Единство. Возмездие. Тишина

НЕМНОГО ИНФОРМАЦИИ ДЛЯ СПРАВКИ: Накано-ку - один из двадцати трёх специальных районов Токио. Вокруг Накано находятся такие районы Токио как Синдзюку, Нэрима, Сибуя, Сугинами, и Тосима. «Бродвей Накано» – "Nakano Broadway" – развлекательный центр для фанатов аниме, в котором находится много магазинов и галерей, продающих кучу специфических товаров. Ямагучи-гуми, Сумиёши-ренго и Инагава-кай – три крупнейших клана якудза в Японии. Кайчо – почти как «тайчо» – глава организации. Отличие от кумичо – главы клана – в том, что в организации может состоять много группировок со своими собственными кумичо/оябунами. *** Бродвей Накано. Сырой асфальт, лужи по краям дороги и серый тяжёлый туман. Торговый центр закрыт, работает только киоск – в такую рань здесь никого, кроме двух взрослых мужиков. Причём, если Гинтоки хотя бы честно листает новый номер «Джампа», то второй – представитель общественного правопорядка, самый настоящий мент – бесстыдно смолит сигарету и всем своим видом демонстрирует презрение и к продавцу, и к покупателю. Хотя они не одни, вон ещё парочка школьников. Мнутся у забора через дорогу. Видимо, решили прогулять первый урок и урвать ещё пахнущие типографской краской новинки раньше своих одноклассников. – Ты, пугало антимаркетинговое, хоть за угол зайди, – не отрывая взгляда от картинок, бормочет себе под нос Гинтоки. – Детишки подойти боятся. И видит краем глаза, как Тоширо презрительно морщится, и как его суровый взгляд из-под чёлки, отросшей почему-то углом, нацеливается на молодёжь – тех мгновенно сдувает в переулок. – Пусть лучше спасибо скажут, – цедит полицейский сквозь зубы, в которых зажата сигарета. – Я спасаю их неокрепшие умы от величайшего наркотика вселенной и незавидной участи стать прожжёнными отаку. Гинтоки хмыкает, понимая, в чей огород это был камень. И захлопнув толстый журнал, высыпает на прилавок мелочь. А потом боком оттесняет злостного курильщика в тень большого рекламного щита у киоска. – Вы, как всегда, чересчур ревностно относитесь к своим полицейским обязанностям, Хиджиката-ха-а-ан~ …а как же мой неокрепший ум? И моё будущее? Презрительная гримаса на лице Тоширо становится ещё более выраженной. – Заботы захотелось? Что же вы раньше-то молчали, Саката-ши-и-и~? – язвительно копируя просительный тон, он без тени сомнения втыкает недокуренную сигарету в блестящую обложку только что купленного «Джампа». – Вот, пожалуйста, всё ради вас. – …... . . . . . Нет, такого варварского обращения со своим сокровищем Гинтоки не ожидал. Поэтому, кажется, только что сломал или вывихнул Хиджикате Тоширо палец – когда схватил за руку вместе с бычком и попытался засунуть наглой морде обратно в пасть фильтром наружу. Только вот тот решительно отказался принимать в качестве завтрака просмоленный фильтр с остатками оплавившегося табака – и Гинтоки тут же словил коленом в живот. – С тебя триста пятьдесят йен… за порчу имущества, – восстановить дыхание удаётся не сразу. – И сто порций парфе… за моральный ущерб. – Сначала отсидишь десять суток за нападение на офицера полиции при исполнении. – А ты при исполнении?.. Кстати, есть новости? Когда получается нормально разогнуться и вытащить из лужи обронённый «Джамп», оказывается, что прожжённый сигаретой след совсем не глубокий, всего на несколько страниц. А вот грязная вода действительно превратила журнал в бесполезный мусор. Но всё равно, прежде чем отправить его в мусорку, Гинтоки какое-то время держит промокшее издание перед собой навесу, с сожалением рассматривая обложку. – Информация подтвердилась, – невозмутимо вправив палец обратно, Тоширо тоже меняет тон на деловой. – Ямагучи и правда объявились в городе. Вчера их видели в Синдзюку. – Может, приехали закупиться столичными сувенирами? – Может. Только как бы им эти сувениры не обошлись слишком дорого. Хоть война между великими кланами уже в прошлом, но после изгнания в Кобу, им в Токио путь закрыт под страхом смерти. Плюх. Расставшись с испорченным журналом и грустно вздохнув, Гинтоки лезет за пазуху… После того, как вчера пришлось проставиться перед сятэем, кошелёк его изрядно похудел. Но на ещё один несчастный журнальчик-то должно было остаться?! – Тоши, ты не одолжишь мне… – Нет. – Какой быстрый отказ… Гинтоки хмыкает. И перехватив за руку чем-то с самого утра недовольного полицейского, уже собравшегося достать из пачки новую сигарету, дёргает его на себя. Стенка киоска упирается в спину, а приятная тяжесть наваливается на грудь. Полицейский замирает, не торопясь сопротивляться – а всё потому, что губы его к этому времени оказываются слишком заняты – а когда у этого полицейского заняты губы, тело его начинает подчиняться совсем не тому мозгу, который в голове. – А теперь? – Гинтоки томно выдыхает, всего через пару мгновений разорвав поцелуй. На самом деле у него треснула ранка в уголке губ – и это чертовски неприятно. А Тоширо вытирает рот ладонью и почему-то всё ещё выглядит недовольным. – Может, расскажешь уже, зачем ты подался к этим якудза? – спрашивает он прямо. – Хочу присмотреть за мальчишкой, – пожимает плечами Гинтоки. – Он тут причём? А вот теперь ему приходится отвести взгляд. – Всё из-за Хаджиме? – не унимается Тоширо. – Он что-то тебе говорил?.. – Полицейский-сан, разве вам не пора на работу? Чёлка углом взлетает вертикально вверх, когда Тоширо резко сжимает в кулаке ещё почти полную пачку сигарет. Ничего не ответив, он просто выходит из-за рекламного щита. Такой… послушный. Дождавшись, когда мужчина исчезнет за поворотом, Гинтоки снова заглядывает к продавцу в журнальный киоск. – Ещё один «Джамп», пожалуйста. И открывает маленький, но упитанный кошелёк Тоширо. *** «Бля-бля-бля-бля-бля…» – Молодой господин, разрешите? Полностью погружённый в транс, Шинске не сразу соображает, что ему нужно вытянуть руки и позволить надеть на себя пиджак. Вообще-то он мог бы одеться и самостоятельно, но у окна стоит отец и пристально наблюдает. Котаро же… уже полчаса сидит у двери на коленях. По его лицу этого не заметно, но Шинске уверен – находиться в этой позе для него довольно болезненно. – Если появится кайчо Инагавы, выразишь уважение. – Как ска- …прикажете, кумичо. Отец пришёл с утра пораньше, чтобы отправить его вместо себя на поминки. Прямо лично заявился в комнату, даже не постучав! И хотя вскочивший с футона и тут же упавший на колени Котаро даже не удостоился его взгляда, но вот не посмевший вылезти голым из-под одеяла Шинске пережил очень и очень неприятный момент. И хотя прошло уже больше часа, и он уже стоит, одетый в европейский костюм, глава семьи всё ещё смотрит куда-то сквозь него, непрестанно хмуря густые седые брови. Возможно, раздумывая, куда бы на этот раз сослать проблемного должника, посмевшего всего за день соблазнить его сына. Или просто не желая смотреть на наследника, одетого в так нелюбимую им не-японскую одежду. В общем, чёрт его разберёт… – Пойдём. Приготовления завершены, и отец направляется к двери – Шинске же, прежде чем последовать за ним, быстро подходит к столу и достаёт из ящика старый мобильник-раскладушку. Суёт в карман. Который, естественно, тут же некрасиво оттопыривается. – Порой я начинаю понимать его любовь к традиционной одежде… Котаро качает головой, и поднявшись с колен, молча приближается к Шинске. Положив руку ему на плечо, толкает, заставляя развернуться – спине тут же становится горячо, а к животу приливает напряжение, тем более, что чужая рука забирается в карман, совсем близко к паху… Однако она тут же выбирается обратно, с телефоном. Шинске косится назад – Котаро раскрывает раскладушку и запихивает ему сзади, за ремень брюк, под пиджак. – М-м-м, да, так лучше… Вместо ответа в поясницу втыкается кулак. Не очень-то почтительно со стороны слуги. Но лучше уж это, чем холодная отстраненность. – Я скоро вернусь. Во дворе уже выстроился торжественный коридор до самых ворот – из братьев, собравшихся по обеим сторонам от дорожки. Отец остаётся на веранде, а позади Шинске шагают те, кто поедет с ним – все они тоже одеты в чёрные костюмы. Почти как нормальные люди. Только смешно, если честно, видеть несбритые щетины и выглядывающие из-под манжет и воротников куски татуировок, а уж взгляды… Большие и тяжёлые ворота открываются без малейшего скрипа, за ними уже ждёт чёрный хёндай. И маячит какое-то белое пятно – рассмотреть которое Шинске удаётся, лишь подойдя ближе. И брови его тут же взлетают на лоб. – Саката- …сан? Серебро в волосах и белоснежный пиджак с белоснежной рубашкой – в этот пасмурный день среди втиснутых в деловые костюмы суровых якудза «мастер» смотрится, как очень неудачливый хост, по какой-то случайности попавший не на светскую вечеринку с изысканными красавицами, а на сходку брутальных мужиков. Он что, всерьёз принял его предложение испытать себя в развлекательной сфере? И решил сразу после похорон отправиться в ночной клуб? Но ведь на должность стриптизёра… он банально может не пройти по возрасту… – Что за наряд? На заднем сидении слева усаживается Нидзо, справа – Саката. Шинске и без того тесно в дурном пиджаке, а тут ещё и с боков подпирают. О, а Нидзо-то в кимоно. – Я спрашиваю, что за наряд?! – Арэ? – Саката отрывается от вида за окном, хотя на что там смотреть? Всё равно они пока едут по переулкам. – Это вы мне? Что-то не так? – Тебе так нравится выделяться? – Прошу, не обращайте на меня внимания, молодой господин… Закинув ногу на ногу, он как-то умудряется просунуть ступню между сиденьем водителя и дверцей, да ещё и извлечь откуда-то из зада толстенный журнал. – Саката-сан, – нейтральный голос Нидзо кажется непривычно учтивым. – Не могли бы вы вести себя немного скромнее и приличней? – Ой, не тебе, Ни-кун, мне об этом говорить. После вчерашней-то ночи… Нидзо делает вид, что ничего не услышал и утыкается носом в окно со своей стороны. А Шинске почему-то начинает ощущать нервозность. «Интересно, они в карты всю ночь играли?                          …и ничего ведь странного не слышали из его комнаты?» Задумавшись, Шинске косится на яркую обложку журнала, как вдруг… Визг. И толчок. Лобовое стекло прыгает прямо в лицо. Но за воротник цепляет сильная рука и, вырвав из затылка клок волос, удерживает, не давая перелететь через передние кресла. Приземлившись обратно на зад, Шинске замечает на дороге впереди чёрный джип, перегородивший проезд. Сзади – грохот и визг тормозов, какие-то люди окружают хёндай – и их больше десятка. Щелчок. Щелчок. Блокировка дверей. – Эй-эй, мы даже отъехать толком не успели! – разносится по салону возмущённый голос Сакаты. – Где наш эскорт? И судя по всему, это его рука надавливает Шинске на затылок, заставляя уткнуться в собственные колени. – Мы похожи на родственников президента?! – возмущённо восклицает Нидзо. – Это бронированное стекло, – шипит Шинске, пытаясь разогнуться. Но куда там… в затылок словно упёрся бетонный столб. – Отпус- Шипение. Раздаётся внезапно. Доносится откуда-то… вон, из-за решётки печки перед водителем струится белесый дым и наполняет салон! Тот пытается заткнуть её ногой, но конечно же, без результата! – Всем хай! Затылок внезапно отпускают. И разогнувшись, Шинске видит усевшегося прямо на капот хёндая подростка. Ну или просто мелкого парня – толком не разобрать: на нём капюшон и маска, закрывающая половину лица, а в руке продолговатый предмет. С кнопкой, вжатой пальцем до упора. Стук в окно справа. – Не дыши, – велят слева. С двух сторон вдруг сжимает так, что кишки выдавливает к горлу – но вылетевшая от пинка дверь впечатывается вместе со стучавшим в мусорный бак. И в машину врывается холодный воздух. Но тут как тут – внутрь суётся уже новая рожа, закрытая маской – и снова мелькает нога в белой штанине, отправляя владельца маски в полёт. А потом обзор закрывает широкая спина в белом пиджаке. В следующий миг Шинске опять хватают за шкирку и отправляют назад, к заблокированной двери – это Нидзо выбирается вперёд, почти вылезает из машины и подставляется прямо под удар деревянной дубинки… но «мастер» оказывается быстрей – встреча с его кулаком заставляет дерево треснуть и разлететься щепками в разные стороны. Шинске бросает взгляд в заднее окно и не видит те две машины, что отправились за ними следом от дома – их загородил откуда-то взявшийся ещё один джип. Но ребята уже высыпали наружу, вон и Рисуноске – ещё несколько минут, и они со всем разберутся. Только почему-то никто из врагов не бросается им навстречу. Наоборот, напавшие отступают назад, за хёндай. Нет, даже бегут! Они ведь не… Перед глазами неожиданно расцветает жёлто-красный цветок – на месте того самого джипа, что разделил хёндай и две машины сопровождения. В зад хёндая бьёт взрывная волна, затылок Шинске врезается в бронированное стекло окна, и к мушкам в глазах прибавляются новые искры. Но сил почему-то нет даже на то, чтобы просто сесть прямо. Всё из-за этого белесого дыма, заполнившего салон и клубами вытекающего наружу? На улице всё заволокло чёрным, сизым и серым. Гарь заполняет лёгкие, к горлу подкатывает тошнота, а тяжёлые веки так и норовят опуститься. Но откуда тут столько дыма? Ведь взрыв был только в одной стороне… А… вон у стен перегороженного переулка валяются какие-то баллоны, от них и поднимаются эти клубы… Вдруг перед глазами мелькает зелёное кимоно Нидзо – мужчина закрывает рот и нос одной рукой, а другой сжимает длинный кинжал. Но на ногах он держится еле-еле – видимо эта усыпляющая отрава добралась и до него. Шинске бессильно наблюдает, как телохранителя окружают, отрезая от хёндая, и вот в существенно сузившемся поле зрения появляется мелкий парнишка, что совсем недавно восседал на капоте. Он уже рядом. Нагло заглядывает в хёндай. – Привет, – звонкий, ещё почти мальчишеский голос, явно приглушён маской и встроенным в неё фильтром. Глаза начинает щипать от усилий удержать их открытыми. Но Шинске пока отказывается сдаваться. Он уже почти вытащил нож из небольшой кобуры у щиколотки – но его без лишних проволочек хватают за галстук и почти разом выдёргивают из машины. Но тут вдруг из-под ремня вываливается старый кнопочный телефон-раскладушка и шлёпается на резиновый коврик. На маленьком экране светится исходящий вызов – видимо, кнопку быстрого набора задело… Только всё это бесполезно. Этот телефон – не более чем, талисман, а единственный номер в нём – пустышка, по которому уже никто и никогда не ответит. И всё же парень в маске тратит несколько секунд, чтобы глянуть на упавший предмет, а потом чтобы даже поднять его и захлопнуть крышку, обрывая звонок. Но нестандартная восьмибитная мелодия вместо гудков всё ещё продолжает эхом звучать в ушах Шинске. А потом вроде бы даже становится ближе и громче… Однако тут его снова дёргают за галстук, и странный звук резко смолкает. Ноги не слушаются, перед глазами начинает всё плыть… И вдруг сверху падает огромная тень, накрывая и похитителя и почти уступившего забытью Шинске. Эта тень от мужчины в белом костюме, правда, уже потемневшем от крови и грязи. Сквозь вату, забившую уши, Шинске слышит знакомый насмешливый голос, в котором звенит сталь: – Куда это вы собрались? Но вспыхнувшая было надежда тут же гаснет: Шинске видит, что Саката упирается в крышу машины двумя руками – ему тоже явно трудно стоять, да ещё и сзади приближается кто-то… Поднимается бита. И опускается ему на затылок. Брызгает кровь. А было замерший похититель в маске, не отпуская галстука Шинске, вдруг бьёт пяткой назад. Но его ногу ловят в жёсткий захват, кажется, ставших стальными пальцев. – Отпусти! – шипит похититель. – Сам отпусти, – скалится Саката, чьё лицо уже наполовину залило кровью из разбитой головы. А бита за его спиной поднимается снова, грозя во второй раз опуститься на дурной затылок с серебряными волосами. Только вместо этого впечатывается в крышу хёндая, когда свободный локоть «мастера» врезается напавшему в лицо. И тот вместе с битой оседает на асфальт. – Отпусти! – вновь с угрозой повторяет похититель, продолжая тянуть Шинске за галстук. Шинске даже чувствует прикосновение к горлу холодного металла. А Саката дышит через раз… Но неожиданно вдыхает так глубоко, словно в его легких и без того мало усыпляющего газа, и резко дёргает похитителя за ногу – и Шинске вместе с ним окончательно вылетает из машины. Скулу обжигает порез, в колени и ладони врезается жёсткий асфальт, но за галстук уже больше никто не держит. Потому что похититель с обрезком этого галстука уже впечатался в мусорный бак точно так же, как совсем недавно его подельник. Только вмятину углубил. Шинске судорожно сжимает свой нож в руке, совсем не чувствуя пальцев. Он даже не уверен, чьё именно лезвие оставило след на лице: врага, когда Саката дёрнул его на себя, или его собственное, когда он резанул галстук. Но ведь оно могло попасть и по горлу… или в глаз… Но сейчас Шинске кажется, что он предпочёл бы сдохнуть, но не позволить уволочь себя куда-то подобно скотине на поводке. Чёртово головокружение не отступает. Даже поднять голову – и то задача, когда не уверен, где верх, а где низ. Но эта белая спина впереди вроде бы служит неплохим ориентиром. Шинске пытается встать, осмотреться… Как вдруг в заполненный дымом и стонами воздух врывается вой сирен. И один за другим враги в масках начинают подниматься с земли: кто сам не может – тому помогают другие. А их щуплый главарь, это чёрно-белое пятно, кажется, уже отлип от бака и ковыляет к узкому проходу между домами. А добравшись туда, неожиданно оборачивается: – Я тебя запомнил. – Да-да, – равнодушно отзывается Саката на злобное шипение и прислоняется к капоту хёндая. – Я тебя тоже… И сползает вниз, прямо к Шинске на асфальт. Шинске тоже не выдерживает и наконец-то закрывает глаза.