Пари

После поклона я собрался было переодеться, пытаясь попутно сообразить, что мне делать с букетом роз, но меня едва ли не за шиворот развернули к ближайшему зеркалу, сунули в руки влажную салфетку и велели привести себя в порядок. На щеке обнаружился помадный поцелуйчик. Переодеться мне не дали и повели в фойе фотографироваться. Какого хрена? Я на такое не подписывался! Вот уж точно фанатки-неадекват. На что им эти фотки сдались? На стену вешать? Перед подругами хвастаться? Так было бы чем. В соцсетях выкладывать? Опачки… Только этого мне не хватало. А ребята так спокойно… И шутят ещё. И троллят. Прикольно. А тётки не понимают, что над ними тонко стебутся. Мне понравилось. Когда жаждавшие фоток и автографов иссякли (А автографы-то им на что?!), нас погнали забрать из гримёрок вещи и загрузили в автобус. А поесть?! Я стойко молчал, но когда набрал в грудь воздуха, чтобы всё сказать о воистину гестаповских методах и несоблюдении КЗоТа (я где-то слышал это слово), автобус остановился, и с радостным гомоном все повалили на выход. Среди воплей я расслышал «вареники» и мысленно одобрил. Выходит, жрать хотел не я один. Нам дали время «до полуночи» на то, чтобы поесть и познакомиться с городом. Хотя как можно "познакомиться" меньше чем за два часа, мне ясно не было. В круглосуточной вареничной я загрузил в себя солянку, пельмени и вареники с вишней. Всё куда-то прошло, словно и не в меня. Потом, уже неспешно, я смаковал курник и попивал чай. Кто-то пошёл прошвырнуться по улице, кто-то вышел покурить. Они тут ещё и курят?! И живы после шоу?! Ну дают! Но большинство никуда не пошло и тупо втыкало в телефоны, сидя перед неубранными тарелками. Как только нас снова загрузили в автобус, все уснули. Остались бодрствовать только водитель и я. Нет, ну какая вселенская несправедливость! Все спят, а я не могу. Я устраивался и так, и эдак — не помогало. Парни спали либо сидя (и как им удавалось?), либо поднимали подлокотники кресел и устраивались на четырёх сиденьях сразу. Причём, реально спали и как-то даже в проход не падали. Кто-то ещё и храпел на весь автобус, а они все спали, млять... За несколько часов я весь извёлся. Даже сходил на стоянке вместе с водителем попил кофе. Гадость неимоверная. Но всё равно потом не уснул. Врут, что турки кофе специально перед сном употребляют. Одно хорошо — в автобусе тепло, и жрать больше не хочется. Часов через пять нас привезли в какой-то город. Автобус остановился на набережной, зевавшие мятые ребята выползли из тепла на улицу. Раскрылось чрево автобуса, мы выгрузили вещи и вошли в гостиницу. Борисович посмотрел на меня и объявил: — Дети и инвалиды — вперёд. Чёрт… И здесь стебётся… Ну ладно, я ему припомню. Со временем. Всё. Меня зарегистрировали. Я собрался было ползти к лифту, как услышал: — Завтрак с семи до девяти. Не забудь поесть, чтоб еду как вчера не требовать. Ох, нахал ядовитый! Борисович же продолжил: — Все свободны до полудня. В двенадцать ровно собираемся возле... Дима, какой у тебя номер? — Одиннадцать семнадцать, — я глянул на выданную к магнитному ключу памятку. — Вот возле его номера и собираемся. И не опаздывать. Будем репетировать. Потом — едем в зал. Там всё, что успеем, разводим по сцене. Я потащился к лифту. Пока я его ждал, то успел заметить, что следующим ключ от номера получал тот парень, у которого плечо было в тейпе. То есть «инвалид». Может, у них тут не всё так запущено, как мне сначала показалось? Я оставил чемодан у порога, дополз до кровати и… разбудил меня грохот кулака по двери. — Эй, дитё… Ты тут?.. Спишь, что ли?.. Ты ел?.. Эй! Я разлепил веки и огляделся. Я в одежде лежал на кровати, хотя, вроде, только что присел, чтобы снять кроссовки. Я извлёк из-под себя сотовый и посмотрел, который час. 08:51. Чёрт! Я вскочил. За дверью обнаружился тот самый «инвалид в тейпе». Как там его? Альф, он же Орёл. Ну с Орлом всё ясно, Орлов. Но куда смотрели родители, называя сыночку Альфредом? Учитывая появление в коллективе Альберта, теперь следовало, возможно, ожидать появления Адольфа, мысленно хмыкнул я. — Ты ел? Нет? Тогда — вперёд! — и меня потащили к лифту. За едой я немного проснулся и уже был способен слушать то, что вещал Орёл. — … по первости всегда так. Потом привыкнешь. И спать научишься везде… А ты что, и в самом деле, в школе?.. А экзамены как сдавать будешь?.. А родители что сказали?.. Я что-то невразумительно мычал в ответ. Шведский стол в гостинице оказался весьма неплох, и я больше внимания уделял еде, не болтовне. Альфред это понял, но, похоже, не обиделся. Сообщил, что в гостинице мы остаёмся до завтрашних двенадцати часов, после чего нас повезут в следующий город. *** На втором шоу было чуть легче. Старички по-прежнему водили меня за руку, в нужный момент выталкивали из-за кулис или, наоборот, придерживали за шиворот. Днём в фойе на одиннадцатом этаже Роман Борисович развёл ещё два номера, доработали которые мы уже в театре на сцене. В этот раз мы выступали в настоящем театре с позолотой, бархатными портьерами и бабушками-билетёршами. Про обед почему-то снова никто не вспомнил. Но перед самым концертом я сумел сбежать из театра и затарился в домовой кухне, находившейся на той же площади, наисвежайшими булочками, здраво рассудив, что потолстеть при таком режиме дня мне точно не грозит. В этот раз мне подарили какой-то разлапистый тропического вида букет. Ночью он так пах, что пришлось выселить его в ванную, зайдя в которую утром, я принялся чихать, как кот. После шоу автобус отвёз нас обратно к гостинице, и все, закинув костюмы в номера, собрались идти гулять по ночному городу и ужинать в ресторане. Как я уже говорил, телефон с родной СИМкой я потерял, и то ли мне забыли сообщить, то ли я сам всё прослушал, но мне на карту, как выяснилось, была переведена некая сумма, не то командировочные, не то ещё что, и я решил идти со всеми, поняв, что вполне могу себе это позволить.