***
Скучать дома совершенно нет времени, прямо в аэропорту Отабека начинают осаждать уже местные журналисты и фанаты. Много вопросов о Плисецком, их дружба для всех новость дня. Их выходка на показательных выступлениях, как красная тряпка для быка. Алтын отгораживается от провокационных вопросов коротким и сухим: «Без комментариев». Два дня Чемпионата как в тумане, полные тренировок и выступлений. От Юры приходит смс с пожеланием удачи и это придаёт сил. Он побеждает, чувствуя себя измотанным, едва высиживает официальную пресс-конференцию. Есть всего пара дней на отдых, а после Нового Года предстоит сессия, тренировки и целая череда официальных мероприятий перед Универсиадой. Праздник он встречает спокойно и весело, в кругу семьи, с поздравительным звонком Юры через пятнадцать минут после полуночи. Голос у него весёлый, радуется тому, что Яков отпустил на праздники в Москву и дедушка приготовил всё самое любимое к новогоднему столу, так, что Лилию хватил бы удар, если бы она увидела, чем питается подопечный когда её рядом нет. Сообщает радостную новость – Яков всё-таки согласился взять его с собой на Универсиаду. И даже со школой на это время вопрос решили. - Прикинь, это мы с тобой сможем тусоваться вместе две недели, круто же, да? Отабек тихо выдыхает и обводит взглядом свою комнату, пытается представить Плисецкого здесь, в Алматы, в этой комнате. И не может. - Отабек? – очевидно он молчит слишком долго и в голосе Юры сквозит нервозность. – Ты же не передумал, нет? Мне можно приехать? - Конечно, можно, Юр, – он невольно улыбается. – Я просто пытаюсь представить тебя здесь и всё боюсь, что сплю, а потом проснусь и мы с тобой снова незнакомы. И в гости ты ко мне не приедешь. - Дурак что ли? Боится он, – возмущается Плисецкий, а Отабеку весело. Со второго числа начинаются усиленные тренировки. То, что выступать предстоит на домашнем льду, вовсе не означает, что можно расслабляться. О чем тренер не устаёт напоминать, все четыре недели до старта соревнований. Алтын согласен. Крики фанатов не заменят тренировок, когда он выйдет на лёд. Тем более, что за него будут болеть родители и Юра, сидя на трибунах. Нельзя подвести их. Нельзя снова уступить Жан-Жаку, который тоже участвует, на правах студента Университета Торонто. Леруа после Барселоны не упускает случая подразнить, что он избрал не самый простой способ завоевать золото, и как бы Плисецкий не прознал о его истинных намерениях. Отабек делает вид, что не понимает намёков. В Джее говорит ревность, хоть он никогда этого и не признает. В деканате, разумеется, о его участии в Универсиаде знает каждая ручка на столе у секретаря. Упрямо отказываясь от поблажек на экзаменах, сдаёт всё сам, пусть и приходится сидеть над учебниками до позднего вечера. Сидел бы и ночами, но Морозов спустит три шкуры, если узнает о нарушении режима. Айгуль чуть не подпрыгивает от предвкушения, когда они выходят с очередного экзамена. - Не могу поверить, что смогу увидеть, как ты катаешься. - Ты же видела. Сама говорила, что смотрела выступления с мамой, – Отабек отвлекается от телефона, в котором пишет сообщение Юре, что сдал, послезавтра ещё по истории Казахстана экзамен и он свободен от учёбы до самого окончания Универсиады. - Это всё не то, – отмахивается подруга. Это же по телевизору, а тут воочию. Соревнования по фигурному катанию у нас, в Алматы, историческое событие, правда? - Ты говоришь как журналисты, – усмехается Отабек. – Это действительно огромная честь – принимать Универсиаду. Но если сегодня ещё хоть кто-то скажет, что я надежда страны, я сломаю ему руку. Девушка смеётся. - Ты всегда такое лицо делаешь, что и не поймёшь, серьёзно ты говоришь или шутишь. - Я же герой. Героям положено быть загадочными, – убирает, наконец, телефон в карман. – Пойдем в кафе? У меня тренировка через два часа, нужно успеть перекусить. - Прости, я… – Айгуль виновато опускает глаза. – Я уже с Максимом договорилась встретиться после экзамена. Он скоро освободится, так что… - Понимаю, – невесело усмехается. Максим, второкурсник с кафедры Востоковедения, ей давно нравится. Он рад, что у подруги всё складывается. – Передай, что если обидит тебя, закончит в какой-нибудь подворотне, с перерезанным коньком горлом. - Эй, выключи режим старшего брата, – она, со смехом, пихает его в плечо. – Нечего запугивать моих парней. - Не буду, – серьёзно кивает Алтын. – Ладно, увидимся послезавтра? - Ага, – она сворачивает к соседнему корпусу, и налетевший порыв ветра треплет тёмные волосы и пушистые кисточки на шапке. Отабек, несмотря на обжигающий пальцы мороз достаёт тренькнувший телефон и улыбается, читая сообщение: «Вот и зашибись, я знал, что ты сможешь. Мы в понедельник прилетим уже. Яков говорит, у вас там пиздец холодно». Холодно. Но от слов Плисецкого он согревается изнутри. Юра может поднять настроение даже после самой изнурительной тренировки, картинкой или видео с котами, новым фото в Инстаграме, комментарием к его собственным редким фото или видео с тренировки, после детективной истории с поисками в Барселоне он подписался на Отабека везде, где только можно было. Чтобы не потерять больше, так он выразился, не зная, как у Алтына ёкнуло в груди от его слов. Они сейчас в Остраве, на Чемпионате Европы и прилетят почти сразу после него. «Я очень жду, Юр. Одевайся теплее, у нас действительно холодно». Сегодня его ждёт не только Морозов, но и Дмитрий. После того, как он показал тренеру видео выступления из Уинсора, присланное по его просьбе Кайлом, тот просто загорелся идеей поставить ему ещё один танец с хореографией Сауло. Отабек не отпирается, бессмысленно говорить, что он не сможет повторить танец испанца, раз единожды получилось. Гнётся, тянется, тренирует прогибы и головокружительное сальто, достойное Бонали. А вечерами, когда удаётся созвониться по Скайпу, устало улыбается Юре, чувствуя, как тянет от перенапряжения мышцы. Плисецкий хмурится, явно подозревая в Николае достойного соперника Барановской. Отабек всё не может решиться сказать ему, в чём на самом деле секрет. Звук вызова скайпа застаёт его на выходе из душа. Юра, больше ему так поздно звонить некому. Набрасывает на голые плечи полотенце и принимает вызов. - Привет, ты чего так поздно? - А ты что так долго не отвечал? – Плисецкий раздражён. – Я уж думал, тебя твой тренер укатал совсем… – внезапно замолкает и словно зависает. Только взгляд мечется по экрану, и блестят в тусклом свете зубы, прихватывающие нижнюю губу. - В душе был. Прости, я на секунду отойду, оденусь, – без футболки в квартире зябко и капли воды с волос холодят распаренную кожу. Юра кивает медленно, словно машинально. Нервно дёргает себя за непослушную короткую прядь, выбившуюся из небрежного хвоста, когда Отабек возвращается к компьютеру уже в футболке. - Ты качаешься, да? – такого вопроса он не ожидает. - Нет. Не больше необходимого. - Ла-а-адно тебе заливать, – тянет Плисецкий, прищурившись. – Вон Леруа не стесняется признаваться, что железо тягает. - Юр, честно, я не качаюсь. - Тогда откуда у тебя такая бицуха, а? – вскидывается и хмурится. Не хочется рассказывать о поул дэнсе именно так, но Плисецкого, видимо, успели вывести из себя на тренировке и теперь он не успокоится, пока не добьётся правды. К тому же он всё равно узнает, когда приедет. - Я танцую, – наконец выдыхает Алтын и встречает скептический взгляд. - Я тоже танцую, нихера, что-то не похож на тебя, – в качестве подтверждения демонстрирует тонкую жилистую руку, задрав короткий рукав футболки. - Потому что я занимаюсь поул дэнсом, а не балетом. - И что это за поул дэнс? На руках что ли танцуешь? Типа этих нигеров, которые на голове крутятся? - Танцы на пилоне. На шесте, – поправляется он под полным недоумения взглядом. Юра недоверчиво хмыкает. - На шесте? Это как Кацудон и Джакометти на банкете в Сочи что ли вертелись? - Не совсем. Юри и Крис там много чего показали, в основном из экзотики. Но да, примерно так. Он явно не находится с ответом. Молчание затягивается и Отабек вздыхает. Не нужно было говорить. Что ему стоило, выдать Плисецкому полуправду, сказать, что он занимается на турнике и отжимается, реже – упражняется с гантелями или небольшим весом штанги, и умолчать об остальном? Куда проще было бы объясняться уже здесь, когда на деле можно доказать, что поул дэнс бывает очень разным. - Юр? - Что? - Так ты чего позвонил-то? – лучше сменить тему и не смущать Юру ещё больше. - Просто поболтать. Достали все, – устало трёт глаза и вздыхает, опуская плечи. – Прикинь, Виктор заявил сегодня, что Кацуки будет с нами тренироваться, иначе он пошлёт Якова нахер и улетит в Японию. Ебанулся вконец, со своей свиньёй, тренером ему быть хочет и самому при этом кататься, – Юра расслабился, оседлав любимого конька. О Викторе и Юри он мог говорить часами, цветисто и зло. - Юри нужна его поддержка, – Отабек ерошит полотенцем влажные волосы и украдкой любуется Плисецким. - Вот и поддерживал бы, а не мозги ебал, – зло цыкает. – Ни себе, ни людям спокойной жизни. Лучше бы в Японии остался. Кацудону этот цирк тоже даром не нужен. Отабек согласен. Если Виктор пройдёт в серию Гран-При в этом году, то сезон сольют все. Никифорова любят слишком сильно и слишком по нему соскучились. Показательная программа Кацуки это отлично продемонстрировала. Как и то, что он отдохнул, полон сил, вдохновения и в отличной форме. Они ещё немного обсуждают перспективы на Мир и Четыре континента, прежде чем Алтын не может сдержать широкий зевок. Время перевалило за полночь, и даже в Остраве уже поздний вечер. - Я спать, хорошо? Завтра тренироваться. - Давай, – Юра улыбается и вдруг выпаливает, явно нервничая. – Покажешь мне, как танцуешь, когда я приеду? Вопрос застигает врасплох. Но Отабек решительно кивает. Плисецкий всё-таки не осуждает его и даже хочет увидеть танец. И разве он может ему отказать? - Обязательно покажу.***
Юра выглядит сонным и помятым, когда Отабек встречает его в зале прилёта. И раздражённо косится на Милу, просиявшую при виде Алтына. Он лишь немного приспускает на носу тёмные очки, совсем рядом огромный рекламный баннер с его лицом и кое-кто из встречающих с любопытством на него косится. И на Юру с Милой смотрят, но Бабичевой не в тягость сфотографироваться с фанатами, а Юра злится. Фельцман, с неожиданно мягкой для себя улыбкой оставляет подопечных на растерзание и подходит к Отабеку. Протягивает ладонь для рукопожатия. Всё это непривычно и странно. Юра, пару дней как вернувшийся с Чемпионата Европы, с мученическим выражением лица позирующий для фото с фанатами в аэропорту Алматы. Яков, который словно строгий отец наставляет его Юру не баловать, местными деликатесами не пичкать и следить за режимом. - По уму вообще не стоило его с собой брать. Но на Гран-При и в Европе заслужил, – вздыхает тренер. – Если что, звони прямо мне, номер у него возьмёшь. - Конечно, Яков Давыдович. - С Николаем я поговорил, Юрий пока с тобой тренироваться будет. Надеюсь, не помешает подготовке. - Не помешает, – до церемонии открытия ещё три дня и Морозов особенно зорко следит за выполнением каждого элемента. Мешать не позволит, даже если кто-то попытается. - Ну всё. Мила, поехали, успеешь ещё с фанатами пообщаться! – окликает Фельцман Бабичеву. Девушка извиняется перед оставшимися без вожделенного фото поклонниками, машет Отабеку и спешит вслед за тренером, встряхивая смешными рыжими кудрями. Юра же, воспользовавшись моментом избавляется от назойливого внимания и подходит. Мнётся, словно не уверен, что нужно делать и радостно улыбается, когда Алтын первым протягивает руку. Пожимает так, что больно пальцам. - Поехали? Мы на чём? - На такси. Я заказал уже, как ваш рейс приземлился, – демонстрируя открытое в телефоне приложение, Плисецкий кивает. - Круто. Тот ещё перелёт был, болтало капец, даже подремать не удалось. Милка ещё. Она летать не любит, всё норовит, когда турбулентность в руку вцепиться. А у неё когти-и-и-и, – не может сдержать зевка, совсем по-кошачьи встряхивая головой. - Приедем и ляжешь. Я сегодня без тебя на тренировки, хорошо? Отдохнёшь, выспишься, к часовому поясу привыкнешь, а завтра можно вместе. - Угу, – они выходят из здания, Отабек взглядом ищет на парковке нужную машину, а Юра ёжится и поправляет капюшон толстовки, заменяющий ему шапку. – Ну и дубак. - Я предупреждал, – с мягким укором. - А сам без шапки. - В рюкзаке. Жарко было в ней стоять в здании, – Плисецкий что-то бормочет под нос, глубже натягивая капюшон. Отабек иррационально чувствует себя счастливым. - О, вон наша машина. Идём, иначе отморозишь уши, и Яков Давыдович обвинит в этом меня. - Пусть попробует, – но торопится за ним, по расчищенному от снега тротуару громыхают колёсики раскрашенного под леопардовую шкуру чемодана. Пока добираются до дома, Юра на заднем сидении вертится юлой, разглядывая проносящийся мимо городской пейзаж. Ему всё интересно, даже тёмные подтаявшие сугробы по обочинам. Пару раз тихо выдыхает: «Вау». Отабек не спрашивает, позволяет самому насладиться первым впечатлением от Алматы. Ехать им не близко и к концу путешествия у него иссякают силы для восторгов. В просторной прихожей их квартиры Плисецкий вежливо здоровается с его мамой и даже стоически терпит восторженные восклицания Жибек. - Бли-и-ин, девочки мне не поверят! Юрий Плисецкий у меня дома! – сестра тянется за телефоном но застывает под предупреждающим взглядом Отабека. - Жи, никаких фото. И никаких разговоров о том, что Юра здесь. Ты обещала, – Жибек свирепо сопит, глядя исподлобья. - Ну одно, Отабек, ну чего ты? Юра, ну можно, а? Хоть ты ему скажи. Тот устало вздыхает, опуская на пол рюкзак. Алтын ведёт подбородком и смотрит на сестру с угрозой. Ещё не хватало, чтобы у него в гостях Юра чувствовал себя как на собрании фан-клуба. Мама вмешивается, как раз вовремя, чтобы предотвратить ссору. - Жибек, ты ведёшь себя невежливо. Человек только с самолёта, наверняка, устал. Пойдём, лучше поможешь мне. Юрочка, ты голодный? - Не, спасибо. В самолёте кормили, – в тёмных глазах матери мелькает неодобрение, она считает, что еда в самолётах хорошей быть не может, но не настаивает на обеде. - Ну тогда располагайся и отдыхай. Отабек всё покажет. Чувствуй себя как дома. Юра кивает, подавляя зевок. Алтын легко подхватывает чемодан и машет рукой, приглашая следовать за собой. Медлит секунду на пороге, ощущая непонятную робость, но всё-таки решительно толкает дверь в свою комнату. Юра проскальзывает следом, прикрывая за собой и осматривается. За год с возвращения он снова обжился, на полке над столом университетские учебники и ровная стопка тетрадей, на спинке мягкого вертящегося кресла домашние штаны и футболка. И толстый надувной матрас со свежим бельём, по соседству с кроватью – для него, Юре он ещё когда планировали приезд, решил уступить свою кровать. Впервые радуется, что отказался от покупки кровати побольше, сама мысль о том, чтобы делить с ним постель отзывается во всём теле дрожью. Юра не спорит, только подтягивает чемодан поближе к кровати и пробует матрас на мягкость. Продолжает осматриваться. Взгляд Плисецкого задерживается на медалях, на стойке с пластинками, на гитаре, на профессиональных наушниках, лежащих поверх микшерного пульта. Оглядывается на Отабека и улыбается. - У тебя тут здорово. И чисто так, не то, что у меня. Вечно бардак и шерсть повсюду. Потька, зараза, линяет как потерпевший. Алтыну стыдно признаться, что только накануне его приезда он проходится по всем поверхностям влажной тряпкой, стирая многодневный слой пыли. Приведя в порядок стол, рассортировав книги, тетради, разобрав ком из одежды, прочно обосновавшийся на кресле. Перед соревнованиями не до уборки, он вовсе не идеален. Но Юрины слова всё равно приятны. И то, как он берёт со стойки пластинку, рассматривая жёсткий картонный конверт, почти с благоговейным трепетом, отзывается в груди теплом. Плисецкий действительно здесь, с ним. Его хочется обнять и уткнуться носом в растрёпанные светлые волосы, чтобы поверить, что не спит. Очарование момента разрушается широким юриным зевком. Он разом вспоминает, что Плисецкий устал после перелёта, наверняка хочет в душ и спать. Его же через два часа ждёт на катке тренер и ничто не спасёт от гнева Морозова, если он опоздает. - В душ пойдёшь? - Угу, – Юра скидывает на кресло толстовку и со вкусом потягивается, приглаживая окончательно взлохмаченные волосы. Необходимость достать из шкафа полотенце спасает от неловкости. - Есть точно не хочешь? Сейчас обедать будем, если голодный, то давай, – Юра мотает головой, забирает из рук полотенце, вытаскивает из чемодана домашнюю одежду и вопросительно смотрит на Алтына, мол, веди, где тут у вас ванная. Отабек ведёт. И оставляет его одного, нетерпеливо стягивающего с себя футболку. Мама хлопочет на кухне, Жибек дуется и демонстративно листает что-то в телефоне. - Юра будет обедать? - Нет. Устал с самолёта, сейчас душ примет и спать. Я сегодня не поздно, ужинать будем вместе. - Хорошо, - она кивает. – Сам-то поешь? - Да. Когда Отабек возвращается в комнату за телефоном и рюкзаком, Юра уже спит, свернувшись калачиком под одеялом и тихо посапывает. Уснул, не выпуская из рук телефона. Осторожно вытаскивает трубку из расслабленных тёплых пальцев, поправляет одеяло, сбившееся комком, отводит от лица потемневшие, ещё влажные пряди волос и замирает, услышав шумный вздох и бормотание, в котором угадывает своё имя. Плисецкий переворачивается на другой бок, хмурится, поджимает ногу, оказавшуюся вне тёплого кокона одеяла. Отабек позволяет себе легко коснуться губами тёплой макушки, не в силах сдерживать щемящую в груди тихую нежность. Юра слишком уютный и домашний, словно всю жизнь спал вот так, в его постели. С сожалением отстраняется, подоткнув напоследок одеяло и тихо прошептав: «Сладких снов». Тихо прикрывает за собой дверь в комнату и длинно, обречённо выдыхает. Две недели, что Юра проведёт в гостях, будут самым тяжёлым испытанием в его жизни. Даже удивительно, как легко получается сосредоточиться только на тренировке, когда Алтын знает, что дома его ждёт Юра. Морозов непреклонен и без того перенесли тренировку с утра и теперь ограничены по времени, чуть позже тренируются юниоры. - Уже лучше. Давай-ка ещё раз, для чистоты, с выхода в ласточку. Что это за бабочка на акселе?! Они долго думают, что привнести в произвольную, чтобы усложнить её и отвоевать больше баллов за компоненты. В итоге приходится пересматривать все каскады и добавлять еще один квад во второй половине. - Помни о Леруа, – как будто Отабек в состоянии про него забыть. Жан-Жак напоминает о себе с завидной регулярностью, не дружеской трепотнёй в чате с Лео, так громкими заявлениями в прессе. – Техника, техника и ещё раз техника. Может, всё-таки добавим бильман? - Нет, – здесь он упорствует до последнего. Не в этом году, не под эту музыку. Вот в следующем сезоне можно преподнести соперникам, подзабывшим о его юниорских программах, сюрприз. Не зря же он снова прощупывает пределы своей прочности и гибкости под руководством Дмитрия. Николай вздыхает, отмахивается с видом: «ну что взять с этого упрямца?» и командует окончание перерыва. Впереди ещё час на отработку программы и дорога домой. - Тебе точно Плисецкий не будет мешать тренироваться? – Морозов что-то чёркает в блокноте. Отабеку он его никогда не показывает, да он и не стремится узнать что в нём постоянно пишет тренер. Может таблицы стоимости прыжков, может мысли для будущих программ. А может, вообще что-то своё, с фигурным катанием не связанное. - Не будет, Николай Александрович, – не уверен, что не врёт даже самому себе. Но всё-таки с Юрой поблизости он будет чувствовать себя увереннее, стремиться к идеалу, чтобы никогда не видеть в прямом и дерзком взгляде разочарования. Ужинают уже все вместе, Юра, взбодрившийся после дневного сна, пышет энергией и заражает ею окружающих. Вытаскивает из чемодана пакет с немного помятыми, давно остывшими, но оттого не менее вкусными пирожками и под взглядом мамы признаётся, что пёк их сам. Не так хорошо, как у дедушки, но Яков и Лилия вроде бы не жаловались. Алтын закусив изнутри щёку думает, что Юра не может быть настоящим. Реальные русские хулиганы не кормят тренеров домашними пирожками после изнурительных тренировок. Он с охотой отвечает на расспросы и даже соглашается всё-таки на фото с Жибек и сестра за его спиной показывает язык. Его тянет прочь из дома, гулять, смотреть город. Отабек и не против бы погулять по ночному городу, но мороз к вечеру крепчает, а простывать им сейчас совсем не с руки. Поэтому остаются дома, пить из огромных кружек чай, смотреть фильм и лениво обсуждать планы. Завтра тренировка, вечером танцы. Юра кусает губы и ёрзает, нервно вертит в руках телефон. Алтын терпеливо ждёт, он начинает привыкать к тому, что Юре сложно задавать вопросы о личном. - Ты давно… ну, танцуешь? - Пять лет уже. Начал учиться почти сразу, как переехал в Штаты. Тренер спросил про хореографию, я сказал, что с балетом у меня не сложилось. Джейсон познакомил с одним знакомым учителем танцев, так и начал. Сначала был не в восторге от идеи, но Кайлу удалось меня переубедить. Плисецкий ничего больше о поул дэнсе не спрашивает, а Отабек не спешит рассказывать. Проще сразу показать, чтобы он всё понял.***
- Леруа снялся с участия, – Николай приветствует их этой новостью вместо: «Здравствуй». Отабек хмурится, Юра, стоящий рядом тихо хмыкает. - Зассал? - Травмировался, если верить официальным заявлениям. Неудачно упал на тренировке. Натали оговорилась, что его и на Континентах может не быть. - Настолько серьёзно? – Морозов пожимает плечами. Отабек еле сдерживается от того, чтобы тут же написать Жан-Жаку и спросить что случилось. Позже. Тренировку никто не отменял и стоит сосредоточиться на ней, если сам не хочет, по примеру друга, сняться за три дня до начала Универсиады из-за травмы. Плисецкий не отвлекает. Отрабатывает прыжки чуть поодаль, отгородившись от окружающей действительности наушниками. Он готовится к Миру. При условии громкого возвращения Никифорова на чемпионат борьба будет ожесточённой, а результат непредсказуем. Виктор в хорошей форме, но ему всё-таки уже двадцать восемь лет. Бриан ушел в двадцать девять, Никифоров наверняка захочет побить его рекорд. Да и Юра так просто не сдастся. Отабек ловит краем взгляда головокружительный квад с поднятыми руками, восхищённо вздыхает и возвращается к собственной бабочке повторяющейся с раздражающей частотой. Тренер замечает, конечно, но молчит только во взгляде неодобрение. Алтыну всё равно. Ему хочется любоваться им всё время. И чтобы Юра когда-нибудь, так же любовался им. Несбыточная заветная мечта. После окончания тренировки у них ещё достаточно времени до вечера, чтобы погулять по зимнему городу, показать Юре немного достопримечательностей, Плисецкий не похож на ценителя музейных походов или бесконечных памятников известным людям. Этого ему и в Санкт-Петербурге наверняка с лихвой хватает. Он фотографирует всё что понравится, будь то телевышка, уменьшенная копия Эйфелевой башни, кампус университета, в котором учится Отабек или вывеска кафе с нарисованным мелом толстым котом. Последняя вообще занимает его больше остальных. Он с неподдельным интересом слушает рассказ о гербе города и о прекрасных редких снежных барсах. Ищет фото и прямо-таки задыхается от восторга. - Какие они классные! Бека, смотри же! – но он может смотреть только на раскрасневшегося Юру и его тонкие замёрзшие пальцы, сжимающие телефон. - Ты тоже барыс. - Что? - Барыс, это по-казахски. Ты тоже красивый, редкий и свободный, – Плисецкий улыбается смущённо, прячет нос в шарф. - Барыс, значит? – Отабек кивает. – Это даже круче, чем ледяной тигр. Алтын тихо смеётся. Юра возмущённо толкает его в плечо, беззлобно обзывает придурком, и они продолжают прерванный путь. Он почти физически ощущает, как Юра изучает его ноги оценивающим взглядом, когда переодевается перед тренировкой. Теперь идея отрабатывать номер в шортах вместо привычных спортивных штанов уже не кажется такой удачной. Этот взгляд отзывается колючими мурашками по коже. Хорошо хоть сам Плисецкий в совершенно обычной спортивной форме, даже более свободной, чем для ледовых тренировок. Иначе занятие провалилось бы с треском. - Можно? – он хмурится, не понимая, о чём он просит. Юра ведёт пальцем в каких-то сантиметрах от кожи, обозначая рельеф бедра. Смотрит вопросительно. Отабек неуверенно кивает и давится воздухом, когда тёплая ладонь касается кожи. Плисецкий задерживает руку лишь на пару мгновений, деловито ощупывает твёрдые, напряжённые мышцы и восхищённо вздыхает. Ему требуется несколько секунд, чтобы снова осознать себя в пространстве и успокоить зашкаливающий пульс. - Неудивительно, что ты так аксель херачишь. Вот бы мне такие… - Ещё будут. Ты же растёшь, это мне немного осталось, - к счастью, Юра вроде бы его реакции не заметил. - Все так говорят. А вдруг нет? Буду феей до конца дней своих, - собирает выбившиеся из хвоста волосы заново и зло стягивает на затылке. Он совершенно не похож на фею. Только на привлекательного юношу с обветренными губами и смешным кривым хвостом светлых волос. - Ты не фея, Юр. Ты барыс, помнишь? И вырастешь выше меня. Буду на тебя снизу вверх смотреть, – Отабек улыбается и аккуратно складывает в шкафчик джинсы, задвигает под скамейку ботинки. - Ты босиком что ли танцуешь? – уже на выходе из раздевалки. На самом Юре простые чёрные чешки-балетки, хорошо хоть не пуанты. С Барановской бы сталось. - Да. Так удобнее. - А мозоли как же? – кивает на свежие полоски пластыря. - Так лучше, чем в кедах. Увидишь сам. Так нужно. Юра пожимает плечами, бормоча что-то под нос, глядя то на его ноги, то на собственные. От мысли о том, что он беспокоится о нём тепло в груди. Отабек мысленно хвалит себя, что предупредил Диму о приезде Плисецкого и желании немного позаниматься в студии заранее. - Плисецкий? Юрий Плисецкий?! – Гордеев поражённо выдыхает. – В моей студии? Серьёзно? Алтын кивает. - Только давай без навязчивых просьб об автографах и селфи. Он не откажет, но очень этого не любит. И никто лишний не должен знать, что он не с тренером, как положено, а со мной. - Такая секретность, – вздыхает. – Хорошо, Отабек, я обещаю, если это так важно. И держит слово. Ровно здоровается, пожимает руку и представляется. Даже не говорит «я знаю», на ответное «Юра». - Отабек сказал, ты балетной хореографией занимаешься. У меня, конечно, станок простенький, но для тренировки должен сойти, – Плисецкий критически осматривает, прикидывает высоту, на пробу делает арабеск и кивает. - Норм, – его явно куда больше интересует не привычный по собственным тренировкам станок, а пилоны, расположенные группами по залу. - Хорошо. Тогда разогревайтесь. Отабек, помнишь, что на сегодня планировали? - Помню, – начиная разминать шею. Юра сверлит спину подозрительным взглядом, но молчит и Алтын видит в отражении, что он тоже разминается. Дима удовлетворённо кивает, отходит к столу с ноутбуком, сосредоточив на нём всё внимание. Плисецкий, словно только этого и ждёт, встаёт рядом, слабо улыбаясь, делая резкие махи руками. - Расскажешь, чем заниматься будешь? - Ты же всё равно не поймёшь, - Юра фыркает, но пытливого взгляда не отводит. – Хорошо. Дима ещё перед Финалом предложил мне выучить хореографию, взятую из выступления одного профессионального танцора из Испании. Он теперь в основном специализируется на китайских пилонах, они подвесные, это уже почти воздушная гимнастика, но раньше выступал и на обычных. Я танцевал другую его программу на фестивале в Уинсоре. - Где? – переспрашивает Плисецкий у пола, делая глубокий наклон. - В Канаде. Я тебе потом покажу видео. Тогда я выступил успешно, поэтому и решили ещё одно его выступление попробовать повторить. Полностью под музыку номер ещё не прогоняли, так что ты будешь первым, кто увидит. - Класс,– улыбается, разгибаясь, и тянется вверх. – Персональное выступление только для меня. Отабек хочет, но боится сказать, что для него он не только танцевать готов. Сдерживается. Заканчивает разминку и отходит от Юры, продолжающего тянуться в поперечном шпагате. Металл пилона холодит ладонь, выдох, хват и выход во флаг под громкий изумлённый возглас за спиной. - Стоп-стоп, давай-ка сначала мост и выход на сальто, – Дмитрий напоминает о себе. – Красоваться будешь потом, когда полностью прогонять под музыку будем. Он кивает, аккуратно опускается на пол и растирает руки. - Под музыку? - Да. Тихие переливы мелодии и прохладный голос исполнительницы завораживают. У станка гнётся Плисецкий, внешне безучастный ко всему, только пару раз Алтын ловит на себе заинтересованные взгляды. Дожидается кивка от тренера и взбирается под потолок на руках, вытягиваясь в струну, зависает, прокручиваясь в хвате под колено, скрестив ноги. На мгновение напрягается всем телом, стискивает майку на груди, чтобы после эффектно взмахнуть руками, словно крыльями, прогнувшись зависнуть вниз головой. И снова вверх, выше, в хват бёдрами, продолжая свой фантомный полёт. Наверное, в глазах Юры он со своими попытками изящных взмахов выглядит глупо. Скользнуть вниз, опускаясь на раскрытые ладони, перенося на них вес. Поймать ускользающее равновесие, и прогнуться, опираясь на пилон копчиком, сгибая ноги, так, чтобы получился воздушный, звенящий напряжением мост. Застыть на несколько секунд и встретить шалый взгляд Юры. Он опускается на пол прямо напротив, смотрит, жадно, жарко, словно облизывает взглядом. Отабек видит себя в зеркале. Напрягающиеся в ритме дыхания мышцы пресса, обозначившуюся кромку рёбер, не скрытую задравшейся к груди майкой, вытянутые, обманчиво расслабленные ноги, причудливую сетку вздувшихся от перенапряжения вен на руках. Юра вздрагивает и явно неосознанным жестом пытается натянуть футболку на бёдра. От этого движения Отабека ведёт. Едва не падая на ослабевших руках, лишь в последний момент успевает собраться и продолжить танец, вытягивая правую ногу вверх, левой упираясь в пилон и не может думать о танце. Только о Юре, чей взгляд жжёт кожу и кружит голову. Выходит в стойку на руках, чудом удерживает равновесие, едва не забывает вытянуть носки как положено. Снова смотрит на Плисецкого, терзающего зубами нижнюю губу, отчаянно краснеющего. В порыве внезапного вдохновения заканчивает отрывок идеально, изящно выходит из стойки, опускается на пол и, не делая паузы, уходит в сальто. Замирает, тяжело дыша, не в силах отвести взгляда от друга. Ему не привиделось? Не было это фантазией, вызванной в измученном разуме песней и резким приливом крови к голове? Нет. Юра сводит колени, уши и щёки полыхают румянцем и смотрит. От этого голодного взгляда нет спасения. От него сердце бьётся как безумное, по венам разливается жидкий огонь вместо крови и хочется повалить его прямо здесь, на светлом паркетном покрытии, зацеловать до боли, смять ладонями маленькую задницу, притягивая ближе к себе, пока не останется даже воздуха между ними. Расцветить синяками и следами от зубов светлую кожу, чтобы каждый знал, что он принадлежит только ему. Взять его, упиваться запахом, вкусом, сойти с ума от ощущений, от его тела. И ночи напролёт слушать музыку тихих проклятий, стонов и криков, пока Плисецкий не сорвёт голос. Отабек не знает, откуда столько фантазий. Может, они пришли из его снов. Но сейчас всё иначе. Сейчас Юра здесь и всё видит. Шорты не скрывают ничего, Плисецкий едва ли может игнорировать красноречивое свидетельство его возбуждения. И во взгляде у него пляшут опасные и весёлые черти. - Хорошо! – вздрагивают оба, снова успев забыть о присутствии кого-то ещё. – Покажи мне финальное сальто и давай полностью с начала танца. Алтын с сожалением отворачивается от Плисецкого, пытаясь сосредоточиться. Если он ошибётся сейчас, то может серьёзно травмировать ноги. Что недопустимо. Юра никуда не денется. Нужно только совсем немного подождать, ещё каких-то два часа, невыносимых, под обнажающим взглядом, прежде чем можно будет дать себе немного воли. Наcладиться вожделенным телом, напиться поцелуями до головокружения и никуда не отпускать, даже если будет брыкаться и ругаться. Отабек пропускает момент, когда Юра исчезает из зала. Сальто получается только с пятого раза и к счастью обходится без подвёрнутых ног, только неприятным ушибом. Дмитрий, удовлетворившись результатом, командует танцевать с самого начала. Когда снова звучит музыка он замечает, что Плисецкого всё ещё нет. Так легче и одновременно сложнее. Тренер недоволен, требует повторить. Вернувшегося Юру проигнорировать крайне сложно. Даже сквозь музыку слышен его шумный, на грани со стоном судорожный выдох. Отабек как раз выгибается в бильмане. Под его взглядом внезапно становится легко раскрываться в шпагатах и складках, вытягиваться в струну, безошибочно повторить мост. Пропустить через себя музыку и обволакивающий, вожделеющий взгляд. Сальто получаются идеальным, как никогда раньше. Дмитрий, когда музыка затихает, кивает в знак одобрения. - Тянись, на сегодня хватит. Иначе завтра не встанешь, и твой тренер мне спасибо не скажет. Отабек кивает и чертовски благодарен Диме за то, что тот выходит из зала. Юра комкает в пальцах край футболки, не поднимая взгляда, когда Отабек присаживается рядом. - Юр? – Плисецкий дёргается от прикосновения к плечу, снова тянет изрядно помятую футболку вниз. – Юра, - гладит пальцами шею, жёсткую линию челюсти, щёку, мягко давит, вынуждая поднять голову. Плисецкий пылает смущением и возбуждением, отводит плывущий взгляд. – Всё хорошо? - Нихуя не хорошо, – шепчет в ответ и застывает, завороженно наблюдая, как Отабек машинально облизывает губы. – Это ведь не должно быть… так… бля… Бека… – Алтын не слушает, накрывает что-то ещё шепчущие губы своими, осторожно, без напора. Юра, всхлипнув, подаётся навстречу тёплому прикосновению, цепляется пальцами за влажную от пота майку и пытается целовать сам, неумело и жадно. Он не знает, откуда берутся силы отстраниться. - Тчо? – скороговоркой бормочет Плисецкий, глотая окончания. – Опять я проебался, да? - Нет. Всё хорошо, Юр. Только не здесь. Давай растягиваться и поедем домой, – он сам боится представить, что может произойти, когда они останутся наедине в его комнате. И одновременно желает этого, как никогда сильно.***
Они старательно избегают любого упоминания о том, что произошло на тренировке и о самом танце. Лишь в раздевалке Юра роняет тихое: - Это было охуеть как круто, Бека, - Отабек улыбается. Вопреки всеобщему мнению, матерится он только когда его действительно что-то цепляет, так или иначе. - Спасибо, Юр. Мороз на улице отрезвляет, прогоняет остатки возбуждения, в такси они уютно молчат. Вроде бы всё как обычно, но в какой-то момент холодные тонкие пальцы скользят по бедру, находят его ладонь и накрывают. Алтын усмехается, не поворачивая головы, переплетая их пальцы. Юра тихо выдыхает и расслабляется, сползая чуть ниже на сидении. Ужинают они вдвоём под приглушённо доносящиеся из гостиной голоса телеведущих – мама смотрит какое-то шоу. Юра выглядит непривычно с зачёсанными назад мокрыми после душа волосами. Слишком взросло и серьёзно. Он похож на танцоров, выступающих в спортивных бальных танцах. Это им положено быть прилизанными. Плисецкому пошёл бы фрак. Он перехватывает взгляд Отабека и смотрит в ответ вопросительно. - Что-то не так? – даже ложку откладывает. - Всё хорошо. Представил, как ты выглядел бы во фраке для спортивных танцев. - Ну у тебя и фантазия, – хмыкает Юра. – Хотя деда говорил, что они с мамой долго спорили на фигурное катание меня отдать или на танцы. Она хотела танцы. А дед настоял. Так что мог бы быть и танцором. Он никогда не упоминал маму. Отабек знает, что она тоже живёт в Санкт-Петербурге, что она ушла, оставив маленького Юру на попечение деда, безо всяких сомнений и с сыном почти не общается, да и тот не горит желанием. Но всё это со слухов и чужих рассказов. Алтын даже не думает спрашивать о чём-то настолько личном, едва познакомившись, и молча радуется, что Юра сам делится с ним этой маленькой историей. - Лишили российские бальные танцы такой звезды. Хорошо, что лишили, – негромко и больше для себя. Плисецкий впрочем, слышит и давится чаем, перепугав не только его, но и маму, взволнованно заглянувшую на кухню. - Всё… нормально, – натужно откашливается, переводит дух и смотрит на Отабека, как на восьмое чудо света. Он пожимает плечами и делает глоток чая. Для него логика проста. Если бы десять лет назад его мама настояла на своём, то сейчас Юра не сидел бы напротив, и не стали бы они друзьями. Так и объясняет, вызвав у Плисецкого радостную и смущённую улыбку. Он вздрагивает, слыша как щёлкает, закрываясь, замок на двери. Застывает посреди комнаты, напряжённый, как перед прыжком. Отабек хмыкает и проходит мимо, тянет за руку, усаживает в кресло, сам присаживаясь напротив, на край матраса. Отбирает телефон, который Юра сжимает до побелевших костяшек. Заглядывает в опущенное лицо. - Юр, ты чего? - Чего-чего, – бурчит. – Ну, давай, смейся. - Над чем? – искренне не понимает. - Не знаю. Над тем, как я спалился, что у меня на тебя встал? – ершится Плисецкий, хотя Отабек видит, что он смущён и растерян. Если бы над этим можно было смеяться, то Юре пришлось бы хохотать над ним долго, до боли в животе и непроизвольных слёз. - Я не буду над тобой смеяться, – вздыхает, собираясь с мыслями. Алтын вовсе не мастер красиво говорить. Плисецкий же сейчас больше всего напоминает бомбу, за минуту до взрыва и нужно сделать всё правильно, чтобы обезвредить, прежде чем произойдёт непоправимое. – Юра, ты мне нравишься. Не только, как соперник и друг, понимаешь? Давно нравишься, после знакомства всё больше. Хочу тебя целовать, обнимать, стать тебе больше, чем другом. Быть с тобой. Я бы ничего не сказал, если бы сегодня на тренировке не случилось то, что случилось. Если я ошибся сегодня, понял тебя неправильно, и ты всего этого не хочешь, я пойму. И мы будем просто друзьями. - Но ты будешь тихо дрочить на меня по углам? – смотрит исподлобья. - Так тоже можно дружить, Юр, – Плисецкий недоверчиво кривит рот. – Это непросто, я знаю, но ты должен знать, что я ничего не сделаю, если ты сам не захочешь. Ты мне дорог, и это самое важное. Юра молчит. Внутри стягивается тугой узел страха. - Герой, бля, – наконец, выдыхает он. – Я думал, я один такой долбоёб, что на друга дрочу. Ты пиздец, Бека. Один сплошной ходячий пиздец. У меня от тебя ещё в том долбаном клубе крышу рвать начало. Ди-джей Алтын блядь. Суровый и недосягаемый. Видел себя хоть раз за этим пультом? Там все девчонки вокруг от тебя визжали и текли, поскользнуться можно было. И меня тоже накрыло, и в клубе, и на показательной. Теперь ещё вот это всё. Реально думаешь, что мне после такого хочется, чтобы ты сдавал назад и снова втирал мне про дружбу? - Я не знаю, Юр, – знает. Видит в лихорадочном румянце, полыхающем на щеках Плисецкого, в решительном взгляде. И становится так легко и радостно, что хочется сделать что-нибудь безумное. - Вот и хер тебе. Не нужны мне твои жертвы и дружба с дрочкой по углам. А ты нужен, – Юра ухмыляется в ответ, а через секунду ойкает, когда Отабек, поддавшись порыву, встаёт и подхватывает его, прижимая в крепком объятии. Именно так, как хочется. Юра обхватывает ногами, и руками, цепляется за футболку, смотрит весело и немного испуганно. Можно, наконец, накрыть ладонями маленькие крепкие ягодицы, сжать, вызывая тихий стон. Мазнуть губами по шее, уткнуться носом во впадинку за ухом, вдыхая полной грудью, слушая сбившееся дыхание, ощущать, как под губами бешено стучит пульс. После, отстраниться и поймать губами губы, вовлекая в медленный и тягуче-сладкий поцелуй. Юра торопится, отвечая неумело и пылко, стукается зубами, тихо мычит. Отабек не уступает, ведёт его, учит. Первый тихий стон в губы становится наградой, дороже любой медали. На пробу скользит языком в приоткрытый Юрин рот. Ему отвечают, с тем же жаром, тёплая ладонь ложится на затылок, ерошит короткий ёжик, зарывается в волосы на макушке. Приятно, до мурашек и тёплой волны возбуждения, омывающей тело. Голова идёт кругом, шея затекает от неудобной позы, и всё сложнее удерживать Юру на руках, но прерваться невозможно, немыслимо. Он тихо шипит от боли, когда делает шаг и Юра крепче сжимает ноги на его талии. А после расслабляется, даже целовать не прекращает, всё больше входя во вкус. На кровать они почти падают, и Юра отпускает, раскидывается на покрывале. Раскрасневшийся, со вкусом облизывающий яркие зацелованные губы. Футболка задралась, обнажая светлую кожу на животе, домашние штаны топорщатся в паху, не скрывая эрекцию. Отабек любуется им несколько секунд, и решительно стягивает собственную майку, под восхищённым взглядом. Юра тоже выпутывается из футболки, цепляет пальцами и тянет вниз резинку спортивок, приподнимаясь над кроватью. Отабек перехватывает его руки, целует ладони. Опускается рядом, тянет, устраивая на себе, и не может сдержать стона, когда Плисецкий льнёт и возится, устраиваясь, притирается, твёрдо и горячо к его изнывающему без внимания члену. Это не фантазии, куда лучше, кожа к коже, взмокшая спина под пальцами, шалый взгляд зелёных глаз напротив и жадные поцелуи. Юра входит во вкус слишком быстро, ёрзает, сползая ниже, прижимаясь, ведёт губами по шее, повторяет языком, а после безжалостно прикусывает, засасывает прямо под ухом. Отабека выгибает от переполняющих ощущений, от прокатившейся по телу волны дрожи, от осознания, что останется засос, от шумного жаркого Юриного дыхания, щекочущего ухо. От него поджимаются пальцы на ногах и пробирает мурашками. Он не прекращает. Целует, кусает, шею, ключицы, до боли, до багровых синяков, а самого встряхивает, когда ладони Отабека скользят под резинку штанов, под бельё, сжимают крепкие маленькие ягодицы, разводят в стороны. Забывшись на мгновение, мягко гладит пальцами чувствительную кожу на копчике, плотно сжатый вход. Юра дёргается, уходя от прикосновения, отстраняется и смотрит испуганно и смущённо. - Я… Отабек не даёт ему продолжить. Подтягивает к себе, увлекая в медленный томный танец губ и языков, гладит тёплые обманчиво хрупкие плечи, выступающие лопатки, с наслаждением запускает пальцы в хаос светлых прядей и чувствует губами прерывистый, довольный выдох. Чуть отстраняясь пропускает золото волос сквозь пальцы, наблюдая за тем, как Юра блаженно жмурится и тает под прикосновениями. Ласкает пальцами тонкую чувствительную кожу за ушами, гладит, жадно ловит каждый вздох, тихий, неуверенный, но довольный стон, трепет светлых ресниц и чувствует себя пьяным от желания. Переворачивается, подминая Плисецкого под себя и теперь уже его черёд гнуться и кусать губы, сдерживая стоны и сладкие вздохи, пока Отабек жадно расцвечивает светлую кожу следами от пальцев и зубов. Он давится вскриком, когда Алтын накрывает губами сосок, дразнит языком, играет с ним серёжкой, а после несильно прикусывает. Достаточно чувствительно, чтобы Юра выгнулся едва ли не в мостик, но недостаточно, чтобы причинить настоящую боль. Тянет вниз штаны и трусы, обнажая крепкие узкие бёдра, невозможные Юрины ноги, которые нужно запретить какой-нибудь конвенцией, подрагивающий в ритме пульса член, оставляющий на коже влажные следы смазки. Плисецкий ахает и толкается бёдрами навстречу, стоит обхватить твёрдую плоть ладонью, погладить головку. Отабек склоняется, дурея от густого терпкого запаха и легко касается языком, слизывая солоноватую вязкую каплю. Он всхлипывает, и в этом всхлипе слышится невнятное, но узнаваемое: «Бля». Разочарованно стонет, от того, что Алтын отстраняется, хотя до покалывания на губах хочется продолжить вот так сразу, с места в карьер, свести Юру с ума, как сходит сам. Нет. Не сейчас. Сейчас хочется опуститься на пол, на колени, и прильнуть губами к тёплой коже, выше поджавшихся пальцев. Приласкать тонкую лодыжку, погладить косточку, лизнуть чуть кривоватый мизинчик, удержать, когда Юра дрыгает ногой, пытаясь отобрать и хрипло, заполошно шепчет. - Ты чего? Бека-а-а-а, - Отабек с силой проходится языком по подъёму, целуя сеточку выступающих вен и у Юры срывается дыхание. А Алтына ведёт и остановить его сейчас не смогла бы никакая сила в мире. Потому что Юра стонет и хнычет, когда он проводит языком по своду стопы, гладит, осторожно щекочет, вызывая слабую, сладкую дрожь и тихое клокотание смеха сквозь стоны. Невесомо касается губами болезненной даже на вид мозоли. Трется носом о лодыжку, целует косточки, ведёт губами по икре, до колена. Губы и пальцы щекочет и покалывает короткими светлыми волосками, почти незаметными на коже, расцвеченной старыми и свежими следами от падений. Коротко целует косой белый шрам чуть ниже коленки, чертит влажную полосу по внутренней стороне бедра, и с силой вонзает зубы в нежную кожу, так, что Плисецкий вскрикивает и матерится. Но не может противиться соблазну, крепко удерживает за бёдра, целует и вылизывает быстро наливающийся кровью след. Юру выламывает, трясёт, стоны становятся жалобными, надрывными, от них в крови закипает густое и тёмное желание. Он не позволяет удержать себя, ведёт кончиками пальцев по бедру, обводит яркую метку, мягко, ласково, жадно вслушиваясь в тихое хныканье. И целует уже другое бедро, ощущая губами, как покрывается колючими мурашками тёплая кожа. Плисецкий напрягается, чувствуя прикосновение зубов, но Отабек лишь слегка прихватывает, гладит обозначившиеся твёрдые мышцы. Опускается к колену и ниже, целует выступающую над косточкой лодыжки венку, гладит поджавшиеся пальцы, целует, скользит во впадинки языком, упиваясь им, наслаждаясь музыкальными короткими стонами, которые Юра похоже не в состоянии контролировать. Ему хочется приласкать каждый пальчик, подразнить их лёгкой щекоткой, задевая шариком серёжки, сцеловать с тёплой кожи каждый болезненный след от коньков, вылечить прикосновениями старые светлые шрамы. Юра тает, бессильно откидывается затылком на подушку, хнычет, вздрагивает, кусает губы, но не пытается ни вырваться ни остановить его, хотя Алтыну и самому немного страшно от того, насколько он хочет, чтобы Юра потерял голову от его ласк, насколько необходимо ему сейчас именно так, порочно и жадно вылизывать ещё по-мальчишески маленькие ноги, истерзанные тренировками на катке и в балетной студии. - Отабек… блядь, Бека, пожалуйста, давай уже… - Отабек каким-то чудом понимает, чего он просит, ёрзая и вскидывая бёдра, в кровь искусав обветренные губы. Поднимается, коротко целует обозначившуюся тазовую косточку и прижимается щекой к вздыбленному члену, удержав рукой, чувствуя, как остаётся на коже влажный след. Юра коротко обречённо стонет и запрокидывает голову, беззвучно матеря, кажется, уже всю Отабекову родню до седьмого колена и комкая в пальцах покрывало. Отабек слышит, как он шумно втягивает воздух сквозь зубы, когда обхватывает головку губами, коротко облизывает, вбирает глубже, прижимает языком, щекочет тонкую чувствительную кожу пирсингом. Позволяет Юре почти бесконтрольно подаваться навстречу неспешным движениям, лишь пару раз удерживая от слишком глубокого толчка. Каким-то чудом удаётся поймать ритм, слушая загнанное дыхание над головой, перемежающееся едва слышными стонами. Юра несётся к разрядке, стремительно и неотвратимо. Отабек чувствует это по слабой дрожи, охватившей гибкое сильное тело, понимает по ставшими совсем уж хаотичными движениям. Запускает свободную ладонь в штаны, сжимая собственный изнывающий от возбуждения член, ласкает себя быстро и ритмично, не отводя взгляда от растрёпанного и невыносимо прекрасного Юры, мечущегося по кровати, словно в припадке. И только от зрелища, от тёплой кожи, от терпкого запаха накрывает так сильно, что в глазах темнеет, звенит в ушах, и он пропускает момент, когда Плисецкий кончает. Лишь чувствует, как напрягаются бёдра, слышит резкий выдох и ощущает губами пульсацию. Понимает, что уже всё. Сглатывает, почти не чувствуя вкуса. Голова лёгкая, по телу проходят последние отголоски яркой и сильной разрядки. Юру ощутимо потряхивает, когда Отабек отстраняется, напоследок собрав языком белёсую каплю с головки. Дотягивается до коробки с салфетками на прикроватной тумбочке, вытирает ладонь. И вытягивается рядом, крепко прижимая Плисецкого к себе. Слушает успокаивающееся дыхание, ощущает кожей бешеный ритм бьющегося рядом сердца, чувствует себя способным летать от перехлёстывающего через край счастья. Юра прячет лицо в изгибе его плеча и молчит. - А ты… как? – Алтын успевает провалиться в лёгкую полудрёму, и вздрагивает от тихого вопроса. - Всё хорошо, – Отабек улыбается и целует щёку, вспыхивающую горячим и ярким румянцем. - Ты…сам? – дожидается короткого кивка в ответ и хмурится. – В следующий раз я хочу тоже… Для тебя. -Успеется, Юр, – нужно вставать, идти в ванную и приводить себя в порядок. С утра тренировка, Морозов будет недоволен опозданием, но Отабеку слишком хорошо и уютно в объятиях Плисецкого и можно позволить себе ещё немного полежать вот так, не думая ни о чём, просто наслаждаясь близостью и теплом этого момента спокойствия.