Танцы с обрыва

Туман, туман, туман. Всё увязает в тумане, он расступается, пропуская её, а потом смыкается на её следах. Ветер путается в волосах, обжигает плечи своим ледяным дыханием, целует кожу под тонкой тканью, а Эмма срывает ветряные ладони и мчится вперёд, быстрее, яростнее. И сердце в груди дрожит, словно перестало подчиняться заложенному ритму и бьётся своей волей, словно оно и есть вся Эмма. На губах привкус горечи, лёгкие горят от свежести воздуха, а боль заполняет её разум. Даже если бы Эмма ничего не знала о скорби, то поняла, что именно так она и звучит, в чужом голосе, в чужом сердце, но отдаётся у неё между рёбер, затопляет пространство внутри и стынет, стынет, как остывает земля на рассвете. Говорят, что звери чуют беду. Добираясь до постоя цыган, Эмма ведает о бедах всё. Запах мокрой травы и крови здесь сильнее всего. Дикий, первозданный, он струится отовсюду и окружает их, проникает в ткань одежды. Эмма не хочет дышать им, но воздух теперь состоит из него, стекающего из раны на шее маленького мальчика, откуда блещет серебром ствол стрелы. Робин молчит, сидя на земле и глядя в одну точку. Мёртвый ребёнок на его руках выглядит таким хрупким в объятиях смерти, крепко сомкнувшихся на его теле. Но поражает её не это – что-то пригвождает её к земле, заставляет оцепенеть – не собственные эмоции, которые притихли под слоем чужих чувств. Эмма знает, что прямо сейчас в ней всё от Регины. Потому не сразу замечает, как кто-то тянет её за руку, заставляя отвести глаза от женщины, держащей руку мальчика, и сдавлено мычащей. Её глаза открыты, и Эмма не видит в них ничего человеческого, только тогда в ней взрываются собственные чувства. - Эмма, - Дэвид пытается достучаться до неё, потому что она смотрит на него, но не видит. Он встаёт между ней и другими людьми и снова заговаривает, - что ты здесь сделаешь? Но Свон игнорирует вопрос. Она игнорирует столпившихся цыган вперемешку с охотниками, это чёртово небо с сизой плотью над ними, запах крови на руках Регины, смешанный с её собственным запахом, плевать на то, что на неё смотрят. Эмма вклинивается в чужой кокон горя, принимая его объятия. - Кто это сделал? – выдавливает она бескровными губами, а потом, оттолкнув отца, бросается к Регине. Она не знает, что делать, как говорить с тем, кому не нужны слова, потому что в них нет смысла, только не теперь. Боится прикоснуться, но знает, что надо. Эмма старается не смотреть на беззвучно плачущего Робина, лишь шепчущего «мой мальчик». А Регина, чья красота так неуместна здесь и сейчас, вдруг прислоняется к ней, не выпуская холодной руки. Она не утешения ищет, только опоры и Эмма становится твёрже любой. Смотрит на неё, видя, как легко сможет сотворить самые ужасные вещи, лишь бы ей стало легче, только бы унять её боль. - Я гнал оборотня, - заговаривает Грэм Хантер, выходя вперёд, - а когда выпустил стрелу, на месте зверя нашёл мальчишку. Что он делал в лесу в самый разгар охоты? Он взволнованно вскидывает руками, и Эмма улавливает этот жест боковым зрением, чуть дёргаясь. Тогда на её руку опускается чужая ладонь и крепко сжимает, удерживая на месте. Хватка такая сильная, что кости почти хрустят, боль заставляет её остаться на месте. - Вам придётся объяснить, почему вместо зверя стрела угодила в ребёнка, - добавляет Грэм в попытках оправдать свою вину, - может всё гораздо проще, чем кажется. Может, это его я преследовал. Его слова порождают гул голосов, возмущённых и злых. Дэвид говорит, что сейчас ему лучше уйти, они со всем разберутся после. Несколько раз он зовёт дочь по имени, но она не откликается и вообще не обращает на него внимания. Это выводит из себя, рождает волны гнева где-то внутри, но мужчина решает не устраивать скандала, предпочитая, как следует поговорить с дочерью дома, когда она вернётся. Он уводит своих людей, старательно отводя глаза от Эммы, выглядящей так воинственно рядом с хрупкой женщиной. Ему неуютно. Это неправильно, её не должно быть здесь. Но всему своё время, обещает он себе. Всему своё время. Напоследок он запоминает, как цыганка поворачивается к его дочери, чтобы схлестнуть их взгляды. В тот момент ему мерещатся тонкие серебристые нити между ними, которые резонируют от малейшего движения. Регина смотрит на Эмму, передавая всё то, что слова выразить не могут. И Эмма медленно и едва заметно ей кивает. С этой памятью Дэвид и уходит. ______________________________________________________________________ Когда огонь взмывает к небу, раздаётся пение. Голоса невероятно красивые и сильные, пробирают до самых костей, выталкивая скорбь наружу. Эмма держится чуть позади Регины и её брата, бросающих в огонь по лавровому венку. Через время люди вокруг подхватывают пение, и Эмма погружается в эту ритуальную песнь, обращая взгляд к небу, где звёзды всё ещё высыпают на тёмное полотно. Угасший день кажется ей каким-то нереальным, затуманенным, словно дурное сновидение. Но смерть, бродящая среди них более, чем реальна. Её дыхание ощущается повсюду, в каждом порыве ветра, в дрожащей траве, во всполохах костра, глодающего тело маленького мальчика. В том, как теперь Регина смотрит на мир. Эмма подходит к ней, берёт за руку, тянет к себе и тогда женщина заглядывает ей в глаза, но смотрит в самую душу. Она зовёт, Эмма чувствует. - Ты можешь остаться, - шепчет Регина, прижимаясь к Эмме и кладя голову ей на плечо. Так спокойнее, так дышится легче. - Я знаю, - сердце Эммы сжимается от почти ослепляющей боли, в груди невыносимо тесно, потому что ей нужно уйти, и не спрашивать, встретятся ли они снова. – Но мне нужно идти. - Куда? – вопрос звучит неожиданно и как-то нелепо. Эмма не отвечает, только крепче сжимает женщину в объятиях, вдыхая её запах. - Я вернусь за тобой, - зачем-то говорит Свон, отстраняется и в последний раз смотрит в карие глаза. Там, на дне весь мир, суть всего, отблеск души, заключённый в этом теле. Отблеск обеих душ. В ладони зажат цветок. ______________________________________________________________ К дому Эмма почему-то бежит изо всех сил, испытывая нечто похожее на наслаждение от полёта, когда движения даются легко и свободно, влажная трава бьёт по ногам. Пахнет солью и мокрой землёй, откуда-то тянет еловыми ветками. У порога Эмма останавливается, оглядываясь, не понимая, что заставило её так бежать, сердце в груди колотится как заведённое. Горло саднит от жажды. В доме давно не горит свет и Эмму встречает тишина. Она и не думала, что уже так поздно, но тем лучше. Нужно собрать вещи, взять самое необходимое и уйти до рассвета, чтобы ничего не объяснять отцу. Она знает, что он не поймёт, будет винить её в том, что она полюбила. К тому же, если Грэм захочет отвести от себя все обвинения, он сделает всё, чтобы обратить ситуацию в свою пользу, Эмма поняла это. Пойдут слухи, что среди цыган прячется оборотень, им небезопасно будет оставаться здесь. Потому она заберёт Регину на рассвете, и если понадобится, будет тащить её силой. В конечном итоге это должно спасти им жизнь, разве не это важно? Разве не всё, что она делала, было сделано ради Регины? Судьба столкнула их, и они вросли клиньями в жизни друг друга, отступать некуда, всё было предрешено задолго до их встречи, Эмма это чувствует. Она потихоньку пробирается в баню, чтобы смыть с себя всю грязь, переодевается, потому что каким-то образом разорвала рубашку, пока бежала, а может это произошло, когда она помогала складывать погребальный костёр. От воспоминаний по телу снова идёт дрожь. Цыгане смотрели на неё с подозрением, но никто не возражал против её помощи, Регина нуждалась в ней, потому Эмма оставалась почти до самого конца, остальное просто не имело значения. Заглянув в оружейную, Свон долго осматривает серебряные клинки, которые доставили отцу совсем недавно. Осторожно берёт один, тут же заворачивая его в ткань, и прячет в карманах юбки. Небо светлеет, оповещая о скором рассвете. Тревожное чувство поднимется внутри и подтачивает решимость, но затем Эмма думает о новой жизни, в которой будет Регина, о самой Регине и том, как она улыбается, когда смотрит на луну, да, Эмма сделает всё, чтобы цыганка снова улыбалась. На это стоит положить всю свою жизнь. Вот, что она с ней сделала: перевернула всю жизнь, показала, каким большим может быть сердце, каким сильным бывает притяжение и сколько сладости таится в прикосновениях. Эмме не жаль ни прошлого, ни настоящего, потому что всё, что случилось, привело её к Регине, к тому, что в мире есть смысл. И ей не страшно, потому что разве не всесильна она теперь, найдя вместилище своей души? Где-то вдалеке мелькают огни, и Эмма не сразу обращает внимание на смазанные пылающие точки, становящиеся всё ближе. Что это факелы, Свон осознает с запоздалым чувством страха. Кто-то направляется к дому и их много. Спустя несколько минут в двери стучат очень настойчиво, гул голосов становится громче. Эмма слышит, как двери открывают. В доме зажигают свет, и она больше не прячется, выходя из тени. - Дэвид, - Арчи кладёт свой арбалет на стол и прискорбно склоняет голову, - семью Хантера перебили. Всех, включая детей. Остальные молчат. - Мы думаем, что это те цыгане, что хоронили мальчика. От этих слов внутри холодеет, Эмма сжимает спинку кресла, за которым стоит и стискивает челюсти, не решаясь пока вмешаться. - Как они были убиты? – спрашивает Дэвид, хмурясь и тяжело вздыхая. - Как и другие до этого, - вмешивается Джордж, самый старый охотник. – Растерзаны. Это выглядит как месть. Месть за мальчика. - Мы должны схватить эту семью, - слова звучат приговором. Эмма закрывает глаза, отсчитывая до десяти, чтобы успокоиться. Пропасть разевает свою пасть прямо перед ней, и кажется, она вот-вот упадёт. Костяшки пальцев побелели, а крупная дрожь сотрясает тело. Прежде ей не доводилось испытывать ничего подобного. Какой-то дикий, первобытный страх, что всё уже рухнуло. - Вы хотите судить их только потому, что больше не на кого указать? - наконец, раздаётся голос младшей Свон, которая смотрит на них исподлобья. Все взгляды устремляются к ней, словно впервые видят её и заметили только сейчас. - Тебе не место здесь, поднимись к себе, - твёрдо произносит отец, но Эмма не двигается с места, переводя взгляд на него. Её грудная клетка высоко вздымается, лицо почти бескровное. - Нельзя просто пойти и забрать их, - говорит она тихо, будто бы сдерживая гнев, который роится внутри. - Эмма, я сказал, что это тебя не касается, - Дэвид направляется к дочери, пытается взять её под руку, чтобы увести, но она не даётся, вырывается и бросается к выходу, но Арчи перехватывает её. И руки у него такие крепкие, что не дают и шанса на свободу. Дэвид забирает сопротивляющуюся дочь и с большим трудом, совершенно не понимая её агрессии, уводит её в спальню. - Какого чёрта на тебя нашло? – зло шипит он её в лицо, отталкивая на кровать и отходя к двери, - мало того, что вмешиваешься в разговоры, которые тебя не касаются, так ещё и принимаешь сторону преступников. - Они ни в чём не виноваты! – выкрикивает Свон, поднимаясь и пытаясь пройти мимо отца, но бесполезно, он снова толкает её на кровать и на этот раз грубее, чем следовало, - не смейте их трогать! Если ты причинишь им вред, то ты мне больше не отец! Это выводит мужчину из себя, он размахивается и отвешивает дочери пощёчину. Щёку обжигает и Эмма хватается за лицо ладонями, а потом бросает взгляд на отца, да такой, что он отшатывается. - Я не знаю, каким образом эта цыганка тебя одурманила, - разъярённый Дэвид поднимает ладонь вверх, - но я положу этому конец. Он выходит и закрывает дверь на замок, не обращая никакого внимания на крики дочери и глухие удары. Утром Эмма узнаёт, что Регину и Робина казнят на городской площади в назидание остальным. Ей удаётся уговорить Эшли, открыть дверь, потому что в спальне отца нет окон, иначе она выбралась бы сразу же. Солнце слепит как назло, от земли поднимается пар, полдень такой яркий, что впору искать убежище в тени, но Эмма бежит так быстро, как только может, расталкивая людей, пугая лошадей. На площади полно народу, люди переговариваются, бросая тревожные взгляды на огромную дубовую колоду в центре. Там же, у столбов, Эмма видит их. Она добирается, когда уже обвинения и приговор зачитаны, Регина стоит на коленях, с опущенной головой на колоду, Робин рядом. Вытянутый как стрела и весь какой-то посеревший, словно яркое солнце свело с него цвет. Но Эмма смотрит не на него. Вся она сосредотачивается на женщине, чья жизнь оказалась на краю той самой пропасти, что так опасно щерит свою бездонную глотку. Кто под кожаной маской палача она не знает, но это и не важно, потому что когда он заносит топор над головой Регины, она вдруг устремляет взгляд сквозь толпу, находя то, что беспокоит её теперь больше жизни. Она вся дёргается, будто бы видя что-то страшное, несущее смерть, не ту, что заточена на лезвии топора, а ту, что во имя неё. Эмма выходит вперёд, расталкивая людей перед собой, глядя только вперёд, на Регину, которая умоляюще смотрит на неё. И теперь она вспоминает каждый миг, проведённый в теле зверя, оба её сознания сливаются в единое целое. И хотя ей кажется, что время замедлилось, извратилось, всё происходит быстро, занесённый топор опускается вниз, когда Регина приподнимает голову с криком: - Эмма, нет! А удара так и не следует, словно топор завис в воздухе. Но нападает не волк, нападает Эмма, осознавшая на краю гибели свою суть. Она бросается на палача, вгрызаясь ему в плечо, сквозь его крик и треск костей, ломающихся под силой её челюстей, сквозь медный вкус, обжигающий язык и гортань, Эмма чувствует его. Взгляд Регины, устремлённый к ней через тысячи чувств, она цепляется за него и нападает ещё яростнее, разрывая, рыча, ударяя массивными лапами. Сила вспыхивает в ней подобно лаве и растекается внутри. Быть волком так легко и правильно. Она бросается на охотника с мечом, валит его на землю и прижимает лапами. Эмма чувствует его колотящееся сердце, запах. Ему страшно, она чует его страх, выбивающийся толчками из его груди, так же было страшно маленькому мальчику, которого любила Регина. Эмма бросает взгляд на отца, вытаскивающего из-за пояса серебряный клинок, а затем снова смотрит на Регину, растрёпанную, почти обезумевшую от происходящего, но в её глазах что-то меняется, будто она, наконец, принимает и осознаёт, что всё это правильно и нет нужды бояться за Эмму, она осознаёт свою связь и власть. Потому кивает и волк впивается в шею Арчи Хоппера. Разрывает и выплёвывает кусок плоти на землю, как знак презрения. На площади почти никого нет, кроме оставшихся охотников, с обнажёнными орудиями. Люди разбежались в панике и страхе за свою жизнь. Эмма окружена, но это ничего не значит, она сильнее их всех. Только потому, что женщина, ради которой она проливает кровь, нуждается в ней. Если бы понадобилось перебить всё живое в округе, она бы это сделала и теперь, стоя посреди людей, которых знала всю жизнь, она не испытывает сомнений, потому что всё, что она делала было правильным. Было ради Регины. Она убивает ещё двоих, прежде, чем слышит крик, по которому понимает, что случилась последняя беда. Серебро, впившееся так глубоко между рёбер, плавит плоть болью, которая не похожа ни на что. Но больнее видеть, как кричащую Регину удерживает Робин в попытках увести её. Эмма падает набок, вбивая лезвие глубже, и смотрит на лунное дитя глазами, выражающими всю скорбь мира. Отец, чьи руки упираются ей в спину, что-то бормочет, склонившись над ней. Нечто горячее падает ей в шерсть – слёзы, это его слёзы. Но Эмме всё равно, ей безразлична его боль, ликование толпы, вновь собирающейся вокруг. Значение имеет только женщина, всё ещё отчаянно пытающаяся добраться до неё и тогда Эмма собирает свои последние силы, принимая человеческий облик. Так в сотни раз больнее, и она вскрикивает, протягивая к Регине руку. - Уходи, - шепчет она умоляюще, - пожалуйста, только спасись. Она делает рывок, отдавая остатки сил, чтобы закричать: - Я тебя… - темнота завладевает ею, и отныне не существует больше ничего, кроме пустоты. Эмма не видит, как Робин хватает обмякшую в один миг сестру, унося её прочь. На землю падает последний лист. _______________________________________________________________________ В сознание Эмма приходит, когда слышит скрежет металла. В боку ещё болит, но уже не так остро, кожа под ладонями горячая и сухая, а под телом что-то мягкое. Она открывает глаза, ощущая чужой, но отдалённо знакомый запах. Кто-то стоит рядом и пытается её поднять, она подчиняется, чувствуя, как тяжесть завладевает мышцами. - Давай же, Эмма, - говорит женщина, бросая ей одежду, - нужно торопиться. - Кто ты? – спрашивает Свон, одеваясь и пытаясь рассмотреть женщину. Короткие волосы, зелёные глаза, кожа бледная, словно мрамор. В её чертах есть нечто знакомое, что никак не удаётся уловить. Движения у неё какие-то рваные, неловкие. - Я Мэри-Маргарет, - бросает брюнетка, подавая Эмме пояс, - твоя мать. Эмма отшатывается, поражённо глядя на женщину, но та лишь машет рукой, крепко хватая Свон за плечи. - Послушай, мы должны спешить, - Эмма смотрит на неё широко распахнутыми глазами, пытаясь выровнять дыхание, - я расскажу всё по дороге. Жители деревни собираются наказать твою цыганку и её брата. - Но они же не виноваты! – вспыхивает Эмма, судорожно хватаясь за руки матери. Из-за количества эмоций ей сложно разобраться, что конкретно она чувствует и что нужно делать. - Твой отец сказал бьертанцам, что это из-за них в тебе проснулся зверь. - Он знает о детях луны? – с ужасом спрашивает Эмма и только теперь понимает, что происходит на самом деле. – Это была ты? Там в лесу и у меня под окнами? Мэри-Маргарет кивает, а потом направляется к выходу и тянет за собой дочь. - Проблема всегда была в том, что твой отец не был моей истинной любовью, - говорит женщина, пока они идут по длинном коридору, - а когда узнал, что я оборотень и то, каким образом это проявляется, пообещал убить меня, если я не исчезну. Тебя он мне не отдал, а того, кого я любила, убил. - Почему ты напала на нас? – они выходят на улицу, минуя двоих растерзанных охранников. - Я хотела уберечь тебя от неё, - Мэри-Маргарет останавливается и разворачивается к дочери, - думала, что этого всего ещё можно избежать, но я опоздала, а когда ранила тебя, то испугалась, ведь раны волка, нанесённые волку опасны. - Значит, Регина каким-то образом всё же вылечила меня, - в конюшне не оказывается ни одной лошади, когда они добираются туда, Мэри-Маргарет со злостью ударяет по ограждению. - Кровь лунной дочери может исцелить волка, - кивает женщина, оглядываясь в поисках того, что может им помочь. – Она пыталась остановить твои обращения с помощью аконита, я видела у тебя цветок. Эмма только кивает, глядя на мать. - Мы должны обратиться, если хотим успеть, ты сможешь? - Нет, я не знаю, как. – Эмма всплёскивает руками, чувствуя подкрадывающуюся безысходность, - осознанно это случилось только, когда Регина оказалась под ударом… Я думала, серебро меня убьёт. - Оно не было освящено, - бросает Мэри-Маргарет, выдыхая, - но твоя цыганка не знает, что ты жива. Дэвид спрятал тебя и сказал, что ты мертва. В глазах Эммы отражается ужас и Мэри-Маргарет добавляет: - Тебе придётся сесть мне на спину. Девушка порывисто бросается к матери обнимает её, получая в ответ столь же крепкие объятия. - Я всегда была рядом, Эмма, хоть ты и не знала. - Нет, я чувствовала, - шепчет девушка, - я всегда чувствовала. Обращение её пугает. Это странно и непривычно и ещё много чего, но удивляться нет времени, она забирается на волка и тот с рыком устремляется вперёд, не обращая внимания на крики людей, которые встречаются на пути. Поднимается сильный ветер, в груди зреет то самое чувство, которое сопровождало её в тот день, когда она шла на встречу к танцующей цыганке. Небо над ними наливается тяжестью, свешивая озоновые занавесы и дышится по странному сладко, как в последний раз. За чертой горизонта виднеются алые всполохи, будто что-то взрезает небо у самого солнца, скрывающегося под толщей облаков. Сердце Эммы бьётся так сильно, что она прикладывает одну руку к груди, словно это может помочь. Отчего-то всё вокруг становится таким ярким, наполненным жизнью и соком. Даже горы вдали кажутся выше. Под ноги волка попадает камень, и они с визгом падают на землю, Эмма устремляется к матери, которая не может встать на ноги, поджимая под себя переднюю. Она кивает головой в сторону, говоря Эмме, что она должна идти дальше. И Эмма, кивнув, снова порывисто обнимает волчицу перед тем, как пуститься вперёд. Они шли с другой стороны, потому Эмме придётся добраться до обрыва и после пройти через лес, чтобы добраться до поселения цыган. Она ускоряет шаг, а после и вовсе переходит на бег, будто что-то гонит её. Что-то не так, слишком обострены все чувства, что бы там ни было, она должна успеть. Господи, только бы успеть. Шум воды, разбивающейся о камни, кажется ей угрожающим, Эмма поднимает голову выше, замечая силуэт женщины, танцующей у края обрыва. Нутро сковывает от того, как Регина, а Эмма знает, что это именно она, двигается. Так танцует само отчаяние. - Регина! – слишком далеко, она не слышит, продолжая танцевать и подходя всё ближе к краю. Эмма, задыхаясь от рези в лёгких, бежит изо всех сил, но она так далеко, нужно ещё быстрее, нужно успеть. Это выходит легко и привычно. Волк устремляется вверх по подъёму, спотыкаясь и глотая пыль. Она бежит, пытаясь отыскать силы на то, чтобы завыть, когда слышит приглушённые голоса вдали. Они уже идут, они уже близко. Она взбирается наверх, когда Регина, обернувшись на вой, падает назад, раскинув руки, всё происходит в один момент, и она просто не успевает остановиться, потому только улыбается со слезами на глазах. Этого мгновения хватает, чтобы разделить его на вечность. Момент, когда Регина падает с развевающимися от ветра волосами, обнажёнными плечами улыбкой на губах, отпечатывается на зрачках волка. «Красиво» - мелькает в мыслях. Волчица в тот же момент оказывается у обрыва и взвывает с такой силой и отчаянием, что люди, идущие вслед за ними, останавливаются. В груди разрывается болью сердце, и, вернув человеческий облик, Эмма, прижав руки к груди, падает вслед за Региной, чтобы остаться с ней на камнях навечно. Море их сбережёт.