***
Утром, в день церемонии открытия Универсиады, телефон пиликает оповещением и на экране светится: «Жан». К счастью, Юра в ванной и не видит. «Я в Алматы. У вас тут мило. Ужасно соскучился по тебе, Бекки. Встретимся после церемонии?» Отабек вздыхает. Жан не смог принять участие в соревновательной программе, но всё-таки прилетел. На вопрос о травме, который Алтын отправил ему, ДжейДжей отшутился, что даже короли иногда устают, это пустяки не стоящие внимания и сменил тему. А теперь написал, как ни в чем не бывало. Он чувствует себя героем какой-то драмы и долго размышляет над ответом. Жан явно не на дружеские посиделки в кафе намекает и не на обзорную экскурсию. А даже если на них, то сейчас совсем не до Жана. Улыбается вернувшемуся из душа Юре и вновь задумчиво косится на телефон. - Чего завис? – Плисецкий зарывается в шкаф и ищет что-то среди своей одежды. - Меня кое-куда зовут после церемонии. Это ненадолго, но я должен пойти один, хорошо? – Отабек обязательно расскажет Юре чуть позже и о том, что связывает его с Леруа, и о том, что сегодня хочет расставить все точки, чтобы впредь не приходилось скрывать ничего. - Да иди, норм всё, – дёргает плечом, вытаскивает толстовку и смотрит непонимающе. – Если надо, значит надо, я же не тупой, понимаю, что у тебя обязанностей дохера и я не могу за тобой как приклеенный ходить. Отабеку мучительно стыдно за то, что он не находит сил возразить. Набирает в ответ Жан-Жаку короткое: «ОК, созвонимся после окончания», и откладывает телефон. Юре можно сегодня не торопиться, а вот ему уже через пару часов нужно быть на месте, чтобы подготовиться к шоу, успеть пообщаться с журналистами. На прощание успевает урвать долгий и жаркий поцелуй, с сожалением оставляя Юру дома. Он приедет вместе с родителями и Жибек, будет смотреть церемонию с трибун. Обещают грандиозное зрелище, жаль, что всю первую часть спортсмены пропускают, видят только на экранах, готовясь к выходу. В «Алматы Арена» шум и суета. Последние приготовления, прогоны, повсюду взволнованные волонтёры. Отабек мельком успевает увидеть сосредоточенную Айгуль, которая записалась в волонтёрский корпус при первой же возможности. Сборные только начинают съезжаться во дворец, Отабек замечает и машет в ответ окликнувшему его Пхичиту, не расстающемуся с телефоном ни на секунду. Чуланонт уверенно лавируя в толпе, быстро оказывается рядом. - Отабек! У вас замечательный город, столько всего! Так красиво! Давай селфи сделаем? – Алтын не следит за инстаграмом Пхичита, но Юра вчера говорил, что тот добавлял публикации со скоростью автоматной очереди с самого момента приезда. Соглашается на фото, не улыбаясь в кадр, но сложив пальцы в традиционную «викторию». Лео кивает издалека – многочисленные товарищи по сборной оттирают его от Отабека. Ничего, будет ещё время поболтать, когда начнутся соревнования. Где-то должна быть ещё и Бабичева, но её не видно до самого начала церемонии. И неудивительно – сборная России самая многочисленная, затеряться в ней несложно. Время до открытия пролетает практически незаметно. Трибуны заполняются, артисты готовятся к выступлению. И когда время приходит, практически все лица обращаются к экранам. Народные, знакомые с детства мотивы, многоцветье костюмов, переливы голосов, воспевающих родную историю, старинные предания, пришедшие из глубины веков, пробирают до глубины души. И пусть никто из них не может оценить всего великолепия процессии, движущейся вокруг арены, у многих на глазах слёзы. Отабек сам сглатывает тяжёлый комок в горле. Международные соревнования здесь, в родном городе – это историческое событие. Не нужно никуда уезжать, с трибун за него будут болеть родители, сестра и даже аже* обещала приехать. А ещё там будет Юрка. Даже если светлую макушку не будет видно среди тысяч зрителей, Отабек будет знать, что он здесь и незримая поддержка будет придавать сил. Делегации соперников смотрят с изумлением на их сборную, пусть не очень стройно, но с несказанным воодушевлением подпевающую государственному гимну. Кто-то снимает на телефон, кто-то даже хлопает, когда затихают последние слова. Отабек знает, что каждый из них делает это по велению сердца, а не долга, пусть и слышит от кого-то рядом: «Вот им мозги-то промывают». Наверное поэтому получается так искренне и слова льются легко. Сейчас начнётся парад, в котором они выйдут последними, по праву принимающей страны. Гордо и решительно, как и пристало воинам. Звучат первые аккорды новой музыки, камера фокусируется на сцене, на установленном диджейском пульте и Отабек изумлённо замирает. За пультом подбадривает зал и крутит вертушки Сагындык. Рядом с ним Вася – ещё один знакомый по «Дубаю». И заводные миксы качают, не дают заскучать ни трибунам, ни атлетам, постепенно выходящим на подиум с флагами стран в сопровождении волонтёров. Национальную сборную приветствуют как героев, громко, радостно, на ногах. Хлопают, подбадривают криками всё то время, что они идут по подиуму. Отабек впервые видит вблизи возведённую для церемонии сцену в форме листа, над головой солнцем раскинулись экраны с национальным флагом, а вокруг тысячи болельщиков и где-то там, среди людского моря стоят его самые родные и любимые люди. Ну а после, можно занять место на трибуне и просто насладиться ярким, увлекательным шоу. - Отабек! – ощущение дежавю накрывает с головой. Он даже телефон не успевает достать, чтобы набрать номер Жан-Жака. В коридоре, ведущем к уборным и техническим помещениям людей всё же меньше, чем в холле, можно услышать что отвечают в трубке. - Привет, – он оборачивается и хмурится. Жан тяжело опирается на костыли, левая нога зафиксирована если не в гипс, то в лангет точно – под тёплой одеждой не видно насколько серьёзна травма. – И это, по-твоему, пустяк? Леруа беззаботно улыбается в ответ, подходит ближе, неловко обнимает, балансируя на одной ноге и не выпуская костыли. - Я тоже рад тебя видеть, – шепчет на ухо, невесомо касается губами. Отабек отстраняется, осторожно, но настойчиво и улыбка меркнет. - Жан, не нужно. - Почему? – хмурится ДжейДжей. Отабек радуется, что высокий воротник зимней формы сборной и шарф надёжно прикрывают оставленный Юрой яркий засос. Довольно и того, что дома приходится ходить в водолазке с высоким горлом и лишний раз не поворачиваться к родителям левым боком. - Ты действительно хочешь обсудить это здесь? – мимо проходит девушка, с интересом косясь на них. – Идём, здесь рядом есть хорошее кафе, поговорим спокойно. - Я в номере один, можем поговорить у меня, – Джей следует за ним и выглядит недовольным. - Нет, никаких отелей. У меня не так много времени, – Отабек точно знает, что Жан не упустит случая настоять на своём, если они поедут в отель. Выяснения отношений, которое повлечёт за собой его отказ, не хочется совершенно. Кафе даст им нужную для разговора уединённость, а большего и не требуется. Как ни странно, Леруа не настаивает. Они лавируют в толпе, дежурно улыбаются в ответ на возгласы расходящихся фанатов и спустя десять минут оказываются у небольшой уютной кофейни. Самый большой её плюс – кабинки с закрывающимися шторками, дающие возможность поговорить, не собирая на себе чужие любопытные взгляды. ДжейДжей отказывается от кофе и сверлит тяжёлым взглядом. Таким же, какой был у него, когда Отабек рассказал о скором переезде из Торонто. - И что же за неотложные дела не позволяют тебе поехать со мной? – раздражённо вопрошает Леруа, стоит официантке, принесшей Алтыну чай скрыться за шторами. - Меня ждут дома. У меня завтра утром тренировка, которую нельзя пропускать, потому что до соревнований меньше недели. У тебя есть невеста. Какая из причин кажется тебе самой весомой? – Отабек греет пальцы о керамические бока, ловя себя на мысли, что Жан выглядит осунувшимся и больным. – Ты приехал поболеть за своих? - Я приехал увидеться с тобой, – цедит сквозь зубы. – Но, похоже, что это правда. - Что правда? – внутри рождается дурное предчувствие, холодное и муторное. - Что Плисецкий здесь, и вы мило проводите время вместе, – имя Юры он буквально выплёвывает. - Юра действительно в Алматы. Вместе с тренером и Бабичевой, приехал поболеть за сборную, раз есть возможность. Мы тренируемся на одном катке пока они здесь и гуляем в свободное время. Так ведут себя друзья, Жан, я думал ты в курсе, – проще всего сказать ему полуправду. Юра едва ли обрадуется, если Леруа узнает об их едва начавшихся отношениях вот так запросто. - А ты и рад, да? - Рад ли я, что могу провести немного времени с другом? - Не заливай мне, Отабек, я видел, как ты на него пялишься. Ещё в Канаде. И как постанываешь во сне «Юрочка» тоже слышал, – Отабек застывает. Искажённое акцентом имя режет по ушам. Неужели даже рядом с Жан-Жаком ему снился Юра? Когда это было? Да и имеет ли это значение сейчас, когда Леруа сидит напротив и полыхает от злости. – Или будешь отрицать? – улыбка, до этого больше похожая на оскал неуловимо меняется, в ней сквозит лукавство. - Нет, не буду. - Ну зачем он тебе? Он же русский, или ты думаешь, они там все такие, как Никифоров и просто прикидываются, что ненавидят геев? Вспомни как твоего драгоценного Плисецкого от одного вида Виктора и Кацуки передёргивает! Ты думаешь, что он сможет на твои чувства ответить? – пальцы у Леруа горячие, прикосновение к запястью обжигает. Отабек думает о том, что вернётся домой и там будет Юра. Может, валяться на кровати с планшетом и смотреть какие-нибудь вирусные видео или паблики с котиками, а может заниматься – иногда в Плисецком просыпается сознательность и он вспоминает об учёбе. Или крутиться на кухне, развлекая аже историями из фигурного катания, и помогать маме в каких-то мелких кухонных делах. Помыть тарелку, порезать зелень, последить за бульоном. Она в первый день сопротивляется, а Плисецкий признается, что без этого неуютно, он привык делать хоть что-то на кухне, даже живя у Барановской. А уж дома, в Москве у них с дедом целые ритуалы. Отабек надеется летом вырваться хоть на неделю в гости, чтобы увидеть своими глазами. Юра наоборот хочет сюда – покататься на байке по степям и увидеть, как занесённые сейчас снегом горы выглядят в летнем зелёном убранстве. И на озёра – ему очень понравилась история про путешествие на байках с палатками. Его можно увести в комнату, обнять, целовать, пока не начнут слабеть колени, увлечь на кровать и неспешно ласкать, расслабленного, отзывчивого и жадного до прикосновений. - Может и не ответит, – Отабек не знает, что видит в его лице Джей, но отпускает его руку и как-то весь съёживается, меркнет улыбка, ещё чётче обозначаются тёмные тени под глазами. – Но это моё дело, Жан. - Будешь дрочить на него по углам, да? – Алтын прыскает в кружку с чаем. Непохожие друг на друга ни в чём Жан и Юра в этот момент сливаются едва ли не в одно целое перед мысленным взором. Тот же наклон головы, тот же вызов, пополам с тоскливым отчаянием в глазах, даже слова те же, пусть на разных языках. - Буду дрочить на него по углам, верно Жанетт. - То, что ты мне небезразличен, и я не хочу, чтобы этот мелкий засранец причинял тебе боль, кажется тебе смешным? – Леруа злится, зато из взгляда пропадает загнанное выражение. - Я тоже люблю тебя, но я уже большой мальчик и сам могу о себе позаботиться Джей, – чуть улыбается, вызывая ответную кривоватую улыбку. – Юра вовсе не причиняет мне боль, не драматизируй. У меня всё хорошо. Расскажи лучше, как ты умудрился так повредиться? ДжейДжей хмурится, кривит губы, но наконец, выдыхает, как-то обречённо и скидывает куртку, в которой сидел до последнего, на диван рядом с собой. - Дурацкая ситуация. У нас на арене новая группа юниоров тренируется, обычно расписание не совпадает, а тут какая-то накладка вышла. И один из этих мелких подлез и врезался в меня на выходе из квада. А ведь мог бы получиться! Я связки на колене порвал к чёрту из-за него. Хорошо если к Миру восстановятся. - Радуйся, что вообще без операции обошлось, – качает головой Отабек. - Мелкому конечно тоже мало не показалось и от тренировок его отстранили, ещё и родителям теперь компенсацию выплачивать. Мои-то так просто не оставят. Алтын кивает. Конечно, нельзя оставлять. Опасное поведение на катке могло обернуться не просто разрывом связок и временным отстранением, но и полным крахом карьеры Жан-Жака. Впрочем, канадец держится бодро и они ещё с час обсуждают Универсиаду и перспективы сборных в медальном зачёте. Хорошо, что Жан больше не поднимает щекотливую тему Юры или их прошлых отношений. С Леруа хочется остаться если не друзьями, то хотя бы приятелями. Он не обманывает себя – ДжейДжей ещё не раз попытается переубедить его, но пока они сидят в уютном кафе, греют руки о чашки и просто разговаривают.***
Юра спит, прямо поверх покрывала, поджав босые ноги и свернувшись в уютный клубок. Ждал – в комнате горит свет, рядом, на подушке примостился планшет. Отабек перекладывает девайс на тумбочку и присаживается рядом с Юрой, отводит от лица волосы, гладит тёплую макушку, щёку, плечо. Плисецкий мычит сквозь сон и подаётся навстречу прикосновениям. Распахивает глаза, смотрит мутным, расфокусированным взглядом и сонно улыбается. - Ты вернулся… - Конечно, вернулся, – Отабек почти целомудренно целует его в уголок губ, трётся носом о нос, улыбается, когда Юра морщится. – Давай, перелезай под одеяло, если будешь спать. - Не, я с тобой. Как твоя встреча? – потягивается, так, что футболка задирается, демонстрируя взгляду полоску светлой кожи. Вздрагивает, когда Алтын запускает под ткань ладонь, гладит подтянутый живот и с готовностью отвечает на поцелуй. Разочарованно стонет, стоит Отабеку отстраниться. - Хорошо, Юр. Всё хорошо. Как тебе церемония? - Крутецкая, – Юра садится на кровати и обнимает его, устраивается подбородком на плече, делится сонным и уютным теплом, щекоча волосами щёку. – Я Никифорову скинул фото с табличкой японцев. Жапония, ты прикинь?! Вот и пусть катится со своей свинкой прямо в Жапонию, – Плисецкий посмеивается, Отабек гладит его пальцы и усмехается. Для него казахское название родины Кацуки звучит обыденно, а вот для русского уха, пожалуй, и впрямь забавно. - Хорошо, что тебе понравилось. - Не, это же офигенно. Костюмы эти все, танцы, песни, кони там, мужики в доспехах. А ты умеешь на коне? - Нет. На пони в детстве катался только, в парке. - Зато у тебя железный есть, – вздыхает Юра. От тёплого выдоха по шее бегут мурашки. – И про новые технологии крутяк. Столько всего у вас есть оказывается. А, и диджеи эти клёвые. В Сочи вот сборные под запись выходили, а у вас бодрячком так, качали зал. - Хочешь, познакомлю? – Плисецкий изумлённо округляет глаза и отодвигается, заглядывая в лицо - Знаешь их?! - Да. Я иногда выступаю с ними в одном клубе. - Ты и здесь выступаешь? И опять в клуб не возьмёшь, да? – Отабек смеётся и прижимается губами к виску, обнимает крепче, притягивая к себе. - Не возьму. Ты слишком хорошо танцуешь и я буду думать только о том, чтобы украсть тебя оттуда и запереть где-нибудь, чтобы только для меня танцевал, – Юра фыркает, брыкается, пытаясь освободиться, полыхает щеками и безуспешно пытается скрыть довольную улыбку. - Ну тебя. Это тебя нужно ото всех прятать с твоими танцами. Только попробуй в следующем сезоне мне поддаваться. Давай на полную, чтобы Никифоров и эти все утырки офигели. Ты же можешь, – грозно хмурит брови и тычет пальцем в грудь. Отабеку кажется, что он ещё и не такое может, если Юра его поддержит. Но пока о программе на новый сезон думать рано – до короткой программы остаётся четыре дня, в которые Николай будет гонять его до полного изнеможения в попытке достигнуть совершенства. Чтобы журналисты ни секунды не сомневались в том, что слова о гарантированном золоте не пустая болтовня. И уже позже, лёжа в темноте и касаясь пальцами расслабленной Юриной руки, свесившейся с кровати, он думает, что сейчас способен выложиться на все триста процентов, ради своей страны, ради родителей и ради той уютной теплоты, того обжигающего тёмного жара, которые дарит ему Плисецкий. С ним хочется быть постоянно. За день до начала мужских выступлений, они вместе болеют за Милу, занимающую в итоге первое место и сияющую ярче медали. Даже Юра кричит в поддержку, хотя сколько раз говорил, что Мила дура и надоеда. И всё-таки болеет за девушку.***
Утром, перед короткой программой, Отабек просыпается не от привычной мелодии будильника, а от осознания, что с него стягивают трусы чьи-то тёплые пальцы. Улыбается сквозь сон и задыхается воздухом, почувствовав на животе влажное прикосновение губ, изучающих, опускающихся ниже, к требующей внимания эрекции. Волнительно и внутри всё замирает от предвкушения, неужели Юра на самом деле… Распахивает глаза и коротко стонет, ощутив горячие губы, обхватывающие головку, осторожно, старательно пряча зубы. Заставляет себя замереть, преодолеть нестерпимое, выжигающее изнутри желание вскинуть бёдра, погрузиться глубже в горячую и мучительно сладкую глубину Юриного рта, заполняя до горла, до хрипа и брызнувших из глаз слёз. Зрелище светлой макушки, ритмично движущейся между его ног, сжатых вокруг ствола ярких губ, сверкающих из-под светлой чёлки, которую Юра то и дело раздражённо убирает в сторону, глаз, невыносимо прекрасное и порочное. Ещё одна ожившая фантазия, но в тысячу раз лучше, чем любая грёза. Алтын собирает ладонями непослушные густые пряди на Юрином затылке, тянет, стискивает, рождая в горле низкий вибрирующий стон, от которого его самого встряхивает. Направляет, несильно давит на макушку, вынуждая подчиняться заданному ритму. Он ожидает, что Юра отстранится, вырвется, не позволит собой управлять, но Плисецкий расслабляется и послушно покоряется его желанию. Перехватывает Юрину руку и сжимает тёплую, влажную ладонь вокруг ствола, делает пару движений, показывает, как ему нравится. Юра схватывает на лету и можно откинуться на подушку, погружаясь в головокружительный и ослепительно яркий водоворот ощущений. Пускай он действует порывисто и неумело, но от этого ощущения ещё острее, сильнее, выжимают из лёгких воздух, а из горла короткие стоны. Когда Плисецкий, войдя во вкус, втягивая щёки, с силой посасывает твёрдую плоть, словно леденец, его на несколько мгновений словно выбрасывает из тела, выкручивает, гнёт и плавит в пароксизме чистейшего наслаждения. Такого, что слёзы из глаз и после остаётся лишь ощущение полёта и неземного, волнующего опьянения, искрящегося в крови как пузырьки шампанского. Кажется, он до боли сжимает Юрины волосы, стонет, долго, едва слышно, но в голове собственный стон отдаётся оглушительным набатом. Только после, обнимая вытянувшегося рядом, Юру, устраивающего голову на груди и целующего, оставляя на губах терпкий привкус, Отабек запоздало смущается собственной несдержанности. - М-м, доброе утро, – Юра зевает и ёрзает, трётся эрекцией о бедро. Тихонько довольно вздыхает, когда Алтын гладит член через тонкую ткань, потирает головку большим пальцем. Коротко стонет в поцелуй, пока Отабек стягивает с него мешающий предмет одежды, дрыгает ногами пытаясь помочь, рискуя свалиться с матраса. Плисецкий всё ещё сонный, тёплый, податливый, дрожит и покрывается мурашками, стоит провести ладонью по бедру, погладить и сжать маленькую упругую ягодицу. Вскидывает бёдра, ощутив, как пальцы смыкаются на твёрдой, горячей плоти, крепко, уверенно. Отабек не спешит, ласкает его медленно, упивается каждым коротким стоном, рваным выдохом, не позволяет кусать губы, отнимая поцелуями всякую возможность. Юру накрывает быстро, а Отабек думает, что может бесконечно наслаждаться зрелищем того, как он несётся к вершине блаженства, страдальческим изломом бровей, яркими губами, приоткрывшимися в беззвучном выдохе-стоне, ярким румянцем, капельками пота на висках. Ощущать гулкое биение сердца, долгую, сладкую дрожь, охватывающую гибкое стройное тело. Из дремотной истомы их безжалостно вырывает будильник. Оказывается, Юра разбудил его всего минут за двадцать до сигнала. Но ради такого доброго утра не жаль пожертвовать и лишними минутами сна. - Сделай их всех сегодня, – Плисецкий не спешит вставать, знает, что Отабек всегда ставит будильник с запасом. От его слов тепло и смешно. - Так это мне вместо «Давай» перед выступлением? – Юра было вскидывается, яростно сверкает глазами, но под его взглядом смущается и кивает. Отабек тянет его к себе и целует, долго и нежно. - Я обязательно выиграю, Юр. Веришь мне или нет? - Верю, – тихий шёпот в плечо. И Алтын тоже верит. День не может быть плохим, когда так замечательно начинается утро. На ранней тренировке Морозов одобрительно кивает, на разминке удаётся перекинуться парой слов с Лео. Иглесиа замечает, что Отабек сегодня прямо светится изнутри, похоже, их ждёт нешуточная борьба. Алтын в ответ пожимает плечами. Несмотря на то, что он чувствует себя способным удержать мир на плечах, не то что просто откатать короткую программу на домашнем льду, недооценивать соперников глупо и опасно. Списки участников давно известны. Но лишь сегодня он встречается лицом к лицу с Ли и Некола. Пхичит машет издалека в знак приветствия, но не подходит, поглощённый тренировкой и своим телефоном. А вот с Лео можно поболтать после, пока выступает первая группа. Костюм с серии Гран При немного изменили, он ярче, эффектнее и притягивает к себе взгляд. Подходит к обновлённой программе, отражает его собственные ощущения. Лишь музыка неизменна. Яркие пронзительные скрипки и виолончели, искры флейты, теплая хрипотца духовых, прохладные, глубокие переливы фортепьяно. Его встречают как настоящего героя, как надежду страны. Он не может, не имеет права подвести своих болельщиков. Особенно Юру, которому обещал. Отключается, отдаваясь на милость знакомой мелодии, сосредоточившись на самых сложных прыжках. Трибуны, кажется, ревут и аплодируют, но он едва их слышит. Он смог. Без ошибок, без падений, так, как нужно. Лишь когда последние аккорды застывают под сводами арены, на него обрушиваются громовые аплодисменты и восторженные крики многотысячной толпы. И наконец можно выдохнуть, поклониться им, улыбнуться и спешить к выезду, к радостно улыбающемуся Николаю. - Молодец! Вот так и нужно было ей гореть на Гран-При! Отабек слабо улыбается, накидывает на плечи куртку, и кивает тренеру. Опускается на мягкую скамейку, машет камерам, демонстрирует флаг страны на груди. Всё это для них, для тех, кто поддерживает его, и ещё больше – для одного самого драгоценного, дороже любой медали, человека. Он уверенно лидирует после короткой программы и сбегает от журналистов сразу после короткого интервью – искать Юру, на ходу набирая сообщение. Плисецкий скидывает в ответ короткое: «Я у центрального выхода, давай быстрее, дубак капец!». Отабек спешит, почти бегом спускается в холл, выскакивает на улицу, натягивая на лицо шарф, чтобы не узнали сразу. Юра топчется чуть в стороне, в огромных очках, несмотря на опустившиеся сумерки, в тёплой немного нелепой шапке с длинными кисточками, надёжно скрывающей светлые волосы. Мучительно хочется его поцеловать, но они ограничиваются короткими и крепкими объятиями, улыбаясь друг другу. - Ты охуенно выступил, честно. Теперь Яков будет меня гонять до опупения, чтобы соответствовал уровню соперников, – Плисецкий криво усмехается, но в глазах веселье. – Он уже сегодня высказался. Мила только успевала ахать. Особенно с акселя. Чуть ли не выше борта прыгнул, вот это нифига себе. Отабек даёт и на следующий день, добавленным в конец программы дополнительным квадом, яркой обновлённой дорожкой шагов, тёмным, новым костюмом, сияющим пластинчатыми украшениями, похожими на чешуйки на плечах и запястьях. Выходя под громогласное скандирование трибун: «Казахстан! Казахстан!» и пронзительное «Давай!». Не может скрыть широкую улыбку, стоя на верхней ступеньке. Он смог, всё позади, теперь показательная, интервью и можно побыть только с Юрой, ещё почти неделю, на которую согласился Яков. Повесить вечером на шею Плисецкому тяжёлое золото, с улыбкой наблюдая, как Юра смущается, с интересом разглядывая медаль. - Красивая, – снимает награду с шеи. – Она твоя, зачем мне? - Потому что это и твоё золото тоже, Юр. Если бы не ты, всё было бы иначе. Юра мотает головой, отбрасывает выбившиеся из хвоста волосы от лица и смущённо бормочет, что Отабек кажется заразился излишним романтизмом у блядского Никифорова. Алтын смеётся, ему легко и весело, и мысль о том, что Юра скоро уедет и до самого Чемпионата Мира они смогут видеться лишь посредством Скайпа, пока кажется дикой и нереальной. Сейчас хочется обнимать и целовать его, посвятить показательную программу, водить по излюбленным местам, познакомить с Сагындыком и Васей, а ещё кое с кем из байкерской тусовки, вызвав у приятелей шоковое состояние. Ласкать по ночам, медленно и нежно или несдержанно, страстно, доводя до исступления и пропадая самому, растворяясь в его прикосновениях, запахе, звуках его голоса, когда Юра стонет, тихо ругается или всхлипывает на пике наслаждения, коротко и сдавленно. Упиваться им, без сожалений, без сомнений, потому что не может быть неправильно, когда так хорошо рядом.***
Неделя слишком короткая, чтобы успеть вдоволь запастись воспоминаниями и фотографиями, прикосновениями и безмятежным теплом посреди зимы. Яков смотрит с неодобрением на их объятия в аэропорту, на то, как Юра не может расцепить руки. И хорошо, что он видит лишь малую часть их прощания. Не знает, что синяки и следы от зубов на бёдрах Юры сойдут ещё нескоро. Что утром они целовались как сумасшедшие, кусаясь, и прижимая друг друга к стенам, скидывая со стола вещи. Что Плисецкий силком вырвал обещание, что они больше не будут сдерживаться и останавливаться: «Отабек, ну какого хрена, мне же шестнадцать меньше чем через месяц!», – после Чемпионата Мира. - Пока, – последний рваный выдох на ухо и ощущение тепла исчезает, оставляя за собой пустоту. Но всё-таки глядя на удаляющуюся светлую макушку, встречая взгляды зелёных глаз, брошенные из-за плеча, Отабек чувствует себя счастливым. * Аже - бабушка Желающим посмотреть как проходила церемония открытия Зимней Универсиады ходить сюда: https://www.youtube.com/watch?v=-VEQ6ywepeY&t=6740s Зрелище стоит того)))