазма мышцах гриффиндорца, совершая короткие резкие толчки, не выходя из прохода. Это было даже немного больно — но у Гарри не было ни сил, ни желания протестовать. Он, все еще находясь в послеоргазменной неге, только еще шире раздвигал ноги, чтобы мужчине было легче дойти до финала. Когда же Поттер почувствовал, что внутри него разлилось тепло, а задыхающийся Волдеморт едва не свалился на него — удержавшись лишь в самый последний миг, обхватив длинными пальцами спинку дивана — он все еще не мог прийти в себя, начиная осознавать, что, по сути, впервые, не сопротивляясь и практически добровольно, отдался ненавистному темному магу. Нет, он вполне мог себя оправдать тем, что был расстроен, тем, что это было нужно для спасения — но все равно не мог выкинуть из головы мерзкую мысль размером в одно холодное и липкое слово — «шлюха». А Лорд тем временем, окончательно придя в себя, присел рядом с юношей и довольно смотрел на Гарри, перебирая мокрые от пота пряди на его лбу и слегка царапая покрасневший шрам, отчего тот немного ныл — не причинная боль, но напоминая о своем существовании. И парню, что до одури пугало его, было на удивление спокойно и уютно. Он понимал, что пройдет еще пара часов, и он, успокоившись и спрятав еще один фиал с воспоминаниями, вновь почувствует себя грязным и использованным, снова найдет себе убедительные причины своей покорности — но сейчас, когда в ноющем теле еще теплилась искра недавней страсти, Гарри понимал, что он не сопротивлялся мужчине, просто потому что хотел. Хотел чувствовать этого жестокого и хитрого мага внутри себя, что только добавляло ненависти к собственному непослушному телу. Возможно, он так же бы отдавался и любому другому, кто был бы готов поделиться своим теплом... Но Лорд единственный был рядом, и, вдыхая аромат разгоряченного тела, юноша сконцентрировался на доступном ему условно человеке, которого слишком многое связывало с ним. Все равно ведь Волдеморт возьмет его — так чего сопротивляться, если этого же требует и твое тело. Чувствовать руку Лорда на своем члене, выплескивать в сексе все собравшееся напряжение и горечь — это казалось таким правильным еще секунду назад...Еще миг. Сейчас же Гарри начал вновь ненавидеть себя. — Они тебя бросили,— громко и четко сказал Волдеморт, натягивая узкие брюки, краем глаза следя за хрупким подростком.— И теперь у тебя буду только я. Но... Он внезапно наклонился, аккуратно целуя искусанные губы гриффиндорца. Гарри же просто лежал, глотая непрошенные слезы, и не мешал мужчине наслаждаться вкусом крови, оставшейся на губах тонкой коричневой корочкой. — Но разве меня тебе мало?— ехидно ухмыльнулся Темный Лорд, небрежно накидывая рубашку и мантию на плечи.— Судя по всему, достаточно. И, знаешь что? По-моему, ты уже достаточно привык к своему теперешнему положению, так что я больше не буду забирать твои воспоминания. Волдеморт, посмеиваясь, подошел к столику, на ходу застегивая светлую рубашку. Заметив так и не открытую Гарри книгу, оставленную еще в первый визит к пленнику, мужчина только недовольно покачал головой, снова перелистывая ее, и проговорил, поджимая бескровные губы: — Ты так и не прочитал ее, да, Гарри? Поверь мне, там есть о чем подумать...Ну да ладо — это не мое дело, что тебе читать. Я все-таки пришлю тебе завтрашнюю газету. Не скучай, малыш. И вышел из Башни, оставив безмолвно плачущего юношу одного. Поттер чувствовал себя абсолютно разбитым и униженным. И, что самое отвратительное, воспоминания об этом вечере были не менее четкими, чем ощущения липкой спермы, сочащийся у него из задницы. * * * Нора * * * Гермиона Грэйнджер, лежа на продавленном диване, листала подаренную Сириусом книгу, с искренним интересом читая первые главы. «Сущность магии: сквозь миры и века», как сказал Бродяга, подмигивая смущенной вниманием такого шикарного мужчины девушке, не была запрещена только потому, что считалась уничтоженной, а семейство Блэк не стало разубеждать магическое сообщество, по-тихому припрятав рукопись в сейф. В первой главе рассказывалось о сложившихся в мире магических течениях и школах — самых крупных и известных из них. Автор книги разделял магию на три большие группы — современная, древняя и нечеловеческая, причем в последней он признавал только магию посланцев других миров. Современная магия подразделялась им еще на три группы, включающие в себя тысячи школ и течений. Первая группа — это магия Европейская, наиболее распространенная в современном мире и охватывающая Америку, Европу, Австралию и часть России, так же как и множество других, менее крупных стран по всему свету. Разделяется она на Светлую (на которую наибольшее влияние оказали заимствования Рая) и Темную (чьим покровителем считается Ад). В последнюю, как считал маг, входят четыре течения — чернокнижие (проклятья, сглазы, порчи и тому подобное волшебство), некромантия и некромагия — древнее искусство, преобразованное демонами Ада и изначально светлое искусство демонологии, со временем павшее и потемневшее, и темные зелья, к которой присоединял и кровомагию. Основой же Светлой магии является целительство и апостльство. Так же в Европейской группе была и нейтральная магия — та, что была доступна всем и преподавалась в магических школах. Вторая группа современной магии — это Восточная магия, пришедшая из Китая, Индии и Шамбалы. Она охватывает все восточную часть Евразии и несколько островов, в том числе и Японские, на которых сильно преобразовалась. Она не подразделяется на темную и светлую, зато имеет несколько автономных школ, разделенных по стихиям — огонь, вода, земля и воздух, каждая из которых тоже делятся на группы. Такие, как, например, лед, металл, ураган и тому подобные части стихии. Но это касается только боевой магии, принципы бытовой магии, в которую включаются и зелья, и трансфигурация, одинаковы для всех школ. Большое влияние на нее оказали заклятья условно нейтрального мира Шамбалы. И, наконец, третья группа магии современности — это традиционная, природная, магия. Такая, как, например, шаманизм или магия друидов. Она распространена в малоразвитых странах и районах, и достаточна сильна в привязке к так называемому «месту силы» мага, обычно являющемуся частью природы. В эту же группу автор присоединял и особую магию магических рас. После современной Август Мэрриан переходил к древней, практически потерянной магии, адептов которой, как и магические гриммуары, можно пересчитать по пальцам и которые сами выбирают себе учеников. Первой он назвал магию атлантов, ставшей основой современной европейской магии. Атлантида — древний затопленный остров, принесла свою магию на территорию современной Англии (Создав магию племен Дану, сохранившуюся лишь в семьях сидхов, ведущих уединенный образ жизни) и Греции (по мнению авторов «боги» Греции в реальности были именно атлантами, обучившими избранных своей магии; в Греции остался лишь один храм — жилище Апполона — где все еще обучают сохраненным знаниям предков). Следующей пришла очередь Гипербореи — исчезнувшей страны на севере Евразии, рождавшей великих магов. Ее школа, по прошествии времени, распалась на два течения — скандинавскую и русскую. Обучают ей считанные мастера, бродящие по свету и сами выбирающие учеников. Далее он рассказал о двух течениях нечеловеческой магии, адаптированной людьми для себя — это древнекитайская (ставшая основой Восточной группы) и индийская, а точнее «путь Кали»— кровавый культ древней богини войны и мести, относящийся к запретным и располагающийся в затерянных храмах. Кроме всего имелась информация о существовании индийских вед — исконной магии этого полуострова, но точной информации так и не было обнаружено. Следующей он говорил о полностью потерянной шумерской магии, чьих адептов ему так и не удалось встретить за все года путешествий по свету. О ней остались только легенды и огрызки заклинаний на глиняных табличках. Так же практически исчезла и египетская магия, оставшись лишь в некоторых африканских верованиях. Хотя, по легендам тех территорий, есть целый затерянный город, где маги обучают избранных ими детей магии Ра. Последней упоминалось о исконной американской магии — наиболее распространенной из древних искусств, обучится которой можно в деревнях и городах инков и ацтеков. Последним шли нечеловеческие искусства, отданные людям посланцами других миров. Всего, известных автору, пограничных к Земле миров было пять — два темных (Ад и Лэнг), два светлых (Рай и Девять Небес) и один нейтральный (Шамбала). Вкратце он напоминал, что Ад и Рай оказали свое влияние на современную европейскую магию, но не оставили чистой, неадаптированной для людей школы. То же он сказал и про Девять Небес, оставивших свой след в гиперборейской, шумерской, атлантической и американской древних школах. Упомянул и китайскую магию, вкупе с культом Кали, как примеры адаптации нечеловеческих течений. Чистых же нечеловеческих школ, известных Мэрриану, было только две: Черная Книга Лэнга, часть шумерской «Основы Основ» и Шамбалийское искусство. Магия Лэнга, полностью созданная демонами и для демонов, при использовании ее человеком меняла сначала разум заклинателя, подводя под демонические стандарты и приводя к безумию, а затем и тело, делая мага подобным демонам своих Пустошей. Не менее страшным был и Путь Великого Нага — известная часть искусств Шамбалы, но, в отличие от лэнгской, начинающий изменения с тела мага, давая шанс повернуть назад. По легендам были школы и остальных миров — но Август предупреждал, что исповедуя эти магические культы, что темные, что светлые, невозможно было остаться человеком, а свет бывает не менее страшным и жестоким хозяином, чем тьма. В общем, девушка с интересом читала бы эту книгу, если бы не суетящийся перед ней Рон, беспрерывно ходящий из угла в угол, что, учитывая размеры гостиной, крайне отвлекало Гермиону. Наконец, не выдержав, она громко захлопнула книгу и сказала: — Да что с тобой твориться, Рон?! У меня от тебя уже голова кружится! Парень резко остановился и тут же начал говорить, словно бы ожидая этого вопроса все полчаса непрерывного мелькания: — Да я вот о чем думаю, Герми, а правильно ли мы сделали, послушавшись Дамблдора? Может, не стоило давать это интервью?— рыжий парень смотрел на подругу грустными газами, под которыми залегли темно-фиолетовые тени. Сама Грэйнджер выглядела не лучше — усталые покрасневшие глаза, осунувшееся от переживаний лицо и словно бы погасшие волосы, забранные в низкий хвостик старой ленточкой. А услышав вопрос Рона, она, казалось, еще сильнее побледнела: — А я-то откуда знаю, Рон,— устало сказала она, не решаясь посмотреть в глаза друга.— Директор сказал, что если вокруг исчезновения Гарри утихнет шумиха, то они смогут быстрее вызволить его из плена. — И как они собираются его искать, если все авроры отстранятся от работы? — Не знаю я, не знаю, Рон!— не выдержав, крикнула Гермиона, едва не отшвыривая книгу.— Откуда мне знать! Я, в конце концов, всего лишь школьница! Это дело директора и остальных — оно мне, к сожалению, не под силу! Рон только фыркнул, без сил опускаясь на потрепанный диван. Потерев ноющие виски, он вымолвил, тупо смотря в одну точку: — Я снова чувствую себя предателем, Герм. А это просто отвратительное чувство. — Знаю,— прошептала девушка.— В конце концов, это именно я выпустила Риту и согласилась на интервью, а ты просто согласился мне помочь. Они еще немного посидели, чувствуя, что между ними вновь разверзается пропасть, раньше заполняемая черноволосым юношей. Они казались себе двумя неподходящими друг к другу осколками, потерявшими свое соединение. Сейчас у них еще были связи — через боль потери и страх за исчезнувшего друга, но что случится, когда эти чувства притихнут, не знал никто... — Директор все сделает, верь ему,— тихо сказала девушка, прикасаясь тонкой ручкой к напряженному плечу Уизли. — Да неужели?— неожиданно зло выплюнул Рон.— И на первом курсе он сделал, и на втором, и на третьем? И с Турниром этим мордредовым тоже он все сделал? Хватит, Гермиона! Хватит! Он бросал нас и раньше — бросит и сейчас! — Ты несешь чушь, Рон,— в ее голосе прорезались панические нотки.— Успокойся! — Не собираюсь!— на весь дом вскричал парень, швыряя на пол многострадальную книгу.— У нас друг пропал, а мы по указке директора только всем врём! Меня это бесит! Ненавижу бездействие! — Уже поздно что-либо менять, Рон,— жестко сказала Грейнжер, сглатывая слезы.— Мы сделали свой выбор еще вчера. Парень на это только сверкнул глазами, вылетев из комнаты, громко хлопнув старой дверью. А Гермиона без сил опустилась на пол, закрывая лицо руками, и начиная беззвучно плакать, заливая соленой влагой клетчатую юбку. — Мы все сделали правильно,— шепчет она в колени.— Правильно...Но почему же мне так мерзко?! * * * Азкабан * * * По пустынным ледяным коридорам тюрьмы, мимо камер, где лежали измученные узники, все ниже и ниже спускалась невысокая фигура волшебника. В сопровождении изможденного смотрителя, Маркус Эйвери вновь спускался к уровню, где были заперты его бывшие соратники, не сумевшие или не захотевшие избежать суда. В первые годы он заходил практически ко всем — но за прошедшие четырнадцать лет немногие из них были в состоянии понимать его речь и не быть угрозой его здоровью. Красотка Бэлла, потерявшая практически весь лоск, вообще едва не перегрызла Маркусу горло, обвиняя в предательстве Лорда. Сейчас он навещал только братьев Лестренжей, более или менее адекватно воспринимающих окружающий мир, Долохова, который, хоть и разговаривал только на русском, был на удивление спокоен и вменяем и, естественно, своего по-прежнему любимого Генри, Генриха Мальсибера. Они начали встречаться еще в школе — и даже на выпускной пришли вместе, заявляя о своих отношениях всему миру. Вместе пришли любовники и под знамена Темного Лорда. Этот путь выбрал Марк, но Генри без малейших колебаний последовал за ним, с радостью погрузившись в служение Тьме. Лорд был частым гостем в доме Эйвери — отец Маркуса учился вместе с ним, и был одним из самых близких тому людей, хоть и никогда не принял метку и не вступил в войну. Вместе с Генри, Эйвери стоял и на суде, надеясь только, что ему дадут камеру неподалеку от любимого. Но Мальсибер поступил в тот день абсолютно неожиданно — он заявил, что наложил на своего любовника Империо, заставив принять метку и служить Темному Лорду. Учитывая, что Эйвери-старший никогда не был Пожирателем, и, зная об исключительном мастерстве Мальсибера в этом непростительном заклятье, никто и не подумал сомневаться в заявлении, данном под Веритасерумом. На Эйвери, кстати, действительно оказалось старое Империо, и его освободили, дав срок условно. Он мог только удивляться изощренному уму возлюбленного, продумавшего выход даже во время пика власти и силы их Лорда. Маркус протестовать не стал, понимая, что больше пользы плененным друзьям он принесет, находясь на свободе. После этого он сумел договорился со старым азкабанским сторожем, когда-то давно задолжавшим его отцу жизнь, и стал проносить в тюрьму вещи, еду, разговаривать с измученными людьми, лечить их при необходимости. Конечно же, больше всего времени он проводил в камере своего любовника, расчесывая его когда-то роскошную гриву, грязную и свалявшуюся в тюремной камере, стирая с тела грязь и пот, целуя искусанные губы. А вернувшись домой, напивался старым коньяком, вспоминая то время, когда это он, дрожа, прижимался к Генри, а мужчина успокаивал его после очередного ночного кошмара — проклятья их Рода, когда-то заключившего сделку с демоном Ада. И по щекам Эйвери текли редкие слезы... И он, пьяно вздыхая, зарекался вновь приходить в камеру практически сломленного возлюбленного. Но в следующем месяце вновь стоял на холодном берегу скалистого острова-тюрьмы. Вот и сегодня он пришел сюда, только вот в этот раз он принес узникам радостную новость, которую они скорее всего уже знали — их Лорд вернулся из-за Грани. Он видел проявившуюся черным пятном метку, он видел глаза Люциуса, и теперь точно знал, что скоро его друзья вновь будут на свободе, ибо не смотря на все свою жестокость и холодность, Темный Лорд никогда не бросит своих слуг, служивших ему верой и правдой, гнить в ледяной тьме Азкабане. И Маркус Эйвери целует губы своего возлюбленного, уронившего затылок на его острые колени, практически безумно шепча: — Скоро, скоро, мой дорогой Генри, скоро ты вернешься ко мне... И плакал, видя как рано поседевший Мальсибер ласково гладит предплечье, впиваясь ногтями в черную, пульсирующую живой тьмою, метку.