Не случится никогда?

Они лежали, просто лежали рядом, в смеси ароматов арабики и цветов, теперь общей, на двоих и, сплетя пальцы рук, Ваниной левой и Саниной правой, разговаривали. Негромко и неспешно, о разном. Без сексуальной подоплеки проясняли отношения. Первым начал Ваня. Уже вполне прочухавшийся от обморока, он, потирая свеженькую, саднящую, сочащуюся капельками крови метку у основания шеи, там, где прощупывались позвонки, спросил, робко и непонимающе: — Сань… А почему ты меня выгнал, если потом передумал? Мужчина накрыл свою метку, такую же новенькую, как и у Вани, но расположенную спереди, над ключицей, ладонью, вздохнул и ответил: — Сам не знаю, Иви. Когда поцеловал тебя там, у меня, в первый раз, ну, в общем… А на тебе запах хвои. Чужой, альфячий, и еще какие-то непонятные. И меня вдруг такая злость взяла, дикая просто. Что просишь метку, а пахнешь-то не мной. В общем, переклинило. А потом ты ушел, такой грустный, покорившийся, ни словечка не возразил, просто оделся и ушел, и сразу стало ужасно пусто. Я понял, какой идиот, как без тебя не могу, совсем-совсем, побежал догонять, вернуть, и не успел — ты в такси прыгнул, уехал… Кричал тебе вслед, ты не услышал… Простишь? Ваня перекатился на бок, поцеловал будущего мужа в висок и улыбнулся, очень нежно и открыто. — Уже простил, — парень буквально лучился счастьем изнутри. — И ты меня прости за все, и за ребенка… Я такой глупый был… Не соображал тогда ничего о жизни, испугался беременности, родов… Саня кивал, гладя омегу по животу свободной рукой, наслаждаясь теплой близостью тел. Глядя в глаза мужчине, Ваня поерзал, устраиваясь поудобнее, и задал второй мучающий его вопрос: — А адрес-то откуда мой узнал? Неужели у тебя папин телефон сохранился? Альфач подтвердил — да, сохранился. — Твой папа не хотел мне его сначала давать, — мужчина хмыкнул, очевидно, вспоминая непростую беседу с родителем любимого. — Поуговаривать пришлось, рассказать правду, про то, как ночью тебя нашел, случайно, про истинных, и про остальное, как все случилось между нами. В общем, я ему сообщил, что собираюсь сделать тебе предложение. Ты же не откажешься? Ваня дернулся было, но тут же расслабился и приник обратно. — Не откажусь, конечно, даже не надейся, — мурлыкнул он довольным котенком. — Тем более, мы уже друг друга пометили. Только с одним, небольшим условием… Пришел черед Сане напрягаться, но парень томить не стал, продолжил почти сразу, после очень короткой паузы: — Самые близкие и друзья семьи, без ресторанов на две тысячи гостей, помпы и кортежей. Договор? И бесплодием меня не попрекать, никогда. Ведь в нем и твоя вина есть. Разумеется, Саня согласился. Мужчина прекрасно помнил о Ванином неутешительном диагнозе и его причине, собственной халатной забывчивости. Натяни он тогда презик или хотя бы не сцепись узлом… Не натянул, и не вытащил вовремя конягу из сладкого, жаркого стойла, растворился в получаемом удовольствии. А результат — вот, всхлипывает и шмыгает носом, до сих пор воняющее перегаром, потерянное и обретенное вновь несчастье, доверчиво уткнулось мордашкой в его плечо. Чуть жизнь человечку не сломал, похотливый болван. Спивался же парнишка, от отчаяния и неустроенности, пару себе найти так и не сумел. Обидеть его, оскорбить, оттолкнуть? Немыслимо! — Не попрекну, клянусь, — омега завсхлипывал громче, его плечи мелко и жалко затряслись в едва сдерживаемых рыданиях. — А про свадьбу мы еще с тобой решим, попозже, где и как. Составим списки приглашенных, взвесим… Хорошо? — Хорошо, — Ваня уже ревел, не таясь. Такой с виду сильный, а на самом деле хрупенький, тяжело раненая, ласковая душа. Родной. Иви…  — А детей усыновим, двоих… — Саня обнял парня крепко-крепко, зацеловал в плачущие глаза. — Хочешь двоих, малек? Или троих? Или больше? Я прилично зарабатываю, потянем! — Омежку и альфенка, — прошептал в ответ омега, вытирая мокрые щеки рукавом и подставляя лицо под любимые, пахнущие арабикой губы. Бесполезно, слезы лились без остановки. Осушить прорвавшийся, грозящий затопить поток оказалось нелегко, но мужчина справился, проверенным веками и многими предыдущими поколениями альф, утешающих свои подверженные разведению сырости половинки, способом — плавно перевел начавшуюся у Вани истерику в секс, нежнейший, чувственнейший и неторопливый. И Ваня позабыл про слезы, застонал, а после — закричал от наслаждения. Его целовали и выцеловывали, и он целовал и ласкал, с готовностью отвечая на прикосновения. Обоим было замечательно друг с другом. Как-никак, истинные… На следующее утро свеженькая, утрахавшаяся за ночь до состояния трупов пара, вполне ожидаемо, впрочем, на работу не поднялась — затренькавший будильник Саня придушил и завалился спать дальше, а Ваня вообще не услышал, даже не пошевельнулся. Глаза продрали лишь к обеду. — Я такой голодный, — нежно, в приветственный поцелуй, мурлыкнул Ваня своему альфачу, потягиваясь. — Слона съем! Но слона у меня нет. Яишка с сосисками подойдет? Еще лука в нее пожарю… Саня с неохотой оторвался от губ жениха и кивнул. Мужчина тоже основательно оголодал — море энергии потратил на кувыркалки, и белок требовалось восстановить. — Скажи мне, — он не спешил вылезать из постели. — Скажи «люблю». Ваня тихонько хихикнул, чмокнул лыбящегося альфача в скулу и ужиком выскользул из-под его норовящей сгрести в объятие руки. Упрекнул, уже из безопасного отдаления, сдергивая со спинки стула полотенце: — Имей совесть, пожалуйста, одной спермой сыт не будешь. Я же сутки не ел почти. — И добавил, смягчаясь, — любимый. Вот позавтракаем… Получив в ответ сияющий, довольный взгляд, омега удалился в ванную, вызывающе повиливая голенькой попкой. Саня немного поразмыслил и пошел за ним — наверняка Иви понадобится помощь в намыливании труднодоступных мест. Что ж, мужчина был готов ее предоставить в полном объеме, не скупясь! И обломился по полной программе — не дал ему Ваня. — Кыш, — сказал, отбиваясь из душевой кабинки мочалкой. — Сексуальный ты маньяк. Я скоро в голодный обморок упаду, тогда и узнаешь, где раки зимуют. Пока не поем, секса не будет! Сане ничего не осталось, как, во-первых, принять условия пары, а, во-вторых, приблизить столь желанное соитие приготовлением требуемого омегой завтрака. Уж пожарит яишку, не переломится, пока любимый красоту с чистотой наводит. Слава Господу, не инвалид безрукий, умеет и лук резать, и яйца разбивать. В общем, когда Ваня выполз, через полчаса, на кухню, очаровательно-беззащитно-домашний в халатике, намотанном на мокрую голову полотенце, и пахнущий шампунем, Саня встретил его наполненными вкусняшками тарелками. — Ооо, — искренне удивился парень. — Да ты уже все сделал! Благодарственный поцелуй от омеги последовал и несколько подзатянулся, но в секс на столе не перерос. — Хватит, — взмолился бурчащий пустым желудком Ваня, отстраняясь. — Я на полном серьезе сейчас в обморок упаду, у меня аж зубы сводит. Кормили друг друга с вилок, смеялись, пачкая подбородки кетчупом. После завтрака Ваня, по молчаливому, обоюдному согласию, остался мыть посуду, а Саня отправился в ванну, приводить себя в порядок и предвкушать новые, горячие кувыркалки. И опять грубо обломился, но уже не из-за Иви — к ним пожаловали гости. Точнее, один-единственный гость. Незваный и ужасно сейчас лишний: бывший — Саня не сомневался, что бывший — альфач Вани, Максим, встревоженный тем, что Ваня отключил телефон. Кому-то, а точнее, изменщику-омеге, предстояло невеселое, но необходимое выяснение отношений, факт.