Единство. Возмездие. Тишина

*** – Нидзо, у нас есть где-нибудь… Шинске не успевает отодвинуть дверь до конца, как зрелище, представившееся его взгляду, заставляет замереть на пороге. – Молодой господин! – Нидзо в одних трусах вскакивает с пола, роняя карты. – Всё не так… Я не… При этом он пытается подхватить кимоно, аккуратно сложенное у стены и придавленное танто. Но длинная мускулистая нога его партнёра по игре уже посылает эту кучку в полёт – и ладонь слепого мужчины беспомощно шлёпается на опустевшее место. Впрочем, звук глухо упавшего на циновку ножа мгновенно подсказывает Нидзо верное направление.

// Танто – кинжал самурая, а не какой-то там обычный длинный нож, но автор всё же позволит себе использовать этот синоним.

– Почему каждый раз, когда я тебя вижу, Гин-тян, – хмуро интересуется Шинске у этого самого партнёра, пытаясь не обращать внимания на судорожно одевающегося телохранителя, – ты либо избит, либо в одних трусах? – А можно без вот этого вот «тян»? – Саката морщит лоб, возвращает ногу в согнутое положение и снова подпирает коленом подбородок, явно даже не собираясь отрывать взгляд от карт в руках. – Пожалуйста, Шин-тян…-сама. – Да как ты смеешь?! – бросив пояс не завязанным, Нидзо резко обнажает танто. – Следи за языком! – Ты всех так зовёшь, кем недоволен? – всё-таки поднимает взгляд Саката, тоже начисто игнорируя полуодетого мужчину. – Или это такой способ показать своё превосходство? Скрежет лезвия о ножны затихает, как и шелест одежды – и шум дождя за окном становится просто оглушающим. Что же сегодня за день-то такой? И что же это за слуги? То волком смотрят, то говорят так снисходительно, словно он не хозяин тут, а младший внук младшего повара! В один миг голову Шинске заполняет абсолютная пустота… в которой всплывает образ человека, имевшего полное право так себя с ним вести… только вот его уже давно нет в живых! – «Гин-сан»? – пробует Шинске на язык. – «Саката-сан»? – Уже лучше, Шинске-сама, – серьёзно кивает белобрысый, словно не заметив иронии. И бровь наследника клана нервно дёргается, а в висках начинает стучать быстро-быстро. Метнув взгляд на слугу, всё ещё держащего танто наполовину вытащенным из ножен, Шинске внезапно вспоминает, зачем сюда пришёл. – Нидзо. – Да, молодой господин? – У нас есть какой-нибудь нормальный бандаж? – Н-не знаю… мне сходить поискать? Вместо ответа поведя головой в сторону двери, Шинске провожает долгим взглядом телохранителя, почему-то без тени сомнения оставившего его наедине с тем, на кого чуть сам не полез с ножом… и замечает, что Саката всё ещё смотрит на него, прижав к губам веер из карт. – Надеюсь, вы не накажете старика за невинную игру? – Ты имеешь в виду себя? Или Нидзо? – М-м-м… обоих? Прикрыв глаза, Шинске сдавливает переносицу пальцами и качает головой: – На что вы играли? На раздевание? Прищур хитрых красных глаз становится уже, карты ещё теснее прижимаются к губам, и мужчина с серебряными волосами еле заметно пожимает плечами: – Не только на это. Я так же обещал ответить на вопросы Окады-сана… «Игра в карты со слепым? Серьёзно? Что же это за вопросы такие? И почему Нидзо не смог или не захотел получить ответы другим путём?» Вопросов много, но если честно – Шинске слишком устал за сегодня, чтобы действительно всерьёз интересоваться чем-то подобным. Так что он вздыхает и уже разворачивается, чтобы уйти… но вдруг оглядывается через плечо. Его взгляд ещё раз проходится по мускулистому, но не слишком рельефному телу мужчины, и останавливается на шраме от удара чем-то острым возле ребра. Согнутая в колене нога мешает рассмотреть этот шрам лучше, а вот другой, на груди, от давно зажившей раны – круглый, со стянувшимися краями – видно отчётливо. Огнестрел? В ответ на изучающий взгляд мужчина лениво откидывается к стене, словно специально позволяя лучше себя рассмотреть, и подсовывает ладонь под резинку трусов у пупка. Уголки его губ приподнимаются в ленивой, но надменной насмешке, и карты с ярко-красной рубашкой осыпаются на пол. – Что ты вообще у нас забыл, Саката? Отец назначил тебя моей нянькой – но это явно не твоё призвание. – А что, как вам кажется, подходит мне больше? – Как насчёт вакансии стриптизёра в одном из наших клубов? Вот теперь Саката перестаёт улыбаться и озадаченно сморщивает лоб: – Вы хотели бы на это посмотреть? – Может быть, – хмыкает Шинске, – но в другой жизни. . . . Фильм кончился. Когда Шинске возвращается к Котаро, в комнате уже царит тишина. Только дождь по-прежнему шелестит за окном. – Сам наденешь? Котаро кивает. И Шинске протягивает ему чёрный и плотный бандаж, немного сожалея, что упускает возможность ещё раз прикоснуться к этому парню… почувствовать упругость его кожи… вдохнуть запах… Хотя казалось бы, ну чем таким особенным он может пахнуть? Всего лишь смесью крови, пота и грязи. – Тебе бы помыться, – слетает с губ, минуя мозг. И снова Шинске пронзает враждебный взгляд. Но лишь на мгновение. И Котаро возвращается к пристраиванию своей выбитой и вправленной руки в надетый через голову бандаж. И кажется, делает он это не совсем верно… – Вы тоже, помнится, так и не приняли ванну, господин. – Забыл по чьей милости?.. А ещё я, к тому же, и не ужинал. – Простите… И опять Котаро нарочито послушно опускает взгляд, словно робот, в чью программу заложили просить прощение при любом намёке на недовольство в тоне хозяина, но при этом забыли о добавлении в голос хотя бы малой доли искренности. Толку от такого притворства? – Ни-За-Что, – раздельно произносит Шинске. – Разве что ты признаешься, что на самом деле думаешь обо мне… – и тут вспоминает, что обещал не лезть к нему в душу, и поспешно добавляет: – Но если не хочешь говорить, то не надо. А ещё неожиданно осознаёт, что вряд ли готов услышать честный ответ – и потому излишне поспешно направляется к стенному шкафу, где должен храниться его старый футон. Конечно, можно обойтись и одним, но Шинске ещё не настолько отчаялся, чтобы нагло приставать к раненому. – Вы правда хотите это знать? – прилетает в спину. «Вот чёрт…» Комок подкатывает к горлу. Шинске отлично понимает, почему взволнован: красивый парень с ним наедине, привлекательнее всех актёров, что он видел в гейском порно – такого грех не попытаться завалить! Но остатки совести не дают повести себя по-скотски. К тому же, этот чудик чуть не убил его сегодня током… и сам же спас… Да, он должник, слуга по неволе, к тому же явно его презирает… Но чёрт возьми! – Хочу. Уже дойдя до шкафа, Шинске вцепляется в створку. За спиной на некоторое время воцаряется тишина, но спустя пару вздохов Котаро всё-таки признаётся: – Я думаю, что вы странный… – Почему? – …в один момент вы кажетесь заносчивым засранцем, в другой – почти испуганным и нерешительным. То вдруг проявляете ненужную заботу… Не самые приятные слова. От своих подобного и не услышишь. – Ну вот такой я, получается, заботливый и нерешительный засранец. Резко дёрнув створку, Шинске мгновенно отступает – но пыль и лёгкий запах плесени всё-таки успевают заполнить лёгкие. Да, тут не только футон, а все вещи точно не мешало бы проветрить… но на одну ночь сойдёт. Только вот куда бы его постелить? Шинске придаёт своему лицу скучающее выражение, и оглянувшись, обозревает комнату неспешным взглядом, словно впервые её видит, пока в ушах продолжает стучать: «заносчивый», «нерешительный», «засранец»… Поджимает губы. И схватив матрас, решительно возвращается к Котаро и бросает ношу на пол рядом с ним. – Ты ведь не возражаешь? – Это ваша комната, господин… и вы вольны делать в ней всё, что захотите. «Это намёк? Или я уже схожу с ума?» В голове шумит. Шинске смотрит на Котаро сверху вниз, на подсвеченное лишь далёким монитором изящное лицо с тонкими чертами, на бледные губы и мягкий овал скул. Опухлость под охлаждающей повязкой ещё не совсем сошла, но даже она не слишком портит привлекательный вид… Красивый. Не зря его отправили в тот клуб… Интересно, чем Котаро пришлось там заниматься? Только сидеть с клиентами за столом и подливать им дорогущее саке? Или в его обязанности входил и интим? Вроде минета? Или даже… – Ты красивый, – вдруг выдаёт Шинске вслух. – Мне говорили, – спокойно соглашается Котаро. – Но сам я так не считаю. «Да неужели?» Пинком развернув матрас до конца, Шинске возвращается к шкафу за одеялом. По дороге выключает комп и снова замирает у створчатой двери уже в полной темноте, глубоко вдыхая сырой и пыльный воздух. Ну почему? Почему его так тянет к этому парню? В клане полно самых разных чуваков: от худых до толстых, от дрыщей и до качков… но ни к кому из них Шинске ни разу не чувствовал даже малой толики влечения. И весь его «нездоровый» интерес к мужчинам ограничивался дрочкой на видосы перед сном. А тут такая подстава! Этот Котаро, что, в чан с афродизиаком упал во младенчестве? – Молодой господин! – вдруг доносится из коридора, заставив Шинске подпрыгнуть на месте. – Вы ещё не легли спать? Подать вам ужин? – Нет! Не надо… – Тогда добрых снов, Шинске-сама. – … Вдох. Выдох. Вслепую добравшись до своего старого футона, Шинске плюхается на него с грацией камня и накрывается не менее старым одеялом. – Раздеваться вы тоже не собираетесь? «Чёрт, ну чего он такой вредный?» Шинске косится в бок: там, на фоне стены, можно рассмотреть силуэт Котаро. Он продолжает сидеть, слегка развернувшись, и хотя теперь лица его почти не видно, но в груди почему-то начинает стучать только сильней. – Собираюсь. С этими заявлением Шинске укрывается одеялом под самое горло, и прижав его подбородком к груди, принимается развязывать пояс. – Вам помочь? – раздаётся рядом бесстрастный голос. Но каким бы он не был холодным, Шинске словно обдаёт кипятком. – Я сам… Собственный голос становится хриплым. А вот глаза постепенно привыкают ко мраку, да и на улице не то чтобы абсолютно темно: электрический свет далёких уличных фонарей подсвечивает капли дождя, разбивающиеся о стекло, и призрачными разводами падает на бледную кожу Котаро. Тот почему-то пристально смотрит в окно. Не отрывая взгляда от его чёткого профиля, Шинске стягивает с себя кимоно и даже трусы, пока наконец не выпинывает их из-под тяжёлого одеяла. – Как много ты должен? – спрашивает, повернувшись на бок и подперев голову кулаком. Ещё прохладная ткань касается голой кожи и будоражит её, внутри всё горит, а тут ещё и Котаро поворачивает голову… и осторожно, явно уберегая руку, опускается на свой футон. Тоже боком. Его длинные волосы рассыпаются по плечу, падают на валик-подушку – и до Шинске долетает их сладковатый аромат. – Вы не сможете погасить мой долг, если он слишком большой? Теперь его голос звучит приглушённо, едва заметно вибрируя. Шинске пытается сосредоточиться на смысле вопроса, но на самом деле думает лишь о том, каково это будет – навалиться на Котаро всем весом, прижать к постели, заставить развести ноги и проникнуть внутрь так глубоко, как это только возможно. «Чёрт подери, он так близко…» – Смогу. Но не думай, что я сделаю это просто так. Как же сухо во рту. – Я понимаю. «Правда? Серьезно? То есть…                    …какая же я скотина…» – Я вам нравлюсь, господин? Заданный в лоб вопрос – словно стрела, пронзившая горло и позвоночник. Шинске и хочет ответить, да только никак. «Он ведь сейчас… предлагает себя?» Голова переполняется водопадом мыслей. Но на фоне всего этого шума чётко и громко выделяется только одна: «Я хочу его! Прямо здесь и сейчас. И плевать, что именно заставляет его согласиться!» Действительно, наплевать. Шинске вытаскивает руку из-под одеяла и тянется к соседнему футону. «Ты ведь этим уже много раз занимался, не так ли?                                                  Но почему-то отказался работать в том клубе…                          А я… Я хоть немного нравлюсь тебе?» На ладонь опускаются прохладные пальцы – и пламя в груди стремительно оседает в низ живота, а в ушах раздаётся гром и грохот. Это грозовые раскаты за окном? Или сердце гонит кровь, словно по каменистым порогам горной реки? Котаро увлекает его за собой. Отражения разводов дождя растекаются по бинтам на груди и заставляют блеснуть яркой зеленью оливковые глаза… Шинске нависает сверху, удерживаясь на руках и боясь шевельнуться. Причинить боль. Глядя на приоткрывшиеся бледные губы и пытаясь не задохнуться… Но когда Котаро медленно сгибает ногу и отводит в сторону, стягивая покрывало – Шинске не выдерживает и закрывает глаза. Воображение пасует, голова пустеет, руки начинают дрожать, а там, в самом низу живота, уже кое-то угрожает взорваться. Нет, темнота – это ещё более невыносимо! Шинске полностью перебирается на соседний футон, двигаясь осторожно, опасаясь случайно задеть кажущееся слишком горячим тело под собой. Замирает между разведённых ног. Граница слабого отсвета от окна кончается у Котаро на животе, а что ниже… Шинске не видно. Вслепую касаясь бедра, он ведёт ладонью по гладкой и нежной коже, всё выше задирая подол тонкой хлопчатобумажной юкаты. Чувствуя, как немеют кончики пальцев, и как кровь пульсирует в члене. – Вы уже делали это? – вдруг бьёт по нервам тихий вопрос. Пристальный взгляд Котаро невыносим. – О чём ты? – Шинске не узнаёт свой севший голос. В ответ – досадливо прикушенная губа. И прижавшееся сбоку колено. – Не вставляйте, хорошо? Не вставлять? Но что же тогда?.. Вдруг Котаро приподнимает бёдра, шёлк его кожи касается ног Шинске – и собственный член, и так стоящий колом, ещё сильнее прижимается к животу, а в напряжённую мошонку утыкается что-то горячее… Шинске сглатывает терпкую слюну. Отталкивается от футона, распрямляя спину, и опускает руку. Внизу лишь смешение теней, но на ощупь… по твёрдости Котаро до него далеко… однако, это и понятно. Ведь он сейчас делает вот это вот всё не по своей воле. Но даже если так… Шинске уже не может позволить себе отступить. Подняв руку к лицу, он плюёт на ладонь. Потом вновь опускает, проводит по своему члену, по чужому, обхватывает сразу оба, сжимает пальцы, сдвигает вниз… И вдруг слышится что-то похожее на смешок. Открывает неизвестно когда успевшие вновь закрыться глаза и натыкается на всё тот же пристальный взгляд. – Всё… нормально? – спрашивает сдавленно. Котаро медленно моргает в ответ. Но и без этого Шинске уже чувствует растущую тяжесть и твёрдость в руке. Кажется… в напряжённом состоянии член у этого парня длиннее… и чуть изогнут. С безумно гладкой головкой. Полностью обнаженной – не то, что у него самого. – Сильнее… Шинске послушно сжимает пальцы, не сводя взгляда с дрожащих, опускающихся всё ниже ресниц, приоткрывшихся тонких губ и биения маленькой жилки на шее… Этот вид хочется запечатлеть в памяти навсегда. И изо всех сил пожелать, чтобы время остановилось, дождь шёл целую вечность, и мир просто позволил бы ему насладиться этим ещё. А тем временем давление в его члене достигает предела. Остановить прорыв не удаётся. И на грудь Котаро изливается густая и обильная сперма. Несколько капель долетают даже до лица. Всё так внезапно, так быстро – ошарашенный, Шинске с трудом заставляет себя разлепить губы: – П-прости… Котаро пальцем стирает каплю с щеки. Он кажется слегка раздосадованным и зачем-то тянется вниз рукой, но Шинске перехватывает его запястье на полпути. – Подожди. Отступив назад на коленях, он быстро склоняется над его животом. – Что вы… Шинске-сама! Не надо! – Тихо. Ему почему-то всегда казалось, что это должно быть очень противно – брать в рот чужой липкий член. Но почему-то сейчас, когда так сильно кружится голова, Шинске безумно хочется ощутить его вкус и упругость. Закрыв глаза, он позволяет мягкой головке скользнуть по языку и толкнуться в нёбо. Опускается ниже. И вдруг чувствует, как на затылок ложится чужая рука. – Подожди… -те… зубы… не надо… лучше рукой… Ну… ладно. Немного уязвлённый, Шинске всё же отпускает чуть изогнутый член, и ещё чувствуя терпкий привкус на языке, разгибается, вновь обхватывая ладонью его основание и сжимая. И глазам вновь открывается вид на трепещущие ресницы и замершую на вдохе грудную клетку, стянутую бинтами. Вдруг Котаро запрокидывает голову, его шея открывается – беззащитно белая, с дёрнувшимся кадыком… Сглотнув скопившуюся слюну, Шинске опускает взгляд ниже и надавливает на затвердевшую головку подушечкой большого пальца, чувствует выступившую влагу, размазывает её… и вновь склоняется к разведённым ногам, чтобы обхватывает верхушку члена губами. Да, он делает это впервые, но тот, кто сто раз видел минет в исполнении профессиональных актёров, по крайней мере способен хотя бы попытаться его повторить. Например, нет ничего сложного в том, чтобы посасывать член, подобно леденцу. Или в том, чтобы то быстро, то медленно водить по нему вверх-вниз ладонью. Или пробовать забраться в маленькую дырочку на головке кончиком языка. Или теребить натянувшуюся стрункой тонкую уздечку… Когда член Котаро вдруг становится толще, и что-то там, внутри него, сокращается раз, второй, третий – увлечённый своими экспериментами Шинске упускает возможность вовремя отстраниться. И кисло-сладкая жижа изливается прямо на корень языка. Отодвинувшись, он вытирает губы. Но тут его толкают коленом. Уже прогоняют? Подняв взгляд, Шинске видит сведённые над переносицей брови. Вид у Котаро почему-то очень хмурый. Но если честно, Шинске пока совершенно не готов закончить это небольшое приключение. Сплюнув сперму в ладонь, он одной рукой фиксирует толкнувшее его колено и увлажнёнными пальцами упирается между сжавшихся ягодиц. – Не… Я не хочу! – протестующий голос только сильней возбуждает. – Я аккуратно, – хрипло сообщает Шинске, пытаясь протолкнуть внутрь сразу три пальца. Но твёрдое кольцо сжавшихся мышц плохо поддаётся напору. – Я сказал – "нет"! – чтобы дотянуться и ударить его в грудь, Котаро приходится приподняться на вправленной руке. – Хочешь ещё?! Тогда подрочи! «Когда это мы успели перейти на "ты"?» Оглушённый, Шинске прикусывает губу. Он правда слишком разошёлся для первого раза? Но ведь… самое главное ещё не случилось! Он только подрочил, да подержал чужой член во рту… Нет, серьёзно? Котаро дышит тяжело, всё ещё удерживая свой вес на пострадавшей руке. Вцепившись в его плечо здоровой. Его взгляд из-под сведённых бровей горит ярче пекла в преисподней – но это всё, на что он сейчас способен. Потому что ранен. Потому что слаб. И Шинске ничего не стоит применить больше силы, чтобы взять его против воли. Наконец-то засунуть член в тесное, не желающее принимать его нутро. Испытать на себе – каково же это: по-настоящему заняться сексом. Но вместо того, чтобы толкнуть слугу обратно на футон и подмять под себя, Шинске поднимается на ноги, потом отходит к столу и на ощупь вытаскивает из ящика упаковку влажных салфеток. Котаро молча наблюдает за ним и за тем, как он аккуратно вытирает низ его живота и внутреннюю сторону бёдер, как поправляет юкату и укрывает его ноги. И только после этого Шинске вытирается сам и заворачивается в одеяло на соседнем футоне. И лишь когда он закрывает глаза, за спиной раздаётся тихое: – Спасибо.