Someone call the ambulance there's gonna be an accident

Первая "сайд стори", рассказывающая о прошлом героев. Так или иначе объясняются проблемы Бека и Чанни. Итак, вот почему Бекхен дерется. Больно. Сейчас бы завыть. Нельзя. Ты парень и ты выдашь свою боль. Ее нельзя показать пред ними. Но ты уже стонешь. Мать твою. - Вы посмотрите, кто заныл? Может, начнешь проситься к мамочке? – три парня загоготали. Я сплюнул сгусток крови. Кажется гогот усилился. Может встать? При первой попытке распластаюсь по земле как червяк. Остаться лежать? Червяк безвольный. Я попытался подняться и – о чудо! – у меня получилось. Я кинул взгляд в сторону. Там валялся бедный Чунмен. Мой Чунмен. Ах, за что меня избили? Я гей! И мне теперь придется стать эдаким уличным бойцом, потому что это участь каждого гея. Щеку саднило, рот наполнился свежей кровью. А эти придурки гоготали как гиены. Я замахнулся и врезал одному из них. Самому рослому. Тот удивился, а его дружки уже снова навалились на меня. Уже который раз. Замкнутый круг, из которого мне одному не вырваться. - Смотри-ка, он до сих пор трепыхается. А его дружок уже никакущий, - взрыв гиеньего гогота. Бесит, жутко бесит. Надеюсь, сейчас зазвучит сирена как во всех крутых фильмах и они сбегут. Но никто не мчался нас спасать, а они продолжали ржать. Ну все, я не буду вставать. Может, если я отдам им деньги, они отстанут. Ведь неплохая идея, а? И я начал поспешно выгребать деньги из карманов и кидать их под ноги. - Это ты пытаешься от нас откупиться? Неплохо, но что на это ответит твой дружок? – и вся группка уставилась на Чунмена. Вишневоголовый начал рыться в карманах. Явно пусто. - Хэй, ты вымаливать прощения не собираешься? – тот самый рослый парень подал голос. Он подошел к нему и повторил вопрос. - Отстань от него, у него нет денег! Тем более этот нам целый полтинник накидал, можешь успокоиться, - завякали его дружки. Рослый сдаваться не собирался. Он замахнулся и пару раз ударил ногой по бокам Чунмена, затем удар в лицо и локтем по спине. Я слышал хруст, я клянусь! Ко мне подлетели две «гиены» и прижали к сырому от крови асфальту. Мне захотелось заверещать. Подбежать, убить этого придурка. Но меня специально держали и не давали вырваться. А рослый ухмылялся глядя на меня, а когда решил. Что Чунмену хватит, собрал деньги и увел дружков домой. А я подполз к Чунмену. Он был без сознания. Бледный, как снег. Его красные волосы усиливали бледноту. Нащупав телефон, я набрал скорую и вскоре отключился и сам. Недели проходили в тумане. Я валялся обколотый разнообразными обезболивающими. Я просыпался чтобы поесть или поговорить с родителями, но когда хотел спросить о Чунмене, засыпал. А потом я очутился дома, как по желанию джина. Просто проснулся в своей кровати. Рядом была медсестра, менявшая капельницу.Но она не знала, кто же такой Чунмен о котором я брежу. Затем все стало на свои места. Я вышел из дома в первый раз тогда, когда мне нужно было ехать на похороны. Я не знал чьи. Я не понял даже сначала куда я еду во всем черном. Но увидев знакомую красноволосую макушку в гробу, я просто упал в изнеможении, а потом и вовсе отключился.