***
Отабек наблюдает за ним на общей тренировке. Плисецкий ругается с тренером, огрызается на Виктора и Жана, раздражённо цыкает в сторону остальных знакомых финалистов. И делает вид, а может и на самом деле не замечает его. И хорошо бы лишь потому, что сосредоточен на программе. На своей программе Алтын может сосредоточиться только чудом – тихая надежда на то, что наваждение, преследующее его столько лет, при личной встрече с Юрием рассеется, разлетелась вдребезги. - Отабек, где ты витаешь? – тренер недоволен. – Видишь эту пятёрку? Они твои соперники и никто из них не даст тебе спуску. Ещё раз с начала и сосредоточься! Ему не нужны напоминания. Он старается отрешиться от окружающих и думать только о прыжках, но нет-нет, краем глаза замечает растрёпанную светлую макушку Юры. И рад, когда Фельцман оставляет его позже остальных. Не радует только столкновение с Леруа на самом выходе с арены. - Ты меня избегаешь? - С чего ты взял? – он вовсе не стремится избегать Жан-Жака, Изабеллу или старших Леруа. Но сейчас Джей совсем не вовремя. - С того, что ты меня избегаешь. И пялишься на фею, - Отабек не сразу понимает о ком идёт речь. А осознав, хмурится. Это заметно? - Жан, это смешно. Прости, я хотел зайти в отель и немного прогуляться. А тебя наверняка ждёт Изабелла. Нехорошо бросать свою невесту в одиночестве в чужой стране, - Леруа явно не в восторге от упоминания о помолвке. - Я прав, да? Дело в Плисецком? Мы с ним не очень поладили, котёнок слишком уж дикий. И ты не хочешь, чтобы он нас вместе видел? – его ревность настолько явная, что даже смешно. - А даже если так, что тебе за печаль? – звучит резко и Жан дёргается, словно Отабек его ударил. – Я сам в состоянии решить стоит или не стоит заводить разговоры и дружбу с кем бы то ни было, ты мне не нянька, Жан. Если хочешь кого-то защищать, то вспомни наконец, что у тебя есть невеста и имей к ней хоть каплю уважения! Он не дожидается ответа от опешившего ДжейДжея и спешит к выходу. Даже без навязчивого внимания Леруа всё идёт наперекосяк, начиная от идиотской сцены в фойе, заканчивая пробуждением утром с каменным стояком и мыслями о Плисецком. Просвета в череде неудач не предвидится. Только бы выступления не запороть – выслушивать упрёки ещё и от тренера вовсе не предел мечтаний. Компанию знакомых девиц в искусственных кошачьих ушках, ведущих себя подозрительно, он замечает совершенно случайно. День катится к закату и он рассеянно размышляет где можно поужинать, а на середине мысли слышит русскую речь и обрывок фразы: «… Юрочка? У нас скоро встреча фанклуба…». В переулке мелькает светлая джинсовка и светлые же волосы. Отабек слышал о фанатичности “Ангелов Юрия”, но не думал, что они опускаются до сталкерства. Решение приходит спонтанно и Отабек не раздумывая разворачивает мотоцикл, объезжая переулок по соседней улице. Успевает как раз вовремя, чтобы предстать перед изумлённым взглядом Юрия раньше фанаток. - Запрыгивай, – он может отказать. Если всё то, что о нём говорят правда – откажет точно, но Отабек надеется. Плисецкий загнанно косится на просиявших при его виде девушек, на Алтына, надевает шлем и взбирается в седло, цепляясь за швы обивки. Отабек не ждёт, пока осмелевшие “Ангелы” подойдут ближе, и газует, ощущая спиной, как напрягается Юра. - Держись за меня, упадёшь, – перекрикивая свист ветра и радуется, что не видит лица Плисецкого. Тонкие руки ложатся на талию, стискивая в сильной хватке, и его продирает мурашками от восторга. Плисецкий молчит, не просит везти обратно в отель, доверчиво прижимается, согревая спину. Отабек сомневается лишь секунду, а затем делает то, о чём вчера мог только мечтать – везёт его в Гуэль. - Ты… спасибо, – когда они останавливаются на небольшой парковке у входа в парк, Плисецкий снимает шлем, приглаживает растрёпанные волосы и смотрит с чем-то подозрительно похожим на смущение. – Извини, что вчера того, наехал. Устал, да ещё и Леруа взбесил. Отабек отрицательно качает головой, без слов говоря, что это не стоит извинений, и сжимает в ладони ключи. - Может прогуляемся? Сверху замечательный вид на город. Или ты уже бывал в Барселоне? - Не бывал. Пойдём. Бесят уже все, не хочу в отель, – вблизи он выглядит болезненно бледным, а под глазами темнеют круги, разоблачая недосып. Отабек вдруг вспоминает, как сам в пятнадцать мучился от болей после тренировок и думает, кто же помогает справляться Юре. Сам Плисецкий, пока они поднимаются на смотровую площадку, успевает проверить телефон и тихо зло матерится. - Дуры ебанутые. Какая я им нахуй фея? Ещё принцессой бы назвали. Судя по всему, кто-то из фанаток сфотографировал их спешный отъезд и слил фото в сеть. И новость распространилась со скоростью лесного пожара. Отабек молчит, не решаясь снова заговорить. Так и доходят до смотровой площадки под бормотание Юры и щелчки камеры телефона. - Реально красиво, – Плисецкий снимает вид и наконец, убирает телефон. Закатное солнце золотит светлые волосы, зажигает яркие искорки в зелёных глазах. – А если серьёзно, а, Отабек, да? – получает в ответ кивок и дёргает уголком губ, обозначая улыбку. – Почему сюда, а не в отель отвёз? - Ты не просил, а я хотел поговорить. - Поговорить? – удивляется Юра. – О чём это? Мы с тобой вроде и не виделись никогда, чтобы были темы для «поговорить». - Виделись. В летнем лагере у Фельцмана, пять лет назад. Два месяца занимались в одной группе. - Серьёзно?! Я не помню, – он выглядит озадаченным. - Тот год был первым юниорским сезоном для меня. Но я и близко не мог сравниться по уровню подготовки с русскими юниорами и меня определили в класс новичков, – даже сейчас немного стыдно за свою неуклюжесть. – Там-то я тебя впервые и увидел. У Юрия Плисецкого были незабываемые глаза солдата, – светлая кожа окрашивается трогательным румянцем, а может это лишь отсвет яркого закатного солнца. - Солдата? У меня? – Плисецкий опускает голову, разглядывая свои сцепленные руки. – Может и так. Я тогда только переехал из Москвы в Питер. И был в отчаянии. Чужой город, незнакомый каток. Яков. Но решил, что не буду жаловаться, пока не стану лучше. - А я после лагеря уехал тренироваться в США, а потом в Канаду, – Юра хмурится, но молчит. – Только в этом году, в январе смог вернуться в Алматы, когда Николай предложил тренерство. И сейчас больше всего хочу победить ради своей страны, – может этого и не стоило говорить, но кажется, что он поймёт. - Отабек. - М? - Почему мне? Почему ты рассказываешь всё это? Мы же соперники. - Я всегда думал, что мы похожи, только и всего. Станешь мне другом? – звучит так высокопарно, что самому смешно. Отабек протягивает руку, внутренне замирая. Юра может рассмеяться ему в лицо, покрутить у виска, послать. Но он смотрит и в его взгляде читается лишь немой вопрос: «Зачем я тебе?». И всё же, узкая, прохладная ладонь ложится в его собственную и сжимает сильно и уверенно. Даже в такой мелочи Плисецкий остаётся бойцом. Момент мог бы стать романтичным донельзя, как в дорогих голливудских мелодрамах, если бы у Юры в животе не заурчало, громко и требовательно. Отабеку чудом удаётся сдержать улыбку, а Плисецкий страдальчески вздыхает. - Слушай, я не очень умею в дружбу и не знаю, что там положено друзьям делать, но может сперва съездим куда-нибудь поужинать? Я после тренировки такой голодный, что готов сожрать слона. - Конечно, – оказывается, с Плисецким очень просто. За ершистым, тяжёлым характером скрывается жадный до простого человеческого общения и понимания подросток, увлечённо рассказывающий о своём коте, дедушке, который им гордится, о том, как непросто уживаться под одной крышей с Фельцманом и Барановской. Немного расспрашивает о Канаде и Штатах, о Чемпионате Четырёх континентов. Но больше говорит сам, а Отабек и рад слушать, узнавать, что Юра, оказывается, умеет печь пирожки, неплохо успевает в школе, и помимо катания увлекается фотографией. Снимает стресс компьютерными играми, не очень разбирается в музыке. Любуется им, разрумянившимся в тепле, весёлым, улыбающимся. Так непохожим на знакомый по интервью и выступлениям суровый образ «ледяного тигра», как он сам себя зовёт. Понимает, что пропадает, растворяется в новообретённой дружбе, крепко, не вырваться. Но так же легко, как раскрывается перед ним, Плисецкий надевает маску ледяного раздражения, стоит только на пороге кафе появиться сияющему Никифорову, под руку с Юри. Отабек не впервые ловит себя на неприязни к Виктору, но сегодня впервые ощущает её столь остро. И чем больше злится сидящий рядом Юра, тем сильнее хочется увести его и снова увидеть тёплую расслабленную улыбку. Он не реагирует так ни на Кристоффа, ни на Пхичита, ни на старшую сестру Кацуки и женщину, представленную всем как Минако-сенсей. Только на счастливую парочку. В который раз Алтын задаёт себе вопрос только ли за тренерством Виктора Юра летал в Японию прошлой весной. Наверняка нет. Положение, как ни странно, спасает Жан-Жак, появившись, словно по волшебству, в обнимку с Изабеллой, и громко заявивший о намерении жениться, завоевав золото. Отабек поверил бы, если бы не колючий ревнивый взгляд, которым он наградил их с Юрой. До отеля они едут в уютной тишине. Юру разморило и он тяжело наваливается на спину, утыкаясь носом в плечо. - Спасибо. Удачи тебе завтра, – расходятся у лифта, Плисецкий отчаянно зевает и трёт покрасневшие глаза. Он едва справляется с желанием обнять его, встрепать пальцами хаос светлых прядей и молча кивает, провожая взглядом до самой двери в номер. Чувствует себя окрылённым и завтрашняя короткая программа кажется сущим пустяком, если Юра будет болеть за него. На утренней тренировке поговорить нет времени, но Плисецкий машет с другого края арены и выглядит отдохнувшим и полным сил. Ох и покажет он всем сегодня. Накануне Отабек не может сдержать любопытства и спрашивает, о ком Плисецкий думает когда катает Агапэ. - Только не надо ржать. Я в Хасецу долго проёбывался с этой программой, хотел себе Эрос, бесился и Виктора хотел придушить с его дебильными идеями. А потом подумал о дедушке. Он единственный меня всегда поддерживал, даже когда я совсем мелкий был и ни хрена не умел. Вроде начало получаться, поймал настроение. Так и продолжил. Вспоминаю дедушку, Потьку, Милку иногда. Она хоть и бесит порой, но помогает. Юко ещё, это подруга Кацудона из Хасецу. Она прикольная и дочки у неё тоже. Такая вот Агапэ получается. Отабек и не думает смеяться. И совсем уж не до смеха, когда он наблюдает на мониторах за тем, как Плисецкий катает программу в финале. Усложняет элементы и выполняет их так, словно ничего проще в мире нет. Это мировой рекорд, даже без официальных оценок результат очевиден. Тихо радуется, что перед ним выступает Кристофф, есть время прийти в себя после ошеломляющего проката Юры, которого после объявления оценок подхватывает на руки Яков. У него всё получилось. Алтын совсем не ожидает, что стоя у бортика, слушая последние наставления Морозова, в многоголосице трибун услышит громкий знакомый голос, выкрикнувший традиционное фанатское: «Давай!!!». Поднимает взгляд к выделенным для участников рядам на трибуне и встречает прямой взгляд Плисецкого. Он смотрит, болеет за него. Демонстрирует в ответ оттопыренный большой палец и, выдохнув, отталкивается от борта. Сердце заполошно колотится у самого горла, но никогда ещё он не чувствовал себя на льду так уверенно. Нельзя позволить себе слабость и нерешительность, когда на него смотрят колдовские зелёные глаза. Знакомая до последней ноты мелодия проходится мурашками по коже и захватывает. Каскад, дорожка, аксель, уже признанный спортивными обозревателями его фирменным прыжком и последним сальхов, самый сложный, самое слабое его место. Но показать это сейчас непростительно. Лёд на арене Финала поле битвы, любая ошибка может быть фатальной. Смотри на меня, Юра. Смотри, нет верного пути для того, чтобы добиться успеха. Не существует универсального рецепта. Отабек никогда не достигнет балетного изящества, едва ли сумеет в свои девятнадцать выполнить прыжок с поднятыми руками, не потеряв равновесия, но может многое другое. Например, взлететь в тройном акселе так, чтобы трибуны зашлись в едином восторженном вздохе. И украсть русского ледяного тигра, защитить его ото всех, пробиться сквозь маску вечного отчуждения и независимости. Он замирает в напряжении финального аккорда и чувствует, как горят лёгкие, как по лицу течёт пот. Сумел, без ошибок, как нужно. Замечает спешащего к выходу со льда Николая, на лице у которого сияет довольная улыбка. Находит взглядом Юру, хлопающего вместе со всеми. Ловит на себе взгляд ДжейДжея, готовящегося к выходу на лёд. Последним, по праву первого результата серии. Он выглядит уверенным в себе, улыбается и только в глубине взгляда затаилась тоска. О чём тосковать Королю? Не о глупой же ссоре вчера, в самом деле. Алтын второй, с отличным результатом, оставив далеко позади соперников. Отстав от Юры всего на шесть баллов. Теперь всё решит выступление Жана. Леруа словно сглазили. С первого же прыжка. Отабек помнит, что в программе должен быть каскад, но Жан-Жак прыгает одиночный и смазывает выход. Дальше и того хуже. - Что с ним? – тихо спрашивает у тренера, воспользовавшись тем, что журналисты поражённо воззрились в монитор. Это страшно. Минуту назад Жан был собой, а теперь он словно смотрит на другого человека, принявшего знакомый облик. - Перенервничал. Алан и Натали слишком много на него взваливают, – Отабек согласен с этим. Жан сильный, но и у него есть предел выносливости. Натали едва не плачет, рыдают фанаты, Изабелла, подпевая песне. Сам Джей похоже держится на чистом упрямстве. Даже пытается подбодрить приунывших фанатов, после объявления результатов. Шестой. Для Леруа это полный провал. Отабек подходит к нему в раздевалке и ободряюще стискивает ладонь на плече. - Ты как? - Сам как думаешь? – голос у него надтреснутый. – Я облажался по полной, подвел всех. Алтын вздыхает и тихо желает ему удачи. Жан кивает, но так и не оборачивается, прячет ото всех красные глаза и страдальческий излом бровей. Королям не позволено демонстрировать слабость и в этом его самая большая беда. Но щемящее в груди сочувствие к Жан-Жаку исчезает, стоит только подойти Юре. Он удивительно спокойно, с долей сочувствия кивает Леруа и зовёт Отабека поужинать. - Яков и Лилия всё равно будут пить на радостях от рекорда, а меня от них уже тошнит. Пойдёшь со мной? - Пойду. Они выбирают уютный ресторанчик поблизости, сил нет даже на то, чтобы забрать байк из отеля. Завтра выступают парники, будет ещё время покататься по Барселоне вместе. За ужином можно наконец поздравить Плисецкого с мировым рекордом. - Да. У меня под конец программы вообще голова отключилась. Знаешь, как это бывает, выпадаешь из реальности и катаешься на автомате? - Знаю. Но всё равно это было очень красиво, Юр. - Не-е-е, – отмахивается. – Красиво, это твой аксель. Мне до такого ещё херачить и херачить. - Когда мне было пятнадцать, он мне тоже не давался, – хмыкает. Юра улыбается в ответ, но тут же хмурится. - ДжейДжея жаль. Так расклеиться, врагу не пожелаешь. Вы с ним друзья, да? Я видел, как ты его подбадривал. - Да, можно сказать, что друзья, – Отабек рассказывает о гостеприимном доме Леруа, о том как Жан помогал с тем самым четверным сальховом, который теперь стоит в конце программы. О совместных походах за пластинками в крошечный магазинчик, в котором всегда играет только джаз. Не рассказывает только о долгих и жарких зимних ночах в Торонто. Хрупкое доверие только-только установившееся между ними разрушить легче лёгкого и начинать дружбу с подобных признаний далеко не блестящая идея. Юра завистливо вздыхает и признаётся что в Канаде ничерта не успел посмотреть. Яков не большой любитель задерживаться дольше, чем необходимо, а одного его бы в Торонто не оставили. Не доверяют после злополучной поездки в Японию. - И в Казахстане я не бывал. Ты в Универсиаде участвовать будешь? - Буду, Юр, – сейчас Плисецкий чем-то напоминает ему Айгуль, так же стесняется спросить о совершенно обыденных вещах. – Это огромная честь, что именно Алматы выбрали для её проведения и я просто обязан участвовать. - А, ну да, - Юра мнётся, но спустя мгновение решительно выпаливает. – А можно в гости к тебе? Ну, на Универсиаду? Покажешь там у вас всё. У нас Милка участвует, я могу с ними напроситься. - Конечно можно, – он старается не думать, как сложно будет жить с ним в одной комнате. В отель он его ни за что не отпустит, в гости приедет, значит и жить будет как гость. Они проводят вместе весь следующий день. Яков и Николай одинаково хмурятся, замечая их перемигивания и разговоры на тренировке. Отабеку всё равно. Он разумеется не собирается поддаваться Юре. Точно не теперь, когда начинает узнавать какой Плисецкий на самом деле. Он бывает резок, часто судит о людях несправедливо, но не опускается до откровенного злословия, разве что в адрес Виктора, как-то по своему уважает каждого из своих соперников. Они катаются по Барселоне, Юра, игнорируя слабые протесты, тащит его по магазинам и спрашивает мнения о каждой понравившейся вещи, будь то панель для телефона или майка. У Отабека темнеет в глазах и становятся тесными джинсы, когда друг в очередной раз выскакивает из примерочной, одетый только в вызывающе узкие кожаные штаны. Ёжится от холода, растирает плечи, но не одевается. Вертится перед ним, демонстрируя жадному взгляду узкие бёдра и крепкую маленькую задницу, до неприличия плотно обтянутую тканью, взволнованно спрашивает, идёт ли ему. Алтын кивает, опасаясь, что голос выдаст его с головой и коротко бросает, что сейчас вернётся. Ненавидит себя за то, что запершись в кабинке туалета отчаянно и быстро дрочит на яркий, словно выжженный на внутренней стороне век образ Юры в этих чёртовых штанах. Контраст светлой кожи и чёрного материала, маленькие стоящие торчком от прохладного воздуха соски, рельеф сильных, тренированных мышц, узкие бёдра, соблазнительные очертания крепких ягодиц… От оргазма подкашиваются ноги и шумит в ушах и после он ещё минуту стоит в расстёгнутых джинсах, с перепачканной спермой ладонью, уткнувшись пылающим лбом в прохладный пластик двери и пытается унять бешено колотящееся сердце. Штаны Юра всё-таки покупает и Отабек надеется, что они просто осядут у Плисецкого в шкафу как стильная, но непрактичная вещь, которую особенно некуда надевать. Иначе он сойдёт с ума от ревности.***
День произвольных выступлений словно в тумане. Жан, нервничающий на тренировках до слёз, впервые на памяти Отабека срывающийся на крик в адрес Натали, всё-таки берёт себя в руки на выступлении и хотя совершает немало ошибок, судьи к нему более чем благосклонны. Морозов глядя на оценки качает головой и говорит, что последнее дело – давать такой высокий балл за такую программу. Это явное завышение, за прошлые заслуги. Отабек тихо вздыхает. Ему подобного снисхождения ждать не приходится, да он его и не просит. Юри поражает всех, поставив новый мировой рекорд и шансы на пьедестал становятся практически нулевыми. Флипа в конце от японца не ожидают. И лишь Никифоров взволнован и счастлив, но вовсе не удивлён. Отабек вспоминает давний зимний вечер в Детройте и такое же сияющее лицо Юри, обращённое к экрану. Удивительная причуда судьбы свела их вместе и кажется, что теперь Виктор уже никуда не отпустит Юри. Пусть ему уже едва ли суждено в этом финале взойти на пьедестал почёта, но собственную произвольную он катает на подъёме, окрылённый знанием, что Юра неподалёку, смотрит, как хотелось все эти годы, поддерживает и хочет быть ему другом. О большем он сейчас не смеет и мечтать. Замечает, когда Плисецкий подходит к борту, напряжённый и сердитый. И в финальную дорожку шагов вкладывает все свои чувства. Смотри же, Юра, я здесь, я стремился к тебе столько лет и наконец, воплотил свою мечту. В его лице что-то неуловимо меняется. Не улыбка, но слабый намёк, разглаживается морщинка между светлых бровей, чуть оттаивает взгляд. Юра хлопает ему и выходит на арену. Тренер всё же доволен, подбадривает и говорит, что Отабек откатал программу превосходно, а об остальном они позаботятся уже к Универсиаде. Пора и ему поднимать планку сложности. Алтын его едва слушает, провожая взглядом тонкую фигурку Плисецкого и изо всех сил кричит «Давай!!!», безжалостно сминая в пальцах плюшевого медведя, брошенного на лёд кем-то из фанатов. Если не Юра, то кто ещё достоин этого золота? Он слышит и от ответного жеста в груди теплеет. Николай зовёт на интервью, но Отабек отмахивается и не может отвести взгляд от арены. Как и все вокруг. И что-то внутри обрывается, когда Юра падает с тулупа. Он едва осознаёт, что тихо шепчет: «Давай же, Юрочка, давай, ты можешь…». Волнение захлёстывает с головой, но Плисецкий справляется, катается безупречно и никто уже не сомневается, что это бесспорное золото. Трибуны встают, Отабек тоже не в состоянии усидеть и чувствует, как губы сами собой растягиваются в улыбке. Юра прекрасен. Даже когда красивое лицо искажается в рыдании, и он тяжело опускается на лёд, давая выход безумному нервному напряжению. Поистине знаковый день для истории серии Гран-При. Пятнадцатилетний дебютант завоевал золото, обошёл участника, поставившего мировой рекорд в произвольной. Ради этого стоило быть здесь. Лишь вечером, после всех поздравлений и интервью, когда подвыпивший Морозов отправляется праздновать завершение Финала с остальным тренерским составом, Отабек чувствует, что изнутри начинает грызть знакомая глухая тоска. Юра после награждения и интервью куда-то запропастился, да и показывать ему собственный раздрай совершенно не хочется. К счастью, Бланш отвечает на его звонок после второго гудка. - Отабек? – в голосе испанца радость мешается с изумлением. – Не ожидал услышать тебя в день Финала. - Хочу отвлечься. Ты сегодня в деле? - Разумеется. Давай, я буду ждать, круто что ты можешь вырваться, встряхнёшь это болото. Алтын благодарен Гарсии за то, что он не поднимает тему результатов. Морозов всерьёз думает об апелляции, но сейчас эти мысли вызывают только раздражение. Сегодня вечером никакого фигурного катания, он хочет побыть просто безымянным пока ди-джеем и расслабиться. Но когда он подходит к мотоциклу, за спиной слышится топот и голос Плисецкого. - Отабек! Ты куда? – Юра растрёпанный и взмокший, тяжело дышит, останавливаясь рядом. -У меня знакомый ди-джей в клубе неподалёку. Хотел к нему заглянуть. - Крууто! Я хочу с тобой! – он чувствует, что тонет в восхищённом взгляде. Плисецкому хочется куража, его ведёт эйфория, а Отабеку хочется утопить в шуме клуба свою тоску, обрести спокойствие. Сегодня вечером им не по пути. - Юр, тебе лет-то сколько? – он знает, разумеется знает сколько, но ищет хотя бы призрачный предлог отказаться. Потому что если Плисецкий будет рядом, будет смотреть, то ни о каком спокойствии не может быть и речи. - Пятнадцать, - хмурится. – В марте будет шестнадцать, но это всё фигня же, Бека! - Прости, я не могу взять тебя с собой, – торопится завести мотор, уехать в тёплую барселонскую ночь, чтобы не слышать возмущённых криков вслед. Он хочет вернуться. Он может провести Юру в клуб безо всяких проблем для всех, кроме себя самого. И он разумеется извинится завтра утром за своё бегство. Бланко встречает его тепло, радостно трещит, что уже обо всём договорился с хозяином клуба. Что тот смотрел Финал, в полном восторге от того как Отабек катается и он просто обязан дать ему автограф. Отабек обещает обязательно расписаться позже и наконец расслабляется, погрузившись в клубную атмосферу. Сейчас уже можно позволить себе немного выпить, потанцевать под сет заводной темнокожей девушки за пультом, вместе с Бланшем, явно не заморачивающимся на том, что с умением двигаться в танце у него дело дрянь. После и самому взойти на сцену, встать за пульт и почувствовать себя в своей стихии. Его появление встречают одобрительными выкриками, а первую композицию уже откровенно восторженными. Он сам пританцовывает, заводит зал. Ему не нужно быть лучшим для них. Сейчас он для каждого человека в клубе единственный. Лишь одна мысль не даёт покоя – Юра наверняка злится на него и это больно царапает изнутри. У него остаётся всего пара песен, прежде чем нужно будет уступить пульт следующему ди-джею, когда взгляд выхватывает из безликой толпы знакомый яркий пиджак, собранные на затылке светлые волосы и очки в пол-лица. Нет. Не может этого быть… Но поверх очков сверкает взгляд, пробирающий до костей, слишком знакомый и сомнения исчезают. Отабек даже оступается от изумления. Он здесь. Плисецкий здесь и видит его, задорно подмигивает и танцует, соблазнительно ведёт бёдрами в трижды проклятых новых штанах. Передёргивает плечами, скидывая пиджак, обнажая сияющую в неоновом клубном свете кожу. Алтын чувствует, как его ведёт от зрелища. Юра словно нарочно дразнит, лукаво поглядывает из-за плеча и заводит. И песня как никогда отражает желания. Украсть его у всего мира, взвалить стройное, сопротивляющееся тело на плечи, унести подальше и заставить стонать, содрогаться и кричать в своих руках. Выплеснуть всё накопившееся желание, погрузиться в безумие. Отабек невольно усмехается своим мыслям. Юра и не подозревает, что провоцирует его. Ну, по крайней мере, он теперь точно знает, что Плисецкий не злится. И знает, какую песню поставить в финал своего выступления, пусть и планировал совершенно иное. Она вообще не для клуба, Отабек миксовал её для будущих показательных выступлений, но сейчас она как нельзя кстати. Раз уж он настолько безрассуден, что выследил его в клубе, то пусть ощутит всю глубину его безумия. Выражение исступлённого восторга, появляющееся на лице Плисецкого с первых же аккордов, отдаётся в груди бешеным ритмом сердца. Отабек шало улыбается и изображает пальцами выстрел, позволяя Юре поддержать игру, схватившись за грудь, а после изогнуться, немыслимо, так, словно ещё секунда и упадёт на пол сломанной куклой. Он кричит что-то, за музыкой не разобрать. Пробирается сквозь толпу и буквально взлетает на возвышение, хватаясь за выступы стойки под пультом. - Отабек! Я хочу сделать под эту песню своё гала! Она охрененная!!! – его лицо в каких-то двадцати сантиметрах, сияющее неподдельным детским восторгом и азартом, острая коленка грозит повредить дорогое оборудование, но Отабек может думать только о том, как хочется поцеловать обветренные и обкусанные тонкие губы. - Пойдём, – помогает забраться за пульт, машет и прощается с залом, подбадривает, слушая крики и свист. И лишь потом, ведёт Юру за собой, к сидящим у барной стойки Бланко и хозяину клуба. Последний восторженно восклицает, энергично жмёт им руки, даже не упоминает о возрасте, зато на ломанном английском просит совместное фото. Плисецкий явно недоволен, но пытается выдавить улыбку и даже расписывается в протянутом блокноте. Они выходят из клуба в ночную прохладу, и только теперь Отабек понимает, что Юрин пиджак совсем не годится для прогулок и поездок на байке в декабре. - А как ты сюда добирался? - На такси, - Плисецкий ёжится, обхватывает себя руками и подозрительно шмыгает носом. Алтын качает головой и достаёт из-под сидения толстовку. Юре повезло, что он её вообще прихватил с собой на случай, если ночью внезапно похолодает. Толстовка Юре большая, он в ней выглядит трогательно маленьким и хрупким. Глядя на то, как он пытается натянуть ткань на озябшие пальцы, Отабек не может подавить порыв, перехватывает узкие кисти и согревает в ладонях, растирает холодную кожу. Плисецкий замирает, но позволяет, не вырывается. - Классно, когда руки всегда тёплые, - спустя пару минут он всё же отнимает согревшиеся ладони и прячет их в длинных рукавах. Спокойный, расслабленный, почти сонный. – Я с тобой поговорить хотел, как-то тупо вышло... - Прогуляемся? Тут поблизости есть пляж, в такое время никого не встретишь, – на часах и впрямь глубокая ночь, а завтра им обоим предстоит гала-выступление. Это Крису и Пхичиту можно кутить до утра. Плисецкий кивает. - Ты не злишься? – Юра прерывает молчание первым. Отабек удивлённо косится на него. Ему-то с чего злиться? - Нет. За что? - Ты хотел один развлечься видимо, а я припёрся, как сталкер какой-то. - Всё нормально, Юр. Только не рискуй так больше. Могли быть проблемы. Как тебя вообще пустили? - Милка помогла, – бурчит. – Провела и отчалила, у них там с Некола и Криспино тёплая компашка тусовщиков. - Вот оно что, – фото из клубов в Инстаграме Бабичевой действительно появляются с завидной регулярностью. – Ну а как узнали-то где искать? - Лео и Си помогли. Какой-то фанат запалил твой байк у клуба. Пиздец у них там агентурная сеть. Отабек тихо смеётся. Мир фигурного катания так тесен, что спрятаться в нём невозможно. С другой стороны, если бы Юра его не нашёл, не было бы этой тихой прогулки вдвоём и уютного молчания. Спокойного, вопреки опасениям. Плисецкий ещё по дороге начинает рассказывать, что хочет поменять показательную программу, что хотел вообще забить, но никто не позволит ему такой роскоши. Музыка, которую он услышал как нельзя лучше подходит. Только сам он не сможет найти её снова. Ему нужен кто-то, кто сможет взглянуть на программу со стороны, поправить, подсказать как лучше. И этим кем-то должна быть не Барановская. - Серьёзно хочешь поменять свою показательную сейчас? Чтобы никто не увидел её до самого выступления? - Я не говорю, что та, которую поставила Лилия, херня, – он тяжело опускается на скамейку и прячет нос в вороте толстовки. – Она сочетается с произвольной, я катал её весь сезон. Но когда выхожу с ней, то чувствую, что это будто то же самое и не могу поймать настроения. Ещё Кацуки этот… он же меня в произволке превзошёл, понимаешь? Столько пахал, пытался что-то доказать, а в итоге всё равно облажался, - Отабек открывает рот, чтобы возразить, но не успевает. – Я знаю, что победил, но это всё равно жутко бесит. Я вообще не хочу показательную программу катать, но если придётся, то почему бы и не под другую музыку? И я… просто хотел твоего совета, вот и всё… – Юра опускает плечи, завешивается волосами, освобождёнными из хвоста. – Прости, я не хотел, чтобы так тупо получилось, но эта идея просто жрала мне мозг. Юре был нужен совет? Его совет? Это совсем уж не укладывается в голове. А впрочем, Яков и Лилия наверняка отмахнутся от него, а больше ему в Барселоне и пойти-то не к кому. Приятно осознавать, что Плисецкому важно его мнение. - Хорошо. Я помогу тебе с показательной. Но если мы и будем что-то делать, то давай сделаем такое, чтобы у всех начисто снесло крышу. Иначе какой смысл стараться? Юра преображается в мгновение ока и энергично кивает. Отабек же мысленно стонет, понимая, что обрекает себя на новые муки. Юрин костюм идеален для этой песни. Если добавить хореографии, то эффект от показательного выступления будет сродни разорвавшейся посреди катка бомбе. На следующее утро он, зевая, спешит на арену, задолго до начала гала представления, чтобы помочь Юре с тренировками. Плисецкий трёт красные глаза, зевает так, что Отабек всерьёз переживает, как бы не вывихнул челюсть, и с благодарностью смотрит на стакан из Старбакса – не выдержав, Алтын всё-таки идёт за ним, пока Юра разминается перед отработкой программы. В ней каждый элемент испытывает его самоконтроль на прочность, даже сейчас, когда Юра в обычной тренировочной форме. Он заставляет себя сосредоточиться на музыке, на чистоте элементов и комментариях для Юры, не представлять как безумно горячо он будет выглядеть в костюме во время выступления. Пытается отвлечься, повторяя собственную показательную программу под пристальным взглядом Плисецкого. И хотя технически она много проще, без экстремальных прогибов и умопомрачительных прыжков, но в его взгляде священный ужас. - Ты… ты делаешь сальто?! - Да, – Отабек пытается отдышаться и непонимающе смотрит на него. – Второй год подряд в показательных выступлениях. Не видел разве? - Не помню, - вздыхает. – Яков говорит не забивать голову. – Но это же охренеть как сложно! - Я долго тренировался вне льда, прежде чем попробовать, – его восхищение так приятно, что невозможно сдержать улыбки. - Круто. Научишь меня так же? Отабек пожимает плечами. - Не сегодня, Юр. Ты и так будешь звездой. А я только четвёртый. - Да пошли они в жопу со своими оценками. Нихуя Леруа бронзу не заслужил. Может и не заслужил, но слушая, как кипятится Юра, доказывая его право на пьедестал Отабек чувствует себя даже не бронзовым, а золотым медалистом. Его хочется обнять за добрые слова, но Отабек боится, что одними объятьями дело может и не ограничиться. Слишком быстро Юра прорастает под кожу, заново, поверх грёз, заменяя все мечты реальными воспоминаниями, приятными и светлыми. Своим теплом, запахом шампуня, оставшимся на толстовке, резкими словами в адрес Никифорова с Кацуки, улыбками и смехом, предназначенным только ему. Это куда лучше любых фантазий.