Башня

* * * Площадь Гриммо * * * — Ремус, что творится с Сириусом? Тихий голос МакГонагалл заставил оборотня вздрогнуть. Он совсем не хотел говорить на эту тему, но и убегать от ответа не стоило, чтобы у нее не возникло невероятных причин болезни Блэка. Люпин понимал, что это было бы наивно — надеяться, что никто не заметит в какую страшную тень превратился жизнерадостный Мародер. И простым горем по похищенному крестнику это уже не объяснить. — Многие заметили?— устало бросил маг. — Вам повезло, но нет,— пожала плечами женщина, присаживаясь на соседнее кресло.— Единственные кто живет здесь постоянно — это семья Уизли, а они...Ну ты сам знаешь! Профессор только махнула рукой. — Альбус и остальные не так часто видят Сириуса, а я просто особенно пристально присматривалась к вам — мне не верилось, что вы будете сидеть сложа руки после произошедшего в Министерстве,— Миневра проговорила это тихо, но твердо.— А уж когда сюда зачистил Аластор, я в этом окончательно убедилась. И вот, поймав Блэка, я вижу бледную тень вместо своего самого яркого ученика, больше похожую на дементора, чем на человека! — Скажешь Альбусу?— обреченно спросил Люпин, поглядывая на бывшего декана из-под густых бровей. Если о происходящем узнает директор, то вся их работа пойдет насмарку — Дамблдор относился к ним уже не так хорошо, как раньше. Видимо чувствовал, что оба мужчины заметно отдалились от Ордена. — А надо? Оборотень и волшебница обменялись напряженными взглядами. Минерва МакГонагалл смотрела на оборотня спокойно, чувствуя, что не прогадала, считая именно этого мародера самым опасным членом их компании еще со времен школы. И вовсе не потому, что тот оборотень — а потому, что готов бороться за своих до конца и при этом не терять головы. Поразительное сочетание расчетливости и звериной ярости! — Хорошо,— наконец произнес Ремус, решая рассказать профессору об их задумке. Не все — кое о чем лучше не говорить вслух. Минерва МакГонагалл, естественно, все поймет, уж чего-чего, а знаний у этой статной женщины достаточно, но это будет тайной не произнесенной вслух.— Мы решили сами предпринять кое-какие шаги по вызволению Гарри из плена... Из тех, что подвластны только Сириусу. Минерва кивнула. Примерно к таким выводом пришла она и сама. — Некромантия?— все же решила уточнить профессор трансфигурации. — Именно,— поджал Ремус губы. Эта женщина все же заставила его вслух признаться о практике запрещенного искусства. — Из-за этого он такой? — Это часть его безумия,— устало ответил Люпин. Взгляд его золотых глаз бессмысленно скользил по полкам, уставленным древними фолиантами, по пыльным креслам и магическим артефактам — он старался смотреть куда угодно, только не на необычайно умную и проницательную женщину, чтобы она не увидела боль и страх в глубине его глаз.— Фамильного безумия. У каждого из Блэков оно проявляется по своему... Ремус вспомнил, как ему об этом рассказывал сам Сириус. И сейчас, когда он остался с этим ужасом один на один, Люпин решил поделится этим с единственным по-настоящему честным человеком в своем окружении. Единственным, кто точно не будет ни осуждать, ни жалеть их. — Самая знаменитая из Блэков — Беллатриса Лестрейндж. Ее безумием была кровь,— каждое слово оборотня падало в тишине комнаты как песчинки в стеклянный тубус песочных часов.— Еще в детстве маленькая красотка-Бэлла любила смотреть за капающей кровью. Но окончательно погибла она в Первую Войну, причем, несмотря на слухи, намного позже своего решения присоединиться к Пожирателям. Это случилось в одну из аврорских проверок. Беллатриса в то время была беременна, но магов это не остановило. Сражение было жарким, и когда она вернулась в сознание, вокруг нее были только кровь... Кровь и мертвый выкидыш. Минерва передернула плечами. Она не знала, что чета Лейстрейндж потеряла ребенка. Нет, Алиса плакалась ей о том страшном дне — у молодой женщины тогда случился настоящий нервный срыв, но никогда не рассказывал об этом. — Тогда она и сошла с ума,— продолжил свой рассказ Ремус.— По крайней мере, так говорила Сириусу Вальбурга при их последней встрече. У Нарциссы совсем другой порок— она обожает пламя. Огонь и взрывы — ее страсть. Но она смогла сдержать свои порывы, говорят, что Малфой-мэнор освещается только живым огнем. Андромеда сбежала из мира магии, подальше от того, что может спровоцировать ее срыв... И собирает холодное оружие. Пора было переходить к самому главному. — Про Регулуса Бродяга не говорил — слишком много боли доставила ему гибель брата, а сам он страдает безумием берсерка. Если Сири видит цель, то он пойдет ради ее достижения на все, да вы и сами это знаете,— махнул рукой Люпин, вспоминая все безумные проделки и вылазки любовника. МакГонагалл согласно кивнула. Из всех четырех приятелей Блэк был самым целеустремленным.— Но в сочетании с предрасположенностью к некромантии, особенно когда ты ее активно практикуешь, это страшно. Некромантия — страшное искусство. — Что да, то да,— кивнула Минерва. Она крайне мало слышала об этой разновидности темной магии — некромантия была запрещена так давно, что не осталось и крупиц знаний об этом. Лишь несколько семейств по всему миру имеет книги об этом искусстве, да и не стремятся говорить о них открыто — Все мужчины их семьи становились некромантами,— продолжил Ремус. — Только мужчины? — Да, только мужчины. Женщины, решившие посветить себя искусству некромантии, лишаются возможности даровать жизнь. Тот, кто сроднился со смертью, перестает быть человеком. Вы же знаете, что есть мужские и женские магические отрасли? — Конечно,— фыркнула Минерва. Это рассказывалось на всех предметах в Хогвартсе.— Алхимия — мужская, целительство -женская профессия. Хотя это все так относительно. До высших уровней не доходят не только по половому признаку... — Не в этом дело! Просто из-за того, что Сириус погрузился сразу в высшие уровни этого искусства,— объяснил Ремус.— Его безумие наложилось на некую "мертвенность" и получился одержимый определенной целью некромант, который не обращает внимания ни на недостаток пищи, ни на усталость... — Страшно,— поежилась женщина. — Страшно,— подтвердил Люпин, прислушиваясь своим обострившимся перед полнолунием слухом к ритуалу в подвале.— Но скоро это закончится. Очень скоро. * * * Запертая Башня * * * Гарри достал из-за книг свою законченную рунную цепочку. Вырезанные на светлом дереве символы светились темно-красным. Он активировал ее только что — и теперь, когда она действовала, размышлял над собственными ощущениями. Не было радости, не было предвкушения и надежд — просто удовлетворение от хорошо проделанной работы, как от Превосходно на эссе по трансфигурации. А ведь все это должно было быть! Он сделал шаг на пути к свободе! — И почему я не счастлив?— устало спросил Гарри у закатного неба, золотистыми лучами разукрасившего стены замка, придавая его суровой красоте особую изящность. Поттеру не хотелось бы признаться в этом даже самому себе, но он уже не хотел покидать такого уютного места. И не только место привязывало его к Запертой Башне Слизерин-мэнора, но и сам лорд Волдеморт. Гарри было больно признаваться, но темный маг занял в его жизни слишком много места, и он уже не был уверен, что сможет все забыть, вернувшись в Хогвартс. И что он хочет забывать. За эти несколько месяцев столько всего случилось — возрождение Темного лорда, плен, боль и ненависть, насилие... Страсть, забытая магия, политика. И снова страсть, переходящая в странную, болезненную привязанность. Поттер, вновь и вновь перечитывая первые страницы дневника Ровены, был уже готов подписаться под всеми ее словами, кроме, разве что, "любви". Это было бы уже слишком. Да, определенно, слишком. — Скучаешь?— раздался голос Волдеморта. Гарри уже давно почувствовал, что маг здесь, но не стал спускаться в гостиную, где лорд выбирал из библиотеки Рэйвенкло пару книг. Гарри находил все больше и больше сходств между Волдемортом и Гермионой в области пламенной любви к книгам. Он так же аккуратно и ласково гладил обложки и страницы. Странно, но Волдеморт совсем не сердился на то, что Гарри не спустился вниз, когда почувствовал магию своего тюремщика. Обычно он хотя бы намекал Поттеру на это, но сегодня лорд выглядел как-то по особенному задумчиво — он словно бы что-то искал в образе юноши, проникал прямо в его сознание. В голове Гарри что-то зашумело и он разорвал зрительный контакт, прежде чем нащупать в кармане дневник Ровены, который он по мере сил продолжал, описывая как события последних дней, так и самые интересные заклинания из шумерской книги. Темный маг хмыкнул. — Я хочу тебе кое-что показать,— все тот же тихий задумчивый голос. Гарри уже начал беспокоиться— эта спокойная отстраненность обозначала, что мужчина что-то готовит.— Это, как мне кажется, завершит рисунок наших отношений... Уступи мне место, малыш! Гарри послушно отошел в сторону. Из черной бархатной сумки, перекинутой через плечо, Лорд достал черное зеркало — как по-другому назвать отполированную до блеска тонкую плиту обсидиана, Поттер не знал. — Что вы делаете? — Потерпи, Гарри,— отмахнулся мужчина, взрезал запястье. Темная кровь закапала на плиту. Поттер заметил, что Лорд уже не в первый раз пускает кровь при совершение магических действий, причем настолько опасно. Парень не понимал как тот может так рисковать— у самого Гарри на это явно не хватило бы смелости.— Сейчас все поймешь. Кровь, залившая зеркало, покрыла его поверхность неровным слоем— она словно живая, собиралась в странные символы, начавшие светится. — Так, почти все,— пробормотал Лорд, прежде чем начать заклинание. Язык, на котором говорил Волдеморт во время ритуала, был незнаком Поттеру — это была не латынь, не английский, не французский, и даже не шумерский. Что-то совсем древнее и страшное. Когда же над черной плитой сложилась странная картинка, маг одним движением погрузил артефакторную во мрак, и сложная схема светло-лилового цвета проявилась ярко и четко. Волдеморт жестом подозвал к себе Поттера — и парень с непониманием вгляделся в магическую конструкцию. Больше всего это походило на схему Солнечной системы, которую Гарри видел в кабинете физики. Но огней было восемь и все они были связаны между собой сетью мелких лучей. Хотя нет, не так — все они были связаны с одним, самым крупным — тем, что находился в самом центре. — Что это?— спросил Гарри, пытаясь прикоснутся к светящимся звездам. Но рука спокойно проходила насквозь сияющей схемы. — Сначала, малыш, дай-ка свою руку,— буркнул он, подтягивая Гарри к себе. Маг аккуратно порезал ему ладонь, перемешивая свою и чужую кровь.— Да будет тайна вечной! Гарри почувствовал, как по всему его телу прошла волна магии. — Что это было? — Ритуал сокрытия тайного — очень простой, но требующий выполнения определенных, достаточно специфических, условий. Но возвращаясь к нужной теме. Что ты знаешь о крестражах, Гарри?— спросил его Лорд. Лицо Волдеморта в бледных отсветах казалось таким неземным, что это даже пугало. — А что это? — Ответ понятен,— хмыкнул мужчина.— В принципе, я так и думал — Дамблдор не из тех, кто раскрывает свои карты даже союзникам. А уж тем более жертвам... Разговор становился все страньше и страньше, как говорила Алиса. — Крестражи — это предметы заключающие в себя осколки души мага, залоги его бессмертия,— темный маг довольно оскалился, увидев как побледнело лицо Поттера.— Да-да, именно их я создал, чтобы убедится, что шальная авада не помешает моим планам. Только вот я сам улучшил эту схему. Я не раскалывал душу — это лишило бы меня большей части магической мощи и вызвало бы недовольство моего Учителя. Гарри смотрел на мага, поражаясь, как тот любит рассказывать о своих планах и достижениях, словно бы этому великому темному магу жизненно необходимо убедить окружающих в своем величии и гениальности. Видимо это какое-то последствие его прошлого, как и почти маниакальная страсть к власти. — Моя душа цела, а в крестражах спрятаны лишь ее слепки пополам с воспоминаниями, чтобы мой якорь мог какое-то время существовать автономно, если его пробудят,— продолжил свой рассказ Волдеморт.— Кстати, с одним из них ты уже встречался. — Дневник,— ошарашено выдохнул Гарри, поднимая взгляд на Лорда. — Именно!— театрально поаплодировал догадливости пленника Темный лорд.— И изрядно попортил мне именно этот. Да-да, малыш, ты вовсе не уничтожил его, только повредил систему воспоминаний, так что автономно он уже не сможет существовать — он только поддерживает мое существование. Вот, кстати, его искра,— Волдеморт показал на самый маленький и бледный огонек.— Спасибо тебе от Люциуса, малыш — если бы ты не отдал ему тетрадку, то он бы получил куда сильнее чем сейчас. Гарри пораженно покачал головой: — А Директор сказал, что я уничтожил его,— и аккуратно посмотрел на мужчину, только сейчас осознав, что Волдеморт может разозлиться. — Что еще раз подтверждает, что Дамблдор знает о крестражах. Ведь если бы дневник был полноценным крестражем, заключившим в себя осколок моей души, то яд василиска был бы одним из немногих веществ, способных его уничтожить,— пожал плечами Лорд. Судя по всему он не слишком злился за тот случай. — Эти,— тем временем продолжил маг, указывая еще на четыре ровно мерцающих огонька.— Действующие якоря. А эти, малыш, принадлежат живым крестражам... — Живым?— протянул Поттер. присматриваясь к двум крупным огням, мерно мерцающим во мгле.— Как это может быть? — Это якоря, внедренный в живых существ,— пояснил мужчина.— Вот этот — Нагайна, а этот... Можешь сам догадаешься, если я скажу, что он был создан в ночь Хэллоуина? Гарри замер. Это просто не могло быть правдой. Ведь если это правда, то он, он... — Ты все правильно понял, малыш,— подцепил его подбородок Волдеморт. Его алые глаза буквально светились в полумраке, и Поттер не мог оторвать от них своего взгляда. Он — залог жизни темного мага, а вовсе не тот, кто должен его убить. Гарри всю жизнь в МагАнглии внушали, что он обречен на бой с Лордом, а сейчас…. Сейчас все перевернулось с ног на голову.— Ты — мой якорь. Так что можешь не бояться, что я тебя убью без повода, малыш. Не страдаю суицидальными наклонностями. Я уже давно заметил, что наша с тобой связь неестественна, да и привязанность к тебе Нагини показательна, но это удивило даже меня! Буквально вчера я решил проверить якоря и обнаружил, что их несколько больше...А уж сделать вывод совсем не сложно. — И директор об этом знал? — Конечно,— усмехнулся Лорд.— Догадываешься, Гарри, что ждало бы тебя после победы? Учитывая, что наш великий манипулятор не знает об изменении ритуала крестажей? Он-то уверен, что я могу возродиться из каждой, я подчеркивая, каждой, частички души, заключенной в предмет... — А это не так?— Поттер старался отвлечься от вороха мыслей, жужжащих в его голове. — Естественно нет,— фыркнул Волдеморт.— Душа у меня одна, просто после гибели меня притягивает к одному из них, как якорем. Но Альбус уверен, что я смогу возродится и в твоем теле, малыш... Поттер поежился. Темный лорд щелкнул пальцами, возвращая свет — Гарри даже зажмурился на миг, настолько ослепляющим оказался золотистый свет после полного мрака. А Лорд продолжил: — И подумай вот еще о чем — что будут думать твои друзья, когда узнают правду? Останется ли у тебя хоть кто-то во всем мире, кроме меня? * * * Площадь Гриммо * * * Люпин и Аластор стояли почти у самой подвальной двери, в то время как Сириус принялся за сам черный ритуал. Все приготовления были сделаны заранее — благовония зажжены, жертвы приготовлены, символы наполнены силой, и сейчас им предстояло увидеть Призыв Адской гончей. Блэк, одетый в простую черную мантию, медленно, певуче, читал заклинание, разрывая плоть междумирья, чтобы достать оттуда эманации истинной смерти. Длинный изогнутый кинжал в его руках светился алым — и маг медленно вонзал его в сгустившийся темно-красным паром воздух перед собой. Из-за грани били яркие искры, проскальзывали молнии, и, что самое главное— оттуда просачивались пять теней, которые уже тянулись к приготовленным жертвам. — Что за холод,— скривился Аластор, плотнее закутываясь в старую аврорскую мантию, исключительно для того, чтобы разорвать то жуткое молчание, что окутало подземелья после того как Сириус закончил древнее заклинание. Люпин и сам заметил, что во время прорыва в ритуальном зале заметно похолодало. Из-за грани, из владений Нергала, мертвенный холод выплескивался волнами, вымораживающими на темном полу узоры из серебристого инея. -Смотри, Аластор, начинается!— кивнул на пентаграмму Ремус, пристально следя за состоянием любовника. Тени, вытащенные из-за Грани уже полностью окутали истерзанные тела преступников, вытащенных Грюмом из Азкабана, медленно преобразуя их в тех тварей, что называют Адскими гончими. Говорят, что именно их называли в древности Гриммами... Все присутствующие так увлеклись разглядыванием преобразований истерзанных тел что не заметили, как маленький осколок тьмы, отколовшись от общей массы, выскользнул из комнаты. Он сильно отличался от остальной массы — не черный дым, но искрящаяся темно-фиолетовая плоть. У Снъяка за бесконечность его жизни скопилось много должников среди черных божеств, и Повелитель Смерти Нергал находился среди них. Так что договориться о том, чтобы осколок божественной плоти проник в мир, где находится единственный человек, способный перетащить в свободное межмировое пространство все тело Снъяка, было несложно. Теперь же этому осколку нужна было просто какая-нибудь здешняя плоть, связанная с тем мальчишкой, что пришел в мир Лэнга в обществе странного шамбалийца. Но никто из разумных не подходил — их личность в плоскости этого измерения была слишком сильна и могла если не подавить осколок Снъяка, то по крайней мере заметить его присутствие. Но бог не собирался сдаваться. И он уже чувствовал запах нужного существа. Наверху старого дома закричала Хэдвиг, забившись о прутья клетки. Ее желтые глаза потеряли желтый свет, заменившись темно-фиолетовыми искрами, а кончики перьев приобрели яркий стальной блеск. * * * Запертая Башня * * * Гарри сжался под одеялом, стараясь забыть последние слова Лорда. Но это было абсолютно невозможно — эта речь словно бы врезалась в память следом от каленого железа. Он — частичка Темного лорда, он — один из якорей держащих его в мире живых. Странное ощущение — кто он? Гарри Поттер? Или просто осколок души гениального темного мага? Он отныне не знал. Но хуже всего было то, что Поттер прекрасно понимал правдивость мнения Лорда насчет его знакомых. Если директор узнает (если еще не знает — об этом Гарри предпочитал не думать), что он может помочь возрождению Волдеморта, то вряд ли станет сомневаться, уничтожая его. Нет, Альбусу Дамблдору, как хотелось верить Поттеру, будет очень больно, но этого потребует "всеобщее благо", и он это сделает. Да и до конца верить своим друзьям он не мог... Как и по-настоящему желать смерти Темному лорду. Гарри передернул плечами, когда где-то вдали раздался жуткий вой. Огромная стая ворон, которую спугнули эти звуки, пролетела мимо замка Слизерина, который Гарри уже начал называть "домом". Особенно после посещения Лэнга. И ему нравилось, что у него отныне есть такое пристанище. Дом Дурслей никогда не смог бы стать ему дороже даже самой плохой гостиницы, а называть школу домом было как-то неправильно. — Наверное, волки Сивого,— прошептал Гарри, поежившись от жуткого воя, вспоминая про огромного страшного человека, практически полностью заросшего серой шерстью. Он видел его на собрании у Лорда. Поттер едва-едва разглядел его в полутьме зала, где Волдеморт проводил встречи. Присмотревшись к лесу, Гарри заметил какую-то странность. Издалека показались какие-то необычные тени — черные, почему-то невыразимо притягательные для взгляда юноши. И он смотрел на них, пока эти тени не превратились в пятерку жутких псов.