Хотелось бы банально покричать о том, как рвется внутри что-то важное, что-то выстроенное с особым трудом. Добавить в эти высказывая щепотку изящества и хоть в сопливые паблики их отправляй. Ничего там, черт возьми, не рвется и не рушится, всё пылает гневом. Самым настоящим гневом. Потому что он не имеет права на свои вопросы! Он больше не входит в узкий круг лиц, кои имеют на это право! Он больше не часть моей жизни! Он
сам это выбрал!!! Он, а не я! И когда я чувствую насколько важно ему услышать от меня отрицательный ответ, мол, ну, ты дурачок что ли: я и Князев вместе??? Но я молчу, только иронично улыбаюсь, замечая, как в его глазах плещется сначала недоверие, потом легкий шок, неудовольствие и, наконец, боль. Тебе больно, Незборецкий? Правда больно?
Я ухожу. Или сбегаю. Не буду сейчас давать этому объяснения. Потому что мне не нужно ничего объяснять — я знаю ответ. И тем не менее… Я не иду в кафе к Лёхе, хотя обещала, что пообедаю с ним. Он всё пытается уследить за моим питанием. А меня тошнит от еды. Меня тошнит от жизни. Смысл в еде, если она не может закрыть пустоту внутри? И я сама впервые ничем не могу её закрыть. Ни книги, ни спорт, ни фильмы. Ничто не помогает. Самое время понять смысл трека ЛСП. На долю секунды больное сознание и правда предполагает, что это может быть реальным выходом. Благо разум ещё в состоянии хотя бы время от времени кричать матом и успокаивать дурные желания.
Миронов обрывает мобильник. Поэтому я ставлю авиарежим, включаю музыку, надеваю наушники и теряюсь в городе. В городе, который к вечеру так блестит огнями. Город, который снова кажется мне чужим также, как и годы назад. Может пора вернуться к родителям? К маме с папой под крыло. Там обогреют, там утешат. Там мама с утра сварит мне овсяной каши, а папа принесет любимых персиков к моему завтраку. И они никогда не дадут меня в обиду…
Поджимаю губы, удерживая слезы. И улавливаю в наушниках знакомые ноты. Затем к мелодии добавляется столь же знакомый голос.
— И куда бы ты не бегала, тебя ждал лишь один финал…
Я тихо подпеваю этим строчкам и грустно усмехаюсь.
Ты такая не одна.
Я раньше, кажется, не вполне вникала в смысл строк. Я понимала их, конечно, сразу зная, что вокруг него дохера баб. Но почему же это так ранило? Потому что тогда он заставил
поверить? Потому что именно он вынес меня из дома Князева? Он заставил меня тогда
жить? Но ведь он же тогда сам едва и не погубил…
Глупость и абсурд, он был таким же, как и всегда. Менялся не он. Мои иллюзии менялись, это я верила, что исключительная для него. Не такая, как все эти дамы в его окружении. Эгоцентризм? Нарциссизм? Я же считала себя в какой-то мере лучше всех этих
«малых».
Повожу плечами. Не слыша ничего за музыкой, пока кто-то аккуратно не касается моего плеча. Я дергаюсь. Но нахожу рядом с собой Макса. Незборецкий-старший выглядит слегка потрепанным.
— Не лучший день? — чуть усмехаясь, спрашивает он, выразительно обводя меня взглядом.
— Не лучшая жизнь, — в тон ему отвечаю я, вытаскивая оба наушника.
Блондин мягко посмеивается. Он не говорит, что меня кто-то ищет; что мне надо поесть; что я должна выслушать. Он просто качает головой и предлагает прокатиться. Начинает накрапывать дождь. И я соглашаюсь, садясь на переднее сиденье его тачки.
— Как там твоя исследовательская? — интересуется парень, тема работы невольно касалась юриспруденции и Макс мне помогал.
— Завтра с научным руководителем поговорим о защите, а на следующей неделе полагаю я, наконец, избавлюсь от неё… Если только мне удастся отменить перенос защиты.
— Тебя поддержать на защите?
— Чем? Купишь шарики, а по окончании хлопушку взорвешь?
Я смеюсь.
— Ну, я бы мог обойтись транспарантами со словами поддержки, но раз так то, думаю, стоит заказать салют.
Он улыбается мне в ответ. Город вокруг расплывается в каплях дождя, мы неторопливо кружим по столице.
— Почему ты как все не спрашиваешь о моем состоянии и не просишь выслушать/понять/простить?
Всё-таки спрашиваю. Потому что слишком странно. Хотя это Макс.
— А тебе оно надо? — иронично спрашивает он. — Тебе станет легче, если я спрошу, как там у тебя дела? Как отношения с моим братом? Вы поговорили? А ты поела? А почему ты не поела?
Я тихо смеюсь.
— Ладно-ладно, понимающий ты наш, — фыркаю я. — А поехал ты за мной по чьей-то просьбе, али сам?
— Я ехал со студии, принцесска, — усмехается он. — А тут смотрю знакомая девочка идет и грустит.
Закусываю нижнюю губу и все же смеюсь.
— Ты сам-то ел сегодня? — поворачиваю к нему голову и перебиваю его ответ. — Кофе не в счет, даже если ты его ложками ел!
— Ахах, а ты когда-то ела кофе ложками? — изумляется он.
— Ты переводишь тему-у-у, — тяну я и легонько толкаю его в плечо.
— Хорошо, — успокаивается парень. — Кофе я не ел, выпил кружку и пару энергетиков.
— Поехали тогда куда-нибудь поедим?!
Вот Миронов бы точно сейчас умер от истерического смеха, потому что ни он, ни подруги не могли заставить меня нормально поесть. А тут я сама предлагаю.
— Не люблю покупную еду, sorry, — я вскидываю брови. Я стесняюсь спросить, а чем он вообще питается если не домашняя еда ему не по нраву?!
— Тогда я предлагаю супермаркет, а еду можно и дома приготовить, — улыбаюсь я.
— А Князев ревновать не станет? — и тут же жалеет, что не удержал язык за зубами.
— Тонкий способ выспросить правду? — осведомляюсь я.
— Нет, просто малой выдолбил весь мозг темой того, спала ты с Князевым или нет, и что вас вообще связывает, — устало отвечает он. — Но, если ты не хочешь — можешь не отвечать.
— Пусть помучается, ему полезно, не только ведь его дамам думать скольких он ещё помимо них ебет.
— Значит не спали, — задумчиво проговаривает Макс.
Недоуменно вскидываю руки. Но не могу сдержать смеха при виде его серьезного лица.
— Братцу только не говори, — фыркаю я.
А парень улыбается.
У него такая же улыбка как у Ти. Удар под дых.
Каждый раз замечаю этот факт, каждый раз как в первый.
***
— И где ты был? — чувствую себя то ли мамочкой, то ли телкой.
Но вопрос резонный. Потому что со студии мы уезжали вместе. А вот домой он так и не вернулся. Ната в другом городе, так что с ней он точно быть не мог, да они и расстались кажись. Большинство браток тусовались у Ромика в коттедже. А где, блять, был Макс?
Братец чуть морщится, словно ему неудобно отвечать на этот вопрос.
— Где ты был? — Макс только смеется на мой повторенный вопрос.
— Кир, я же не спрашиваю каждый раз, где ты был ночью, что за тема вообще, — недовольно цокает и топает на кухню.
Но это уже интересно.
— Почему вы расстались с Евой?
Вдруг спрашивает брат, как только я оказываюсь на кухне. Сначала удивляюсь, а потом…
— Ты был у неё? — слишком резко, да и похер.
В смысле, блять, он был у неё? Всю, сука, ночь?
— Притормози, Ромео, — вздыхает старший. — Ты право ревности потерял месяца эдак два назад.
Но меня его слова нисколько, блять, не успокаивают. Бля-я-я-ть.
— Ага, — кивает он, словно знает, о чем я думаю. — Да расслабься ты, меня просто накормили вкусным ужином и позволили переночевать, на улице всю ночь был ливень, если кто-то не в курсе.
И тем не менее. Его она к себе подпускает. Ещё бы она его, блять, не подпускала.
— Вы говорили обо мне? — и брат смеется.
— На тебе свет клином не сошелся, малой, — иронично усмехается Макс.
Зато у меня, блять, на ней этот ебаный свет сошелся ебаным клином.
— Что у вас тогда произошло? — снова интересуется брат и достает из шкафа бутылку виски и два стакана.
Но я только психую. Нахер бухло и задушевные разговоры. Если кому и рассказывать, то только ей. И поэтому разворачиваюсь, вылетая из кухни. И хлопаю входной дверью. Она выслушает меня в любом случае. Хочет она того или нет.
***
Дождь заканчивается, моросит немного, но терпимо, тем более из салона тачки. Остается верить, что непогода заставит её все же юркнуть в теплый салон, но с её-то, блять, характером моя тачка станет последним, что она изберет для защиты от дождя. И всё же я верю. Верю до того самого момента пока она не выходит из подъезда. Замирает на ступеньках крыльца. То ли лужи на асфальте так пугают её, то ли тот факт, что тачку мою замечает. Видимо всё-таки первое.
Она замечает мою машину секундами позже, кривит губки и отводит взгляд, выбирая путь между лужами, наконец, решаясь выйти из-под крыши крыльца. Я вылетаю из тачки, огибая бэху, и желаю перехватить её. Но она проходит старательно как можно дальше от меня.
— Ева! — девушка даже головы ко мне не поворачивает, продолжая свой путь. — Да ты же вымокнешь и заболеешь, пока дойдешь до универа!
Ну, пожалуйста, лучше, черт возьми, повернись и скажи, что скорее сдохнешь, чем сядешь ко мне в машину. Только не игнорируй!
— Ева-а, — кидаюсь следом за ней.
И девушка невольно всё-таки останавливается, пока я цепляю её локоть.
— Выслушай, просто выслушай! — и малая, наконец, оборачивается ко мне, окидывает меня отсутствующим взглядом.
Чуть приподнимает свои бровки и делает шаг от меня. Это такое позволение говорить?
— Ева, я…
Рядом с нами тормозит машина. И не чья-нибудь. Опускается стекло переднего пассажирского, и мы оба лицезреем никого иного как Князева.
Я убью его нахуй. И только я порываюсь к его машинке, как этот мудак кивает Еве на сиденье рядом.
— Заболеть удумала? — заботливый, блять.
Но Ева шагает к его машине. Перехватываю её запястье. Пожалуйста.
— Малая, — но та дергает руку и садится к нему в машину.
Стекло поднимается. Тачка отъезжает.
***
Не знаю зачем сажусь к нему в машину. Не знаю почему позволяю ему подвести меня до здания универа. А Князев сидит довольный как удав, считает, что между ними двумя я предпочла его. Смешно. До жути смешно. Потому что я не выбирала. И пока два этих петуха считают иначе я ничего не могу с ними поделать. И я с собой не могу ничего поделать. Я должна была выслушать? Наверное. Но разве что-то может его оправдать?
… На дворе почти середина января. Зимние праздники позади. Но столица не теряет атмосферы главного волшебного события. А я так счастлива. Так беззастенчиво, так бессовестно счастлива. И, кажется, это счастье уже ничего не нарушит. Через пару дней Ти выпустит клип. Я почему-то думала, что для визуализации он изберет иной трек. Но подарить собственное виденье «Грязи» тоже не столь плохо. Показать весь этот чилл изнутри вышло просто шикарно. Я была на съемочной площадке, очень интересный опыт и очень забавный.
Я мотаю головой, стряхивая снежинки с волос и торопливо перехожу дорогу. Впереди парк. Вытащить Незборецкого гулять это нечто из разряда вон выходящего. Едва ли он хоть когда-то согласился бы на встречу в людном парке Москвы, но в этот раз он предложил сам. Меня уже мало это удивляет. Я сама-то сорвалась с ним в тур в декабре и ведь раньше таким абсурдом даже голову не забивала.
Ещё издалека замечаю знакомую долговязую фигуру. Подхожу ближе и невольно улыбаюсь. Он отчего-то нервничает. Что-то случилось? Но спросить об этом так и не решаюсь.
— Почему парк? — с легкой полуулыбкой спрашиваю я.
Он только головой мотает. Да что не так-то?
— Малая, — он медлит.
Чувствую, как по спине пробегает холодок.
— Малая, нам… — раздраженно выдыхает, точно его все это достало. — Нам нужно расстаться.
Ты же пошутил? Незборецкий, блять, это не смешно! Не смешно! Не смешно, черт тебя подери!
— Ты же не серьезно? — всё на что меня хватает.
Я всё ещё не верю в его слова. Не верю, что через секунду он просто небрежно кивнет, недовольно цокнет языком, развернется и пойдет прочь. Не оборачиваясь. Ему похуй. Совершенно похуй. В этом я смогу убедиться всего-то через два дня, когда на очередной вписке, на которую меня потащит Олька, чтобы отвлечь, я увижу его целующимся с Ритой.
если ты хотел просто развлечься,
то точно выбрал не ту
