Пари

В более-менее благостном расположении духа я вернулся домой. Хорошее настроение улучшилось в разы, когда стало ясно, что ужин вот-вот появится на столе. В полной готовности я устроился на кухне и принялся, периодически вздыхая, гипнотизировать взглядом стоящую на плите кастрюлю и методично ощипывать горбушку с буханки хлеба. — С чего такие вздохи? Влюбился, что ли? — не оборачиваясь в мою сторону, внезапно поинтересовалась мама. — Вроде да, — совершенно не подумав, что именно я говорю, автоматически ответил я и залез на диванчик с ногами. — Вот и хорошо. Давно пора, — отозвалась на это мама. — Как её зовут? — мама поставила передо мной тарелку. — Маша, — ответил я. Но не успел я взять в руки вилку, как из прихожей донеслось папино: — Решил с мальчиков снова перейти на девочек? Мне захотелось постучаться головой о стол или иную другую жёсткую поверхность. — Папа… Ну сколько ж можно?! Я тебе сотню раз повторил, что нет никаких мальчиков! И я тогда не пил! На меня на пикнике коньяк вылили. По ошибке!.. И у Лёши я просто спал на диванчике! А из-за твоей дурацкой СМСки я тогда чуть шею себе не сломал! — Зря мы с тобой, Галя, дело на самотёк пустили, — входя на кухню, начал папа. — Парень годами по сборам и соревнованиям мотался. У них там одни мужики вокруг! Сбили парня с пути истинного! Где ему там обращению с девочками научиться? Мама в ответ на эти стенания лишь всё громче стучала ножом о разделочную доску и всё активнее шуровала поварёшкой в кастрюле. — Он и теперь, Галя, куда пошёл? Правильно, туда, где баб нет! И тут я понял, как так выходит, что люди совершают глупости и даже смертоубийства в состоянии аффекта. Я, конечно, не девочка, и резких гормональных всплесков у меня быть не должно, но от обиды на отцовские слова у меня внезапно сорвало тормоза. — Знаешь, что? Я, пожалуй, зря тогда не ушёл… к бабушке или ещё куда. С меня хватит! Сколько можно?! Или тебе так хочется, чтобы я непременно оказался геем? Тогда… Тогда... Тогда усынови Вадика. От него из-за голубизны родители отказались. Настроение папашиным демаршем было испорчено вчистую. Я оттолкнул от себя тарелку и слез с диванчика. — И вообще… Я вот завтра же женюсь! Хотя нет. Завтра не получится. Сразу после дня рождения! — выдал я, вынесся в коридор, перепрыгнул из шлёпанцев в кроссовки и, не шнуруя их и не дожидаясь лифта, помчался по лестнице вниз. Ещё от парадной я позвонил Маше, велел одеваться и ждать меня внизу, завязал шнурки и припустил бегом в сторону её дома. — А мы, собственно, куда? — задала вполне резонный вопрос Маша, когда я, для верности ухватив её за руку, повлёк её за собой. — Куда ты меня тащишь?! — С родителями знакомить! А завтра с утра поедем заявление подавать. Надоели! Домыслы какие-то строят… Навоображали себе… чёрт знает что… и меня совсем не слышат… — Дим… А, Дим! Я ж не одета толком… И не накрасилась! — И так сойдёт! — не оборачиваясь, буркнул я. — Я им сейчас тебя предъявлю, соберу вещи и уеду к бабушке. А потом комнату сниму… или квартиру… В общем, что-нибудь придумаю. Не могу я с ними больше! Пусть Эллочку воспитывают, раз с моим воспитанием запоздали! В парадной я фактически затолкнул Машу в лифт и нажал на нужную кнопку. — Вот! — объявил я, когда на мой звонок родители открыли дверь. — Знакомьтесь. Это — Маша. Это — мама. Это — папа. А ещё есть Эллочка, — выдал я. — Но Димочка… — начала было мама. — Никаких «но»! Надоело! Сами сказали, что меня поздно воспитывать! Вот Эллочкиным воспитанием и займитесь! Я заскочил в большую комнату, схватил рюкзачок, затолкал в него из шкафа, что первое попало под руку, и бегом вернулся в прихожую, как раз вовремя, чтобы услышать папино: — … отдаёте себе отчёт в том, что вас с ним ждёт? — Вполне, — вздёрнула голову Маша. — Дима — мой. И никому другому не обломится. На этих словах я объявил: — На этом знакомство объявляется закрытым. На свадьбу мы вас не приглашаем, но о дате регистрации в известность поставим. Идём отсюда, Маш, — я щёлкнул собачкой замка и подтолкнул Машу к выходу. В памяти откуда-то всплыло киношное «Умалишённых не регистрируют!» Я захлопнул за собой дверь и повлёк Машу вниз по лестнице. Дотащив её за собой до угла дома, я уселся на весёлой расцветки скамеечке на краю детской площадки. Маша опустилась рядом. — Что это было? — услышал я. — Предложение руки и сердца? — Типа… — Нет, ежели что, я согласна, но… Они тебя там что, совсем допекли? К этому моменту мне стало стыдно своего взбрыка, но папаша тоже хорош, что тут ещё скажешь? — Не то чтобы очень… Просто… Так вышло… — дал невероятно подробное и развёрнутое объяснение происходящему я. Думаю, в тот момент Маша наверняка пожалела, что связалась со мной. — Я сейчас бабушку предупрежу, — я вытащил телефон. — Какой же ты ещё маленький… — вздохнула Маша. — Звонить пока не надо. Сделаем так: ты сейчас меня у дома подождёшь, а потом мы кое-куда сходим. В ответ я пожал плечами. Когда Маша вышла из парадной, при ней была сумочка и целлофановый пакет. — Нам тут недалеко, — объявила она. Выхода у меня не было, и я поплёлся за ней. Шли мы недолго. Мы вошли в дом постройки конца восьмидесятых и, проигнорировав лифт, поднялись на второй этаж. Маша достала ключ и отперла крайнюю со стороны лестничного окна дверь. — Вот… Прошу… — она жестом пригласила меня войти. В квартире было чисто, гулко и почти пусто. Было видно, что в ней давно никто не живёт, а ремонт хозяева, наверное, делали сразу после въезда. — Мы сюда родственников селим, когда они в Питер приезжают, — объяснила Маша. — А вообще-то квартира моя. Мне её троюродная тётя завещала. Я мялся у двери. — Не стой как бедный родственник, — скомандовала Маша. — Заходи. Раздевайся… В животе у меня внезапно громко заурчало. — А поесть тут что-нибудь есть? — спросил я. — Есть — нет. Пить — есть, — рассмеялась Маша.