Туман в отражении

Лекарем, или, скорее, лекаршей оказалась женщина за пятьдесят, хмурая, сгорбленная. Она смотрела прямо перед собой, входя в комнату, и даже не ответила на приветствие Джареда, будто и не услышала. Быстро осмотрев ногу Дженсена, она крепко перебинтовала ее, предварительно влив в него какой-то отвар. Боль немедленно отступила, и Дженсен впервые за несколько часов смог расслабиться. - Нет перелома, - сказала женщина. – Небольшая трещина в кости, но место такое – болеть будет при каждом движении. Однако зажить должно без проблем. Я оставлю это. – Она подала Дженсену непрозрачный пузырек – подала прямо в руки, перегнувшись через кровать, хотя легко могла бы поставить на край массивного подсвечника у изголовья. Затем она подхватила свой чемоданчик и направилась к двери. У порога остановилась и не оборачиваясь добавила «Я еще зайду», так, будто это было предупреждением. Дженсену совершенно не хотелось вносить эту женщину в список странностей Бэйбридж-вилля, потому что после ее лекарства боль в ноге не беспокоила его очень долго. Сон сморил Дженсена так внезапно, что когда он проснулся, ощущая уже только тянущую пульсацию в ноге, лекаршей снова была рядом, будто и не уходила. Только Джареда и Элкинса в комнате не наблюдалось. - Как ты? – осведомилась женщина. Она обращалась к Дженсену с едва заметным намеком на уважение, но все же несколько фривольно, как, впрочем, вполне могла себе позволить любая незнакомка, годящаяся ему в матери. – Болит меньше? - Намного. - Это хорошо, что ты не вставал. Но придется еще какое-то время полежать. Дженсен открыл рот, чтобы сказать спасибо, но тут женщина отчего-то понизила голос и добавила: - А я постараюсь вылечить тебя как можно скорее. Дженсен нахмурился, следя за тем, как тонкие руки аккуратно трогают повязку, проверяя надежность. - Что-то не так? – спросил он. Он ждал чего угодно, только не тяжелого вздоха, затрепетавшего в душном пространстве горячего воздуха между ними. - Тебе стоит уехать, - сказала она. – Уехать, и поскорее. А если не можешь, то беги. Но для этого тебе стоит подлечить ногу… - О чем это вы? – Дженсен сел на кровати, и его лодыжка выскользнула из пальцев женщины. – О чем? Почему вы… Она прервала бессвязный поток вопросов, приложив палец к губам. За треском поленьев в камине ее шепота почти не было слышно. - Ты уязвим здесь. И если останешься, то уже не покинешь этот замок… Как и другие. - Она сказала это легко и прямо, не пытаясь завуалировать свои слова пространными объяснениями, а затем обернулась и посмотрела на дверь с какой-то затаенной тоской. - Кто эти другие? – вполне закономерная догадка наждачкой прошлась по пересохшему горлу. – Здесь кого-то убили? Женщина поджала губы. - Да тут много кого убивали, за столько веков чего только не было – не то главное. Просто поверь: останешься – и ты тоже будешь мертв. - Но я не понимаю… Вы знаете, что здесь происходит? - Хм, - лекарша посмотрела на Дженсена изучающе, будто сомневалась, хватит ли его умственных способностей, чтобы понять. – Я вовсе не хочу тебя пугать, но ведь он, - она качнула головой куда-то в сторону, - он тебя завлекает. Приманивает к себе. - Д-джаред? Женщина усмехнулась в ответ на отчетливую запинку. - Да, да, он. И уже завлек, я смотрю. Это не могло быть правдой. Во всем ужасе последних дней Джаред был соломинкой, за которую Дженсен отчаянно хотел уцепиться. Плевать на все: на призраков, на исчезающие проходы, на видения о сгорающих в огне… Плевать на наркотический дурман, потому что здесь, Дженсен думал, все еще оставалось то, ради чего можно было сойти с ума. Ради понимания и собственной убежденности, что чувства его не обманывали. - Джаред мне не угрожает, - убежденно заявил он. Ощущение внезапной легкости оказалось таким сильным, что Дженсен испугался задохнуться в нем. – Откуда вы можете его знать, он ведь только что приехал. Женщина раздраженно махнула рукой. - Да при чем же здесь он? Дело не в нем – в тебе. Ты видишь только то, что хочешь. - Но что я вижу? Она замолчала, глядя пристально, сдвинув темные брови. - Хороший вопрос. Дверь резко распахнулась, и в комнату влетел Элкинс. Он растерял весь свой надменный скепсис и чванливость, и даже из зализанной прически торчал уже не один растрепанный вихор, а несколько. В отличие от лекарши Дженсен был удивлен неожиданно-нервным визитом, но женщина только снова вздохнула. Несколько секунд они с Элкинсом играли в гляделки, а потом он сказал «пщ!» и мотнул головой себе за спину. Нехотя женщина поднялась с кровати и направилась в коридор. В полном молчании Дженсен следил за тем, как Элкинс вышел следом и закрыл за собой дверь. Кажется, кого-то в этом замке определенно не радовали возможные разговоры, в которых Дженсен мог принимать участие. Только вот Элкинс опоздал, и новый виток тревоги прочно засел у Дженсена в голове. *** К вечеру… Или к ночи, или уже ближе к утру – или… черт его знает, какое время суток было за окнами замка – у Дженсена поднялся жар. Горело все – начиная с лодыжки и заканчивая висками, даже горло пылало, будто бы пропуская через себя жар возгоревшихся органов. Дженсен и не представлял, что его тело может так болеть – все множественные осложнения, оставшиеся еще от пережитых в детстве простуд, накинулись на него подобно стае разъяренных ос, жаля в любое доступное место. От боли в спине Дженсен едва мог пошевелиться, лодыжка распухла и покраснела, температура все поднималась, а легкие не справлялись. Это было оно – то самое доказательство, которое просил Джаред. Доказательство того, что Дженсен просидел многие часы в сыром подвале, и того, что выбежал в ледяную осеннюю грозу, промерзнув под ливнем, доказательство каменных полов старого склепа, и холодных стен комнат, не покрытых коврами, и голубоватого ночного света. Все это – воздействовало на него, было с ним, было реальным. Реальным настолько, что могло убить. Впрочем, не то чтобы Дженсен задумывался об этом – им завладевал бред, и женщина-лекарь, вновь поднявшаяся в замок из Бэйбридж-вилля, была обеспокоена. Но возможно, Дженсену это только снилось. Голоса доносились до него сплошным жужжанием – быть может, это были ответы на его собственные слова – Дженсен знал, что в бреду люди частенько выдают то, чего от них не ждут. Но не было никого, кто мог бы эту догадку подтвердить или опровергнуть. Временами ему становилось лучше, и тогда он явственно ощущал рядом чужое присутствие. Жужжание распадалось на составляющие, но Дженсену категорически не нравилось услышанное. Как, например: - Как он? – спрашивал один, легко идентифицируемый, голос, а второй звучал непривычно, будто принадлежал человеку, которого Дженсен никогда прежде не знал, хотя это было не так. - Не знаю, как вам сказать, хозяин. Он бредит. Говорит о призраках и каких-то потайных ходах. Тогда Дженсен изо всех сил пытался открыть глаза, сфокусироваться на говоривших, чтобы сказать им: «Неправда. Неправда, это не бред. Это на самом деле…» Но сил едва хватало, чтобы дышать. А потом голоса становились настороженными, почти испуганными: - Ему становится хуже. Сначала он был более-менее спокоен, но теперь… возможно, ему что-то снится. - Он снова говорит о Саманте? - Да, не переставая. И о подвалах. Предполагаю, ему кажется, что он заточен там и не может выбраться. «Нет, я действительно был там. И на кладбище. И в склепе. Я видел ее могилу…» Но голоса продолжали возражать ему, и в конце концов Дженсен пришел к выводу, что они его не слушают. И тогда он замолчал. Как ни странно, это заставило голоса заволноваться, но Дженсену уже было плевать – обволакивающий жар отгонял навязчивый холод и вместе с ним воспоминания… но они упорно возвращались. Обозленные, кололи острыми гранями прямо в мозг, будто пытались достучаться до него. Самые истинные озарения происходят тогда, когда ты не можешь рассуждать здраво – правда ли это? Ощущение болезненного жара было слишком привычным, чтобы Дженсен не обращал на него внимания. Словно бы его телу уже давно была знакома такая реакция на… на что? На что-то, существующее только в пределах этого замка. Но, в самом деле, думать иначе было бы просто смешно – все, что угрожало жизни и здоровью Дженсена, находилось здесь, в этих стенах. И окружающие люди только подталкивали это что-то ближе, подносили под видом… чего-то безобидного, как, скажем, психотропный яд, замаскированный под успокоительный настой от расшатанных нервов. Но что же это? Что так привычно обволакивает тело и разум? Так мягко… и так горячо, одним сильным жидко-бурлящим потоком. Дженсен резко распахнул глаза. Голова кружилась, а перед глазами танцевали языки пламени, но боль притупилась. И тогда он сел на кровати, а затем встал, не обращая внимания на взбудораженный шепот и прикосновения цепких пальцев. Пошатнувшись, Дженсен отступил назад, вглубь комнаты, щурясь на Элкинса – вот уж кого он меньше всего хотел видеть рядом с собой. - В первый же день, - сказал Дженсен, и если бы мог слышать сквозь бой в ушах, непременно удивился бы собственной хрипатости. – Я чувствовал то же самое в первый же день здесь… И потом, после того вечера… после того ужина… и перед тем, как я выбежал на кладбище… Я чувствовал это. - Что чувствовали? – Элкинс был словно скала, и его острый голос беспрепятственно проникал в уши. Двигаясь на ощупь, Дженсен дошел до стены и уперся в нее. С грохотом ему под ноги что-то упало – подсвечник рухнул на каменный пол, крохотные огоньки лизнули его пару раз и пропали. - Не прикидывайтесь, что не знаете! – Дженсен хотел закричать, но из истерзанного горла вырвался только писк. – Я все это время был словно в бреду… как сейчас. Лица дворецкого Дженсен не видел – все слилось в красно-коричневое пятно – но тот хотя бы не пытался приблизиться. - Это… как… как наркотик… Как отходняк, - он смотрел куда-то себе под ноги, и голова от этого кружилась еще больше. Расколотая лодыжка не болела – все слилось в один огромный ревущий клубок. – Что было в чае, которым вы меня поили? - Чае? – переспросил Элкинс и все-таки попытался подойти, но Дженсен выставил вперед руку. Пропитавшаяся потом футболка липла к спине и груди, ремень джинсов впивался в ставшую чувствительной кожу, но каменный пол почему-то не обжигал льдом босые ступни – должно быть сквозь жар Дженсен просто не мог этого ощутить. - Просто травы… для успокоения. Холодок опасности лавиной окатил Дженсена по спине. Он вспомнил все, что приходило ему на ум в бреду, и альтернативы истинного предназначения «чая» не радовали. - Не надо мне врать! - Я клянусь вам, это просто… отвар, - тон Элкинса стал протяжнее, внушительнее. – Он притупляет негативные чувства. - Притупляет негативные чувства? – ухватился за соломинку Дженсен. – Чтобы я не задавал вопросов? - Каких вопросов, мистер Художник? «Они знают», - внезапно понял Дженсен. – «Они знают, что я никуда не денусь. Они могут позволить себе… все». Он с трудом оттолкнулся от стены. Элкинс не пытался остановить его. Возможно не чувствовал в этом необходимости. Коридор качался перед Дженсеном, как палуба во время шторма – огненно-рыжая палуба, объятая пламенем… иллюзорным или реальным? Дженсен не чувствовал запаха гари, значит… значит, ему это только кажется, и он все еще не в себе. Что ж, мало кому везет получать райские видения в бреду. Кто-то схватил Дженсена за плечи, встряхнул его, и «палуба» закачалась сильнее, а огонь вспыхнул до самого потолка… то есть, неба, если уж завершить картину. До неба – оно как-то внушительнее. И жарче. Должно быть, температура снова поднималась. - Дж…ен-сен? Дж-еее-н-сен? Его имя звучало странно, слишком вытянуто… и огонь все не исчезал. Лицо в огне. Лицо Джареда – прямо перед ним, так близко… Но огонь не причиняет ему никакого вреда. Он не предназначен для этого лица – ни для Джареда. Джаред здесь не при чем, а огонь поглощает кого-то другого. Или… уже поглотил? Дженсен нахмурился, вглядываясь вперед, в черную от копоти даль. Его бред приносил ему воспоминания. Какое воспоминание было связано с огнем? И что за человек сгорал в нем… когда-то в прошлом, в одной из комнат этого замка… Жестокое понимание забилось где-то рядом с сердцем, в такт ему. Дженсен вспоминал Лорен, и она… она… - Она умерла, да? - Кто умер? – не понял Джаред. - Лорен, - потеряно пояснил Дженсен. – Лорен умерла. Ты мне не сказал… что она сгорела. - Бог мой, с чего ты это взял?! Дженсен замотал головой, и «палуба» накренилась, грозясь перевернуться полностью и погрести его под собой. И этого нельзя было допустить, потому что под «палубой» была не вода, а огонь. В котором уже погибла Лорен… и Дженсен должен был стать следующим. - Ее нет! - яростно сообщил он. – Я не видел ее после пожара. Потому что она мертвая?.. То есть, она мертвая, я знаю это… Но почему она мертвая?.. Она… сгорела? - Что это значит? Элкинс! – взволновано обратился к дворецкому Джаред. – О чем он говорит? Какой пожар?! Почему он считает, что Лорен погибла?! - Сэр, вы же видите, он бре… - Это не бред! – закричал Дженсен, снова выпутываясь из рук Джареда. Почему его все время кто-то держит?! – Это не бред! Где она, если не погибла при пожаре? - Дженсен, в замке не было пожара! – Джаред пытался сказать что-то еще, но Дженсен заткнул уши руками. - Зачем ты мне врешь?! Я знаю, я видел! Элкинс сообщил тебе о пожаре! Спроси его! - Элкинс?.. - Сэр, я… Дженсен отступал от них по коридору. Где, где этот чертов поворот, ведущий к главной лестнице?.. - Опомнись, Дженсен! – в отчаянии кричал ему вслед Джаред, которого дворецкий зачем-то придерживал за локоть. – Лорен жива! Ты болен, тебе нужно оставаться в постели! Элкинс, пошли снова за лекарем! Они не верили ему – они пытались свести его с ума. Они – это замок и его обитатели. Они подстраивали события, которых не существовало в реальности, они поили его отваром, вызывающем галлюцинации, они запутывали его, при… при… приманивали к себе. Они убивали его мозг, его разум бесконечной ложью, несуществующей магией… - Я видел ее мертвой! – неожиданно для самого себя выпалил Дженсен. Он схватился за косяк, пачкая пальцы в ржавчине – до лестницы в холл оставалось каких-то десять шагов. – В день пожара, в ее комнате! Я видел, как она сгорает! Джаред казался по-настоящему испуганным набирающей обороты истерикой Дженсена, Эклинс же только приоткрыл рот. Дженсен не стал ждать пока они опомнятся – десять шагов показались неописуемо длинными, зато последние ступеньки лестницы он пересчитал позвонками за доли секунды, вывалившись на пушистый ковер у подножия. Наверху слышались ругань и топот ног, но ни Джаред, ни Элкинс не рисковали впопыхах сбегать вниз почти в кромешной темноте – ни одна люстра в холле не горела. Дженсен откатился в сторону и, кое-как поднявшись на ноги, доковылял до стены. Однако едва он прислонился к ней, стена поддалась, и Дженсен ввалился в узкий, тускло освещенный коридор – один из тех, что использовались слугами. Дверь хлопнула за его спиной, скрывая и взволнованное лицо подбежавшего Джареда, и его голос. *** В коридоре отчего-то было намного теплее, чем во всем остальном замке. Дженсен осторожно поднялся на ноги, щурясь – так он видел гораздо лучше. Далеко впереди коридор кончался сплошной стеной и прямым углом сворачивал влево. Так как Джаред до сих пор не ворвался в помещение с криками и уговорами, Дженсен предположил, что дверь заклинило, и его это успокоило. Лодыжка отозвалась болью и слабой пульсацией при первом же шаге – кажется, к Дженсену возвращалось восприятие. Он мотнул головой и тут же покачнулся, выставил вперед руку, упираясь в стену, и вскрикнул, напоровшись на что-то острое. На ладони выступила кровь, и оцарапанную о ручку факела кожу защипало. Дженсен поднес порез ближе к глазам – крови почему-то было очень много, она собиралась в ямке на ладони и переливалась через край, стекала на запястье и капала на каменный пол… Кап. Кап. Очень громко. Будто изо всех сил старалась привлечь чье-то внимание. Кап… Кап… Дженсен инстинктивно сжал кулак, и кровь полилась тонкой струйкой. Она разливалась по полу, затекала в выемки между камней, впитывалась в видневшуюся между ними землю, и Дженсену казалось, он слышит тихие, удовлетворенные глотки. На какой-то миг Дженсен решил, что бред снова завладел им, но тут кто-то гулко и сыто сглотнул прямо около его уха, и Дженсен шарахнулся в сторону. Перед ним мелькнуло что-то черное, и в следующую секунду Дженсен на расстоянии вздоха смотрел в черные непроглядные глаза Саманты. Огонь затрепетал, как на сильном ветру, и один из факелов погас… точно так же, как в подвале у старого склепа в тот злосчастный день. Губы Саманты дрогнули в улыбке и сдвинулись куда-то в бок, к уху Дженсена. - Я тебя учуяла, - шепнула она едва слышно, и Дженсен ощутил, как его горло сковало льдом. Это было невыносимо, и он кричал бы, если бы мог – холод проникал под кожу, и жар уже не мог с ним бороться, и ледяная хватка становилась все жестче, перекрывая доступ кислороду. Ни один человек не мог обладать такой силой. Дженсен вцепился в собственную шею, чувствуя прикосновение тонких, будто каменных пальцев. Точки перед глазами из красных сделались черными, и Дженсен знал, что не продержится и минуты – либо он задохнется, либо Саманта переломает ему кости. Он выставил руку в сторону, слепо шаря по стене. Рука наткнулась на что-то твердое, влажное и холодное – на наконечник того самого, только что погасшего факела. Ноги ослабли и подкосились, и Дженсен дернул факел, уже едва не падая, и железная рукоять с силой обрушилась на спину Саманты в тот самый миг, когда ее губы вновь коснулись уха Дженсена хриплым шепотом: - Ты не сможешь им помочь… Но она тут же вскрикнула, дернувшись от удара… и растворилась в воздухе, похожая на сигаретный дым, только насыщенного, черного цвета. Дженсен рухнул на пол, судорожно кашляя и смаргивая выступившие на глазах слезы. Дыхание вырывалось из горла вместе с хрипами, отчаянное, и ревущее в груди сердце только мешало, застревая, казалось, где-то в пищеводе. Но все быстро отступало, и уже через несколько минут Дженсен смог выпрямиться и сесть, опираясь на стену. Саманты больше не было, факел валялся на полу рядом, а Дженсен… Дженсен, как ни удивительно, все еще был жив. Только теперь, немного отдышавшись и придя в себя, он вспомнил, что не ощутил удара – факел словно бы прошел сквозь Саманту, перерубив ее пополам. - Призрак… - выдавил Дженсен. Он не знал, к кому обращается, но не мог удержать слов. – Боже, неужели… Она действительно призрак… Языки пламени танцевали на стенах, спокойные, идеально-симметричные, и Дженсен заставил себя встать. Сняв со стены горящий факел, он медленно, прихрамывая, двинулся по коридору. Дойдя до поворота, остановился и долго уговаривал себя заглянуть в него. Однако наполняющая узкое пространство тишина была нерушима, и когда за очередным поворотом в стене обнаружилась дверь, Дженсену уже почти удалось прийти в себя. Он толкнул ее, выставив вперед факел, словно это был меч… но впереди было темно и тихо. И очень пахло пылью. Дженсен сделал несколько осторожных шагов и, подняв факел повыше, оглядел огромную залу, уставленную высоченными, под самый потолок, стеллажами, на которых высились тысячи книг; и несколько столов с наваленными на них какими-то свитками. Все было покрыто тонким слоем паутины, будто бы библиотекой давно никто не пользовался. Дженсен подошел к одному из стеллажей и наугад вытащил книгу. В свете факела было видно потускневшее от времени название на незнакомом Дженсену языке. Толстый фолиант какое-то время неприятной тяжестью давил на пораненную ладонь Дженсена, а затем тот с ужасом смотрел, как книга прямо на его глазах чернеет и, тлея, превращается в пепел.