Пари

Январь начался с очередных казусов. Правда, большей частью смешных, иногда неожиданных, но имевших порой далеко идущие последствия. Никто из наших не заболел, никто не травмировался. А то, что пошли странные слухи… Так тьфу на них. Я-то знаю, что всё, ну или почти всё, что пишут фанатки у себя на страничке — выдумка и неправда. А если и правда, то помноженная на такой вымысел, что разглядеть за ним истину не представляется возможным. Во-первых, за новогодние «каникулы» где-то треть ребят ухитрилась потолстеть. Альберт так и вовсе успел нагулять дрожащий жирок на животике и ляжки. Это ж как праздновать надо было?! Ещё треть парней загадочным образом похудели до торчащих рёбер. При виде вторых Роман хмыкнул, при виде первых — покачал головой, но ничего не сказал. Возможно потому, что и сам за праздники прибавил пару-тройку кило. И вот первое выступление. Начинаем выходить на сцену. И тут… заминка. Налетаю лбом на застывшего передо мной Вадика. Легонько подпихиваю в спину — ноль реакции. Что за чёрт! Выглядываю из-за его плеча. Из противоположной кулисы ребята уже вышли. Стоят. Ждут нас. Тянется напряжённая пауза. Замечаю, что на сцене, у задника, лежит что-то белое, маленькое. Снова подпихиваю Вадика вперёд. Теперь уже кулаком. Не идёт. Стоящий позади меня Игорь подталкивает уже меня. — Там мышь! — вдруг выдаёт Вадик. Я присматриваюсь. А ведь и правда! Скорее даже, не мышь, мышонок. Маленький… Миленький… Неспешно идёт за спинами у ребят и что-то деловито вынюхивает на сцене. В голосе Вадика — паника. На сцене — всего лишь мышь. Мышонок! Понимаю, что Вадика я силой не выпихну. Оборачиваюсь к ничего не понимающему Игорю. — Телефон! Да, именно на такой случай за сценой лежит старенький аппаратик с уже набранным номером звукорежиссёра. Хватаю телефон и нажимаю кнопку. Трубку снимают мгновенно. — Что там у вас? — Василий, врубай! — кричу я. Мышь побоится звука и уйдёт. — Врубай! — повторяю я. И Василий врубил. Вот только эффект от этого оказался не совсем такой, как ожидал я. Мышонок заметался по сцене. Теперь его заметили и зрители. По залу прокатилось оживление. Игорь за моей спиной громко заржал. Один из стоявших на сцене ребят топнул в надежде пугануть мыша. Именно это и возымело эффект. Мышонок рванул по прямой и сиганул со сцены в зал. Я, уже не в состоянии сдерживаться, мелко трясся от хохота, уткнувшись лбом Вадику в спину. — Иди уж, — выдавил из себя я. Начало концерта было скомкано. Мы то и дело принимались глупо хихикать. Вадик на нас дулся. Как мышь на крупу. В общем, начало тура было весёлым. Да и продолжение — ничуть не скучнее. В следующем городе во время выступления рядом с Вадиком лопнул софит. Вадик и виду не подал, что что-то не так, но когда вернулся за кулисы, его ощутимо потряхивало. Места в гостиницах мы всегда резервировали из расчёта по номеру на каждого. Только вот бронь, сделанная чуть ли не за полгода, порой испарялась самым загадочным образом. Правильнее сказать, загадочным образом трансформировалась в весьма странный набор комбинаций. Полагаю, в гостиницах фишка такова: поселить гастролирующих покомпактнее, ведь они лишнего времени не имеют и едва ли станут закатывать скандал. Обычно при заселении нас пытаются убедить, что произошла накладка, и селят по двое. Но бывало, что нам не везло, и кого-то селили в семейном номере с двуспальным лежбищем и двухэтажной кроватью. Выспаться в подобной ситуации, как правило, не удаётся никому. Обязательно находится кто-то, кто храпит, кто-то, кто вертится, и кто-то, кто простужен, кашляет и чихает. Двухэтажная кровать скрипит и качается, кажется, даже от дыхания. Оказавшиеся на двуспальном ложе ржут как кони и обмениваются бородатыми шуточками типа «Не приставай, пра-а-ативный!» При подобных условиях очередь на «пожить одному», сами понимаете, соблюдается наистрожайше. После шоу мы переехали в соседний город. Вот только в гостинице нас поселили, кого как. Мне, Вадику и Степану с Богданом достался блок на четверых с двумя комнатами и кухонькой. Вадик сразу завалился спать. Я — тоже. Засыпая, я слышал, как кто-то бесконечно плескался в ванной, но не придал этому значения. Посреди ночи меня и, возможно, полгостиницы разбудил вопль. Нет, ВОПЛЬ. Я вскочил и рванул за дверь. На полу у стенки сидел Вадик. В руках у него было что-то большое и белое. Из соседней комнаты выскочил Богдан. За ним — Степан. В почти полной темноте раздался «плюх». Богдан витиевато выругался и, подобно дирижёру, сделал движение рукой сверху вниз. Раздалось «хрясь», а потом — «звяк», «бряк», и что-то с грохотом покатилось нам под ноги. Я нашарил на стене выключатель и нажал. Наверху что-то зашипело, заискрило, и где-то в районе Богданового пупка заморгала одинокая покачивающаяся на проводке лампочка. Сидящий на полу Вадик закрылся белой футболкой, что была у него в руках. Богдан прижимал ладонь к стремительно заплывавшему глазу. Да-а… Картина маслом. Немая сцена. Куда там «Ревизору»! Как выяснилось, когда все залегли по койкам, Степан, самый крупный и большой из всех, постирал в ванной футболку. Тоже немаленького размера. Вот только змеевик уже был занят нашими носками. Не долго думая, он связал шнурки, зацепил их за выступ на плафоне в прихожей, прицепил к петле от шнурков вешалку и повесил на неё мокрую футболку. Ведь, как известно, движение воздуха в коридорчике даёт шанс почти полностью просушить футболку к утру. Да и кому могло прийти в голову, что Вадику посреди ночи приспичит выйти в коридор, не включив при этом свет?! Вадик спросонья принял футболку за привидение. Богдан получил вешалкой в глаз и, дёрнув за шнурки, оторвал плафон от потолка. Когда мы снова залегли по койкам, и я уже засыпал, рядом послышался шорох. — Ты спишь? — прошептал Вадик. — Уже нет, — немного раздражённо прошептал в ответ я. У Вадика была странная особенность организма: он либо ложился и мгновенно засыпал до будильника, либо мучился бессонницей по многу дней подряд. — Ну ладно… Забирайся… — сдался я и подвинулся к стенке. Вадик тут же подхватил свою подушку и одеяло и устроился рядом, компактно свернулся, прижавшись к моему боку спиной, и, ровно задышав, уснул. Подружившись с Вадиком, я понял, что то, что я ошибочно принимал за виктимность, ею не являлось. Вадик просто-напросто боялся быть один. А что уж тут было первопричиной, бог весть… Разумеется, я никому не рассказывал, что в бессонные недели работал снотворным для Вадика. Мы же ничего такого не делали, да и на что мне в этом смысле Вадик? Парни — не по моей части, хотя Вадик и уверял, что я с Машей очень скучно живу и многое из-за этого упускаю. Разумеется, с утра пораньше Роман, тоже разбуженный ночным переполохом, пришёл с инспекцией. Ему скромно предъявили останки сложенного в угол плафона, от которого предварительно отвязали шнурки, и вежливо пожаловались на нерадивость работников гостиницы, заселяющих людей в номера с толком не прикрученными к потолку осветительными приборами. Роман хмыкнул, но ничего на это не сказал. При выезде из гостиницы перед нами извинились за неисправность электроприбора и цветисто приглашали приезжать ещё. А вот на фанатской страничке ни слова о плафоне и ночном переполохе не появилось. Зато всплыл опус о том, что Дима Сергеев всегда селится в одном номере с Вадиком Анисимовым, и что подушки и одеяла после их выезда из гостиницы уже в который раз обнаруживаются в одной кровати. Кто-то тут же вспомнил мой летний «роман» с Лёшей Смирновым, и фанатствующая «губерния» пошла упоённо писать… Я почему-то не подумал, что Маша тоже порой заходит на фанатскую страничку, и потому устроенный ею публичный «каминг-аут» наших с ней отношений оказался для меня полной неожиданностью.