Когда приходит время уезжать из клуба, оказывается, что Леруа даже не позаботился о номере в отеле и, разумеется, его зовут поселиться с ними. Кровати в номерах широкие, на них вполне можно уместиться вдвоём, раз уж так вышло. Отабек не протестует, чтобы не вызвать новых вопросов. Они же парни, какие проблемы, конечно, поспят в одной кровати.
- Ты не пинаешься во сне? – зубоскалит Жан.
- Специально ради тебя, начну. Это же такая честь, сам Король ДжейДжей в моей постели, - впрочем, он и сам понимает, что это жалкая попытка скрыть нервозность.
Брендан, вскоре после возвращения, уходит в бар, пожелав им спокойной ночи. Алтын оставляя довольного собой канадца переключать телевизионные каналы, ретируется в душ, смывать с себя духоту клуба и приводить в порядок мысли. Горячая вода помогает успокоиться, снять отголоски напряжения с мышц, расслабиться. К тому моменту, как он возвращается, вытирая на ходу влажные волосы, Жан-Жак успевает снять рубашку, приглушить свет и вольготно расположиться на кровати, без особого интереса наблюдая за погоней на экране. Но, при его появлении, поднимается навстречу, широко улыбаясь.
- А как же выход из душа в одном полотенце?
- Бросай катание, иди в актёры, там будет тебе всё: показательный стриптиз, появление из душа в одном полотенце, розовые лепестки на покрывале. Или что там ещё в стандартный романтический набор входит?
- Лепестки перебор, а вот от стриптиза в твоём исполнени я бы не отказался, - Жан заключает в объятья, прижимая к себе, согревает влажную кожу на шее дыханием. – Ты бы себя видел сегодня. Если бы ты так же проникновенно катался, как танцуешь, то тебя пришлось бы прятать от фанатов, чтобы не разорвали на памятные сувениры.
- Мне нравится, как я катаюсь. Не хочу отбирать лавры соблазнителя у Джакометти, – дыхание перехватывает, когда ладонь скользит под футболку, гладит напрягшийся от лёгкой щекотки пресс. Ласкающие пальцы подрагивают, выдавая нервозность. Отабек поворачивается к нему лицом, ненужное полотенце летит в сторону, следом за ним отправляется футболка. Неловко стоять вот так, полураздетыми в номере отеля в чужом городе, не зная, что делать дальше. Жан медлит, рассеянно поглаживает поясницу большими пальцами, повторяя очертания ямочек. Робеет, пытается решиться и не может. Только смотрит уверенно, открыто. Расширенные в слабом освещении комнаты зрачки почти затопили радужку, скрадывая синеву, гипнотизируя тёмной глубиной взгляда. Отабек решается первым, тянется за поцелуем, слыша выдох облегчения, прежде чем губы встречаются. Спешить некуда, но движения торопливые и немного неловкие. Хочется насладиться моментом сполна, даже если завтра окажется, что всему виной алкоголь, а не искреннее желание. Чувствовать ладони на своей груди, плечах, спине, ищущие, изучающие. Леруа жадный до прикосновений, но за его пылкостью остро ощущается трепет. Он выше и целовать его так, запрокинув голову не слишком-то удобно, позволяя увлечь себя на кровать, вытягивается на светлом смятом покрывале во весь рост, замирает, когда Отабек устраивается рядом. Куда только делась вся самоуверенность, когда Джей нервно облизывает губы, вздрагивая от прикосновений? От неё не осталось и следа, она сползла с него, как незримый покров, обнажая восхитительное, пьянящее целомудрие, при свете дня надёжно скрываемое под показной раскованностью. Можно подумать, Алтын знает, что делать. Всё немного иначе, чем с девушкой. Жан высокий, шире в плечах, под кожей обрисовываются тренированные, твёрдые мускулы. Жёсткая линия челюсти царапает губы колкой щетиной, кадык дёргается, бешено бьётся жилка на шее. Он повторяет губами очертания выступающих ключиц, коротко целует впадинку между ними, вызывая дрожь. Дразня тёмный сосок языком, несильно прикусывает и вскидывается от тихого стона над головой.
- Что… – Жан кусает губы, отрицательно качает головой.
- Приятно, – едва слышный выдох.
Невинное признание вызывает улыбку. Жан-Жак плавится под его ласками, беззвучно шепчет что-то, не разобрать на каком языке. Отзывается, ярче и покорнее, чем любой музыкальный инструмент, стонет всё более нетерпеливо, наконец, перехватывает инициативу, прижимая всем телом к кровати, хаотично покрывая шею и плечи касаниями губ, прикусывает кожу. Горячий, сильный, красивый… от него ведёт, хочется ещё больше, ближе, исчезнуть и обрести себя заново. Отабек запускает пальцы в короткие мягкие пряди волос, затягивая в новый поцелуй, гладит щёки, шею, бритый затылок, бархатисто щекочущий ладони. Одежда раздражает. Раздеваются в четыре руки, едва не вырвав в спешке пуговицу на джинсах. Одинаково шипят, задевая грубой тканью свежие, болезненные мозоли на ногах, тихо смеются друг над другом и над собой. После, становится не до смеха, кожа к коже, горячо, безумно. Алтын приподнимается на локте, любуясь обнажённым телом, подтянутым, загорелым. Проводит кончиками пальцев по груди, животу, вызывая волну мурашек. Неверный свет от телевизора и ночников даёт густые тени, а хочется рассмотреть лучше, обласкать взглядом с ног до головы, запомнить каждую деталь. Но уверенная ладонь ложится на затылок и притягивает в новый нетерпеливый и глубокий поцелуй. Он поддерживает чувственный танец языков, изворачиваясь, так, что снова нависает над распятым на кровати Жаном, раздвигая бёдра, устраиваясь между ними, прижимается членом к влажной, горячей коже, к твёрдой плоти, так, что Леруа встряхивает, словно от удара током и с губ срывается тихое «Господи, да». Тягучий звук французского языка и тихий хриплый стон отключают последние тормоза. Отабек движется хаотично, сам едва сдерживая блаженные стоны, целует, терзает зубами, пухлые губы, шею, плечи, оставляя алые следы засосов ниже ключицы, наплевав на то, что синяки, впоследствии, могут увидеть. Жан мечется, шепчет что-то, и жалобно, коротко хнычет, когда ладонь ложится на горячий, влажный от смазки член, красивый, чёрт возьми идеальный, под стать всему телу Леруа. Плоть под пальцами ощущается до странного правильно, Джей жадно ловит губами воздух, когда он двигает рукой, ласкает, дразнит чувствительную головку. Собственная эрекция почти причиняет боль. Отабек поддаётся сиюминутному желанию, обхватывает оба члена, сжимая в ладони, толкается бёдрами, усиливая трение. Дёргается, хватает за запястье, словно хочет остановить, но спустя мгновение отпускает, выгибается навстречу движению и комкает в пальцах покрывало. У Отабека дрожат руки, сердце заходится бешеным ритмом, перед глазами всё плывёт, но остановиться сейчас его не заставит ничего. Под пальцами горячо, скользко от смазки, ноздри щекочет терпкий запах, сдавленный стон бьёт, кажется, не по ушам, а прямиком по нервам. Он вздрагивает, ощущая как ладони ложатся на ягодицы, но Жан лишь прижимает ближе, сильно впиваясь пальцами в кожу.
- Ещё… пожалуйста, – всё так же по-французски, словно забыл английский, после снова сбивается на неразборчивый шёпот. Взгляд притягивают его тёмные, слипшиеся острыми стрелками ресницы, отбрасывающие длинные тени на полыхающие лихорадочным румянцем щёки. Отабек невесомо касается их губами, целует горячую щёку, проходится языком по шее, прихватывает зубами дёрнувшийся кадык. Замирает, лишь неторопливо двигая рукой, потирает большим пальцем влажную головку, жадно вслушивается в каждый вздох и стон Жан-Жака, целует, вынуждая отпустить закушенную губу. Скорее ощущает, чем слышит, слабый вскрик, когда убирает руку, давая себе ещё одну точку опоры, с усилием подаётся бедрами навстречу, тело под ним выгибается, безмолвно требуя ещё больше, ближе, сильнее. Под закрытыми веками полыхают сверхновые. Они оба потные, встрёпанные, рвано движутся, без ритма, целуются жадно и грубо, отдавшись не ощущениям, но каким-то диким инстинктам, ведущим за собой к пику наслаждения. Металлический привкус крови, сочащейся из прокушенной губы, лишь добавляет поцелуям остроты, зажигая внутри тёмный, опасный огонь. Жан не выдерживает первым, захлёбывается беззвучным шёпотом, выгибается в пароксизме удовольствия и замирает, мелко вздрагивая, пачкает их животы белёсыми потёками. Отабека срывает следом, достаточно нескольких быстрых движений ладонью, чтобы ощутить пронзительный миг сладкой агонии и он не удержав веса на руках тяжело опускается на распластанное под ним безвольное тело, загнанно дыша. Лишь спустя несколько мгновений, поддавшись внезапному порыву, сползает по кровати чуть вниз, слизывает с влажной горячей кожи, на животе светлые капли, старательно игнорируя мягкий опавший член. Жан зажимает себе рот, слабо охает, пытается оттолкнуть его, оттянуть за волосы, причиняя боль, уже отчётливо шепчет слова, в которых Отабек с удивлением узнаёт молитву и мольбу остановиться. Он не поддаётся, старательно очерчивая губами рельеф твёрдых мышц, собирая с мягкой головки последние капли, чувствует себя смелым и пьяным от его запаха и странного терпко-солёного, горчащего на губах вкуса. Садится на кровати, откровенно любуясь едва не плачущим Леруа, гладит тёплое бедро, ласково и осторожно.
- Ты чего? – голос сел, приходится откашляться.
- Это, – губы у него дрожат. – Я так не могу… это слишком, не делай так больше.
- Жанетт, это ты меня в постель затащил, теперь-то что? – усмехается и склоняется к нему, мягко потираясь носом о щёку. – Не понравилось?
Леруа отрицательно мотает головой, слабо улыбается и прижимается в объятии. Таким Отабеку его видеть не доводилось, расслабленным, восхитительно податливым, как тёплая глина в руках и совершенно беззащитным. Отабек ерошит мягкие тёмные волосы, коротко целует в висок и улыбается. Вот такого Жан-Жака он хочет видеть почаще, а не короля ДжейДжея. Пусть даже эта ночь так и останется единственной, но он сохранит в памяти смущённый румянец и зацелованные губы, шепчущие его имя вперемежку с молитвами. То, как чуть позже они стоят в тесной душевой кабинке, прижавшись друг к другу и Алтын мыльными руками гладит и ласкает подтянутый пресс, целует плечи, легко потирается членом об упругие ягодицы. Грубовато разворачивает Жана лицом и задыхается, когда широкая ладонь накрывает член и начинает двигаться. Возвращая ласку, не отпуская взглядом глубокую синеву напротив. За шумом воды не слышно даже стонов, да и не нужно, довольно торопливых движений ладоней, глубоких поцелуев и слабеющих от оргазма ног. Они держатся друг за друга, чтобы не упасть, а в бок совсем не романтично впивается кран и Отабек тихо хмыкает в мокрое плечо. Он не против заснуть в крепких объятиях ДжейДжея. Здесь и сейчас это кажется правильным.
Утром никто ни о чём не спрашивает. Багровеющий под ухом засос трудно истолковать неверно, особенно в сочетании с неприлично довольной улыбкой Жан-Жака. Даже если бы их не застали с утра мирно спящими, в далеко не дружеских объятиях. Тереза улыбается. Кайл хмурится, но молчит. Брендан с присущей ему прямотой спрашивает, чего же он раньше не сказал, что Леруа его бойфренд.
- Он не мой бойфренд, – Отабек хмуро ковыряя вилкой блинчик, предупреждающе смотрит в сторону ДжейДжея, успевшего открыть рот, несомненно, для того чтобы опровергнуть его слова. На этот раз срабатывает, канадец примирительно поднимает руки, молчаливо соглашаясь.
- Ну да, а след на твоей шее вовсе не засос, – хмыкает мужчина.
Алтын вздыхает, потирает синяк и морщится. Не больно конечно, но Жану хочется врезать за такой подарочек. У него хотя бы хватило мозгов не оставлять засосов на видном месте. Но в этом весь Жан-Жак, ему нужно заявить свои права громко и во всеуслышание. Исправлять его невыносимый эгоцентризм уже поздно. Остаётся только посочувствовать Изабелле, если они всё-таки поженятся. Теперь уверенность в неизбежности этого события ощутимо пошатнулась, несмотря на вчерашние заверения.
- Он мне не бойфренд, – повторяет тот, с раздражением.
- Ладно, Брендан, отстань от них, пусть сами разбираются, – примирительно улыбается Тереза. – Отабек, хочешь в мастер-классах поучаствовать? Тебя будут рады видеть после твоего вчерашнего выступления. У меня тут есть знакомая, которая до сих пор под огромным впечатлением.
- Нет, я только посмотрю, – тренировочная майка не прикроет даже половины следов, оставленных неугомонным Леруа ночью и утром, несмотря на все протесты, впрочем, довольно слабые. В обычной футболке крутиться на пилоне неудобно и жарко, июль в разгаре, солнце палит нещадно, а кондиционер в клубе действительно не из лучших. Пинает под столом довольно ухмыляющегося ДжейДжея. – Я же всё равно в профессиональные соревнования не выйду, зачем?
Даже если в его оправдания не верят, то виду не подают и не настаивают. В итоге они наблюдают за мастер-классами, выслушивают новую порцию хвалебных речей в его адрес и почти до самого отъезда бродят по городу. За два года в Детройте так и не нашлось времени побывать в Уинсоре. Отабек лишь сейчас понимает, что успел соскучиться по тихому, полупустому городу. Вроде бы эта прогулка почти ничем не отличается от той, что случилась по его приезду в Торонто, лишь изредка он ловит на себе долгие ласковые взгляды Леруа. Запрещает тому публиковать селфи с ним, слишком хорошо на них виден яркий синяк. Они целуются, спрятавшись за какой-то памятник, жарко и долго, Жан говорит, что это компенсация за запрет. Алтын обречённо вздыхает и надеется, что в Торонто он себе такого позволять не будет.
Вечером, они прощаются на вокзале со Стоунами, искренне желающими им обоим удачи в серии Гран При осенью. Расстроенная расставанием, Тереза долго обнимает Отабека и не может сдержать слёз. Леруа она тоже обнимает, просит позаботиться о её маленьком хмуром медвежонке. Тот в ответ преувеличенно серьёзно кивает.
В поезде ДжейДжей без стеснения устроив голову на его плече, дремлет, щекоча шею волосами, изредка ёрзает, устраиваясь поудобнее. Из наушников по ушам и нервам бьют Продиджи, с их музыкой он начал по-настоящему знакомиться совсем недавно, под влиянием Джейми. Следом хриплый голос Брайана Молко вкрадчиво поёт о том, что будет биться за Солнце. Брендан сидит напротив, уткнувшись в телефон, улыбаясь чему-то своему. Пожалуй, это был самый странный уик-энд в жизни, который он может вспомнить. Кто они с Жаном теперь друг другу? Друзья? Любовники? Вопросы роятся в голове, ответов на них он не знает.
***
По возвращении в Торонто, на катке и в компании Леруа на него обрушивается шквал шуток по поводу багрового следа под ухом. Даже Джеймс уважительно присвистывает, что девчонка, похоже, была горяча. Алан и Натали смотрят с неодобрением, Флоранс с любопытством. ДжейДжей охотно присоединяется к шуткам, его не останавливает даже тяжёлый взгляд.
- Да брось, Бекки, я видел эту малышку, она была что надо. Взял у неё телефончик? – широкую улыбку хочется стереть с его лица кулаками.
К концу недели Отабек взвинчен свинским поведением виновника неиссякаемого потока шуток настолько, что сам зажимает Леруа в раздевалке после тренировки, радуясь, что в этот день они припозднились и некому прервать злой и яростный поцелуй. Самый действенный способ заткнуть Джея, как оказалось.
- Прекрати, слышишь, – Алтын отстраняется, делая шаг назад и встряхивает за плечи притихшего ДжейДжея. – Ты кайф ловишь от того, что меня подкалывают из-за тебя? Может мне стоит сделать то же самое? – вот теперь в синеве взгляда плещется испуг. Вздыхает, отпускает теплую ткань форменной футболки и отходит. До такого он не опустится. Эта мелкая месть, в первую очередь, ударит не по Жан-Жаку, а по Изабелле, которая этого вовсе не заслужила. Раздражённо подхватывает рюкзак с коньками и идёт к выходу, игнорируя то, что его тихо окликают. Да к чёрту. ДжейДжей догоняет его на выходе из ледового комплекса, но не лезет до самого дома, позволяя надеть наушники и успокаивать себя музыкой. Даже смотрит как-то виновато. Отабек молчит, старательно отводя взгляд, чтобы не сорваться и не отделать надежду сборной Канады.
Но стоит им подняться по лестнице, как Жан не позволяет закрыть дверь в комнату перед его носом, обнимает со спины, так что кажется, сейчас захрустят рёбра и прижимается губами к затылку.
- Прости, – почему-то на французском, тихо и серьёзно. – Я дурак.
- Рад, что ты это осознаёшь, – ершится в ответ, но замолкает, чувствуя поцелуй за ухом, вздрагивает, когда ДжейДжей прихватывает зубами нежный хрящик. – Что ты, по-твоему, делаешь?
- М-м, извиняюсь? – в голосе слышится веселье. Отабек дёргается.
- Джей, – молчание за спиной такое укоризненное, что кажется ощутимым. – Жан, ты ведёшь себя как ребёнок. Отпусти меня, я устал и хочу в душ. Тебе бы тоже не помешало, кстати.
- Ты меня простишь? – он перестаёт дурачиться, снова говорит серьёзно.
- На тебя обижаться себе дороже, – тихо вздыхает. Леруа тихонько хмыкает и отпускает, разворачивает к себе, всё ещё виновато глядя в глаза. Наклоняется, замирая в каком-нибудь сантиметре от его лица, безмолвно просит позволения. Отабек позволяет, целует первым, медленно, чутко. Дразнит, не углубляя поцелуй. Пока не слышит тихий полурык-полустон и его не стискивают в сильных объятьях, возвращая поцелуй, жадный и глубокий.
- Жан, нет… – широкие ладони ложатся на поясницу, опускаются ниже, сжимая ягодицы сквозь ткань спортивных штанов, притягивая ближе.
– Стой. Да постой же ты! Скоро ужин, Флоранс поднимется нас позвать. Хочешь, чтобы она увидела?
Рваный выдох обжигает шею, Леруа нехотя отстраняется.
- Я приду после ужина, – в синих глазах полыхает яростный огонь. – Надеюсь, у тебя не будет больше удобных предлогов.
Отабек кивает. Он ещё в Уинсоре понял, что от Жан-Жака не так-то просто отвязаться. Да и не хочется на самом деле.
Приходит. И после ужина, и едва ли не каждую следующую ночь, стоит только в доме затихнуть звукам. Неслышно проскальзывает в комнату, запирая за собой дверь, набрасываясь с поцелуями. Леруа храбрится, пытается вести, но раз за разом сдаваясь на милость, становится таким отзывчивым, что невозможно противиться искушению. Засыпают рядом, лишь под утро. Джей так же бесшумно исчезает в своей комнате. В одну из таких ночей Отабек решается, наконец, опуститься перед ним на колени и обхватить губами напряжённую плоть. Жан дёргается, зажимает рот, пытаясь сделать шаг назад, но ему не позволяют, крепко удерживая за узкие бёдра. Вбирает член глубже, медленно, привыкая к ощущениям, полузнакомому вкусу, размеру. Оказывается, что хитрому искусству минета учиться гораздо проще, чем катанию или танцам. Всего то и нужно поймать неспешный ритм, контролируя дыхание двигаться, старательно пряча зубы, помогая себе языком, вслушиваясь в тихие стоны над головой. Отстраняется, сглотнув солоноватую слюну, проводит языком по выступающей вене, ласкает головку, срывая с искусанных губ всхлип. Джей уже не противится, выгибаясь навстречу, притягивает за волосы, пытаясь задавать ритм, Отабек позволяет, пусть челюсть и сводит, а воздуха не хватает. Чувствует, когда Жан напрягается всем телом, пытается оттолкнуть, упрямо сжимает губы, не отпуская до последнего стона. Кашляет, поперхнувшись, судорожно сглатывает, не чувствуя вкуса, и только тогда отстраняется, утирая губы тыльной стороной ладони. Это странно. Непривычно. Приятно. Взаимно было бы, наверное, ещё приятнее, но он не станет принуждать, а ДжейДжей едва ли предложит. Леруа дышит тяжело и шумно, в слабом уличном свете видны мокрые дорожки слёз на его щеках.
- Что-то не так? Я сделал больно?
- Всё хорошо, – голос сдавленный, словно он сдерживает рыдания.
Алтын не допытывается. Жан-Жак шумный, громкий и непосредственный со всеми и всегда. Но порой из него не вытянешь и слова, ни силой, ни лаской. Достаточно и того, что он позволяет видеть себя таким, как сейчас, беззащитным, давшим волю своим желаниям, свободным от всего, что каждый день составляет тщательно выверенный образ Короля ДжейДжея.
Июль подходит к концу, всё меньше времени остаётся до начала сезона, больше сил приходится уделять тренировкам, как ледовым, так и танцевальным. Брендан пару раз спрашивает его о Леруа, получая в ответ всё то же раздражёное: “Я же сказал, что мы с ним просто друзья и товарищи по группе”.
Иглесиа всё-таки убеждает его приехать, соблазняя заманчивой перспективой отдохнуть на море перед стартом сезона, набраться сил и летних воспоминаний. Есть и ещё кое-что, что склоняет чашу весов в пользу его приглашения. У Отабека давно зреет одна безумная идея, реализовать которую незаметно, находясь в Торонто он не сможет. Поэтому приглашение погостить вместе с родителями в Лос-Анжелесе приходится как нельзя кстати. Особенно, если приехать на неделю раньше и успеть осуществить всё до приезда мамы и Жибек.
Натали и Алан дают добро на двухнедельные каникулы, с условием, что он не будет совсем забрасывать тренировки, благо ледовый в Калифорнии отличный. С тренером Лео они тоже договариваются, чтобы уладить формальности, связанные с посещением комплекса. Жан порывается лететь вместе с ним, они даже ссорятся на эту тему, но всё-таки Отабек отстаивает своё право лететь в одиночестве. Заглаживает свою мнимую вину поцелуями, обещает сюрприз по возвращении и с нетерпением ждёт дня отлёта.
***
Он рад увидеться с Лео. У того добродушная мать, строгий отец, пропадающий на работе сутками, совсем как его собственный, в этот раз он даже приехать не сможет. Старший брат Иглесиа, Пабло, высокий, загорелый до черноты парень, весёлый и приветливый, на его фоне даже смуглый от природы Отабек выглядит белокожим. Он профессионально занимается сёрфингом, зарабатывает на жизнь соревнованиями и обучением новичков. У них маленький уютный дом, меньше, чем у Леруа, зато довольно близко к морю и по утрам они с Лео бегают по пляжу, поднимая кроссовками брызги песка. Плавают, наблюдают за рассекающими волны серфингистами. Для Алтына море в новинку, когда-то давно, родители брали его с собой на отдых, но он этого не помнит, только видел старые фото. После стало не до того. Поэтому, искренне наслаждается холодной солёной водой, успевает загореть, уже за первые пару дней. Иглесиа водит его по городу много рассказывает. Отабек же всё больше молчит, обещанным Жану сюрпризом становится прокол языка, отёк после которого сходит медленно и говорить больно.
Это не то чтобы спонтанное решение, он долго думал, стоит ли делать пирсинг. Находясь в Торонто искал в сети адреса салонов в Лос-Анджелесе, читал информацию об уходе и о том, успеет ли сойти отёк до приезда родных.
Совпадение это или нет, но в первый же день он замечает пирсинг Пабло. За ужином старший из сыновей Иглесиа машинально гоняет между зубов серёжку и Отабек не может оторвать взгляд от металлического шарика. Это очень упрощает задачу, даже искать салон самому не приходится. Он перехватывает мужчину на следующее утро и просит рассказать, где поблизости можно сделать такой же пирсинг. Это Жан грезит татуировками, а ему давно хотелось серёжку. Прокол на видном месте сделать не позволит отец, значит ни уши, ни бровь, ни губы не годятся. Соски или пупок исключаются из-за танцев. Остаётся язык или вовсе интимный пирсинг, но об этом Отабек даже не думает, хотя на фото в сети Принц Альберт или аккуратные колечки в уздечке выглядят по-своему красиво. Серёжка в языке устроит всех. Вернее, родители-то в любом случае будут против, но язык от них проще скрывать, хотя бы до совершеннолетия.
- Тоже хочешь проколоть язык? Это больно. Заживать будет долго.
- Я профессиональный спортсмен, не нужно пугать меня болью, – Пабло одобрительно хмыкает.
- Хорошо, я покажу тебе салон. Хватай Лео и пошли, у меня времени в обрез.
Их путь лежит в маленький тату-салон салон, с картинами и эскизами по стенам, к светловолосой, суровой на вид татуированной девушке Ингрид, оказавшейся подругой Пабло. Там он их и оставляет, едва поздоровавшись и представив. Она же ему язык и прокалывает, в крошечном кабинете, усадив его на кушетку. За перегородкой жужжит машинка, играет тихая музыка, доносятся голоса, шорохи и поскрипывания. Пахнет антисептиком, отдушкой влажных салфеток и чем-то ещё, незнакомым и странным. Наверное, краской для татуировок. Девушка деловито спрашивает нет ли проблем со свёртываемостью крови, диабета, хронических заболеваний, аллергии на что-то. Отабек отрицательно качает головой, признаётся что спортсмен и медсмотры перед квалификациями проходит регулярно. Она одобрительно кивает, натягивает перчатки, велит высунуть язык. Всё происходит быстро, холод зажима на языке, несколько мгновений жгучей боли, привкус латекса от перчаток и прохладный металл, скользит по нёбу. Лео ждёт его у стилизованной под барную стойку конторки администратора и вопросительно приподнимает брови. Отабек показывает большой палец и морщится. В языке стреляет болью, отёка пока нет, но появится обязательно, уже к вечеру. Расплачиваются, Ингрид коротко благодарит за визит, инструктирует, как ухаживать за проколом и они выходят под жаркое калифорнийское солнце.
- Ну как? – в голосе Лео восторг и ужас.
- Нормально. Больно, – язык еле ворочается, говорить сложно, и получается невнятно. Хорошо, что впереди неделя до приезда мамы и сестры, успеет хотя бы немного пройти отёк.
- Крууто, – тянет Иглесиа. – Мама на Пабло так злилась, когда он себе проколол язык. Ужас просто.
- Моя тоже будет злиться, если узнает, – они доходят до фургончика с мороженым, но Отабек может лишь с тихой завистью смотреть на то, как Лео поглощает холодное лакомство, ему самому в ближайшее время стоит воздержаться от приёма пищи не дома. Это справедливо, за исполнение желания есть своя цена.
Они всю неделю проводят вместе, тренируются, гуляют, рубятся в приставку по вечерам. Родители Лео, конечно, не в восторге от того, что вверенный их заботам Отабек проколол язык, но стараниями Лео обходится без головомойки и звонков Леруа или его родителям. Пропадают то на пляже, то на катке, Иглесиа никто не давал передышки, у него тоже впереди первый взрослый сезон Гран-При, как и у Жана. Кэрол его поддерживает, она вообще ко всем доброжелательна, помогает советами даже Отабеку, когда ему не удаётся чисто выйти из квада. Он благодарен, помощь никогда не лишняя, даже если от её благорасположения к нему, ничего не останется уже к Чемпионату Мира. Пока, можно спокойно отработать пару сложных элементов, которые поддаются особенно неохотно, не отвлекаясь на мельтешащего на грани видимости ДжейДжея. Леруа снова демонстративно молчит, но поддаваться на его уловки Отабек больше не намерен. К тому же, говорить ему сейчас попросту больно, язык распух, даже Лео понимает его с трудом. В Калифорнии спокойно, он предвкушает встречу с Жибек и мамой, поэтому, меньше всего хочет думать об обидах Жан-Жака.
Пабло беззлобно подшучивает над тем, как тяжело ему сейчас. Узнав о том, что Отабек увлекается диджеингом, знакомит со своим другом, Шоном, который работает в каком-то хорошем клубе и соглашается дать ему пару уроков. Алтын раньше искал у Джейми в друзьях на Фейсбуке других ди-джеев, из разных городов и даже стран, просил советов или задавал вопросы по прослушанным сетам. Пока что ответивших было всего трое, но зато отвечали по делу. Теперь вот ещё Шон, который проводит его в модный клуб и позволяет смотреть как работает, запоминать причудливые трюки, и даже пробовать, под его руководством, самому поставить и замиксовать пару треков. Хвалит его чувство музыки, улыбается, показывает большие пальцы. Отабеку часто это говорят, с самого детства, сначала родители, потом тренеры. Кайл с Терезой и Бренданом того же мнения. Это бы еще помогало побеждать на льду. Отабек часто думает, почему судьи так высоко ценят артистизм исполнения программы. Для артистизма есть показательные выступления, в которых нет запретов и ограничений, можно отпустить себя. Выдавать артистизм, когда думаешь только о том, как не сорваться с прыжка это то, к чему нужно иметь талант. Впрочем, его нынешними успехами с программой Натали Леруа более чем довольна, значит что-то у него да получается. Но тёплыми августовскими вечерами в Лос-Анжелесе, качая танцпол в клубе, не хочется думать о предстоящих соревнованиях.
