Единство. Возмездие. Тишина

**** – Не, – опять подаёт голос Шепелявый. – У наф гофть. При этом не отрывая взгляда от своего смартфона. У него в нём наблюдательный пункт? Но что бы там не было, Шинске вновь представляется шанс сосредоточиться на потрескавшемся ремне, совсем не кожаном, как оказалось, а потому крошащемся и жёстком… и плохо облегающем запястье. – Кто? – хмурится Толстый, шумно отодвигая ящик с лекарствами. – Мафьфифка. – Тц… так и знал, что какая-нибудь мразь помешает! Снова поймав на себе взгляд мордоворота в бандане, Шинске замораживает каждый мускул. Но Толстый, скривившись, уже направляется к двери и прижимается к ней спиной. А примерно через минуту из коридора доносится звук приближающихся шагов, они становятся всё громче и громче, пока не замирают прямо за дверью. «Тук-тук» Не произнеся ни слова, Толстый медленно поворачивает круглую ручку и открывает дверь ровно на столько, чтобы смог протиснуться один человек. И в комнату действительно проскальзывает какой-то подросток. Шинске же сжимает зубы и выворачивает запястье – большой палец смещается, в суставе всё сильнее разгорается боль… но всё, что ему сейчас нужно, это ещё немного времени и каплю везенья. И вдруг Толстый отпрыгивает от гостя, а тот уже медленно опускает ногу. Почему-то босую. То есть, в носке, но без обуви. Шинске невольно приглядывается лучше: пшеничного цвета волосы, светло-карие с красноватым оттенком глаза… и знакомая толстовка. Так это же тот худощавый, что пытался похитить Шинске утром! Только без маски. – Кто вы? И что здесь… Свет в комнате горит достаточно ярко, так что разглядеть на полу трупы и кровь не составляет труда – однако подросток пнул Толстого ещё до того, как его взгляд упал за спину наёмника. Да и голос стал хриплым от ярости явно не от вида десятка трупов и коленопреклоненного Шинске, нависшего над ещё одним телом. – Какой резвый малыш… – цедит Толстый сквозь зубы, изображая усмешку и поигрывая с ножом. – А что, самому догадаться слабо? Даже с рукой на перевязи он выглядит очень опасным. И ясно, как день: стоит гостю сделать хоть одно неверное движение – и широкий клинок вонзиться в его тушку скорее, чем через секунду. Но секунды для Шинске слишком мало. Одну руку он уже почти освободил, но даже если забить пока на вторую (прут, пристёгнутый к ней, даже сойдёт за оружие), остаются ещё ноги. Поэтому чем дольше гость отвлекает врага – тем лучше. Однако наёмники выглядят не слишком обеспокоенными появлением этого пацана, иначе Шепелявый бы по крайней мере поднялся со стула, а Толстый – вытащил бы пистолет. Но пока в его руке лишь нож… Чёрт! Увлёкшись, Шинске слишком резко потянул за ремешок на ноге, и тот задел перекладину кровати, заставив всех троих посмотреть в его сторону. Но подросток вдруг ещё и подпрыгнул, и вот его пятка уже с вертушки врезается Толстому в висок. И впечатывает в противоположенную от Шинске стену. Но тут оживает Шепелявый. Так и не встав со стула, он выдёргивает из-за пазухи пистолет и направляет на подростка. Так он тоже вооружён?! Нет, если этого хиляка сейчас грохнут, для Шинске всё начнётся поновой! А палец в серой перчатке уже плавно надавливает на курок… однако подросток вдруг ныряет под пулю, словно всю жизнь только этим и занимался. И одновременно с ним отстёгнутый от второй руки Шинске и брошенный прут врезается в руку наёмника… Жаль, не выбивает оружие, но хотя бы отклоняет в сторону. А пусть уже через мгновение Шепелявый, морщась, обратно направляет ствол на подростка – тот успевает переместиться к нему прямо под нос. Но бьёт не рукой, а снова ногой. Снизу в подбородок. Кроша в пыль оставшиеся зубы, подбрасывая долговязого на полметра в воздух, и новой вертушкой отправляя к опрокинутому столу для маджонга. Грохот. Треск. А у этого пацана ничего так растяжка… прям балерина. Но Толстый, сползший по стенке, уже снова поднимается на ноги. Ну и крепкая же у него голова… отбросив нож, он тоже выхватывает пистолет. А у Шинске в руке уже новый прут, выломанный из кровати, только вот взгляд провожает скользящий мимо по полу нож. Так что Толстый легко уклоняется от его неприцельного броска. Но обожающий махать ногами подросток вновь ловко использует подвернувшуюся возможность – и выбитый им пистолет приземляется в паре сантиметров от головы Котаро. Шинске остаётся лишь упасть на колени и подхватить его. Чёртовы ноги и долбаные ремни! Первое, что он делает – отстреливает их нахер. Ремни, а не ноги. Хотя, одна из пуль царапает щиколотку, вторая звонко рикошетит в металлическую раму кровати, третья же… почему-то не вылетает. Кончились пули?! Приходится рвануть загрубевший от старости кожезам руками. И постараться при этом не рухнуть на Котаро. А Толстый тем временем уже успевает взгромоздиться на гостя верхом. Мда, теперь ноги ему не помогут. Плюс такая разница в весе… Чёрт, ещё и Шепелявый начинает шевелиться! А бесполезный пистолет уже улетел в сторону Толстого. Мазнул по затылку и рухнул у стены. – Ах, ты, шваль… Эти слова обращены не к Шинске, а к пацану, вырвавшему руку из-под колена мордоворота и ударившего его точно в подмышку. Но слабо. Потому что круглый наёмник лишь хмыкает, и кулак раза в два больше, чем у подмятого парня, обрушивается на него сверху вниз. Целя в горло. Однако подросток успевает прижать подбородок к груди – впрочем кажется, это всё-равно нокаут… Но тут из его разжавшихся пальцев выкатывается нож-раскладушка. Значит, он ударил его в подмышку не пустым кулаком? Толстый тоже смотрит на нож странным, остекленевшим взглядом. И вдруг, покачнувшись, заваливается на пол. В лужу собственной крови, успевшей натечь менее, чем за несколько секунд. Удар пришёлся в какую-то особую точку или что?.. Сглотнув пересохшим горлом, Шинске вспоминает про Шепелявого и тут же встречается с ним глазами. Но тот уже переводит взгляд на парочку у стены. Потом на свой пистолет, отлетевший под один из столов. Шинске же косится в сторону, где в последний раз видел выбитый у Толстого нож. Они оба не произносят ни слова. Долговязый направляется за пистолетом, Шинске же, мысленно извинившись, хватает Котаро за ногу, одним рывком дёргает его на себя и опрокидывает кровать, отделяя их обоих от врага хлипким барьером. В который тут же входит пуля. Но из-за глушителя в выстреле по-прежнему слишком мало убойной силы. И всё же, укрытие слишком жалкое, чтобы подарить хоть немного надежды на благополучный исход. «Не хочу умирать…» Взгляд падает на Котаро. Пока тот в бессознанке, Шепелявый вряд ли станет в него стрелять, так что пытаться спрятаться вместе за этой кроватью – не то чтобы очень разумно. Но не бросать же его? Подозрительно тихо. Выглядывать наружу опасно, так что остаётся лишь прижимать к себе горячее, как грелка, тело и ждать, когда же наёмник решит подойти. Но уже через минуту Шинске начинает казаться, что он оглох. Или тут просто пол не скрипучий? И враг давно уже подкрался так близко, что видит сверху их макушки и лишь раздумывает, стоит ли вообще тратить пули? Зато собственное дыхание и стук сердца слышно отлично. Как вдруг тело в руках становится жёстче. Это напрягаются мышцы груди и живота. Котаро приподнимает голову, Шинске не успевает предупредить его, и тот неожиданно еле слышно произносит: – Тень… Тихо. Больше похоже на последний вздох. Но Шинске уже отпускает его и посылает своё тело в бок. Потому что наконец-то обратил внимание на огромную тень на стене прямо перед собой. Котаро растягивается на полу, тень поднимает руку с зажатым в ней пистолетом, Шинске бросает нож. Шепелявый хватается за рукоятку, вошедшую в пах. Пистолет в руке наёмника вздрагивает. Но всё-равно разворачивается к выкатившемуся из-за укрытия Шинске. Но тот успевает первым – прыгает наёмнику на грудь. Роняет на пол, седлая, вырывает из паха нож, и на этот раз вгоняет лезвие в грудь. По самую рукоятку. Потом в горло. И только тогда делает вдох. Скатывается на пол. Паркет под затылком кажется мягче лебяжьего пуха, а вот живот – сплошной глубокий синяк. Горло дерёт, пальцы слиплись от чужой крови… Но сейчас не время отдыхать. Заставив себя подняться, вытащив из всё ещё судорожно сжатых пальцев Шепелявого пистолет, Шинске по трупам добирается до оставленной Толстым на одном из столов аптечки, потом возвращается к Котаро. Он отпустил его так небрежно, позволил упасть… не удивительно, что тот вновь отключился. Но наверное, так даже лучше. По крайней мере, парень не почувствует боли, пока Шинске будет пробовать его перевязать. Ведь опыта у него в этом не то чтобы много. Но он хотя бы способен определить, что рана в ноге не слишком опасна. А вот под ребром… сколько же крови он уже потерял? Смыв грязь с рук стерильным раствором и обильно полив им живот раненого, Шинске запихивает вату, обёрнутую бинтом, прямо в сочащуюся чёрной жижей дыру. Да, это слишком неаккуратно, и потом у Котаро точно останется шрам – но ведь главное, чтобы парень выжил? А так как ему удалось продержаться до сих пор – то уж ещё немного наверно потерпит. Но вдруг из-за кровати доносится какой-то шорох. Ледяная глыба прокатывается по спине Шинске, заставив вскочить. И увидеть, как наполовину придавленный огромной тушей подросток сбрасывает её с себя. – Так ты жив? Электрический свет отражается в мутных красных глазах. Пацан моргает и резко садится, осторожно трогает двумя пальцами подбородок и только потом переводит взгляд на Шинске. А точнее – на наставленный на себя пистолет в окровавленных пальцах. – Это проблема? – спрашивает, приподняв брови. В ответ Шинске пинком опрокидывает кровать и вновь приседает к Котаро, чтобы удержать край незакреплённого бинта. Но пока только удержать, потому что оружие он не опускает. – Это не будет проблемой, если расскажешь, кто ты и почему эти двое напали на твоих товарищей? Разве вы были не заодно? – Много будешь знать – быстрее в могиле окажешься… – парень произносит слова медленно, всё ещё держась за свою челюсть и словно проверяя её возможности после перенесённого удара. – Тебя разве мама этому не учила? Остряк. – Спорим, молчание тоже не очень хорошо сказывается на продолжительности жизни? Пожатие плеч. Подогнутая нога. Шинске следит за каждым движением подозрительного подростка, но параллельно замечает и подсохшую кровь на его губе, и синяк под глазом – эти раны явно получены совсем недавно, но не прямо сейчас. Да и одежда его уже была порвана, когда он пришёл. Мда, видимо и правда тяжело Ямагучи в столице… пусть они и самая крупная в стране группировка, но здесь, в Токио – не более, чем подлежащие отстрелу чужаки… Ладно, попробуем по-другому. – Зачем вам признание от клана Такасуги? Да ещё и в грехах за целые сто лет? В красных глазах отражается странное выражение – задумчивость вперемешку с сомнением. Но в этот раз подросток всё-таки отвечает, но немного деревянно, будто повторяя за кем-то: – Если вашего самого главного арестуют, остальные кланы Сумиёши начнут грызню за власть. Тем более, когда узнают, что их вынудили присоединиться обманом, натравив на Ямагучи. – Обманом? – Это старая история… но как наследник Такасуги, ты должен быть в курсе. Шинске прикусывает губу и наконец опускает пистолет. Но не убирает, лишь кладёт рядом, готовый снова схватить в любой момент, а заканчивая с перевязкой, краем глаза продолжает следить за всё ещё сидящим на полу парнем. «Старая история»? «Должен быть в курсе»? Может быть и так, только вот всё, что Шинске знает, так это, что за последние десять лет состав Сумиеши-ренго не менялся – а значит, речь идёт о той межклановой войне, что вспыхнула в столице ещё до рождения его отца. Однако войны, как правило, никогда не кончаются, они просто прерываются на перемирия разной степени протяжённости. – Так значит, это месть? Подросток не отвечает. Закрепив последний бинт и прислушавшись к выровнявшемуся и уже не такому хриплому дыханию Котаро, Шинске вновь оборачивается: – Ладно, это я могу понять. Но кто тогда эти двое? Они тоже из Ямагучи? Зачем им убивать тебя и других? Что-то меняется. В воздухе, в электрическом свете. Подросток переводит взгляд на труп у своих ног. И подтащив к животу вторую ногу и обняв колено, вонзает в тушу Толстого такой взгляд, словно встав перед дилеммой: разделать её прямо так или выпотрошить для начала. – Колись, – Шинске снова берётся за пистолет, но ставит его на предохранитель. – И тогда я тебя, может быть, отпущу. «А будешь упрямиться, познакомишься с Джибо и его подвалом». – Меня зовут Окита Сого, – наконец представляется пацан, косясь на него из-под длинной чёлки. – Шесть лет назад мою семью убили люди, носящие значки твоего клана, Такасуги Шинске. И я лучше сдохну, чем хоть в чём-то вам помогу. «Но ты уже мне помог…» Шинске вздыхает. Вообще-то ничего нового он сейчас не услышал. Конечно, его клан – не наёмные убийцы, но иногда законы якудза требуют забирать жизни, особенно, когда приказы об этом исходят свыше. Не подчиниться им – означает подставить семью под удар. Из обычных людей не многие в курсе, насколько их собственная жизнь проста и свободна в отличие от жесткой иерархии якудза… Было время, когда Шинске лишь ненавидел свою судьбу: все эти запреты ходить в школу и даже просто покидать поместье, отсутствие нормальных друзей, как в фильмах или манге и аниме… Но тогда он просто ничего не понимал. Не знал, что эти запреты были созданы не из гордыни. А из-за той реальности, в которой якудза – не какие-то там современные самураи, а лишь отбросы и изгои. И что даже если кому-то из них удаётся уйти, в нормальном обществе такого отщепенца не ждёт ничего хорошего. Хотя… брат попытался. И у него даже вроде как почти получилось… Кстати, а ведь он ушёл как раз около шести лет назад… Убийство целой семьи… – Твой отец был якудза? Подросток упёрто поджимает губы. Косится на пистолет. Но всё-таки мотает головой: – И да и нет. Но знаю, что он двоюродный брат Ямагучи Кейске. Шинске точно слышал это имя. Так значит, Окита Сого – кровный родственник последнего оябуна Ямагучи? И не то чтобы дальний. А так как там сейчас всем заправляет женщина из-за отсутствия других наследников… Может ли быть, что они скрыли Сого от посторонних глаз до тех пор, пока тот не достигнет совершеннолетия и не примет власть? Но тогда зачем рисковать и посылать его в Токио под охраной лишь каких-то лохов? И эти наёмники. Видимо, заметив, куда смотрит Шинске, подросток тоже вновь опускает взгляд на труп у ног. Вдруг опять ставший кровожадным. И неожиданно резко вскакивает. И наступает Толстому на грудь, наваливается всем весом – и из-под руки мёртвого наёмника с плеском выталкивается сгусток крови. Как из сырого бифштекса. И в принципе, парня можно понять. Этот урод порешил всех его товарищей. Только вот откуда Окита Сого об этом узнал? – Я помню этого ублюдка, – вновь хриплый от ярости голос раздаётся в комнате. На этот раз Шинске ни о чём не спрашивал, подросток заговорил сам. – Никогда не забуду козла, уволокшего мою сестру в подвал. Как и её крики. Так вот, в чём дело. Ему, наверно, тогда было не больше десяти. Простой мальчишка, живший простой жизнью… Но получается, его семью убили не люди из клана Такасуги? Тогда кто? Чёрт, надо было хотя бы одного из наёмников оставить в живых. Шинске внимательно смотрит на Окиту, снова и снова давящего трупу на грудь. Его кровожадность немного отталкивает. И всё же, не похоже, что он испытывает что-то хоть отдалённо похожее на эту злость к клану Такасуги вообще, и к Шинске в частности. А значит – сейчас они, как минимум, не враги. Однако именно этот пацан устроил на него покушение, и именно из-за него Шинске и Котаро сегодня похитили. Отпустить его? Ну уж нет. Шинске снимает пистолет с предохранителя. – Ладно, Окита-кун, пока на этом закончим, об остальном поболтаем попозже. А сейчас пошуруди-ка в карманах этого свина, найди старую раскладушку и позвони. В ней забит только один номер. – С чего это я… Парень осекается, заметив вновь направленный на себя ствол. – Да, я знаю, что обещал тебя отпустить, – склоняет Шинске голову к плечу и косится на Котаро. – Но я тебя обманул. Так что действуй. Однако подросток не успевает склониться над тушей, как совсем с другой стороны, а именно от трупа Шепелявого, вдруг раздаётся восьмибитная мелодия. Но не из «Черепашек-ниндзя», а из «Сейлор Мун». Так значит, его телефон забрал себе долговязый? Кивнув на этот труп, Шинске не сводит с подростка ствола, пока тот подходит и выуживает раскладушку. Раскрывает, подносит к уху. – Это Саката беспокоит, – доносится почему-то из коридора. – Нам уже можно войти?