Туман в отражении

Один год спустя - …Мои работы выставлялись на многих выставках в Нью-Йорке, Лондоне, Вене и Париже. На моем счету двадцать пять проданных картин, и ни одна не была куплена дешевле, чем за пять тысяч американских долларов. Моими наставниками были братья Гомерс, Портье и Франческо Фурьё: на протяжении десяти лет они совершенствовали мое мастерство лишь с той целью, чтобы я смог возвыситься над самым достойным художником вашей галереи и стать лучшим из тех, с кем вы когда-либо работали. Позвольте, я зачитаю названия проданных мною картин… - Прошу прощения, мне кажется, это излишне, - поспешно вставил Дженсен. Сидящий рядом Зиргербер не проронил ни слова, но поза его стала более расслабленной, и даже напряженно торчащая вперед бородка, заплетенная в тугую косичку, чуть опустилась. Он цепко хватался пальцами за край своего стула: видимо, сдерживался, чтобы не вышвырнуть вон новоявленного гения. - Но… но как же… - «гений», бывший мальчишкой, которому едва ли уже стукнуло семнадцать, в строгом черном костюме, обиженно вскинулся, от чего его налаченная белобрысая челка смешно дернулась. – Ведь в этом случае я… - К сожалению, вы нам не подходите, - оборвал его Дженсен как можно вежливее. - Вы ведь даже не посмотрели мои работы! - Видите ли, в нашей галерее к художникам совершенно другие требования. - Но я могу рисовать что угодно! – не сдавался мальчишка. – Тематика, структура – никакой разницы. Дженсен медленно кивнул, скупо улыбаясь. - В этом и дело. Боюсь, мы вынуждены вам отказать, мистер… - Нет! – мальчишка вскочил на ноги, едва не уронив папку, в которой, видимо, лежали фотографии всех двадцати пяти проданных картин. – Не стоит осквернять мою фамилию отказом. Художникам Фурьё еще никто не отказывал! Когда я стану знаменитым – еще более чем сейчас! – вы пожалеете, что не взяли меня. Выбегая в коридор, мальчишка попытался эффектно хлопнуть дверью, но Зиргербер давно продумал эту деталь, и тяжелая пружина сжалась издевательски медленно. Как только яростные восклицания и проклятия смолкли в коридоре, Дженсен со вздохом обернулся к галерейщику. - Бесполезно! – возмущенно сказал он. – Абсолютно бесполезно! Зиргербер устало потер виски, с тоской глядя на дверь, в которую вот-вот должен был зайти следующий художник, мечтающий получить работу. - А чего ты ожидал? Что подходящим окажется первый же, кто войдет в эту дверь? - Первый? – фыркнул Дженсен, вставая с места и начиная расхаживать по кабинету. – Первый – нет. Десятый – нет. Но пятисотый – это уже не смешно. - Дженсен, я много раз говорил – найти нужного человека очень сложно. Ты всего год как стал моим партнером, а я потратил на поиски двадцать лет, и большее чего добился – ты. Но, как нам всем известно… Дженсен прервал его, резко остановившись. - Не начинай. - Почему же? – парировал галерейщик. – Мы с тобой теперь равноправные партнеры, так и давай говорить соответствующе. Ты уехал из замка, хотя, возможно, мог бы продвинуться дальше, чем все остальные, но это твой выбор, я его уважаю. Однако ты сам предложил свою помощь – и вот мы здесь, как два идиота, сидим целыми днями… - Не преувеличивай. - …и слушаем хамоватых юнцов, возомнивших себя Моне! - Почему сразу Моне? – процедил Дженсен сквозь зубы. Некстати вспомнились уничижительные шепотки, сопровождающие его все то недолгое время, что он прожил в Эл-Си. Уже привычным, неосознанным жестом Дженсен провел рукой по груди, коснувшись пальцами холодной выпуклой фигуры. О том, что Дженсен продолжает носить с собой воспоминание о Бэйбридж-вилле, не знал даже Зиргербер, с которым Дженсен, однако, тесно контактировал в последние месяцы. Случилось однажды так, что Дженсен, вернувшись в галерею в качестве делового партнера Зиргербера, стал ощущать странное беспокойство и не сразу понял чем оно вызвано. А вызвано оно было тем, что жизнь его входила в привычное русло, и все труднее становилось воскрешать в памяти воспоминания. Тогда Дженсен отделил от связки ключей тот, которым открыл входную дверь в день своего побега, и, повесив на толстую веревку, стал носить на шее. Ключ был нетяжелым, но никогда не согревался, и холодная твердая линия была прекрасным напоминанием о том, что и почему Дженсен делает. Невидимый под рубашками и пиджаками, ключ был той ниточкой, которая связывала Дженсена с Джаредом. Ниточкой, которую он не готов был отпустить. - Дженсен, наберись терпения, - быстро сказал Зиргербер, когда в коридоре раздались торопливые шаги. – Я занимаюсь этим только из-за веры – оно того стоит. Большинство людей тратят жизнь попусту, и я искренне рад, что причисляю себя к тем единицам, которые делают что-то по-настоящему ценное. - Я не отрицаю, что попытки помочь им достойны уважения, но соизмеримы ли усилия с результатом? - Необходимо время, - убежденно сказал галерейщик. - Уже год прошел! - Кто-нибудь точно появится. Ты же появился. - Когда ты перестанешь это повторять? – зло спросил Дженсен, но ответить Зиргербер не успел: в дверь тихо постучали, и Дженсен уже знал – этот человек, кем бы он ни был, им тоже не подходит. *** В это же время двумя годами ранее Дженсен паковал вещи, радуясь возможности покинуть душный Лос-Анджелес ради трех недель в дождливой Англии. И вот, чем ближе становился июль, тем чаще Дженсен замечал на себе подозрительные взгляды Зиргербера. Казалось, у Дженсена и Зиргербера негласно появилась новая дата, подход которой они не могли игнорировать. Дженсен затруднялся сказать, когда в последний раз праздновал не то что рождество, но и собственный день рождения; он и вспоминал-то о нем только из-за нескольких осторожных смс от друзей и пары телефонных звонков от родителей. Все знакомые давно знали, что Дженсен не любит шумное внимание, и со временем он и вовсе потерял какое-либо предчувствие приближения важного дня. Получалось, время в жизни Дженсена остановилось намного раньше, чем он попал в замок, ощущение этого изжило себя много лет назад. И, возможно, именно поэтому Дженсену было так легко приспособиться к замку – ведь и за его пределами он жил точно так же, как оставшиеся в нем призраки. Даже желчный Зиргербер мог быть снисходительным, но мысли были безжалостны. Теперь Дженсен анализировал свою жизнь сквозь призму жизни в замке, и о чем бы он ни думал, его дымчатые очертания, спрятанные за пеленой дождя, всегда вставали перед глазами. Как бы сильно Дженсен не хотел покинуть тот аномально жаркий июль, словно во временной петле он вновь и вновь в него возвращался. - Я не поеду! – выпалил он однажды, не выдержав. Галерейщик, на которого, собственно, и был направлен этот истеричный выплеск, даже не стал делать вид, что у него на уме было нечто другое: скривил лицо в лучших традициях старых американских комедий и уволил парочку художников. - Может быть нам открыть школу музыки? – спросил он как-то у Дженсена. – Или танцев? Или свой театр? Кто знает, какого черта этим призракам надо, раз на тонкодушевных художников они не реагируют. «Еще как реагируют», - думал Дженсен, но благоразумно молчал, потому что нет, он не собирался возвращаться в замок. Конечно, там все еще оставалась Саманта, хотя Зиргербер и уверял, что Элкинс об этом позаботится. Но что толку было говорить, если подходящего человека до сих пор не находилось. Стремительно приближалась очередная выставка, и словно специально, чтобы посильнее задеть Дженсенса, основной ее тематикой вновь была готика. Зиргербер объяснил это тем, что из-за более чем полугодичного отсутствия Дженсена предыдущая так и не состоялась. Дженсен какое-то время иррационально чувствовал себя виноватым, но вся вина схлынула, стоило ему однажды, поздним вечером, через много часов после окончания рабочего дня, заслышать приглушенные голоса в кабинете Зиргербера. Теперь для Дженсена, знающего истинную причину открытия галереи, все действия его делового партнера казались подозрительными. И уж точно крылось что-то странное в том, что Зиргербер полуночничал на работе. - …Думаю, что трех недель тебе должно хватить с избытком, - проговорил Зиргербер, и в памяти Дженсена тут же всплыл тот самый, последний перед его отъездом разговор, и сознание выхватывало его кусками, так же как и отдельные фразы, которые Зиргербер произносил сейчас. «Тебе необходимо развеяться. Окунуться в историю, которую ты собираешься изобразить. Вникнуть в нее». - Тебе пойдет на пользу, если ты окунешься в историю, которую собираешься изобразить… «Поедешь в Англию!» - Я решил, что стоит отправить тебя в командировку, в Англию. «Один мой знакомый только что вернулся оттуда. Он исследователь, исколесил полмира…» - Знаешь, один мой друг – он исследователь – только что вернулся из очень увлекательного путешествия… «…побывать в одном английском городке под названием Бэйбридж-вилл…» - …Бэйбридж-вилл… Будто бы кто-то хорошенько встряхнул Дженсена на этом слове – он сбросил оцепенение и, не церемонясь, ворвался в кабинет, да так шумно, что Зиргербер вздрогнул от неожиданности. На столе перед ним стояла чашка с кофе, и Дженсен поморщился от неприятного дежа-вю. Но больше всего Дженсена поразило то, что в соседнем кресле сидела… девушка. Дженсен и раньше видел, как Зиргербер принимает на работу женщин, да и по его рассказам помнил, но почему-то до этого момента никогда всерьез не задумывался о том, что и они попадают в Бэйбридж-вилльский замок. «Саманта ее убьет в одну секунду», - подумал Дженсен, нервно переводя взгляд с новенькой рыжеволосой художницы на Зиргербера и обратно. - Дженсен! – наконец, нарушил тот молчание и поднялся. – Что ты здесь делаешь? Я полагал, что ты давно ушел. - Я рисовал, - напряженно ответил тот. Зиргербер коротко вскинул брови. - И как? - Вдохновения нет. - Бывает, - посочувствовал галерейщик и уставился вопросительно. – Ты хотел что-то сказать? - Выйдем, - бросил Дженсен и, даже не взглянув на девушку, вылетел в коридор, полыхая от злости. Зиргербер появился следом. - В чем дело? – резко спросил он, мгновенно напомнив Дженсену те времена, когда он обращался к галерейщику исключительно «сэр» и «мистер». – Ты должен радоваться, что я нашел человека! - Радоваться? – прошипел Дженсен, невольно понижая голос. – Ты меня даже не предупредил! - Ты сам взял ее на работу пару месяцев назад, если помнишь. Значит, посчитал, что она потенциально подходит. - Так же, как и десятки других! – горячо возразил Дженсен. – Почему ты выбрал ее? Почему я ничего не знаю?! - Дженсен, - примирительно начал Зиргербер, - я занимаюсь этим очень давно. Я знаю, кого выбирать. - Тогда какого черта я тут делаю, если ты все решаешь сам?! Вместо ответа галерейщик изучал его взглядом несколько секунд, затем сложил руки на груди и усмехнулся. - Скажи-ка мне, что беспокоит тебя на самом деле? Дженсен уже с негодованием открыл рот, чтобы возмутиться такой постановке вопроса, но тут понял, что Зиргербер прав: причина была вовсе не той, которую он только что озвучил. И Зиргербер прекрасно понимал это – временами он и в самом деле видел людей насквозь. - Но эта девушка, она… она же… девушка! – промямлил Дженсен. Его действительно беспокоил этот факт, но звучало, должно быть, просто глупо. - Ну и что? – неподдельно изумился галерейщик. – Какая разница? И ее зовут Кэрол, кстати. Ты мог бы это помнить. - Разница в призраках! – проигнорировал Дженсен сарказм. – По крайней мере в одном из них! Саманта убьет твою Кэрол, едва та ступит на территорию. - Элкинс примет меры. - Как он примет меры? – Дженсен не сдерживался и уже почти кричал. – Саманта превратила его в пепел, а он и в доме ее запереть не мог! - Ты не можешь говорить еще громче? – прошипел галерейщик, хватая Дженсена за локоть и оттаскивая подальше от кабинета в коридор. – Элкинс не станет подвергать кого-то опасности – ему это даже не выгодно. Если он сказал, что Саманта будет под контролем, значит, будет. В чем твоя проблема, Дженсен? Почему тебя это так беспокоит? На девушку никто не собирается нападать – ну, испугается немного, пока доберется, но за ней всегда будут присматривать. Не первая она, в конце концов! - Просто она не справится, - Дженсен упрямо поджал губы. – Найди мужчину. - Да с какой стати? Что за стереотипы? Думаешь, если она женщина, то обязательно должна быть слабее? Так я и не на ринг ее выпускаю. Нам нужен подходящий человек, неважно какого пола! Дженсен нервно усмехнулся уголком губы и увидел, как козлиная бородка Зиргербера гневно дернулась. Даже теперь, когда Зиргербер общался с Дженсеном на равных, тому временами удавалось вывести его из себя. - Элкинс тебе не все рассказывает, верно? – спросил Дженсен. – Притом, что он дворецкий: все видит, все обо всех знает, всегда рядом, ходит за тобой, как тень – ничего не скроешь… Галерейщик непонимающе моргнул. - Джаред вряд ли отнесется к ней с достаточным… вниманием. Она не в его вкусе. - Вкусе? - Да, если ты понимаешь, о чем я. - Понимаю? Это начинало напоминать общение глухого с немым. Ни с того, ни с сего Дженсену стало стыдно. На лице Зиргербера Дженсен прекрасно видел всю смену эмоций, и точно знал момент, когда галерейщика посетила правильная догадка, но тот почему-то продолжал делать вид, что ничего не понимает. - Объясни, - потребовал, наконец. Дженсен покусал изнутри щеку, собираясь с мыслями. - Скажем так, он проявлял интерес… ко мне. - К тебе? – снова тупо переспросил Зиргербер, подумал еще и добавил: – Интерес? - Именно. - Постой… Мне страшно это говорить, но интерес – сек-сексуальный. Если бы не серьезность ситуации, Дженсен посмеялся бы над этой запинкой. - Да, именно так, да. - Ты меня разыгрываешь? – внезапно зло зашипел галерейщик. – Хочешь сказать, что Джаред, который, черт возьми, призрак последние двести лет… может испытывать сексуальное влечение? Дженсен пожал плечами, засунув большие пальцы в карманы брюк и пытаясь хоть немного взять себя в руки. Все эти ощущения были ему так знакомы – будто бы он снова сидел в темной гостиной замка в свой первый вечер, закутанный в плед, пил чай и нервничал так, как никогда в жизни. В тот момент началась его зависимость от мира Бэйбридж-вилля. - Джаред думает, что он живой. Почему нет? Зиргербер молчал ровно столько, чтобы у Дженсена от напряжения вспотели ладони. Но тут галерейщик внезапно протянул руку и ткнул Дженсена пальцем в грудь, совсем рядом с тем местом, где висел ключ, и, сопровождая каждое слово новым тычком, спросил: - То. Есть. Мой. Призрак… Гей? - Не знаю, - честно признался Дженсен. – Но я ему нравился. Ключ при этих словах словно бы стал еще сильнее холодить кожу, и Дженсен непроизвольно коснулся его сквозь рубашку. - И когда ты собирался мне сказать? - Никогда? Он в самом деле не хотел, и это могло бы остаться тайной, если бы Дженсен снова по собственной воле не влез в дела замка. - У меня были расчеты, - медленно произнес Зиргербер, глядя куда-то в пол. – И тут ты одним замечанием разрушил всю систему… Я всегда выбирал людей, которые обладали бы полным набором требуемых качеств. Но, получается, я упустил одно. - Возможно, это не так уж серьезно, - быстро сказал Дженсен. – Я не знаю насколько Джареду было важно… Окончание «…остаться со мной» Зиргербер прервал жестким «нет». Он раздраженно мотнул головой, и его бородка дернулась тоже. - Я ошибся. Я делал все для того, чтобы эти люди достучались до Джареда, но я никогда… никогда не пытался найти того, кто смог бы его полюбить. – Галерейщик поднял глаза на Дженсена. – И кого смог бы полюбить он. - О чем это ты? Зиргербер провел рукой по лицу, задержав ее на губах. Гениальные мысли и внезапные озарения, как правило, происходили у него именно так – в одну секунду. - Все бессмысленно, - заключил он. – Весь этот год. Весь тот год, что ты был в замке, а я продолжал искать. Ты сказал, что Элкинс не хотел тебя отпускать… Только тебя. - И что, по-твоему, это значит? - Значит, он смог почувствовать это, - видя непонимающий взгляд Дженсена Зиргербер пояснил: - Вашу тягу друг к другу – тебя и Джареда. Элкинс живет, чтобы служить своему хозяину, он не стал бы и пытаться удержать того, на счет кого хоть чуточку сомневался. - Ты говоришь о том, чего не знаешь, - покачал головой Дженсен. Зиргербер кивнул ему. - Я знаю одно. На этом мои поиски кончены. Ни Кэрол, ни кто-либо другой уже не сможет помочь Джареду. – Он блекло улыбнулся в свою бородку. – Ты его притянул… - Что?! – воскликнул пораженный Дженсен. – На каких основаниях ты сделал такие выводы?! Из-за того, что Джареду понравился парень? - Но ведь и Джаред понравился тебе, - сказал галерейщик, глядя куда-то в район шеи Дженсена. – Это сказка о Красавице и Чудовище – разве мама не читала тебе в детстве? - Я достаточно взрослый, чтобы не верить в сказки, даже если реальность иногда бывает на них похожа, - припечатал Дженсен, но Зиргербер только снова улыбнулся ему. - Тогда зачем ты носишь это? Дженсен опустил глаза себе на грудь: из распахнутого ворота рубашки торчал кусок нити и привязанный к ней заржавевший ключ. Зиргербер без спроса взял его и положил на ладонь, повертел в пальцах. - Наконец-то, - произнес он, словив взгляд Дженсена. – Я искал именно тебя, и я тебя нашел. Нет нужды напрасно мучить девочку, правда? Он выпустил ключ, и тот хлопнул Дженсена по груди, обжигая уже привычным, могильным холодом. *** - Я не поеду. Я не собираюсь никуда ехать. Вот еще! С какой стати! – Дженсен захлопнул дверцу шкафа, обернулся к кровати, на которой были разбросаны рубашки, джинсы и свитера, и тоскливо повторил: - Не поеду. Собственное отражение в висящем на противоположной стене зеркале смеялось, не скрываясь. Зиргербер сдался, отказался от дела всей своей жизни – вот так просто, из-за минутного понимания. Он посчитал Дженсена единственным и не видел смысла продолжать поиски. Не то, чтобы Дженсену не льстило такое отношение… но нет, не льстило. И теперь он собирал вещи, практически день в день, а внутри у него ужас и нежелание боролись с предвкушением. Увидеть Джареда, Лорен, даже Элкинса, испытать то неприятное, но жутко интересное чувство от встречи с Самантой, спуститься по склону холма, вновь вдохнув запах свежести и запустения. - Я не хочу туда возвращаться, - снова повторил он и только теперь осознал, что звучит это как попытка убеждения. Едва оказавшись в Лос-Анджелесе, Дженсен знал, что вернется в Бэйбридж-вилл – его подсознание знало и всеми силами старалось это предотвратить. Что ж, не вышло, но оно хотя бы пыталось. Дженсен уже не понимал, кто был прав во всей этой истории: он ли, уехав, сделавший свой осознанный выбор, Саманта ли, убежденная, что Дженсен никогда не забудет, но и не вернется, Элкинс ли или Зиргербер, свято уверенные, что Дженсен – тот самый. А может быть, права была Лорен, которая настолько утратила надежду, что смогла заставить себя забыть о том, кто она на самом деле. Джаред же… Джаред был словно бы в стороне, и это казалось Дженсену нечестным, в том числе по отношению к нему самому. Он знал, что не сможет ничего сделать, если Джаред не захочет помочь. Если, конечно, по прошествии года хозяин Бэйбридж-вилльского замка еще помнил об однажды приезжавшем художнике. За все время наверняка случился не один пожар. На этот раз в дорожном рюкзаке не было ничего из художественного арсенала Дженсена – только необходимые вещи, в том числе самый теплый и непромокаемый плед, который только удалось найти в магазине – Бэйбридж-вилл не любил гостей, а Дженсен не хотел снова свалиться с температурой… Нет, только не вспоминать. Дженсен коснулся пальцами ключа на груди, приказывая себе помнить только об этом. О том, что если он соберется, то сможет открыть входную дверь в замок, сможет вернуться к людям, которые в него верят. А со всеми неприятностями всегда нужно справляться по мере их появления. С этими мыслями Дженсен выходил из новой квартиры, расположенной в одной из высоток Лос-Анджелеса, и ехал в аэропорт, где начиналась его долгая дорога в Саутгемптон, откуда его должен был забрать Генри, а Элкинс провести сквозь лес до магической лужайки. Однако случилось не так. Генри и Дженсен прождали Элкинса несколько дней в той деревушке, где в прошлый раз они встретили старика Эванса, но не дождались. Генри с удивлением говорил, что раньше Элкинс бывал здесь едва ли не каждый день, и его отсутствие более чем странно. - Должно быть, его что-то не пускает, - предположил Генри. «Например, Саманта», - тут же додумал Дженсен, но мысль не показалась достаточно обоснованной. Почему-то намного более правдоподобным виделось объяснение, в котором Элкинс просто-напросто начинал отчаиваться, как и Лорен. В конце концов Дженсен попросил Генри отвести его к лесу одного. Ключ на шее и остальная связка в рюкзаке впервые за год начинались согреваться. Дженсен посчитал это достаточным знаком. Уже на месте, перелезая через старый, знакомый пень, перекрывающий вход в лес, Дженсен ни секунды не сомневался в том, что найдет дорогу до Бэйбридж-вилля – он забрал с собой его частичку, и эта частичка упорно желала вернуться, увлекая Дженсена за собой.