Туман в отражении

За год до этого Наконец-то Дженсену удалось на собственном опыте убедиться, как давно жители Бэйбридж-вилля не пользовались лестницей, идущей по склону от ворот замка. Дженсен, кстати говоря, даже сомневался, что она существует, пока не почувствовал твердость камня под ногой вместо ставшей привычной жидкой грязи. Ступеньки были старыми, заросшими травой и очень мокрыми. Пару раз Дженсен едва не полетел носом, в последний момент ухватившись за какой-то очень крепкий сорняк. Он, конечно, понимал, что спускаться в городок было плохой идеей, но не мог не признать, что уйти, не увидев в последний раз Софию, которая так за него волновалась, не убедив ее в том, что все в порядке, он не может. Несмотря на то, что погода, по меркам Бэйбридж-вилля была вполне неплохой, на улицах почти не было людей. Только незнакомая девочка шарахнулась в сторону, когда Дженсен вылез из кустов у подножия лестницы. Дом Софии отыскался быстро – при дневном свете сложно было его не заметить. Дверь открыл Роберт, и Дженсену сразу бросилось в глаза то, как тот изменился – борода стала раза в два длиннее и кое-где осеребрилась, а в уголках глаз залегли глубокие морщины, которых раньше не было. Роберт смотрел на Дженсена так, будто не узнавал его. - Здравствуйте, - осторожно произнес тот, протягивая руку и чувствуя себя несколько глупо, напоминая о событиях недельной давности. – Я Дженсен, помните? Я рисовал вашу жену. Лицо Роберта явственно озарилось пониманием, но рукопожатие у него было каким-то вялым и неуверенным. - Конечно, вы – художник, - пробормотал он, кивая. – Удивлен, что вы снова здесь. - Все еще, - поправил его Дженсен. – Но сейчас… эм… уезжаю. И хотел бы увидеть Софию, если можно. Роберт поджал губы, что, впрочем, было почти незаметно под бородой. - Ее нет, - тихо ответил он, глядя куда-то в сторону. – Она умерла. Уже успевший, казалось бы, привыкнуть к этим словам, Дженсен ощутил, что земля уходит у него из-под ног. - Но… почему же… - неловко сказал он. – Когда? - Уже полгода как, - Роберт сокрушенно покачал косматой головой. – Эти дожди… София постоянно простывала… И в тот раз… ей просто не смогли помочь. – Он прерывисто вздохнул, но договорил уже спокойнее. – Если бы я знал, что вы до сих пор здесь, Дженсен, я бы, возможно, позвал вас на похороны. Информация не укладывалась у Дженсена в голове. Что значило – полгода? Всего несколько дней назад он переехал в замок, и София провожала его, будучи вполне здоровой. - Роберт, но это же невозможно… - начал он, но тот поднял вверх ладонь, прерывая. - Я бы хотел остаться один, - сказал он, отходя вглубь дома и держа руку на дверной ручке. – Удачи вам. Дверь закрылась еще до того, как Дженсен успел сориентировать. Он уже хотел было постучать снова, но в последний момент передумал. *** За последние два дня Дженсену опротивел вкус собственной крови – он слизывал ее с рук, чтобы она не капала на землю и не затекала в рукава рубашки. Многочисленные царапины на руках и ногах не подсыхали, а только разбухали от постоянной сырости. Воды в Бэйбридж-вилльском лесу было ожидаемо много, однако это не могло радовать Дженсена так, как радовало бы, будь у него с собой хоть что-то, помимо тонких, кое-где заскорузлых от крови и грязи джинсов и той самой рубашки, в которую его переодели еще во время болезни. Сапоги, подаренные Дженсену Робертом, надежно защищали ступни от серьезных травм – в лесу определенно давно не было людей, и сваленные ураганами деревья лежали на когда-то протоптанных тропинках непреступными преградами. На территории замка тоже было огромное множество деревьев, и одно из них едва не придавило Дженсена, несмотря на то, что ствол был таким толстым, что потребовалось бы двое взрослых мужчин, чтобы обхватить его… Ну, вот, снова. Мысли в воспаленном мозгу Дженсена закономерно возвращались к замку и его обитателям. Слова Саманты и Элкинса не давали Дженсену покоя: что он мог сделать? Нет, что такого особенного он мог сделать, что Элкинс готов был отдать за это жизнь (если принимать как данность, что быть пеплом для него по неприятности было равносильно смерти), а Саманта – пойти на что угодно, лишь бы избавиться от него? Впрочем, теперь это было неважно, потому что Дженсен не собирался возвращаться в замок, хотя периодически на него нападали приступы меланхолии, особенно когда деревья с какими-то ягодами, которыми он питался, переставали попадаться на пути, и Дженсен начинал путать позывы голода с моральными мучениями. А мучиться было из-за чего. Кто, спрашивается, освободил Саманту и начал весь этот хаос? Кто этим подверг самого себя опасности, заставив совершенно чужих людей спасать ему жизнь… «Но ведь не были они людьми, не были!», - мысленно кричал Дженсен, пытаясь хоть ненадолго избавиться от разъедающего чувства вины. – «И они сами заманили меня туда!» Только Дженсен ни разу не почувствовал обоснованной опасности со стороны Элкинса, Джареда или Лорен. И кто знает, не появись Саманта, возможно, все сложилось бы иначе, и Дженсену не пришлось бы переживать весь ужас неизвестности. Возможно, он смог бы отреагировать иначе и узнать, черт возьми, зачем все это было нужно. Вопросов было много, и поведение Джареда не укладывалось у Дженсена в голове – тот вел себя так, будто и не подозревал… о собственной смерти. Какая глупость! Как можно не знать, что ты мертв?! Как можно не помнить о пожаре, в котором едва не погибла твоя сестра? Или погибла? Но это был уже другой вопрос. И если на самом деле Джаред все помнил, значит, он намеренно скрывал от Дженсена правду, лгал ему каждую минуту и… И это было невозможно. Слишком искренней выглядела симпатия, слишком глубокой – забота, слишком реальным – страх. Не могли так притворяться ни люди, ни призраки. Вспоминая обо всем этом Дженсен все чаще задумывался, а не Джареду ли он должен был помочь? Или Лорен, дважды сгоревшей в огне? И если да, как пережить то, что не смог? Даже не попытался. Дженсен ощущал себя уличным невоспитанным мальчишкой, который неожиданно попал в богатый дом к добросердечным хозяевам, наследил там, испортил мебель, украл что-нибудь ценное, а в довершении еще и нахамил каждому, кого увидел, да так, чтобы они этого уже никогда не забыли. И как, интересно знать, все так перевернулось, стоило Дженсену отойти от замка? Будучи внутри, он ненавидел его стены и окна, шарахался от каждого звука, смотрел с подозрением и сомневался в каждом слове, но теперь, здесь, в холоде и сырости леса, все казалось таким простым… Они хотели помощи, но не знали, как о ней попросить. Что ж, Дженсен успокаивал себя тем, что он не был первым, и, стало быть, последним не будет тоже. «…вы хоть что-нибудь замечаете вокруг себя, кроме пути к отступлению?!» Главное, не вспоминать. «Это останется с вами до конца, вы понимаете? Эти воспоминания, эта боль и этот страх. У вас больше не будет нормальной жизни – вы не сможете забыть». Надежда на будущее рушилась на глазах. Он в самом деле никогда не выбросит из памяти время, когда в замке, полном мертвых, ощущал себя живым, как никогда. Имел ответственность – и не справлялся с ней. Пытался спастись, уповая лишь на собственные силы. Ценил каждую прожитую минуту. Было ли такое хоть когда-то в его реальном мире, состоящем из неудачных картин и молчаливого существования? Еловый лес – все тот же, в котором Дженсен плутал на пути к Бэйбридж-виллю, внушал тому необоснованное спокойствие своей непроходимостью. Дженсен думал, так никакая опасность не сможет подобраться незамеченной, и засыпал, свернувшись на колючих ветках под самым мощным деревом, сжимая в руках связку ключей. Он цеплялся за нее неосознанно и вспоминал, только когда она выскальзывала из немеющих от холода пальцев. Дженсен быстро поднимал ее с земли, хватал обеими руками и шел дальше, не оглядываясь. Он забрал с собой одно из свидетельств его побега – самое худшее воспоминание о замке в Бэйбридж-вилле. И вечное напоминание о том, почему ему не стоит туда возвращаться. В такие моменты Дженсен вспоминал о Софии и тех странных словах, что услышал от Роберта. Он чувствовал себя немного неловко из-за того, что был больше шокирован, чем опечален, но у него просто не было времени скорбеть. К тому же, смерть Софии была еще одним доказательством той чертовщины, что творилась со временем в стенах замка. И Дженсен хотел позабыть об этом как можно скорее. Однажды, когда Дженсен уже привычно продирался сквозь заросли, он заметил кое-что необычное. За последние несколько суток он впервые видел просвет между деревьев. Дженсен прибавил шагу и в скором времени выбрался на небольшую округлую полянку. Травы на ней почти не было, и деревья обступали ее плотным коконом – не подойдешь достаточно близко, и не поймешь, что она там. Но не оттого сердце Дженсена зашлось в бешеной пляске – он узнал это место, ту самую полянку, на которой очнулся когда-то, после грозовой ночи в лесу со стариком Эвансом. Истощенный, усталый и окоченевший, Дженсен смотрел на полянку, с ужасом думая о том, что путь от нее до Бэйбридж-вилля занимает не больше дня, в то время как он потратил не меньше четырех. Саманта отправила его по Северной дороге, которая, должно быть, делала огромный крюк по лесу. Теперь Дженсен действительно понял – она не пыталась его спасти. Как и было сказано, Саманта не желала появления еще одного призрака в замке, но не могла отказаться от идеи убить Дженсена – она отправила его в самую чащу, туда, откуда почти невозможно было выбраться. Но черт его знает как, Дженсену почти удалось. Сработало правило ни в коем случае не сходить с тропинки, хотя временами ее и трудно было заметить. На знакомом месте стало спокойнее. Дженсен сел на землю, опираясь спиной о дерево, и перевел дух. Голова гудела от голода и недосыпа. Дженсен думал о том, что замок до сих пор не отпускал его; ведь и Саманта была его частью. И она провела Дженсена через весь лес лишь для того, чтобы он вновь вернулся к тому месту, откуда начал. И вновь сделал выбор. - Нет, - шепнул Дженсен; слова прошли сквозь ободранное горло с хрипом. – Нет, я не вернусь туда. Он не заметил, как заснул. Просто голова словно сама собой склонилась на грудь, а руки и ноги ослабели. Дженсен спал, не видя, как мир вокруг него начинает мерцать, возвращая его туда, где много дней назад кончилась привычная реальность. Кроны сосен шумели где-то высоко над головой Дженсена, и яркое солнце отражалось от их пышных веток. Дженсен сел так резко, что его затошнило. С трудом преодолев желание расстаться с желчью, Дженсен, пошатываясь, поднялся на ноги и огляделся. Сомнений не оставалось – он шел назад тем же путем, что привел его когда-то в Бэйбридж-вилл. Он вновь был в сосновом лесу, на том месте, где бросил его старик Эванс. Какая-то древняя, неопознанная магия перенесла Дженсена сюда. Он осмотрелся: вот и то дерево, под которым спал Эванс, и тот куст, в который вынесло Дженсена грозой, и тропинка, уходящая вдаль и обрывающаяся почти что у того самого места, где Дженсен сейчас стоял. Он опустил глаза на зажатую в кулаке связку ключей и глубоко втянул носом чистый и теплый воздух – он уже и забыл это прекрасное ощущение. Пальцы кололо – тепло после долгих дней холода было мучительным. Не мешкая, Дженсен двинулся по тропинке, все убыстряя шаг. Он бы бежал, если бы не был так слаб. Грудь наполнялась воздухом, и Дженсен захлебывался им. Он снова мог дышать – замок наконец-то отпустил его. Лучи света пронизывали лес насквозь, Дженсен ощущал их на своем измазанном грязью, заросшем лице, и совершенно ни о чем не вспоминал… Ему частенько приходилось делать привалы, однако под конец дня тропинка все же вывела Дженсена из леса, и он едва не налетел на большой пень, будто бы выскочивший из ниоткуда. Дженсен вцепился в него пальцами и хрипло, надрывно засмеялся – это определенно уже не был мир Бэйбридж-вилля. В сумерках по земле скользнула чья-то тень, и Дженсен резко вскинул голову. Закрывая солнце, совсем рядом стоял высокий мускулистый мужчина с пышной копной африканских косичек и бакенбардами. Дженсен не мог не узнать его. - Генри? – выдавил он. Тот улыбнулся, и заходящее солнце сверкнуло на его золотых зубах. Затем он согласно кивнул и спросил: - Подвезти? *** Так Дженсен вернулся в реальный мир. Дорога до Саутгемптона с Генри, больше не проронившем ни слова, гостиница, номер на одного (возможно, тот же, что и в прошлый раз), самолет и, наконец, знакомая дверь собственного коттеджа – все пролетело для Дженсена как миг. Он был дома ровно через неделю после побега из замка и ровно через девять месяцев после своей первой ночи в нем. Он ни о чем не спрашивал, просто увидел дату в билете, врученном ему Генри перед тем, как они с Дженсеном окончательно расстались. На половину вопросов вмиг были найдены ответы. На регистрации перед посадкой молодая женщина в строгом костюме и с затянутыми в хвост тонкими волосами долго отказывалась принимать размокший и потрепанный паспорт у Дженсена, рубашка которого была порвана в нескольких местах. Он хоть и успел вымыться, побриться и выстирать одежду, его еще слишком легко было принять за бродягу. И только когда за ним выстроилась очередь едва ли в половину коридора, женщина все же согласилась. От Лос-Анджелесского аэропорта до Эл-Си Дженсен ехал на туристическом автобусе. Мистическим образом в кармане его штанов оказалось несколько сотен долларов – Дженсен полагал, что так Генри попытался извиниться. От еды Дженсен, после нескольких дней голодовки, отказаться тоже не смог, и потому путь его пролегал – смешно сказать – с комфортом. Запасной ключ от коттеджа неожиданно обнаружился под ковриком у входной двери – поразительно, как за прошедшие девять месяцев никто его не нашел. Как только Дженсен оказался в темноте дома, на него сразу же навалилась усталость. Знакомые запахи перебивались новыми: запахами пыли и запустения. Не раздеваясь, Дженсен упал на кровать, закашлявшись от поднявшегося вверх белесого столба, и вырубился на несколько дней, впервые за очень долгое время чувствуя себя в безопасности. *** Когда Дженсен проснулся, первой его мыслью было: «9 месяцев». Он провел в замке целых девять месяцев, и на Лос-Анджелес вновь наступала апрельская жара. Он лежал в кровати, разглядывая паутину на потолке, и думал, что было бы, задержись он в замке еще ненадолго. Он вернулся бы… в будущее? То есть, совсем в будущее. Проведи он там месяц или два – нашел бы своих знакомых стариками, родителей – мертвыми, а места, которые когда-то любил, измененными до неузнаваемости? Несколько часов у Дженсена ушло на то, чтобы созвониться со всеми, казалось бы, немногочисленными друзьями, чьи имена были в его записной книжке. Некоторые удивлялись его звонку, некоторые радовались, некоторые со вздохом облегчения восклицали что-то вроде «наконец-то!», мать, привыкшая к тому, что не видится с сыном годами, была абсолютно спокойна. Покончив с этим и убедившись, что никто не подавал заявлений на розыск, Дженсен стал думать о том, что он собирается предпринять дальше. Сбережения, хранившиеся в банке, оказались нетронутыми, однако Дженсен уже начинал планировать очередной переезд, и для этого ему не помешали бы лишние деньги. Уже на следующий день он выставил коттедж на продажу, но пока желающих не находилось, и Дженсен изнывал от ничегонеделания – мысли лезли в голову постоянно, и не на что было отвлечься. Пару раз он съездил на пляж, но даже вид веселых, соблазнительных и доступных мужчин и женщин не принес забвения. Стоило скользнуть взглядом по темноволосой макушке какого-нибудь парня – и тут же вспоминался Джаред, чаще всего почему-то его руки – горячие и сильные, - и какое-то детское, беззащитное выражение лица, бывшее у него все то время, что Дженсен болел. Темноволосые девушки как одна были похожи на Лорен, ее неизменно грустные глаза преследовали Дженсена по ночам, и он уже начал подозревать, что сходит с ума. Именно тогда он решил, что не смеет оставить все, как есть. Он хотел получить ответы, хотя бы ради того, чтобы жить дальше. Не мешкая, он поехал в галерею Зиргербера. *** Все художники в галерее были новыми – ни Тома, ни Майка, с единственными из которых Дженсен находил общий язык, уже не было. Их уволили сразу после того, как стало ясно, что Дженсен не вернется в установленный срок, и когда они не справились с дополнительной работой. Все это тому рассказал неизменный охранник по имени Мартин, лысеющий, крепко сбитый мужчина за сорок. Едва завидев входящего в здание Дженсена, Мартин, не выказав никакого удивления, со скупой улыбкой махнул ему рукой. - Какими судьбами? – спросил он, протягивая ладонь. – Босс сказал, ты давным-давно уехал. Мартин нравился Дженсену, в большей степени за то, что не задавал ненужных вопросов. - Так и было, - кивнул он, с удовольствием сжимая крепкую руку Мартина. – Но вот вернулся, знаешь, дом продать. И решил, почему бы к бывшему начальнику не заглянуть, а? Мартин с явным сомнением вскинул брови. - Странное желание. - И не говори, - Дженсен коротко рассмеялся. – Сам себя иногда не понимаю. Так что, как там мистер Зиргербер? - Да что ему сделается? – оглянувшись через плечо, Мартин понизил голос. – Как был зверем, так и остался. Нанимает и увольняет художников толпами. Такими темпами в стране ни одного не останется, кто здесь не поработал. - Эта галерея уникальна. Мартин хмыкнул в свой массивный подбородок. - Только то и спасает. Ты проходи. Босс ненадолго вышел, но ты можешь подождать в кабинете. И смотри не сопри ничего, я на выходе. Дженсен только с улыбкой закатил глаза, показывая, что не воспринимает угрозу всерьез и, хлопнув Мартина по плечу, направился по коридору в сторону кабинета галерейщика. Дверь была открыта – Зиргербер никогда не запирался – и Дженсен ступил на утоптанный ковер. Кабинет абсолютно не изменился, и Дженсен в очередной раз отогнал от себя сомнение в том, сколько часов, дней или месяцев минуло на самом деле с тех пор, как он в последний раз был здесь. Он не должен был даже думать о том, что случившееся в замке было неправдой. Он должен был помнить и о призраках, и о временной дыре. Кресло, в котором Дженсен сидел в тот судьбоносный вечер, стояло на прежнем месте. Дженсен медленно, будто опасаясь чего-то, опустился в него. На миг показалось, что на невысоком столике вновь стоит чашка с кофе, но Дженсен моргнул, и видение исчезло. Он потер руками лицо и сильно надавил на закрытые веки, а затем встал и начал ходить по кабинету. Остановился у окна, затем – у шкафа, подошел к столу и нервно покрутил в руках карандаш. Именно в таком положении его и застал Зиргербер. Даже не оборачиваясь, Дженсен ощущал шок и волнение своего бывшего начальника. Он аккуратно положил карандаш на место и обошел вокруг стола, становясь лицом к двери – Зиргербер смотрел на Дженсена во все глаза. Дверь тихо щелкнула, закрываясь, и в этот же самый миг Дженсен раскинул в стороны руки, как если бы предлагал обняться, и с натянутой, неестественной улыбкой спросил: - Почему я? - Дженсен… - Зиргербер, наконец, справился с первым испугом, и подошел ближе. – Здравствуй. - Здравствуйте, босс, - кивнул Дженсен и опустил руки. – Вы не ответили на мой вопрос. - О чем ты… - О, перестаньте! Вы прекрасно знаете о чем я говорю. Не врите, что не знали о моем возвращении. Зиргербер выставил вперед руку с раскрытой ладонью, словно это помогало ему сосредоточиться. - Да, да, знал, конечно… Генри позвонил мне как только ты сел в самолет. Я просто не думал, что ты появишься так быстро. - Прошло достаточно времени, - жестко ответил Дженсен. – Девять месяцев, не так ли? Не об этом вы мне рассказывали, когда отправляли в Бэйбридж-вилл! - Я понимаю, что ты злишься, - Зиргербер коротко прижал руку к груди, - и мне очень жаль. Я ни в коем случае не хотел причинять тебе вред. Дженсену казалось, он говорит с совершенно другим человеком. Тот Зиргербер, которого он знал, исчез. Теперь на его месте был спокойный и рассудительный мужчина, и только козлиная бородка портила все впечатление. Дженсен молчал, и Зиргербер воспользовался шансом объясниться: - Я надеялся, что ты им поможешь. - Неужели? – язвительно переспросил Дженсен. – И как же? - Я расскажу. Расскажу, - Зиргербер прошел к кожаному диванчику и сел в него, жестом приглашая Дженсена сделать то же самое. Поколебавшись, тот все же сел. Зиргербер сплел пальцы в замок и начал говорить: - Позволь мне начать издалека. Знаешь, в моей семье многие поколения живет одна история. Точнее, легенда – таковой ее теперь считают. А раньше, когда моя прапрапрабабка впервые рассказала ее – верили все. Это было еще в восемнадцатом веке, хотя бабка, как мне говорили, и начало девятнадцатого зацепила – крепкая была. Так вот, она была буквально помешана на этой легенде – о неком замке, находящемся в неизвестном месте, где будто бы всегда идут дожди, а время может не только замирать, но и поворачивать вспять. Думаю, рассказывала бабка увлекательно, раз легенда запала в душу ее дочери, хотя та и услышала ее уже в зрелом возрасте. Так и пошло, и даже я знаю историю о замке в неизменном виде. - Это о замке в Бэйбридж-вилле, - задумчиво сказал Дженсен. Он не спрашивал – это было очевидно. И, что таить, даже эти несколько слов, сказанных Зиргербером, заставляли Дженсена холодеть. - Конечно. Легенда описывает историю Бэйбридж-вилльского замка конца восемнадцатого века. Услышал я ее от моего отца. Суть заключалась в том, что этот замок – единственный, где еще можно встретить первородную магию. Но эта магия не была присуща ему всегда – она сформировалась там одним жарким летним днем 1780-ого года. Ты знаешь почему? Дженсен не ожидал, что его спросят, и слова сорвались с языка раньше, чем он их осмыслил. - Потому что там появились призраки. - Именно, - Зиргербер прищелкнул пальцами. – В тот день в замке случился пожар, и все находящиеся внутри погибли. Но они не воспарили в небеса – так мой отец любил говорить, – они остались здесь, на земле, существовать в вечных муках в ожидании конца, который никогда не придет. - Что вы говорите, - воспротивился было Дженсен. – Они заключены там? - Многие годы – уже века, - сказал Зиргербер, поглаживая бородку. - И они хотят уйти? Они хотели, чтобы я помог им в этом? Каким образом? Объясните мне, наконец, чтобы я перестал об этом думать. - Что ты знаешь об иерархии в замках? – вместо ответа спросил галерейщик. - Иерархии? Пожалуй, ничего. Зиргербер сухо кашлянул. - Видишь ли, это очень важная вещь. На первом месте всегда стоит глава замка – он хозяин. Ему подчиняются и слуги, и другие члены семьи. Хозяин принимает решения, хозяин следит за их выполнением… - И?.. - Это правило действует и после смерти. Если хозяин, вернее, его дух, не покидает землю, то и остальные не могут. - Джаред – хозяин замка, - произнес Дженсен. – Постойте, то есть, он что, держит всех остальных на земле? - Не специально, в этом все и дело. Он не… - …знает, что призрак, - Дженсен усмехнулся недоумению на лице Зиргербера. – Я догадался. – И деловито продолжил: - Значит… пока Джаред не умрет, то есть, «не воспарит», все остальные привязаны к замку? - Именно так. - В голове не укладывается! - Ты был там, ты должен понимать, что это правда. Через две недели после его приезда случился пожар. И с тех пор Джаред… застыл. - Две недели? – фыркнул Дженсен, пытаясь за раздражением скрыть нервозность. – Откуда вы можете знать такие подробности? - Так говорится в легенде, - невозмутимо произнес галерейщик. – И я склонен ей верить, ведь моя прапрапрабабка была никой иной, как родной сестрой Джареда. Настала очередь Дженсена шокировано таращить глаза. - Что… Галерейщик развел руками. - Могу показать тебе генеалогическое древо, там годы жизни всех моих предков, ты сам можешь сосчитать. Так вот, после смерти Джареда его сестра часто бывала в замке, но ей ни разу не удалось убедить брата в том, что он мертв. Возможно, потому что она не была достаточно искренна, она, разумеется, не хотела его терять. Однако она все же потратила жизнь на то, чтобы помочь ему, и продолжала этим заниматься даже после того, как вышла замуж за приезжего немца, фамилию которого мы до сих пор носим… Когда же она поняла, что умирает, она рассказала обо всем своей уже взрослой дочери, в надежде. Та буквально боготворила мать и не могла не выполнить ее последнюю волю. А воля была такой: «пусть ни один из нашего рода не успокоится, пока успокоение не найдет мой брат». Но и моей прапрабабке повезло не больше. Впрочем, как и всем последующим потомкам… ну, тем, которые пытались, конечно. Не все верили. - А вы? – с интересом спросил Дженсен. – Вы верили в легенду? - Разумеется, всегда, - без намека на сомнение сказал галерейщик. – Я с детства грезил о том, чтобы увидеть замок собственными глазами. Именно для этого я в юности уехал из Германии, а то, что учился, так это по совместительству… Образование еще никому не вредило. Но главной моей целью было отыскать замок, что я и сделал, затем встретил Элкинса… - Стойте, стойте, - воскликнул Дженсен, - не так быстро! Дайте мне разобраться… Джаред – мертв, и он… как он может этого не знать? - Ну, - Зиргербер ни на миг не задумался, прежде чем ответить, - иногда так случается, если смерть наступает внезапно. Не успеваешь сориентироваться. Дженсен обхватил голову руками. Разговор о Бэйбридж-вилльских призраках здесь, в Калифорнии, казался немыслимым. - Но что же я должен был сделать? - Все очень просто, Дженсен, – заставить Джареда поверить. - Как? – продолжал допытываться тот. - Да не знаю я как! – заворчал Зиргербер. – Если бы знал, сам бы давно все решил, а не тратил годы на поиски! - Тратили годы? – переспросил Дженсен. – Постойте, я вспомнил… ведь Элкинс говорил мне. Я не первый, кого привозит Генри. Значит, не первый, кого отправили вы. Зиргербер глубоко вздохнул. - Когда я впервые приехал в замок, был молод и самоуверен. Думал, стану тем самым героем… Но Джаред едва ли слушал то, что я говорил. После нескольких неудавшихся попыток мне пришлось уехать, но я пообещал найти того, кому под силу прекратить их страдания. Даже если это будет не кто-то из моей семьи. По большому счету – какая разница? Ведь главное было достучаться до него. Дженсен немного помолчал, затем спросил: - Давно вы этим занимаетесь? - Больше двадцати лет. Именно для этого я и открыл картинную галерею – таким был мой план поисков. Не знаю, отчего мне казалось, что человеком, который сможет помочь, должен быть именно художник. Я тогда ничего не знал об искусстве. Но я думал, художник сможет увидеть то, чего не видят другие. Чтобы помочь Джареду, необходимо было самому поверить в то, что он призрак, а даже я, признаться, сначала усомнился. - Но вы перебрались на другой континент, так далеко от Бэйбридж-вилля… - В Эл-Эй было проще раскрутиться, ты же понимаешь. В Германии или Англии меня тогда ничего не ждало. Однако и здесь все было не так просто, как я ожидал. У меня в подчинении были и великолепные, и неплохие, и абсолютно бездарные художники. Но те из них, кто мог нарисовать шедевр с закрытыми глазами, чаще всего не видели дальше своего носа, либо же были зациклены на собственном таланте. А те, кто ничего не мог, были либо извечно подавлены неудачами, либо же просто не могли чувствовать настолько глубоко, насколько это было необходимо… Я уже отчаялся, когда появился ты. Работы у тебя были, скажем, средние, но даже в них я видел искру. Я не знал, справишься ли ты, но не мог не попытаться. И когда ты пришел ко мне, такой недовольный моими требованиями, я решил, что если не ты, то и никто. - Все равно не понимаю, - заупрямился Дженсен. – Допустим, вы решили, что я подхожу на эту роль… но как вы это решили? - За все эти годы я наблюдал за многими людьми, и действительно многих отправлял в замок – мужчин и женщин. И все они были не такими, как ты. Я подумал, что раз ты отличаешься – это что-то значит. - Многих? – брови Дженсена поползли вверх. - И что же, они все молчат о том, что там произошло? Бросьте! - А ты бы рассказал кому-нибудь? Дженсен замялся. - Нет… наверное. Но… хорошо-хорошо, я понимаю. Но было кое-что еще. Ты ведь знаете, да? Мои видения. Или что это такое? Галлюцинации? Результат распития «чая»? Зиргербер укоризненно скосил на Дженсена глаза. - Не пытайся меня усовестить. Тот чай не причинял тебе никакого вреда. Что касается видений – да, мне о них рассказали. Я не уверен в том, что они такое, могу только предположить. Но это не галлюцинации. Просто ты… умеешь концентрироваться. Тебе необходимо концентрироваться. Ты не можешь рисовать, не прочувствовав все до конца. А в том замке… очень сильная энергетика. Вероятно, одно наложилось на другое. - Энергетика на мою восприимчивость? - Вероятно, как я сказал. Твой мысленный фокус стал материальным. - Да, это… это на самом деле многое объясняет, - согласился Дженсен. – Но, черт возьми, вы сбили меня с главной мысли. Вы не имели права отправлять меня туда! - Я никого не подвергал опасности. Призраки были безобидны – все, кроме Саманты, но раньше ее и не было, Генри всегда указывал точный путь, а Элкинс следил за человеком, пока тот не добирался до Бэйбридж-вилля. - А потом не давали им уйти? Зиргербер приподнялся на диване. - Элкинс удерживал тебя? Дженсен кивнул. - Это странно. Обычно он первым понимал, что очередной подосланный мною кандидат ни на что не годен. Но раз он держал тебя… Чувство вины мгновенно выплыло на поверхность. - Значит, он на меня рассчитывал, - закончил Дженсен. - Вероятно. - Черт бы побрал ваше «вероятно». - Могу предложить тебе только одно: вернись и узнаешь точно. - Вы такой… знаете… - сказал Дженсен, изучающе глядя на галерейщика, - совсем не тот, каким я вас помню. Вы, простите, нормальный. - Ну… - Зиргербер пугающе медленно расплылся в улыбке, - ведь ты на меня больше не работаешь.