Козни зла пресеки

Иди ко мне, сученька, у меня говно на жопе! © Рик Санчез

Ёнака вошла в полупустой вагон и устало опустилась на сиденье. Время было позднее, а путь — неблизким, и, в соответствии со здравым смыслом и штампами хентая, это было весьма опасное путешествие для обычной японской школьницы. Но сейчас Ёнаку это не волновало. «Мне надо домой, — размышляла она, постепенно преисполняясь упрямством. — Сегодня наконец-то придёт брат, я так соскучилась по нему. Надо поспешить». Можно было бы предположить, что мысли её были выражены несколько менее изящно — но зачем? Итак, вагон был почти пуст, в углу валялся стручок острого перца (и как он, интересно, там оказался?), а единственные соседи по вагону вели не особенно увлекательную беседу. Вскоре, впрочем, они замолчали, и вагон наполнял только перестук колёс. Ёнака решила вздремнуть — смелое решение для японской школьницы в полупустом вагоне метро. Что ею двигало? Фатум? Предназначение? Умственная отсталость? История вряд ли даст ответы на эти вопросы, хотя… *** «Последняя остановка… Могеко! Могеко!» «Ах?! Что?!» Ёнака выглянула из вагона. Её глазам предстало табло, на котором не было ничего, кроме одной линии и единственной обозначенной на ней станции. Могеко. У Ёнаки перехватило дыхание. Она понятия не имела, что это за станция — видимо, в круг её интересов не входило изучение метрополитена родного города. Растерянно оглядываясь, она осторожно выбралась на платформу. Платформа находилась под открытым небом и была огорожена сеткой, за которой чернели покрытые лесом горы. Ни огонька, ни фонаря — только луна и свет из вагона освещали платформу. Единственным признаком цивилизации были два автомата с напитками. Пить Ёнаке не хотелось, да и денег у неё не было, поэтому она не придумала ничего лучше, как пойти дальше по платформе — туда, где, по её предположению, должен был быть выход. «Никого нет. Может, это какая-то старая станция? — размышляла она — Думаю, надо пройтись, осмотреться». На глаза ей попался листок мелованной бумаги, прикреплённый к сетке жвачкой. Ёнака подошла поближе и прочла: «Создать мир с Прошутто». Теперь девушка заметила, что дальше на платформе было разбросано ещё несколько похожих листов. Движимая любопытством, Ёнака подходила к каждому из них, читая по-детски корявые прыгающие кандзи: «ОБЯЗАННОСТИ РУКОВОДСТВА ШКОЛЬНИЦ». Ещё одно объявление на заборе гласило: «С 1-го по 31-го числа каждый месяц — день прошутто! Ешьте прошутто для мира во всём мире! Космический мир! Идеальный мир! Непостоянство вещей!» «Каждый день это прошутто», — озадаченно подумала девушка. Следующее объявление было, очевидно, обоснованием предыдущего. «Большая распродажа прошутто!» — было написано на нём много раз цветными фломастерами, карандашами, тушью (для ресниц) и, похоже, даже куском угля. Кто-то здесь явно любил прошутто. «Ешьте столько Гёза, сколько сможете! Всего за 800 йен/час! Наслаждайтесь великолепным Гёза!» Это было последнее объявление перед выходом. Но перед ним было кое-что ещё. Полиэтиленовая упаковка с мясистой розовой субстанцией внутри, напоминающей бекон. Самая большая надпись на упаковке гласила «Прошутто». Ёнака машинально наклонилась, чтобы подобрать его… И почувствовала идущий из выхода запах. Девушка выпрямилась. Из выхода шёл слабый ток воздуха, и запах шёл вместе с ним — запах дыма и чего-то горелого. Вероятно, у Ёнаки хватило сноровки сообразить, что дым означает огонь, а огонь, скорее всего — костёр, ну, а где костёр, там и какая-никакая компания (о том, что такая компания, будучи не слишком дружелюбной, могла бы сделать со школьницей, Ёнака, вероятно, предпочла не думать). Она вошла в арку и вышла на аллею, следуя за запахом дыма, который и не думал пропадать — напротив, он всё усиливался, разрастаясь и обогащаясь некоторыми оттенками неприятного или откровенно пугающего характера. Как бы ни хотелось Ёнаке поскорее добраться до его источника (да и погода вдруг стала ощутимо прохладной), она то и дело останавливалась — здесь на заборе тоже висели объявления. «Знаток ветчины» «Кукушка поёт: убейте его и зажарьте на гриль. Это будет настоящее шоу». «Пожарная безопасность! Давайте устроим пожар! Принесите свой огонь огнедышащей державе! — Всемирные поджигатели» «Ходите кругами? Где остановиться? В замке Могеко!» «У вас боли в спине? Вам поможет С П А Г Е Т Т И!!!» Ниже была приписка на английском, сделанная совсем недавно — она ещё блестела: «Как знаток скелетов, скажу, что лучше найти хорошего КОСТОправа». Ёнаке стало неловко. *** Сетка окончилась указателем, сообщающим о начале Леса Могеко. Запах дыма заполнил воздух, а оттенки возобладали и приняли окончательную форму — палёная шерсть, обгоревшее мясо и нечистоты, будто кто-то закидал общественный туалет кошками и коктейлями Молотова. Ёнаку чуть не стошнило, но она заметила то, к чему стремилась. Среди деревьев металось пламя, слышался треск и странное шипящее шкворчанье. Запах стал невыносим.  — Эй, что ты здесь делаешь? Грубый мужской окрик ударил по нервам Ёнаки, она в испуге метнулась к огням — и, выскочив на поляну, замерла, как вкопанная. Увиденное повергло её в шок. Маленькие, скрюченные тельца корчились и трещали в огне, земля вокруг была пропитана кровью и усеяна чем-то, что мозг девушки отказывался воспринимать в подробностях. Сделав несколько неверных шагов, Ёнака наступило в нечто мерзко хлюпнувшее, борясь с ужасом и подступающей рвотой, опустила взгляд — и встретила взгляд поразительно живых глаз, между которыми по щиколотку погрузилась её нога. Ёнаку вырвало. Обессилев, она рухнула на колени, угодив руками в чьи-то выплеснувшиеся из живота кишки — и потеряла сознание. *** «Пару часов назад. — Могеко! Могеко! Могеко! На дороге среди деревьев металось множество низких жёлтых существ. Трепетали огромные острые уши, колыхались завитые хвосты. Розовые страстные пасти скандировали в один голос: — Могеко! Могеко! Могеко! Внезапно что-то привлекло их внимание. Круглые ушастые головы синхронно повернулись к дороге, теряющейся среди деревьев. Оттуда неторопливо, скорее, с неким достоинством, чем со страхом, приближалась небольшая фигура. Шелестело платьице, стучали небольшие каблучки, и весь силуэт недвусмысленно сообщал существам, что к ним приближается их самая любимая категория людей. — Ах! Девушка! — В голосе одного из жёлтых существ прорезалось предвкушающее волнение. — Девушка пришла поиграть с Моги-тян? Фигура приблизилась ещё на пару шагов. И заговорила: — Да, мы пришли поиграть. — ………! — нахмурился жёлтый. — Мы? На тёмном силуэте проявился красный оскал. Желтые отшатнулись. — Ахх! Дерьмо! — закричал жёлтый. — Кто ты?! Оскал стал шире. Над ним загорелись угольки глаз. — Все вы, могеко, пролейте кровь. Могеко заголосили испуганно и яростно. И за собственным голосом никто из них не услышал сверлящего жужжания и преисполненных святым гневом слов: — Purification in progress… Три ослепительно сияющих заточенных обруча пронеслись сквозь толпу могеко, подняв кровавую взвесь и разбрасывая во все стороны куски жёлтой кожи. Крики ужаса и боли были тотчас заглушены громоподобным рёвом „ЙОЛ-ТОР-ШУЛЬ!“, и волна пламени поглотила толпу окровавленных, кричащих существ… Через пару минут всё стихло. Остались лишь пляшущие на стволах деревьев отблески пламени и шкворчание догорающего мяса. Три фигуры стояли перед пламенем, жирный чёрный дым стелился между ними, скрывая их зловещей вуалью. — А тебе идёт это платье, дитя. — Закрой рот, пока тебе его не расширили. — Это пустая трата времени. Нам нужно идти дальше. — Я оставлю бородачей у поезда. Если кто-нибудь проспит свою остановку, они его задержат, пока мы не закончим. — Милосердное решение… для тебя. — Этот мир требует очищения. Нам более нельзя медлить. Раздался смешок, и фигуры направились к видневшемуся из-за крон строению, чья башня походила на в изобилии валявшиеся на кострище отсечённые, обуглившиеся головы могеко…» *** — Бесполезная жестянка! Где выпивка? — Кондратий, ты мне мешаешь… Да, мы увели её подальше, на платформу… Это наш промах, я знаю, но… Нет, больше никого, только она и мы. В лесу не осталось тварей… Она пока что спит… Сколько осталось?.. Да, я понял… Кондратий! — Чего-о?! — Мне нужен твой инвентарь. — БУХЛО НЕ ОТДАМ!!! ДАЖЕ НЕ… — А ну… — А-А-А-А!!! — Вернёмся — проставляюсь за свой счёт. — Козлина двемерская… Лучшую бутылку забрал. — Приказ Ферга. Хочешь поспорить — держи мобильник. Сопение. — Вот и славно. А теперь нужно дать девочке лекарство. …Ёнака лежала с закрытыми глазами, закутанная в что-то мягкое и меховое. Пахло костром (из поленьев), похлёбкой и, почему-то, зверинцем. Девушка открыла глаза и вздрогнула, увидев, склонившееся над ней лицо бородатого мужчины с кремовым цветом кожи и странными, как у робота, глазами. Мужчина сделал какое-то движение, и губ Ёнаки коснулось холодное горлышко бутылки. — Вот. Выпей немного. Испугавшись, девушка плотно сжала губы и помотала головой. Точнее, попыталась — всё тело будто налилось свинцом, и даже перевести взгляд казалось титаническим подвигом. — Выпей, — терпеливо повторил мужчина. — Это тебе поможет. Смирившись, Ёнака приоткрыла губы и начала пить. Мужчина помог ей приподняться, и девушка увидела, что он облачён в какой-то странный доспех из бронзы или чего-то похожего. Больше она ничего не успела заметить — «лекарство» разлилось по её телу, утягивая разум в пучину беспамятства. Падая обратно в объятья мехового тепла, Ёнака с равнодушной горечью подумала: «Теперь я хотя бы не почувствую, если меня начнут насиловать»… *** — Что он сказал, Аксий? — Кондратий перестал домогаться торгового автомата и подсел к двемеру, задумчиво размешивающему угли веткой. — Скоро всё это закончится. Они, кажется, прошли второй этаж. — А что насчёт неё? — Когда они доберутся до выхода, мы наденем ей мешок на голову и потащим к ним. — Аксий сломал веточку и, поймав недоумевающий взгляд Кондратия, пояснил: — Ну, чтобы не получилось, как на поляне… — Это мне и так понятно, — медленно сказал Кондратий поразительно трезвым голосом. — Мне другое непонятно, на хрена ты ложку сломал? Аксий уставился на деревянные обломки у себя в руках, потом перевёл взгляд на догорающую в костре ветку и наконец, уставился в сторону экрана. — Юморист хренов, — процедил он. *** Ферг замолчал и посмотрел на детей. Дети сладко посапывали и вовсю слюнявили его кафтан. Бретон осторожно разложил их по кроватям и, погасив заклинанием свет, тихо прикрыл за собой дверь. У Изольды, видимо, тоже были планы на эту ночь, и они идеально сочетались с планами Ферга. Однако ожидание сморило её, и она так трогательно свернулось полуприкрытой на кровати, что у бретона не хватило бессовестности её будить (в иных ситуациях он на это не жаловался). «Это не шикарно, — подумал Ферг, стараясь лечь с наименьшим скрипом и нежно приобнимая жену. — Но у нас ещё полно времени. Полно времени».