На заре огня.

             Не могу смотреть больше на те стены крепости, что отрезают путь к «Ним». Что бы не писали в книгах, «Они» не такие, я знаю, настанет время, когда будут все вместе. Может, я никогда их не увижу, ведь я не воин, просто существо с обычным, печальным предреченным концом. Кто хотел мира, из-за тех и война. Всё решают правители, и я часто сравниваю себя с ними — неужели я такая же? Ведь я тоже хочу мир. Кто расскажет мне истину? Ведь она одна, но разная у всех, и на какой ты стороне — выбрать невозможно, кем родился — в того и веруй.       На заре люди закрывают ставни, что-бы случайно не увидеть Дьявольского огня. Его ни разу не видели, разве что кроме меня. Это красное солнце горит в алом пламени и переходит в темную ночь. Люди боятся очевидного явления — смены дня и ночи. Они не видят очевидного, но любят придумывать. По сравнению с людьми, я — странная. Просто адекватно себя оцениваю, не подумайте ничего такого.       Люблю белый — он так чист, как никто на земле. Вся одежда у меня — исключительно белая, во время полётов можно спрятаться в облаках и тебя не заметят — облака у нас всегда чистые, а дни — ясные. Я парю вместе с ними в вышине и часто случайно залетаю на охраняемые и запрещённые территории. И сейчас, как я ни старалась остаться незамеченной, этот страж (ненавижу его теперь) меня заметил. Что мне теперь делать? Всё, конечно, решает суд, и не строго, наверное, наказывают, но с моей фантазией я уже этого суда боюсь больше смерти. А то мало ли что придумают для меня — казнь, пожизненно в темницу, изгнание… А может, всё обойдётся домашним арестом — на недельку? После прошлых предположений я только за! Так, не навязывай себе всякого, Лилия, не может же быть изгнание за пролёт на очередную секретную территорию…       — Как часто Вы летаете? — спросил судья.       ~Тишина~       — Как. Часто. Вы. Летаете? — повторил вопрос тот, медленно растягивая слова.       ~Тишина~       — Ну?.. Я жду.       — Каждый день… — ответила я быстро. Как сложно в таком признаваться.       — И как часто Вы летаете над запретными для людей территориями? — продолжал он расспрос.       — Каждый день, — мои фразы звучали отрешенно. Будто слышу себя со стороны — как говорю убитым голосом…       — И как же Вам оставалось быть незамеченными до этих пор?       Диалог, похоже, пробуждал в нём некий интерес. Сегодня день откровений? Складывая всё то, что я делаю в общем, я, выходит, преступник первой категории! Даже не знаю, что ему отвечать, лучше бы вообще сидела молча, подумали бы, что немая. Сейчас всё равно деваться некуда, придётся отвечать:       — Я одеваю белое платье и прячусь средь облаков, почти сливаясь с ними.       Он замолчал в раздумьях. «Ну вот, готовься, Лилия, к худшему», — подумалось мне, как судья начал говорить, и я вздрогнула.       — Будешь гонцом на службе, а то с работой тебе, видимо, не везёт, раз ты днями летаешь…       От такого заявления я всерьёз онемела. Представьте, вы в ожидании смерти, уже весь, извиняюсь, полудохлый от волнения, и тут вам — раз! Ни с того ни с сего предлагают работу! Да ещё и на службе, на сером поле, где, может, я наконец увижу «Их». «Да!» — говорю я себе. — «Соглашайся!» Но изо рта ни слова, ни звука, просто безмолвно открыла, будто немая, и тут же закрыла.       — Думаю, это будет ответ «Да».       Я Чуть заметно кивнула в знак подтверждения его слов. Спасибо за понимание.       Один из стражников, находившихся в тот момент в зале, достал с верхней полки шкафа свёрток листков, увесистых таких листков. И, положив на стол передо мной, развернул. Мне осталось подписать эти бумаги и меня примут на такую работу хорошую. Другой на моём месте, скорее всего, не был бы так весел, но ведь я могу осуществить все свои планы! Итак, посмотрим, что у нас тут… Дата рождения, имя, фамилия, место проживания, ответственность за послание… «Утвердите подписью, что за Вашу жизнь правительство не несёт ответственности.» Что?! За мою жизнь?! Да я не собираюсь умирать! Хорошо, подпишу. Вижу больше плюсов чем минусов в этом деле. Причём профессиональные послы живут ещё очень долго после этой работы. Вот даже наш кузнец — живёт ведь ещё с прошлой войны, а я тогда только родилась.       Наши войска, оказалось, были уже давно на сером поле, чтобы оповестить, если что, всех остальных воинов. Но это тайна государственной важности, и к ней мне теперь доступ есть. На это и нужны гонцы — оповещать остальных о начале битвы, о планах государства и полководцев, о конце войны. И я отныне один из этих послов. Честно — о чём я только не мечтала, но об этой работе даже не вспоминала. А что, неплохой вариант для меня.       В первый же день меня отправили в ближний лагерь наших войск и дали свёрток бумаги. Интересно конечно, что там написано, но смотреть строго запрещено, тем более, скреплён он печатью. Лететь, как мне сказали, прямо два дня. Не знаю, много ли это, мало ли, но на такую выносливость я не готова. Лучше буду лететь в два раза быстрее, но немного успею поспать и поесть. Есть я люблю, есть — это святое. Будь бог еды, я бы ему поклонялась.