Согласно сценарию

      «Я сожалею» — два слова, ставшие лейтмотивом дня Могами Кеко. Два слова, которых совсем недостаточно для того, чтобы выразить бездну чувств, обуревавших актрису. Два слова, которые звучали сегодня так часто, что успели набить оскомину. –Я сожалею, — сухо бросил Цуруга Рен, открывая дверь пассажирского сиденья перед ресторанчиком «Дарумая». Его глаза блуждали по асфальту, а губы сжались в тонкую полоску.       Могами была слишком обеспокоена несчастьем подруги, чтобы задуматься над тем, о чем именно сожалеет Цуруга. Но трезвости рассудка было достаточно, чтобы понять, что это прощание.       Котонами говорила быстро и как-то несвязно, ее голос время от времени прерывался и в трубке телефона возникали немые паузы, которые Кеко заполняла своим сердцебиением. Рен вел машину достаточно быстро, но дорога почему-то никак не заканчивалась, а рассказ Котонами становился все менее разборчивым.       Рен слышал лишь обрывки фраз в телефонной трубке, но этого было достаточно, чтобы сделать определенные выводы. «Желтая пресса», «скандал» «Фува Шо», «шантаж», «Не можем связаться с Чиори», «контракт аннулируют».       Могами понимала, что он все слышит, Могами немножко об этом сожалела, но не найдется в мире достаточно прочного мешка, чтобы скрыть шило таких размеров. Вскоре каждый в индустрии будет знать о недостойном поведении актрисы из отдела «Люби меня». Фотографии разлетятся по социальным сетям, а людская молва закончит начатое.       Самое неприятное в этой ситуации было то, что Шотаро выйдет сухим из воды. Армия его поклонниц едва ли поредеет после интрижки с актрисой второго плана. А вот Чиори примет на себя основной удар, взрывная волна которого зацепит все агентство, а более прочих — отдел «Люби меня».       Могами догадывалась, что ее спонтанное решение стать актрисой может обернуться неудачей. Она вкладывалась в работу с головой и давно уже забыла про месть, но жестокая ирония сделала одного и того же человека акушером и гробовщиком ее карьеры. Фува Шо, спустя столько лет, довел дело до логического финала. Пожар скандала не оставит от молодой, подающей надежды, актрисы даже праха. — Я сожалею, — произнес Цуруга Рен, выпуская Могами из машины, и Кеко согласно кивнула. Сожалею — очень подходящее ситуации слово.       Кеко тоже сожалела. О дне, когда увидела Шо в гримерке, о своем молчании, о том, что не уделила должного внимания увлечению подруги и даже о том, что скрывала свое прошлое. Но почему-то больше всего она сожалела о Рене. О своих чувствах к нему, о слепой ненависти, о том, что так и не смогла стать достойной, о том, что глаза предательски щиплет и огни задних габаритов его удаляющейся машины расплываются цветными пятнами. — Я тоже сожалею, Цуруга-сан, сожалею, что вам довелось знать меня. Ночь казалась бесконечно темной. Волшебное очарование парка, казалось, принадлежало другой вселенной. Могами чувствовала горечь и благодарность. Цуруга Рен подарил ей сказку, которую она ничем не заслужила. Его доброта и забота были так притягательно приятны, но почувствовать всю их глубину Могами удалось только утратив. Эти мысли не давали собраться не меньше, чем механический голос в трубке телефона, настойчиво повторявший о недоступности абонента. — Где же ты, Чиори? — Просто позволь протянуть тебе руку, позволь помочь.       Позже утром Могами вновь предстояло выслушать тысячи слов сожалений. Менеджеры, директора и продюсеры — все в агентстве на перебой повторяли, что им жаль. Им было жаль, что никто не может связаться с Чиори, им жаль, что после выхода статьи придется приостановить все контракты, они очень сожалеют, но ничем не могут помочь. А Кеко сожалела о том, что вынуждена слушать каждого из них.       Президент также говорил о сожалении. Его непроницаемое выражение лица и строгий взгляд пугали и абсолютно не вязались с привычным образом. — Агентство сделает все возможное и я лично этому поспособствую, — говорил Такарада, — мы постараемся максимально заглушить последствия скандала и уже подготовили иск агентству Фувы Шо. Однако, вы сами понимаете, что все ваши текущие проекты под угрозой. Скорее всего рекламодатели запросят компенсации. А больше других пострадает лента Хиро Оониси, так как все еще находится в стадии производства. — Мы сожалеем, президент, — глубоко поклонилась Котонами и от вида подавленной подруги у Кеко сжалось сердце. — Таких последствий можно было бы избежать, если бы мы изначально не подавали ваш отдел как нечто целое, неделимое. Ваши имена прочно связаны в мире шоу-бизнеса и это наша ошибка. — Мы обязаны предупредить режиссера, пока не поздно, — сказала Кеко. — Не переживайте об этом, Оониси-сан уже в курсе. В данную минуту продюсеры решают судьбу картины. Нам остается только ждать. Мне жаль.       Разговор был окончен и Кеко следовало отправиться домой, но мысль о том, что этот день может оказаться для нее последним в агентстве, вешала на каждую ногу по многотонной гире. Могами страшно тянуло в актерский отдел, ей хотелось посмотреть на репетиции, выполнить какую-нибудь стажерскую работу, ностальгии по которой, честно говоря, она прежде не испытывала. И, возможно, как будто случайно, пересечься с кем-нибудь из актеров. С кем-нибудь вроде Цуруги Рена. Вернее сказать, только с ним.       Но возможность того, что он проигнорирует ее, сделает вид, что они не знакомы, или уколет холодным взглядом, заставляли держаться как можно дальше от входа в актерский отдел. Цуруге Рену — обладателю безупречной репутации и символу нации не стоит находиться в одном помещении со скандально известной актрисой и тем более общаться с ней на публике. Это непозволительно и сейчас Могами понимала это лучше, чем кто-либо другой. Его холодное «я сожалею» было лишь вежливой формой «держись от меня подальше» и Кеко не могла его за это винить. — Непривычно так рано возвращаться домой? — преувеличенно спокойно поинтересовалась Моко-сан. –А? Да, с другой стороны, это даже не плохо. Я давно не помогала хозяйке в ресторане. — Съемки сцены помолвки Джейн должны были быть сегодня вечером. — Знаю, — грустно выдохнула Могами и Котонами повторила ее тяжелый вздох. — Очень жаль, ведь эту сцену я неплохо отработала пока ты была на выездных съемках. — Не говори, пожалуйста, о сожалении, Моко-сан, на сегодня чаща моего сожаления наполнена до верху. — Но мы же не можем все так оставить, или ты уже готова сдаться? — Конечно, нет, но пока я даже не представляю, что мы можем с этим всем сделать. — Для начала найти Чиори, а лучше сразу этого мерзкого таракана Шо. — Я бы и сама рада с ним разделаться, но президент предупредил, что это может только все усугубить. Каждое наше движение может сейчас оказаться фатальным, а я боюсь, что агентство и так будет вынуждено заплатить за нас огромные суммы. — Возможно ты права. Помню, когда мы только начинали с актрисой из какой-то исторической дорамы тоже произошел скандал. Кажется ее обвиняли в том, что она нечестно получала роли. Вместо того, чтобы спокойно ждать она полезла на рожон и в итоге оказалась за решёткой. — Я помню. Кимико Моридзуми была действительно виновна в нечестной игре, с ней поступили справедливо, однако, согласна, пример подходящий и нам действительно стоит сейчас отступить. Но я все же переживаю за Чиори. — Я спросила у менеджера адрес ее родителей, можем поехать прямо сейчас.       Два часа у закрытой двери в комнату Чиори, редкие всхлипы с противоположной стороны и остывший чай на подносе со сладостями — так встретил родительский дом подруг Амамии. — Может вам будет удобнее подождать в гостиной? — обеспокоенно спросила мама Чиори. — Нет, спасибо, — Кеко вежливо поклонилась, — мы останемся здесь, пока Чиори-сан не захочет нас видеть. — Как скажите, я принесу еще чай, — женщина забрала поднос с двумя пустыми и одной полной кружкой и через некоторое время вернулась с новой порцией ароматного напитка и сладостей. Чиори по-прежнему не выходила.       Котонами устало сползла по стене, ее длительные и довольно строгие увещевания не дали никаких результатов, как, впрочем, и ободряющие слова Кеко. Девушки просто молча ждали, надеясь на то, что их подруга в конечном итоге решится открыть им дверь и свою израненную душу.       Время шло, чай остывал по второму кругу, а Могами все никак не могла подобрать подходящих слов. Это было странно, ведь Кеко, как никто другой, понимала Чиори. Более того, она сама на себе испытала боль предательства этого красивого, но жестокого юноши. Но Могами боялась даже близко ставить свою детскую влюбленность с растоптанной честью подруги. Разве вправе она сравнивать такие вещи? Разве может она сейчас говорить, что-то вроде: «не переживай, все наладится, ты обязательно встретишь кого-то действительно достойного.»? И пускай ее слова будут правдой. Кеко встретился, и он был более чем достоин, только вот она сама все испортила и погубила своей глупой ненавистью и гордостью те зачатки чувств, которые такой человек как Цуруга Рен позволил себе к ней испытывать.       Мысли непроизвольно вернулись к актеру, и Кеко больно прикусила щеку, чтобы прогнать их. Сейчас не время и не место, впрочем, подходящего времени может и вообще никогда не наступить.       Дверь тихонько скрипнула. Слабый голос из открывшейся щелки звучал надломлено. — Простите меня, девочки. —  Котонами и Кеко подскочили на ноги одновременно. — Чиори! — Мне жаль, мне правда очень, очень жаль! — Дверь открылась шире, и хрупкая девичья фигурка буквально упала в дружеские объятья. Худые плечи сотрясались от молчаливого плача. И Кеко чувствовала, как медленно по щекам разливаются ее собственные слезы.       Горечь обиды выливалась из Чиори слезами и словами. Видимо, девушка сдерживалась так долго, что сейчас поток ее речи было просто невозможно остановить. С каждым словом ее лицо становилось все спокойнее, а значит и груз обиды на ее плечах становился легче. — Никто не знал, о том, что я с ним вижусь, я даже менеджеру ничего не говорила. Он, очевидно, тоже. Я глупая думала, что из-за фанатов, а теперь понимаю, что он изначально собирался слить все прессе. — Никчемный человечишка, — зло выплюнула Котонами. — Мне же потом менеджер рассказала, что он вступил в договоренность с желтым издательством и что это частая практика среди артистов, теряющих популярность. Но фотографии! Как он мог сделать фотографии! Когда мне позвонили из агентства я не поверила своим ушам! Я все еще не верю, что могла быть настолько глупой! — Прошу тебя, перестань, ты не могла об этом знать, — попросила Кеко, мысленно добавляя «а вот я могла и знала, но ничего не сделала» — Издательство не может выпустить статью не уведомив агентство, но и остановить мы их никак не можем. Это конец. Я благодарна, что вы пришли, но, пожалуйста, с завтрашнего дня не связывайтесь со мной. Мой дом будут атаковать журналисты, а я не хочу доставлять вам еще больше проблем.       Несмотря ни на что, Чиори правильно понимала ситуацию. И хоть она не могла сдержать слез, Кеко все же удивилась стойкости, с которой подруга готова принять последствия своей ошибки. — Мне придется покинуть шоу-бизнес, но, надеюсь, для вас еще останется шанс продолжить играть. Если этого не случится, я буду по-настоящему несчастна. — Сейчас тебе не стоит о нас беспокоиться. Твой менеджер сказала, что организует пресс-конференцию после выхода статьи, лучше хорошенько к ней подготовься, — посоветовала Канаэ.       Чиори благодарно кивнула и Кеко впервые за долгое время почувствовала, что у этого бескрайнего мрака есть берега, что будет сложно, но вместе они все же смогут справиться и выбраться из тени грядущего скандала.       Трель телефонного звонка разрушила зыбкое спокойствие в комнате Чиори. Котонами подняла трубку. — Да, режиссер, — озадаченно ответила Канаэ, — конечно, — удивленный взгляд поднялся на Могами, — не стоит, я ей передам. Как скажите, спасибо, режиссер. — Кто это? — Оониси-сан звонил? — почти в унисон спросили подруги. –Да. Могами, нам нужно приехать в павильон. Съемки будут продолжаться по графику. — Они не будет замораживать проект? — Удивилась Чиори. — Видимо нет. — Но это значит, что у них будут большие проблемы на стадии пост-продакшена. Мы втроем снимаемся в картине. — Я тоже ничего не понимаю, но точно знаю, что нам лучше поехать. Если есть шанс работать, то я буду работать. — Верно, Моко-сан, не сдаваться — наша единственная надежда.       Чиори грустно улыбнулась подругам, но Кеко готова была поклясться, что звонок режиссера обрадовал ее даже сильнее, чем ее гостей. Навестить Чиори было замечательной идеей. Хотя и оставалась еще одна проблема, которая едва заметной тенью проскользнула по лицу Котонами Канаэ. — Цуруга Рен тоже будет на съемках, — осторожно заметила Кеко. — Да, именно так. –Ты в порядке? — Даже не понимаю, о чем ты говоришь, — сухо ответила Котонами и Кеко поняла, что на этом стоит остановиться.       Канаэ не соврала, когда говорила, что отлично отрепетировала сцену. Ее игра была безупречной и очень реалистичной. Кеко не могла оторвать взгляд от ее работы, как, впрочем, и еще один человек на площадке. Яширо-сан провожал Канаэ взглядом куда бы она не пошла. Его обеспокоенный взгляд из-под очков, казалось, не замечает никого другого и Кеко больно задевала мысль об этом.       На площадке были и другие странности. Могами ожидала, что вся съемочная группа будет обсуждать возможность заморозки проекта, но, судя по всему, об этом никому не было известно. Все работали так, словно ничего не произошло, словно никакого скандала не существовало и мир вовсе не собирал рушиться.       Это помогало сосредоточиться и отвлекало одновременно. Кеко постоянно ожидала удара. Ей казалось, что вот-вот кто-то из гримеров, или осветителей скажет о том, что продюсеры обсуждали закрытие проекта из-за скандала с участием одной из актрис, или вдруг за ее спиной раздадутся неприятные шепотки. Но ничего из этого не происходило, а работа постепенно подходила к концу. — Могами-сан, твоя работа окончена, можешь идти, обратился режиссер. — Спасибо, — девушка вежливо поклонилась, так и не заметив на лице режиссера хотя бы тени беспокойства, — извините, режиссер, я могу спросить, что конкретно сегодня решили продюсеры. –О, Могами–сан, — Хиро понизил голос, — не стоит это нам здесь обсуждать, — неожиданно на его лице заиграла хитрая улыбка, — однако, поверьте, вам не о чем беспокоиться. — Картину не закроют? — Полушепотом спросила Могами. — Цуруга-сан был сегодня очень убедителен. Не думаю, что кто-то решиться остановить проект с таким сильным актерским составом. — Вы правы, Цуруга-сан играл сегодня превосходно, — почему-то Кеко почувствовала, как розовеют ее щеки при этих словах, — но я все же переживаю… — Не думаю, что я именно тот человек, с которым вы должны разговаривать, — мягко прервал актрису Оониси, — спокойно отправляйтесь домой и отдыхайте, Могами — сан. Я жду от вас сильной игры в кульминационной сцене. — Но… — Всего доброго, — попрощался режиссер, — перенесите декорации в зону «А», пожалуйста, — громко приказал Хиро, чем обозначил окончание разговора.       Кеко еще немного посмотрела на привычную суматоху в павильоне, позволяя себе насладиться атмосферей работы, а затем отправилась в гримерку. Все же, если это был ее последний день на съемках, то он был прекрасен и Кеко не могла не быть благодарной за это.       В гримерке ее уже ждала Канаэ. Актриса уже переоделась в повседневную одежду и собиралась снять грим. Лицо ее светилось счастьем, похоже, Котонами разделяла чувства Кеко.       Никто не решался заговорить о съемках, какой-то подсознательный страх спугнуть свое непродолжительное счастье заставлял девушек молчать. Поэтому стук в двери гримерной прозвучал оглушительно громко. — Простите, я могу зайти? — раздался за дверью нерешительный голос.       Кеко удивленно повернулась к Котонами, лицо которой превратилось в непроницаемую маску. — Входите, Яширо-сан, — медленно ответила Кеко.       Менеджер нерешительно зашел. Наступило неловкое молчание, в котором Кеко почувствовала себя лишней, но оставлять Канаэ одну в такой ситуации было бы слишком жестоко. — Я, — начал Яширо, — я хотел поздравить вас с отлично проделанной работой, — менеджер говорил о них обеих, однако взгляд его намертво приклеился к Канаэ. — Спасибо, Яширо-сан, — вежливо откликнулась Кеко. –Э, да.       И снова немая пауза, неловкость в которой приняла плотность сливочного масла. — Как вы себя чувствуете, Котонами-сан? — очевидно, личное обращение потребовало у Яширо всей имеющейся храбрости. — Все хорошо, Яширо-сан. — Вы… Может быть вы не откажетесь выпить кофе, когда освободитесь? Со мной?       У Кеко перехватило дыхание. Все происходящее больше походило на сон. — Я очень устала, Яширо-сан, так что, вынуждена отказать. — Понимаю, — согласился менеджер, но голос его звучал надломлено, — что ж, тогда не буду мешать. Всего хорошего. — Яширо-сан, — окликнула его Кеко. –Да? — А… Цуруга-сан, он хорошо вчера добрался до дома?       Вопрос звучал глупо и Кеко прекрасно это понимала, но не могла заставить себя замолчать. Ей хотелось хоть как-то соприкоснуться с Реном, услышать о нем чуть больше. Позволить себе хотя бы это. Стыдно признаться, но она испытала разочарование, когда Яширо закрыл за собой дверь в гримерку, она надеялась, что его подопечный зайдет следом. Но это было также невозможно, как закат солнца на востоке. «Я сожалею» — и это все на что она теперь может рассчитывать. — Да, думаю да. По крайней мере ничего плохого я от него сегодня не слышал.       Цуруга Рен оставался идеальным во всем. Конечно, он не будет распространяться о чужом несчастье повсеместно. Возможно, именно поэтому Яширо-сан и решился навестить Канаэ в гримерке. Цуруга оставался спокойным, как в работе, так и в жизни. Его не касалось горе Кеко и она этому была даже рада. — До свидания. –Спасибо, Яширо-сан, до свидания.       Дверь закрылась, оставив двух девушек в немом замешательстве. Кеко смотрела, как Канаэ снимает грим и не решалась спросить, пока любопытство не перешло за дозволенные границы. — Почему ты отказалась? — В этом нет смысла. — Думаешь? — Завтра, когда выйдет статья он пожалеет о предложении. Мне лучше держаться от него подальше. Ни к чему ему эти проблемы. — Наверное, ты права, — Кеко могла только согласиться с мыслями Моко-сан и от этого стало как-то совсем грустно.       Разговор так и не склеился, каждая девушка думала о чем-то своем. Кроме того, ощущение приближающейся бури нарастало все сильнее. Лучше было молчать, чтобы случайно не сорваться. На съемочной площадке такие вещи непростительны.       Девушки шли по коридорам павильона и буквально чувствовали, как изменилась атмосфера. То, чего так сильно боялась Могами весь вечер наконец случилось. Нервные перешептывания, ухмылки и несдержанные восклицания общего содержания «Не может быть!», «Я в это не верю!» преследовали актрис на каждом шагу. Кеко даже почувствовала облегчение — теперь можно не бояться. — Могами-сан! Котонами-сан! — Окликнула девушек коллега по площадке. Девушка играла Китти и в жизни была действительно очень похожа на свою героиню, — вы уже знаете?!       Кеко переглянулась с подругой. Вести себя нужно было очень аккуратно. — Знаем что? — Цуруга-сан избил Фуву Шо!       Кеко почувствовала, как через все тело прошел озноб. Из всех возможных вариантов, которые она могла предположить, этот казался ей самым нереальным. — Об этом написали в таблоиде. Он избил его в гримерной на телевидение. Даже фото прилагается. Кеко больше не слушала оживленный щебет коллеги. Ее ноги работали автоматически, девушка даже не заметила, как перешла на бег. Единственная мысль билась в голове раненной птицей: «Я должна найти его. Немедленно.»