Туман в отражении

Библиотека стала его пристанищем. Дженсен проводил в ней долгие часы, роясь в книгах, которые считались давно потерянными в реальном мире. Он вчитывался в полустертые строчки и так увлекался, что уже не обращал внимания, когда та или иная книга рассыпалась в его руках. Через миг она снова становилась цельной, и Дженсен продолжал чтение. Вскоре он и вовсе перестал замечать эти метаморфозы. А однажды, внезапно вскинув голову в непонятной тревоге, Дженсен понял, что потерял счет времени. Абсолютно. Но стоило ему задуматься об этом, как рядом, будто по мановению волшебной палочки, оказался Джаред. Он сел за спиной Дженсена и притянул его к себе. Книга глухо шлепнулась на пол. «Нужно сказать ему», - тут же вспомнил Дженсен. – «Я должен рассказать правду». Но тут Джаред уткнулся носом ему в волосы – как любимое, преданное домашнее животное – и все мысли улетучились у Дженсена из головы. Он знал, что так неправильно, что он обманывает их обоих, оттягивая момент расставания, знал, что Элкинс не раз уже пытался вызывать его на разговор, знал, что остальные слуги с каждым днем все больше теряли надежду… и не мог собраться с силами. Слишком невероятным, слишком большим для одного человека, было счастье, и кем был бы Дженсен, если бы так просто мог от него отказаться? Губы Джареда нашли его шею и прижались к ней в легком, целомудренном поцелуе. Дженсен запрокинул голову, тихо улыбаясь. Ни одному духу в замке больше ничто не угрожало, к тому же они ждали освобождения много лет – могли подождать еще всего несколько дней. Это было бы честным по отношению к тому, что сам Дженсен готовился расстаться с человеком, которого любил, навсегда. Более того, он должен был сделать это собственными руками. Отказаться. Кто бы смог на его месте? Кто был бы в силах обвинить самого себя в эгоизме и пожертвовать всем, что имел, ради других? - Ты грустишь, - заметил Джаред, заглядывая ему в лицо. – По правде сказать, в последнее время это твое обычное состояние. Тебе… наскучило здесь? Ты хотел бы уехать домой? - Домой? – переспросил Дженсен. – Нет, я… я совсем не хотел бы. Но я должен. - Вот как, - Джаред за его спиной напрягся, и руки его сжались сильнее, словно он думал, что Дженсен прямо сейчас вскочит на ноги и исчезнет. – И когда ты едешь? Дженсен зажмурился и позволил обуревавшим его эмоциям отразиться на лице, пользуясь тем, что Джаред не видит. - Совсем скоро. - Но тебе необязательно! – предсказуемо выпалил Джаред и осекся. – Извини, я знаю, что не имею права просить, но… - Ты имеешь, - Дженсен развернулся и сел Джареду на колени, обнимая руками его плечи; попытался посмотреть в лицо, но быстро опустил голову. – Ты имеешь право, и я все тебе расскажу. Но ты должен знать, что как только это случится, я уеду. - Тогда не говори, - с истинно мальчишеской простотой открестился Джаред. – Считай, что я не хочу знать. Оставь свои секреты при себе, если так нужно. Дженсен быстро поцеловал его, прерывая увещевания. Они не приносили ничего, кроме боли. Что бы ни думал Элкинс и остальные, Дженсен точно намеревался сделать то, что от него требовалось. И обойтись при этом малой кровью. Когда Джаред расслабился и, как показалось Дженсену, отказался от идеи продолжать упрашивать, тот попытался отодвинуться, но ему не дали. Вместо этого Джаред притянул его еще ближе, вжимая в себя. Дженсен с охотой подчинился, и чужой язык проник ему в рот. Дженсен вздрогнул, как от разряда тока. Такое бывает только в самом начале, когда пыл еще разгорается, новизна ощущений бьет прямо в мозг и мысли отключаются, потому что «вот оно, то самое, долгожданное». - Джаред, что ты… - простонал Дженсен, находя в себе силы прервать поцелуй. – Не надо, это только все усложнит. Но его не слушали. Глаза Джареда заблестели и стали почти черными, а губы покраснели, ярко выделяясь на лице. Джаред огладил широкими ладонями спину Дженсена, заставляя его резко выдохнуть и прогнуться. Даже сквозь рубашку чувствовалось, какая горячая у Джареда кожа. - Я никогда не был с мужчиной, - прошептал он, приблизившись к самому уху Дженсена. – Я уже говорил тебе? Дженсен с трудом кивнул и застонал, когда Джаред прикусил кожу под мочкой. - Значит, ты должен мне помочь. Дженсен замотал головой, вцепляясь пальцами в плечи Джареда. - О, боже… - он ткнулся горящим лбом в его шею: влажную, пахнущую потом и книжной пылью. – Я не хотел… - Хотел, - перебил его Джаред. – Ты хотел. Дженсен понятия не имел, говорят они об одних и тех же вещах или нет, но не мог спорить, когда Джаред медленно, но уверенно стягивал с него одежду и откидывал ее куда-то в сторону; так далеко, чтобы Дженсен не мог дотянуться. Холодный воздух обжег обнаженную грудь, и Дженсен поспешил прижаться к Джареду теснее. Библиотека была одной из самых теплых комнат, но здесь, на самом верхнем ярусе, всегда гулял ветер. Джаред быстро избавился от собственной рубашки и одним движением расстелил ее на полу. Не успел Дженсен опомниться, как его уже скинули с коленей, и он ощутил твердость каменных плит под спиной. А через секунду зашипел: плиты были ледяными. - Нет, так не пойдет, - вслух высказался Джаред и потянул Дженсена вверх. Миг, и тот снова был в сидячем положении, обхватил лицо Джареда ладонями и крепко поцеловал в губы, сдаваясь, возможно, впервые в жизни идя на поводу у собственных желаний, хотя и зная заранее, что их исполнение не принесет ничего хорошего. Дженсен не заметил, когда Джаред разделся окончательно, опомнился он только, когда грудь, которую он гладил пальцами, внезапно исчезла из поля зрения – Джаред сдвинулся вбок и вниз, чтобы стянуть с ног мешающие штаны и удобнее опереться спиной о стеллаж. Джинсы самого Дженсена болтались по полу, сжавшиеся гармошкой у левой щиколотки, но неудобств это не доставляло. Глаз Дженсен не открывал, полностью отключившись, погрузившись в мир, где существовали только горячие, нетерпеливые прикосновения, поцелуи-укусы, путешествующие по покрасневшей коже, влажное смешивающееся дыхание и невероятное возбуждение, какого в его жизни еще никогда не было. И боль. Конечно же, боль. Она была, и ее становилось только больше. Ощущение мягкого языка Джареда соседствовало с грубостью иссушенной кожи его губ, и Дженсен сосредотачивался на этом контрасте, пытаясь абстрагироваться от тянущей, мучительной пульсации крови. Проникновение без подготовки, да еще и почти на сухую – такого он еще не делал. Но Джаред был таким напористым и отчего-то испуганным, что Дженсен не смел сказать ему ни слова протеста. Вместо этого он только насаживался сильнее, спеша привыкнуть к чужеродному вторжению; и – на самом деле – не так уж невозможно было стерпеть несколько минут, когда собственное тело упорно сопротивлялось, словно знало – то, что происходит, неправильно, неестественно. Но вот Джаред как-то по-особенному вздрогнул, и его пальцы сжались на пояснице Дженсена, соскользнули вниз, сминая кожу, стирая выступившую на ней влагу. Он задышал тяжело, с хрипами, и вслушиваясь в них, Дженсен внезапно понял, что боль отступила. Каждое движение все еще причиняло дискомфорт, но и он не был помехой для безумной, несдержанной радости. Дженсен улыбнулся, словив расфокусированный взгляд Джареда, и откинулся назад, упираясь рукой в пол; подкинул бедра, привыкая, и снова опустился, сжавшись, замер на несколько секунд и повторил все с начала. Острый кончик языка Джареда хаотично метался по его же пересохшим губам, ресницы вскидывались и опускались, как бешеные, когда Джаред пытался оглядеть все, ухватить каждое движение, каждую эмоцию, каждую каплю пота, скользнувшую по коже, каждый неконтролируемый рефлекс… Он не выдержал первым: приподнялся над полом, подтянулся на руках, приложившись спиной так, что стеллаж угрожающе зашатался, и схватил Дженсена за талию, вздернув выше. Дженсен охнул, зажмуриваясь от болезненного ощущения, но все же вцепился пальцами Джареду в волосы, пытаясь удержать равновесие, когда тот начал двигаться быстро и бессистемно, а затем и вовсе вцепился зубами Дженсену в шею, подбрасывая его на себе безостановочными короткими, жадными толчками. Дженсен хотел видеть лицо Джареда, но даже не мог сменить позу: тот спеленал его по рукам и ногам, зафиксировав в одном-единственном положении. Зубы сжались сильнее, оставляя багровый отпечаток прямо над бьющейся на шее жилкой, и все, что Дженсен мог видеть, это чуть завивающиеся от пота и жара кончики темных прядей. Ему инстинктивно хотелось зарыться в это место носом, вдохнуть раскаленный аромат возбужденного тела, но он мог только жмуриться и вскрикивать от слишком сильных, слишком правильных и таких нужных ему сейчас движений. Джаред, наконец, оторвал рот от истерзанной шеи Дженсена и прижался губами к его уху, судорожно и часто сглатывая не успевающую накопиться слюну; а потом вдруг отцепил от поясницы Дженсена одну руку и переместил ее вперед, накрывая полностью твердый, прижатый к животу член. Дженсен резко вскинулся, но его снова удержали, и он только беспомощно задрожал от накатившего удовольствия вкупе с облегчением. - Боже, да… Да… - зашептал он, закусывая губу и роняя голову Джареду на плечо. – Так хорошо, пожалуйста, так хорошо… Хватка Джареда стала слабее, и внезапно он оттолкнул Дженсена, так, что тот едва не завалился назад, удержавшись в последний момент из чистого упрямства. Обе ладони Джареда сжали его бедра, смяли их, а затем огладили, раскрасневшиеся, разгоряченные. Он не сводил глаз со своих рук, когда скользнул ими вверх, лаская живот Дженсена, бока, и ниже – внутреннюю часть бедер и между ног. И затем, стоило ему снова сомкнуть пальцы на члене, Дженсен хрипло выдохнул, мгновенно и неожиданно содрогаясь в оргазме и впервые за все время широко распахивая глаза. Стоило ему немного отойти, как он снова обнаружил себя лежащим на Джареде, облепленный им со всех сторон, вдыхающим его мускусный, пряный запах. Джаред дернул бедрами в последний раз, стиснул Дженсена в объятиях так, будто хотел переломить пополам, и на короткие секунды закаменел, а затем резко выдохнул и расслабился. - Эй, - прошептал он, несколько раз сглотнув и немного отдышавшись; взволнованно попытался заглянуть в лицо. Дженсен не чувствовал в себе сил ответить и потому только вытянул губы трубочкой, прижимаясь ими к напряженному плечу. Ему казалось, он слышит, как шумит кровь – там, внутри, - растекаясь по венам. Но ведь он знал – прекрасно знал – что это все иллюзии. - Я в порядке, - сказал он, потому что Джаред уже начинал нервно шевелиться. – Дай мне минуту. *** - Ты лишь растягиваешь время, которого в этих стенах и так слишком много. Дженсен узнал бы этот голос везде. Он открыл глаза и сел на постели, внимательно осматривая комнату. У камина, лицом к нему, стояла женщина в длинном черном одеянии. Дженсен знал, что на этот раз она не улыбается – она больше никогда не улыбалась. Он спустил ноги с кровати, не обращая внимания на холод плит, и подошел к женщине. Дженсен больше не испытывал перед ней страха, так же как и она не испытывала к нему ненависти. Да и как бы она могла – не существуя. - Тебя нет, - с уверенностью сказал он и протянул руку. Пальцы прошли сквозь черную накидку, и по всей фигуре женщины пошла рябь. – Ты даже не призрак. Женщина медленно повернулась. Ее завитые черные локоны чуть колыхнулись и замерли, обрамляя красивое бледное лицо. - Ты чувствуешь свою вину перед всеми – постоянно, - произнесла она. – И вот я рядом с тобой. Ты так восприимчив к магии этого замка, что сам не замечаешь, как она поглощает тебя. - Что это означает? – нахмурившись, спросил он. – Ты – воплощение моей вины? - Раскаяния, - охотно поправила его женщина. – Оно у тебя такое сильное, что почти принимает материальную форму. Это опасно. Тебе нельзя было оставаться здесь так надолго. - Ты почти слово в слово повторяешь мои мысли. - Я знаю все, что знаешь ты. Я – в некотором роде твое отражение. - А то, чего я не знаю? - Нет, - покачала головой женщина. – Однако я знаю то, от чего ты пытаешься отрешиться. И я могу рассказать тебе. Она внезапно перевела взгляд с Дженсена ему за спину. Он повернулся тоже. На кровати, с которой Дженсен только что поднялся, лежал Джаред. Он спал, закутавшись в одеяла едва ли не до носа и свернувшись плотным клубком, но все равно занимал две трети кровати. - От него? – с болью в голосе спросил Дженсен. - От него? – губы женщины оказались совсем близко от уха Дженсена; она говорила так, будто делилась важным секретом. – Конечно, нет. Быть с ним – первая часть твоего задания, и ты с ней справился. Осталась вторая. - Отпустить его, - утвердительно сказал Дженсен. И тут же почувствовал движение за спиной, а когда обернулся, женщина вновь наблюдала за огнем в камине. У Дженсена язык не поворачивался даже про себя называть ее Самантой – это было бы неправильно. - Сколько ты здесь? – спросила она. – Ты ведь постоянно задаешь себе этот вопрос, но не желаешь отвечать на него. Дженсен пожал плечами, зная, что ей больше не нужно видеть его, чтобы понимать. - Несколько дней? - Тебе необходимо научиться следить за временем в замке, - звучащие слова почти терялись в воздухе, и оттого казались нереальными. – Прошло два месяца. Брови Дженсена поползли вверх. - Это невозможно, - с неуверенным смешком сказал он. – Ты имеешь в виду – там, вне замка? - Вовсе нет – здесь. – Она со вздохом запрокинула голову, рассматривая потолок. – Все приблизительно, и время то ускоряется, то замедляется, но примерное число подсчитать нетрудно. А теперь ты и сам можешь сказать, сколько прошло на самом деле. Дженсен и правда знал. Ответ сложился в его голове, и как бы он не пытался его спрятать, воплощение его вины легко проникало сквозь все заслоны. - Ты правильно подсчитал, - сказала женщина. - Неделя в замке равно девяти месяцам за его пределами. И два месяца – это пять с половиной лет. Почти шесть. - Шесть лет, - прошептал Дженсен. – Я не… не думал, что уже так много. Я не хочу! – Он вскинул на женщину вмиг увлажнившиеся глаза; он разговаривал со своим подсознанием, принявшем столь причудливую форму, и это подсознание восставало против него. – Я не хочу однажды выйти отсюда стариком, за плечами у которого лишь годы одиночества и раскаяния! Последняя фраза прозвучала криком, и Дженсен резко вздрогнул всем телом, просыпаясь. Глаза не сразу привыкли к полумраку, но по окружающей тишине и запаху пыли о местоположении догадаться было несложно. Он все еще был в библиотеке – лежал на твердом полу, прижимаясь обнаженной спиной к горячей груди Джареда, и не моргая смотрел на едва проникающий в огромное окно ночной свет. - Шесть лет, - одними губами сказал он. – Я здесь уже шесть лет. *** Почему за ним до сих пор никто не пришел? Этот вопрос не давал Дженсену покоя. Уж кто-кто, а Зиргербер должен был заволноваться и если не явиться лично, то хотя бы отправить Генри. Возможно, Дженсена искал кто-то еще, но как бы они смогли найти лазейку в мир Бэйбридж-вилля без помощи? А если эта помощь не была предложена… У Дженсена складывалось ощущение, что его бросили. И все труднее было убеждать себя, что и сам виноват не меньше. Он так хотел быть рядом с Джаредом, что осознанно отбросил понимание реальности. Он жил в замке уже долгое время, и дни сливались в часы, а недели в минуты. Длинные, нескончаемые минуты счастья. Дженсен так боялся момента, когда все закончится, что почти заставил себя забыть о том, что он наступит. «Вот как забыла Лорен», - однажды понял он. Ей не пришлось ничего делать, она просто… продолжала жить. Это стало ее ошибкой. И Дженсен теперь совершал такую же. В мире магии замка ему ни на секунду нельзя было терять бдительность. Еще немного, и он в самом деле выйдет отсюда в новый мир, постаревшим и отчаявшимся. И кто знает, захочет ли он жить в этом новом мире, где ему не будет места. Но стоило ему задуматься об этом, как рядом появлялся Джаред, улыбался так, как улыбаются только беззаботно счастливые люди, дотрагивался осторожно, в противовес собственным обещаниям убеждая остаться, прося не словами, а эмоциями. И Дженсен шел у них на поводу. Шесть лет. И все эти шесть лет воплощение его вины перед Самантой, перед Лорен, перед Джаредом, остальными призраками, перед собственными позабытыми родителями и Зиргербером – перед всем миром, которому Дженсен что-либо обещал, следовало за ним по пятам. Он привык ощущать за спиной чужое дыхание, привык видеть, скосив взгляд, развивающуюся на несуществующем ветру черную накидку. Он привык к глазам Саманты, заменившим глаза Лорен в его снах. Он привык видеть рядом с собой призраков, которых не видел никто другой. Он и сам был им – духом, лишенным оболочки. Но не осознавал этого. Как он мог помочь Джареду, если ему не хватало сил убедить в истине самого себя? Однажды Дженсен шел по коридору, привычно направляясь в библиотеку, где так полюбил прятаться, как вдруг увидел стремительно приближающуюся тень. Он замер, не понимая, кто это. Тень быстро поравнялась с ним, замерла, чуть колышась в воздухе… и приняла четкие очертания. Дженсен отшатнулся, глядя в собственные глаза. Он резко выбросил вперед руку, инстинктивно желая оттолкнуть от себя непонятное существо, и рука прошла сквозь полупрозрачное тело. А Дженсен – тот, состоящий из тени – вдруг улыбнулся и покачал головой. А затем растаял, как мимолетное видение, без единого слова. На следующий день тень появилась вновь: на этот раз она долго клубилась над парадной лестницей, пока не превратилась в Дженсена. Чуть светящийся и слегка прозрачный, если приглядеться – он сидел на одной из ступеней и вертел в руках большое красное яблоко. Потом подбросил его в воздух, словил, надкусил с аппетитным хрустом, довольно жмурясь… и снова исчез. В тот день настоящий Дженсен задумался над вопросом, давно не закрадывавшимся ему в голову: когда он ел в последний раз? Воспоминания впервые не пришли к нему, и прошлого необъяснимым образом не стало. А потом вновь была встреча в коридоре, и вновь тень, кусающая яблоко на лестнице, а затем Дженсен натолкнулся на тень в коридоре для слуг, в собственной ванной, в гостиной… Затем увидел ее за окном… И после – все повторилось с начала. Это был замкнутый круг, в который его насильно пытались втянуть. Замок не простил ему разрыв вековой истории, и теперь жаждал мести. Магия Саманты все еще клубилась над Дженсеном – была в нем, проникшая внутрь в день смерти Лорен. И шелест длинных одежд женщины, всюду следующей за Дженсеном, становился все более реальным. Однажды Дженсен понял, что больше не чувствует радости. Он долго думал, отчего это произошло, пока не догадался, что должно быть, дело в Джареде. Которого давно не было рядом. Но Дженсен не ощущал и грусти. Ему хотелось лишь одного – продолжать двигаться вперед, не на миг не останавливаясь, и, возможно, если ему повезет, как-нибудь он снова встретит ту тень, которая была так на него похожа. Только более живая, чем он. Тогда Дженсен сможет смотреть на нее долго-долго и вспоминать о том, как это было когда-то, до того, как он… - Мистер Художник! Мистер… Дженсен! Дженсен! Тот повернулся на звук и увидел перед собой смутно знакомого человека – высокого, худощавого, в черном костюме. Кажется, Дженсен даже слышал уже когда-то его голос. - Да? – спросил он и удивился тому, как сипло это прозвучало. - Слава богу, - произнес мужчина, крепко вцепляясь пальцами Дженсену в предплечье. – Я ищу вас… уже так долго. - Ищете? – удивился Дженсен. – Я все время был здесь. - Не совсем так, - вздохнул Элкинс. – Я не знал, как до вас добраться. Я надеялся, все случится раньше, чем вы станете… - Он запнулся, будто ему было больно говорить. - Стану кем? – равнодушно поинтересовался Дженсен и тут же добавил: - Пустите, мне необходимо идти. Его рука выскользнула из хватки дворецкого легко, как если бы тот и вовсе не прикасался. - Остановитесь! – выпалил Элкинс. Должно быть он кричал, но до Дженсена долетал только шепот. – Остановитесь, иначе однажды вы сильно пожалеете! Дженсен замер. Кажется, то, что ему хотели сообщить, и вправду было важным, но это отвлекало его. Он должен быть найти… - Я должен его найти, - озвучил он свои мысли. Элкинс молчал мгновение, а затем его губы вытянулись в горькую линию. - Значит, вы уже видите его? - Его? – переспросил Дженсен и вдруг повысил голос. – Да, его! Вы знаете кто он? Как мне отыскать его?! - Вы никого не отыщите, - просто сказал дворецкий. – Оглядитесь, мистер Художник, вокруг вас больше никого нет. Дженсен осторожно скосил глаза в бок: Саманта была здесь. Она молчала, но не сводила с Элкинса глаз. - Кроме теней, - добавил тот так, будто знал о ее присутствии. Но знать он не мог – с некоторых пор Саманта была только для Дженсена, и говорила она только с ним. - Вы мне не нужны, - произнес Дженсен и развернулся – Саманта повернулась вместе с ним – быстрым шагом направился прочь по коридору. Резкий окрик догнал его уже у лестницы. - Сделайте же над собой усилие! – Элкинс едва ли не задыхался, хотя, казалось бы, призраку не требовался кислород. – Вы никогда не найдете тень, которую ищете! Вы никогда не станете ею, потому что ее здесь уже нет! Вас здесь уже нет! Потому что вы мертвы! Саманта зашипела, как рассерженная кошка, и ее глаза вспыхнули. Дженсен медленно повернулся, недоверчиво вскидывая брови. - То существо, что находится сейчас рядом с вами, - сухо проговорил Элкинс, - не ваша вина, как бы вы ни пытались убедить себя. Это ваша смерть. И она преследует вас потому что никак не может достучаться. У нее нет другого выхода, кроме того, чтобы вечно напоминать вам о своем присутствии. Слова Элкинса звучали полной белибердой. Дженсен нахмурился, стараясь не обращать на начинающую волноваться Саманту внимания. Она не могла касаться Дженсена, не могла причинять ему боль – она лишь была рядом, то и дело шепча на ухо разные глупости, которые Дженсен не запоминал. - Госпожа Саманта, - продолжал Элкинс, не пытаясь приблизиться, но и не ослабляя напора, - убила вас в тот день, в темницах. Вы помните это? Она проткнула ваше сердце, и вы умерли. Потому вы и смогли разорвать цепь проклятия, потому нашли средство в книге – вы знали что искать, вы знали, как действовать. Замок принял вас, как своего. Но теперь он… - Поглощает меня, - прошептал Дженсен. - Он сводит вас с ума. Он лишает вас воспоминаний о жизни… Вы больше даже не можете видеть того, ради кого решили остаться. - Джаред… - Дайте мне свою руку, - внезапно приказал Элкинс, протягивая Дженсену ладонь. – Я вытащу вас. - Как? - Я уже справился с этим однажды. Я не дал безумию мертвого захватить меня. Но я не смог уберечь от этого ни своего хозяина, ни госпожу. Но я могу помочь вам… Ведь мне все-таки удалось вас отыскать, значит, еще не поздно. Дайте же мне руку, мистер Художник, и клянусь, мы все исправим… *** - Дай мне минуту, - сказал Дженсен, и Джаред молча поцеловал его в висок. Прикосновения его губ кольнули болью, и тут Дженсен вспомнил. В одну секунду перед ним пронеслось воспоминание об Элкинсе, о Саманте, о долгих днях, которые он провел, бесцельно передвигаясь по коридорам замка – так же, как это делал Джаред все двести лет. До того, как приехал Дженсен. До того, как он вытащил Джареда из его послесмертной комы. Но что было бы, если бы сам Дженсен не смог с ней справиться? Он вздрогнул, едва не вырываясь из объятий, и уставился на Джареда совершенно ошалевшими глазами. - Что? Что? – испугался тот, но Дженсен не дал ему вставить ни слова, обхватил за шею и прижался так сильно, как только мог. - Боже, - прошептал он, чувствуя, как Джаред в недоумении гладит его по волосам. – Тебя так долго не было рядом. Горячие руки заключили его в плотный, надежный кокон. - Я здесь, я здесь, - слышал Дженсен его успокаивающий, убаюкивающий шепот. Он хотел заплакать – он знал, слезы очистили бы его, - но не мог этого сделать. Он давно был мертв, и его тело, остывшее и закоченевшее, лежало в одной из железных камер подвала замка. А мертвые плакать не могут – особенно если они знают, что мертвы.