Туман в отражении

По наводке молчаливого Эванса Генри отвез их с Дженсеном далеко от деревни. Окруженные со всех сторон сосновым лесом, они проехали в южном направлении около получаса, и Дженсен начинал чувствовать, как припекает кожу поднимающееся солнце. Машину все так же трясло и подбрасывало, и несчастного старика Эванса мотало из стороны в сторону по всему заднему сидению, но он за всю дорогу так и не издал ни звука. Дженсен то и дело косился на Генри, но тот ловил его взгляд и ободряюще кивал. Казалось, он уверен – все идет как надо. Под конец пути Генри пришлось повозиться, чтобы остановить машину и при этом не дать ей намертво застрять колесом в какой-нибудь яме. Он долго вертелся на одном месте, оглушая ревом мотора, пока, наконец, не замер, едва не впечатавшись бампером в ствол дерева. Дженсен вышел из машины, сопровождаемый уже привычным ощущением дрожи в ногах, облокотился о дверцу и огляделся. Дорога, по которой они приехали, обрывалась всего в метре от того места, где Дженсен стоял. Она заканчивалась огромным старым пнем, перекрывающим путь. Впрочем, никакого пути и не было – лишь узкая темная тропинка, уходящая вглубь леса. Дженсен отчаянно обернулся к Генри, помогающему Эвансу вылезти с заднего сидения. - Да ладно?! Генри однако и ухом не повел, только фыркнул едва слышно, и Дженсен в очередной раз спросил себя, зачем ему все это надо. Но когда старик оказался рядом, пошатываясь и цепляясь крючковатыми пальцами за дерево, Дженсен не сказал ему ни слова. Он и сам не мог объяснить, что же такого важного – там, в Бэйбридж-вилле. Что особенного в злополучном ощущении тайны, что такого важного и притягательного в возможной опасности. Но он смотрел на расступающиеся перед ним деревья, и ему казалось, он знает – знает, на самом деле – что там, где-то в десятках миль отсюда, в забытом миром городке есть нечто, ради чего стоит рискнуть. И почему-то не думалось, что дело в одних лишь картинах. Дженсен готов был двинуться вперед, как ребенок, бегущий к дому на запах свежей выпечки, и уже сделал шаг, как Генри схватил его за плечо и всунул в руки рюкзак. - Твои вещи, - усмехнулся он. А затем добавил очень странное: - Не спеши так, успеешь. И отошел в сторону. Дженсен кивнул ему, размышляя, стоит ли сказать что-то на прощание, и решил, что нет. Он лишь улыбнулся, встречая ответную золотую улыбку, и повернулся в Эвансу… которого рядом не оказалось. - Да вот же он, - снова послышался голос Генри, и водитель ткнул пальцем в сторону тропинки. – Догоняй. Дженсен проследил направление взглядом и поперхнулся воздухом, заметив ковыляющую впереди фигуру. - Как он… - начал было Дженсен, но тут Генри добродушно похлопал его по плечу и подтолкнул вперед. - Удачи, - пожелал он и сел в машину. Взвизгнули шины, и вот Генри уже развернулся, больше не глядя на Дженсена, и вжал педаль газа в пол. Еще секунду Дженсен стоял столбом, а затем подхватил с земли упавший рюкзак и бросился за Эвансом, только теперь, кажется, окончательно понимая, во что ввязался. *** По прошествии некоторого времени, в течение которого старик Эванс делал привал раз двадцать, Дженсен и сам понял, что выбивается из сил. Недосып последних дней и постоянное напряжение делали свое дело, искажая восприятие пространства и времени. Дженсену казалось, что они идут не меньше часа, на деле же не проходило и нескольких минут. И это притом, что двигался Эванс едва ли не медленнее, чем в своем доме. К середине дня небо вновь заволокли тучи, а вскоре пошел дождь. Высокие пышные кроны сосен надежно скрывали путников от ледяных капель, но воздух стал ощутимо холоднее, и долго старик Эванс не выдержал. Он прислонил к дереву клюку, на которую опирался, и сполз по стволу на землю. - Ночлег, - пророкотал он, и это было первым, что Дженсен от него услышал. Застывшие швейцарские часы на запястье упорно показывали полночь, и это заставляло сердце Дженсена обливаться кровью – недешевая была вещь, да еще и подарок, врученный матерью на последний день рождения, который Дженсен провел с родителями. - Рановато для ночлега, - возразил он, но Эванс не удостоил его ответом, и больше Дженсен не спорил. Смирившись, он сел прямо на землю и подтянул к себе рюкзак, доставая оттуда бумажник. - Вот, - произнес он, протягивая старику несколько сильно измятых бумажек. – Извините, они промокли, когда я менял их в аэропорту. Прикрывший было глаза Эванс встрепенулся, внимательно осмотрел предложенные купюры и с несвойственной человеку его возраста прытью сцапал их из хватки Дженсена. - За помощь, - пробормотал тот, уже не надеясь построить разговор. Однако же вежливость никто не отменял. На удивление, старик Эванс расщедрился даже на быстрый кивок, но уже через минуту начал похрапывать, свесив голову на грудь – видимо, был привычен не только к здешнему климату, но и к таким пристанищам. Дженсен думал, что заснуть ему не удастся. Становилось все холоднее, и дождь усиливался. Где-то в отдалении послышались первые раскаты грома, и ветер теперь раскачивал кроны так сильно, что Дженсена захлестывало проникающими сквозь чащу дождевыми потоками. Отплевываясь от заливающей глаза воды, Дженсен вытащил из рюкзака большой полиэтиленовый плащ и завернулся в него с головой. Бьющие сверху капли по звуку напоминали автоматную очередь, Дженсен чувствовал каждую – сильную, ледяную, казалось, его бьют по спине палками или гладят горячими кочергами. Он вертелся на сухом островке травы, подставляя дождю то один, то второй бок, уверенный, что утром обзаведется огромными синяками во всю спину. И тут Дженсен сделал неосторожное движение, его рука скользнула по мокрому холмику, плащ взлетел, и одежда моментально промокла, а сам Дженсен через секунду обнаружил себя лежащим в кустах с пульсирующей болью в левом локте. Дженсен ощупал его и быстро успокоился, поняв, что перелома нет. Место, в которое его вынесло грозой, оказалось небольшим углублением в земле, по обеим кромкам которого росли высокие кусты, не пропускающие ни дождь, ни ветер. Ко всему прочему, лоскутки порвавшегося плаща укрывали Дженсена, как своеобразное одеяло. - Хотя бы так, - пробормотал тот, чувствуя распространяющийся по телу неприятный болезненный жар, и вырубился мгновенно, уложив голову на примятую траву. *** Проснулся Дженсен от щекотавших нос солнечных лучей. Он вяло отмахнулся от света и тут же болезненно охнул. Ушибленный локоть отчаянно протестовал против резких движений. Дженсен осторожно сел, выискивая глазами Эванса, но того нигде не было видно. Лес в лучах дневного солнца казался совсем другим; свет проникал в него, как сквозь решето, освещая даже траву у корней деревьев… Очень высоких еловых деревьев. Дженсен в мгновение ока оказался на ногах, засосало под ложечкой волнением. Оглядев место, на котором спал, Дженсен увидел лишь примятую растительность на абсолютно ровной земле – ни намека на яму, в которую он упал прошлым вечером… Дженсен быстро подсчитал. Остановились они днем, а сейчас судя по всему – снова день, и это значит, что пролежал он тут не меньше суток. И неизвестно, куда за это время подевался Эванс. Рюкзак валялся рядом, открытый, с неловко запихнутым внутрь разорванным плащом. Дженсен судорожно сглотнул, не зная, что делать. Красным предупредительным светом мигало в мозгу понимание того, что звать Эванса – бессмысленно. Дженсен закрыл глаза, приказывая себе собраться – он не собирался подыхать в этом лесу… в который его заманили и бросили. Только вот зачем Эвансу или кому-то другому это понадобилось, Дженсен не догадывался. И вопросом на миллион оставалось: каким образом сосновый лес превратился в еловый? Непонимание лишало Дженсена последней возможности осознать, где он находится. Он просидел на месте достаточно долго, чтобы убедиться – он здесь совершенно один. Лес был мертвым, наполненным гробовой тишиной, что одновременно успокаивало и наводило панику. В конце концов Дженсен решил, что должен двигаться вперед – так он хотя бы сможет доказать самому себе, что не сдался. Узкая тропинка петляла перед глазами, и Дженсен медленно побрел по ней, закинув рюкзак на плечи. В душе поселилась спасительная апатия, Дженсен погружался в безэмоциональный вакуум, направляя все силы на продвижение вперед. Неведомая сила давала ему надежду на то, что в конечном итоге все будет хорошо, что он не окончит свои дни в лесу, погибнув с голоду. И потому, когда деревьев впереди внезапно стало меньше, и сквозь редкую листву Дженсен углядел, что лес заканчивается, ноги отказали ему. Он сел на землю прямо там, где стоял, щурясь на горячее закатное солнце высоко в небе, не имея сил опустить голову и проверить – не почудилось ли. Однако нет. В нос неожиданно ударил едкий запах дыма, и Дженсен устремил мутный от слез взгляд на тонкую белую струйку, изгибаясь, поднимающуюся в воздух вдалеке… А затем встал на четвереньки и пополз вперед, продираясь сквозь низко растущие колючие заросли. Весь ободранный острыми ветками, наконец, Дженсен оказался на открытом пространстве. В лицо ударил поток холодного живительно воздуха, и только теперь Дженсен осознал, что задыхался. Он сидел на краю обрыва, у подножия которого… раскинулся небольшой городок. Потребовалась секунда, чтобы выцепить из полотна ослепляющей зелени ровные крыши домов, четко очерченные улочки между ними и огромный, каменистый холм. Замок, расположенный на самой кромке этого холма, закрывал собой половину небосвода, а высокие башни напомнили гигантские острые копья, вспарывающие тучи. Неизвестно как образовавшийся здесь Бэйбридж-вилл представал перед Дженсеном, как чудо, пришедшее на помощь именно тогда, когда было нужнее всего. *** Спуск окончательно вымотал Дженсена. Несколько раз он едва не срывался вниз, в последний момент успевая зацепиться за выступающую корягу или пучок травы, намертво впившийся корнями в землю. И все же в последний момент ему не повезло – подвел поврежденный локоть. Рука дрогнула, и пальцы разжались сами собой. Дженсен слетел по крутому склону, утрамбовывая своим телом выступающие из земли сорняки. На счастье, он не налетел ни на один камень, и выкатился к городским воротам, неконтролируемо трясясь всем телом от боли, но хотя бы не теряя сознание. Через какое-то время удалось встать. Дженсен поднял рюкзак, в котором что-то неприятно хрустнуло и забренчало. Оставалось только молиться, чтобы не сломался чехол для переноски картин или еще какая-нибудь важная мелочь. Прихрамывая, Дженсен подошел к воротам. Сил не хватало даже на то, чтобы порадоваться неожиданному спасению или удивиться сменяющим друг друга событиям последнего времени. Для этого нужно было все хорошенько обдумать, а Дженсен сейчас был не готов. Ворота оказались широко распахнуты и оплетены кручеными ветками сверху донизу, как если бы их давно никто не пытался сдвинуть с места. От ворот шла широкая дорога, покрытая густой, как взбитые сливки, грязью. По обеим сторонам располагались небольшие домики, удивительно похожие на самые дешевые коттеджи в Эл-Си. И здесь были люди. Они останавливались посмотреть на Дженсена, толкали друг друга, привлекая внимание, перешептывались. Дженсен шел мимо них, как через строй, слыша, как чавкает под ногами жижа, вновь неприятно забиваясь в ботинки. Пробегающая мимо Дженсена девочка лет десяти случайно подняла голову, удивленно ойкнула при виде незнакомого мужчины и, засмотревшись, споткнулась. В последний момент Дженсен успел выставить вперед руки, удерживая ребенка от падения в грязь. - Не скажешь мне, что это за место? – спросил он и испугался своего голоса, таким хриплым тот был от жажды и долгого молчания. Девочка, по-видимому, испугалась тоже, потому что вздрогнула, вывернулась из хватки и захлопала глазами, вцепляясь пальцами в подол своего длинного серого платья. - Что это за город? – повторил Дженсен и улыбнулся, надеясь, что выглядел в этот момент не сильно устрашающе – многодневная щетина наверняка не сильно его украшала. Девочка с волнением облизнула губы и ответила тихо: - Бэйбридж-вилл, сэр. Дженсен облегченно выдохнул. Хотя бы он на месте – и Генри, и Эванс сдержали слово, доставив его в конечный пункт, но все это было очень странно. Кивнув в знак благодарности, Дженсен обошел оцепеневшего ребенка, тут же встречаясь глазами с молодой женщиной, только что вышедшей на крыльцо одного из ближайших домов. - Здравствуйте, мэм, - громко сказал он, приблизившись. – Не подскажете, есть ли у вас место, где я мог бы остановиться? Еще до того, как женщина ответила, Дженсен почувствовал, что что-то не так. Он внимательно осмотрелся, и в голову мгновенно закралась глупая мысль, будто бы Зиргербер в самом деле сумел запустить машину времени. Женщины, с любопытством подбирающиеся ближе, были одеты в длинные старомодные платья и широкие сапоги, закрывающие икры. На плечах у каждой была вязанная кружевная накидка, а длинные волосы заплетены в замысловатые прически – ни одной с распущенными локонами или простоватыми хвостиками. Возможно, именно их вид и действовал на Дженсена таким образом, что он, не желая того, автоматически строил свою речь так, как было бы понятнее людям, жившим пару веков назад. Заблудись он в Лос-Анджелесе, наверняка не обратился бы к случайной встречной «мэм», и не использовал бы столь замысловатые фразы. Но глядя на этих странных, завороженных его появлением женщин, он автоматически начинал говорить с ними учтиво. Так, как было принято в старой Англии XVIII века. Почти позабытая за волнением прошлых дней «Мистика» появилась резко и довольно болезненно, ударила под дых осознанием своей реальности. Осознанием того, что Дженсен оказался прав – она была здесь. И он, черт возьми, прошел этот путь не зря. - Мэм? – повторил он, стряхивая оцепенение. Хотел бы он сказать, что она – эта женщина – завораживала его так же сильно, как и он ее. Но Дженсен побоялся говорить столь открыто. – Меня зовут Дженсен Эклз. Я приехал сюда по работе из Лос-Анджелеса. Хотел бы обустроиться на какое-то время, если позволите… Я заплачу. Женщина ответила с некоторой заминкой. Голос у нее был высокий и мелодичный, что очень сочеталось с ее стройной фигурой и светлыми волосами. Нет, она не была красавицей, не выделялась среди других, но притягивала к себе чем-то особенным. - Конечно. Добро пожаловать в Бэйбридж-вилл. У нас в доме есть свободная комната на втором этаже. Дженсен поправил лямку рюкзака и улыбнулся немного скованно. - Чудно. *** Из окна спальни на втором этаже, куда поселили Дженсена, открывался прекрасный вид на замок. Собственно, его можно было увидеть из любой точки Бэйбридж-вилля – стоило только поднять голову. Но Дженсен не рисковал лишний раз делать это, слишком уж жуткое впечатление производило старинное массивное сооружение. Казалось, замок кренится на бок, готовый в любой момент скатиться вниз, прямо на главную улицу городка, являя собой устрашающее подобие разбушевавшейся стихии – каменное цунами или водопад. Однако, двигаясь по комнате, Дженсен ненароком то и дело поворачивался к окну, цепляя взглядом замок, и тогда зрение играло с ним, подсовывая картинки, на каждой следующей из которых каменное изваяние оказывалось все ближе. И с секунды на секунду должно было обвалиться сквозь оконную раму прямо в комнату. Дженсен весь взмок от раззадорившегося воображения, хотя и списывал внезапный огонь, разгоревшийся под кожей, на жар двух масляных ламп, что освещали комнату. Женщина по имени София, приютившая его, сказала, что «надо привыкнуть». Но это явно не могло произойти за одну ночь. Вскоре после того, как Дженсену удалось смыть с себя многодневную грязь, побриться и поужинать, обнаружилась неприятная проблема. Оказалось, старик Эванс не только бросил Дженсена в лесу, но и стащил его бумажник. Дженсен перерыл весь рюкзак, отыскав даже мобильник, который засунул в самый дальний угол еще на пути от Саутгемптона, как только пропала сеть. Но денег так и не нашел. По чистой случайности, насмотревшись приключенческих фильмов, Дженсен запихнул несколько купюр в носок, но это были доллары, которые в Англии вряд ли ценились, особенно в Бэйбридж-вилле. София, впрочем, оказавшаяся неулыбчивой, но добродушной, на смущенное признание только махнула рукой и сказала: - Не берите в голову, бывает. Дженсен предложил в качестве платы помочь по дому, но тут выяснилось, что у Софии есть муж, и Дженсен решил, что в таком случае лучше будет засесть в выделенной ему комнате и не высовываться. Только вот сложно это было сделать, потому что Дженсен раз и навсегда уверился, что портрет Софии должен быть первым из тех, что войдут в заказанную Зиргербером серию. В свою первую ночь в Бэйбридж-вилле Дженсен спал, как убитый. Постель оказалась мягкой настолько, что проваливалась даже под самым малым весом, образуя теплый кокон, похожий на детскую люльку. Собственно, и спать в нем можно было только в одном положении, так как перевернуться во сне не представлялось возможным. Но вымотанному Дженсену оказалось достаточно вытянуть гудящие конечности, чтобы мгновенно отключиться, погружаясь в блаженное безмысленное оцепенение. И на удивление ему не снились ни холод ночного леса, ни высокие, бессчетные деревья, тянущие к нему свои ветви, ни пустынные темные дороги, уходящие в лес, из которого нет выхода. Зато ему снился громадный, потемневший от воды, камень, покрытый проросшим изнутри мхом. Внезапно этот камень начинал двигаться и не останавливался до тех пор, пока не достигал края обрыва. И тогда он со смертельным грохотом срывался вниз, но вместо того, чтобы рассыпаться в пыль… распадался прямо в воздухе, и приземлялся на землю в виде величественного и мрачного замка, окутанного в ночи потеками воды. Потому что внезапно начинал идти дождь. Откуда-то Дженсен знал – здесь он шел всегда. Кованые ворота замка медленно открывались, скрипя, приглашая Дженсена проследовать по дорожке, покрытой зачерствевшим от времени песком… Но стоило ему приблизиться, захлопывались прямо перед его носом. Отчего-то этот горячечный бред не внушал ужас, он затягивал в себя, как в болото, медленно и неотвратно. И даже сквозь сон Дженсен понимал, что хотел бы ощутить это наяву. *** На следующее утро ему удалось познакомиться с Робертом – мужем Софии. Дженсену он показался человеком хмурым и жестким, но по крайней мере против присутствия в доме чужака не протестовал. Так же, как и против того, чтобы Дженсен рисовал его жену. Правда, поначалу они оба отнеслись к этой затее с подозрением, но Дженсен показал им чудом уцелевшие в рюкзаке принадлежности, и сразу же заметил, как глаза Софии загорелись предвкушением. Уже к вечеру о том, что в городке поселился не абы кто, а знаменитый художник, знали все без исключения. Дженсен, конечно, не стал уточнять, что о его известности судить пока рано, а просто пожинал плоды разнесшихся слухов. В тот же день он приступил к началу работы. И ему самому было удивительно осознавать, как легко оказалось выбрать интерьер, одежду и прическу Софии, настолько просто было сделать первый мазок по холсту, заранее не сомневаясь в результате. Дженсена все время отвлекали. То дети с любопытством заглядывали в низкие окна, то стучали в двери женщины, спешащие воочию убедиться в существовании Дженсена, то сам Роберт грузно топал по комнате сапогами, скрипя половыми досками, и спрашивал, как идет дело. Но ничто из этого не раздражало Дженсена, что непременно случилось бы, работай он в Эл-Эй. Он погружался в создаваемую им картину, наполняя духом того мира, что окружал изображенную на ней женщину. И София получалась даже красивее, чем была в жизни. Дженсен закончил работу меньше, чем за три вечера. Конечный результат привел и Софию, и ее мужа в неимоверный восторг, и уже Дженсену предлагали деньги за то, чтобы он продал картину. Была бы его воля – он бы оставил ее за просто так, но вынужден был отказать. София пыталась упросить Дженсена нарисовать ее еще раз, но он знал – так уже не получится. И не хотелось омрачать удовлетворение невозможностью достижения идеала. Потому что новая картина без сомнения в чем-то оказалась бы лучше. В последний вечер, укладывая завершенную работу в чехол, Дженсен вновь обратил внимание на падающий в его окна замок. София в это время стояла в дверях, с тоской глядя на рюкзак, в который Дженсен убирал картину. Женщина проследила за его взглядом и вздохнула. - Что вы пытаетесь понять? – неожиданно подала она голос, и Дженсен удивился тому, почему она задала именно этот вопрос. Он обернулся, указывая пальцем в окно. - Кто там живет? София зябко поежилась и обхватила себя руками за плечи. - Это родовой замок, переходит от отца к сыну вот уже пять веков. Владельцы сменяются редко… - Но сейчас у него есть хозяин? - Да, - кивнула София, но тут же поправилась. – То есть, я не уверена, что… - Она вздохнула, собираясь с мыслями. – Я никогда не видела ни одного из них. От замка идет отдельная дорога, Северная. – Она махнула рукой, указывая направление. – Если они и приезжают, то по ней, а к нам никогда не заглядывают. - Но откуда же вы тогда знаете, что замок не пустует? - Иногда там горит свет, - София подошла ближе. – Вот и сейчас. Видите? Приглядевшись, Дженсен в самом деле заметил далекий мерцающий огонек в одном из окон. - Значит, вы даже не знаете, чей он? - Отчего же? – удивилась София. – Он принадлежит семье Падалеки, они были первыми, кто стал жить в этих местах. А потом у подножия холма начали строить наш город. Говорят, члены этой семьи всегда были нелюдимыми. - А попасть туда можно? – неожиданно для самого себя ляпнул Дженсен. Любопытство раздирало его изнутри так сильно, что уже не доставляло удовольствия. Это было сродни голоду, которому невозможно противиться. – Впрочем, это же частная территория… Они случаем не расстреливают незваных гостей? Дженсен усмехнулся, но София осталась серьезной. - Мы не пытались попасть туда, - сказала она и, помявшись, добавила. – Да и вам не следует. - Вот как? Почему? София снова коротко глянула в окно и поспешно отошла вглубь комнаты. - Нехорошее это место. Дженсен вскинул брови, но промолчал. В темноте очертания замка были совсем размытыми, но Дженсен уже знал, что втиснутое фундаментом в землю строение со всех сторон окружали камни – от совсем небольших до огромных валунов, похожих на внутренности, вывернутые наружу из самых глубин. Они вспарывали землю, как если бы сам замок появился здесь в один миг, прорвав поверхность, а не был построен человеческими руками. Да еще и хозяева, сторонящиеся жителей соседствующей деревни… Вполне понятно, отчего это место считалось плохим.