Единство. Возмездие. Тишина

**** – Простите. Котаро едва шевелит губами. Ему правда жаль. Вряд ли с ним ещё хоть раз заговорят таким доброжелательным, пусть и притворно, тоном. – А ты упрямый… только вот у юного господина упрямства будет побольше! – распрямив руку, Азарни разворачивает веер вертикально, так что наточенный край врезается в подбородок. – У тебя могло получиться, предприми ты что-то с самого начала, но теперь… разве не видишь сам, что последний шанс уже упущен? «О чём она?» Горячая кровь обжигает шею, но Котаро почти не чувствует боли, его мысли неожиданно приходят в полный беспорядок. – …если господин решил от чего-то отказаться, он непременно откажется от этого навсегда, – тем временем продолжает Азарни, склонив голову и угрожающе обнажив маленькие острые клычки в совсем не нежной улыбке. – Так было, когда сбежал, а потом погиб его брат. Для юного господина это оказалось огромным потрясением, и всё же он похоронил все воспоминания о нём и даже не протестовал, когда Такасуги-сама вычеркнул старшего сына-предателя из семейного древа. Так же было, когда Шинске объявили наследником: юный господин воспротивился этому всем сердцем, однако всё же смирился и отказался от своих глупых мечтаний. Он, наверное, думает, мы не в курсе, что он тоже собирался тайно сбежать и бросить клан… и тем не менее долг и обязательства перед семьёй взяли верх над его чувствами. И то же самое будет с тобой. Пусть юный господин и выкупил тебя, но полученная рана слишком глубока. Поэтому смирись – он уже выкинул никчёмного слугу из своих мыслей. Конечно, ты можешь и дальше бесполезно надеяться и ждать, однако что бы ты сейчас не сделал – очень скоро окажешься на помойке… Но ты ведь не желаешь этого, не так ли? Так почему бы тебе тоже не отказаться от миража и просто не стать моим? Из-за угла дома показываются двое дежурных, но оба проходят мимо, делая вид, что на месте, где стоят Котаро и Азарни, нет никого. Они даже не приветствуют вакагасиру, словно боясь привлечь её внимание в этот неподходящий момент. Ведь женщина сейчас выглядит особенно страшно. Во время долгой речи её глаза разгорелись, губы ещё больше растянулись в оскале ощетинившейся лисы, а по локтю в рукав продолжает стекать его кровь. Но Котаро, глядя на неё, думает совсем не о том, насколько устрашающе или наоборот, привлекательно, она сейчас выглядит. И не о том, что стать игрушкой вакагасиры – тоже неплохой выход из катящейся в бездну ситуации. Нет. Котаро пытается осознать смысл совсем других слов, произнесённых Азарни. «Отказался? Выкинул? Забыл?.. Да он до последнего колебался! Изображал из себя наследника лишь для вида! Да и о брате… нет, Шинске не забыл бы о нём так легко. Вспомнить хотя бы тот старый телефон, который он бережно хранит в своём столе… Эта баба… она ведь ни черта не знает о своём господине!» – М-м, ты, кажется, разозлился? Азарни игриво склоняет голову к плечу, но улыбка её исчезает. – Простите, – ещё раз произносит Котаро. И опускает взгляд, хотя голову опустить всё ещё мешает веер. Однако тот неожиданно исчезает. На рубашку падают ещё несколько капель крови. Встряхнув рукой, вакагасира поджимает губы и вздыхает, словно в ответ каким-то своим мыслям. И вдруг с резким щелчком раскрывает своё оружие. На этот раз наточенный до блеска стальной край останавливается в миллиметре от кадыка Котаро. – Даже не думай снова навредить ему. Или я найду тебя даже на краю света. **** Каждый день – словно пытка. Даже то, что Шинске видит Котаро лишь днём, никак не уменьшает проблему. Азарни права. Этот яд проникает в него всё глубже и глубже. Разве можно продолжать желать человека, даже безумно его презирая? Или дело в том, что он – единственный, к кому до сих пор прикасался Шинске? Прошедшие полтора месяца кажутся чем-то из иной жизни… тогда его разум полностью погружался в решение текущих задач, лишь время от времени подпитываясь зарядом от преследующей по пятам злости, но сейчас… Что это за ерунда? Что за проклятье? Где бы ни находился Котаро, Шинске чувствует его, словно долбаный магнит, удерживаемый на расстоянии от металла. И даже во время переговоров одна часть его мозга постоянно фиксирует местоположение слуги. Даже когда тот остаётся ждать за дверями. Или на улице. Или, вовсе, дома. Это не что-то вроде мысли: «Чем, интересно, сейчас занят Котаро?» Нет. И не страстное желание взять его прямо здесь и сейчас… А словно кусок горячего теста, запихнутый в черепную коробку, постоянно давящий на мозг и мешающий связно мыслить. И что хуже всего – расстояние не имеет никакого значения! Сначала Шинске решил, что не может сосредоточиться, когда Котаро сидит у него за спиной, поэтому стал оставлять парня в коридоре. Потом в машине. Но даже уехав сегодня из дома в сопровождении Рисуноске, Шинске сделал лишь хуже. – Всё в порядке, Такасуги-сан? Или… что-то не так? «Что-то… определённо. Я даже подрочить нормально не могу…» – М-м… вы что-то сказали? Подняв голову, Шинске несколько секунд смотрит в глубокие глаза за стёклами очков в красной оправе, потом вновь возвращается к чтению. Это договор. Он очень важен. Но почему-то, хоть отдельные слова и понятны, в предложения они складываться не желают. – Сарутоби-сан, вы не против, если я заберу это и обсужу со своими юристами? – Вы не взяли с собой ни одного? – Нет. Конечно, можно придумать какое-нибудь оправдание, например, что все семейные адвокаты разом заболели или проспали – но зачем городить заборы из лжи, если объяснение не играет никакой роли? – Простите, если это прозвучит навязчиво… но вы не заболели? Шинске удивлённо косится на женщину с фиолетовыми волосами, затянутую в деловой костюм, но с фривольно расстёгнутой верхней пуговицей строгой рубашки. – Кстати, а как там поживает Кацура? – тут же меняет девушка тему разговора. – Надеюсь, вы не слишком загрузили его после выздоровления? «Ха~? На что это она намекает?» – Сарутоби-сан, наша договорённость ведь в силе? Я могу делать с ним всё, что пожелаю? – Всё, – кивает та. – Главное, чтобы Кацура оставался под защитой. Это единственное условие. – Тогда не лезьте не в своё дело. На этом разговор и заканчивается. Но не встреча. Хоть по документам Шинске и не дал пока никакого ответа, его всё равно приглашают на завтрак с сотё, а после он оказывается втянут в сопровождение верховного оябуна. Тот с чего-то именно сегодня решил провести инспекцию злачных заведений, порядок в которых Шинске едва-едва успел навести. А заканчивается эта инспекция только поздним вечером. И хотя сотё великодушно предлагает Шинске так же присоединиться и к посещению забронированной на всю ночь сауны, однако тот вежливо отказывается, сославшись на договор, который ему ещё предстоит успеть обсудить с юристами до утра. – Договор? – улыбается мужчина, уже принявший на грудь не менее трёхсот грамм коньяка. – Всю ночь будете обсуждать? Или всё же останется немного времени и на Котаро? Шинске склоняет голову. Стоящие неподалёку мужчины продолжают разговаривать между собой, но небрежно брошенные сотё слова заставляют нервно сглотнуть. Конечно, Котаро официально не является членом клана, но так или иначе… клеймо мужеложца вряд ли положительно скажется на имидже наследника Такасуги и на всём его клане. Однако сотё лишь громко хмыкает в ответ на сдержанное молчание Шинске и хлопает его по плечу. – Ладно-ладно, беги домой, тебя там наверняка заждались. Прости, что заставил таскаться с собой целый день. – Что вы… это была честь для меня… «Тц!» В поместье он возвращается только ближе к полуночи. Котаро к этому времени уже должен быть дома, так что отказавшись от ужина, Шинске сам готовит себе ванну – включает бойлер, ждёт, пока наберётся вода, забирает из одного шкафа чистое бельё, а из другого – полотенца. А потом почти час нежится в тёплой водичке. От неё не идёт пар, но Шинске никогда и не понимал пристрастие некоторых к кипятку, в котором запросто можно свариться. Спальня встречает его, как обычно: тишиной и расстеленным футоном. Кто-то из слуг даже позаботился, чтобы прогреть комнату обогревателем. Когда-то Шинске мечтал положить под циновками тёплый пол, но так вышло, что придя к отцу с разговором, застал его за помешиванием углей в огромной сковороде – и передумал. В конце концов, масляный обогреватель – тоже не плохо. Однако слуга перестарался: в спальне почти нечем дышать. Вывернув переключатель на минимум, Шинске распахивает окно, чувствуя, как кожи касается холодный зимний воздух, и косится на стол, куда бросил папку с документами. «Завтра… посмотрю завтра…» Он устал. Не физически, но морально. Не так-то просто более двенадцати часов следовать за главой всея клана, изображая из себя почтительного болванчика и без конца нервничая: с дилерами Шинске, вроде бы, разобрался, но вдруг ещё кто-то успел напортачить? Или вдруг что-то просто не пришлось бы сотё по душе? – О-ох… долго я так не протяну… «Надо отвлечься…» Рухнув на футон, он поджимает ноги и кладёт ладонь на живот. Обёрнутое вокруг бёдер полотенце, как обычно, Шинске снять забыл, как и надеть чистое бельё, так что под одеялом он сейчас голый. Влажная кожа кажется чувствительней, чем обычно. И единственное воспоминание, как Котаро лежал вот прямо тут, как его волосы стелились по валику-подушке, и как соблазнительно сияли фарфоровые бёдра… заставляет член налиться густой кровью. Обхватив головку, Шинске вяло сдвигает кожицу вниз и даже оттягивает немного в сторону, забираясь под неё пальцем – немного больно – приподнимает бёдра, представляя, как входит в узкое отверстие… «Нет, я не должен думать о нём. Есть же куча порнозвёзд… взять хотя бы того рыженького француза… да, он горяч…» Однако стоит Шинске сменить образ в голове, как ощущения тускнеют. И даже когда он сжимает пальцы сильней и ускоряет движения руки – возбуждение не сдвигается с мёртвой точки. Наоборот – начинает спадать. Словно под кастрюлей с почти закипевшей водой прикрутили горелку. – Дьявол… чёрт бы тебя побрал, Котаро… В словно в ответ на вырвавшийся вздох в комнате неожиданно раздаётся скрип. И Шинске, замерев, наблюдает странную картину – из стенного шкафа выбирается затянутая во что-то облегающее тёмная фигура. «Меня что, опять решили похитить?» Но пока рука выбирается из-под одеяла и ныряет под матрац, на грудь уже приземляется тяжесть – тот самый силуэт меньше чем за секунду преодолевает расстояние между шкафом и футоном – и руки прижимаются к полу острыми коленками, а в зубы пихается какая-то тряпка. Не кляп, но из-за врезавшейся в уголки губ ткани он не способен выдать ничего членораздельного. Закричать? Ловкие пальцы завязывают тряпицу на затылке, пока нос Шинске оказывается прижат к обтянутой эластичной одеждой груди. И запах, который он чувствует… заставляет голову мгновенно опустеть. – Ка-а-о? Ночной гость на секунду замирает, но почти тут же отстраняется. Прохлада пробегается по обнажившейся груди и животу, когда одеяло сбивается к ногам, и ладное, всё ещё одетое, тело, прижимается к Шинске снова. – С-с-с… Мягкие губы касаются левого соска, пока умелые пальцы скользят по предплечьям. Шинске не успел ничего толком сделать, пока руки были свободны, но вот их уже снова придавили к полу. Совпадение или нет, но гость уселся прямо на его член, ещё сильнее прижав его к животу. Но Шинске не больно. Однако шок постепенно отпускает разум и в груди начинает разгораться гнев. Какого хуя?! – Е-к-а-и! *Прекрати!* Его словно не слышат. Эластичная гладкая ткань кажется тёплой, но мёртвой. Она касается кожи, тонкая, скользкая, лишняя преграда… контраст с прикосновением мягких губ подстёгивает возбуждение, и вспыхнувший гнев начинает захлёбываться в волнах накатывающего напряжения. Мысли приходят в ещё больший беспорядок, но Шинске даже думать не надо, чтобы понять, что задумал этот презренный ублюдок! – Е-к-а-и, я хка-а-л! *Прекрати, я сказал!* В этот раз гость реагирует – отпускает его измочаленный сосок и разгибается. Давление на руки усиливается, когда тот приподнимается… что-то делает у живота. «Вжух» – раздаётся в комнате звук расстёгиваемой молнии… и напряжённая мошонка первой чувствует прикосновение обнажённой горячей кожи. Шинске пытается сжать губы и зубы, но тряпка во рту не позволяет ему это сделать. А гость заводит руки за спину, расстёгивая молнию дальше, а потом, кажется, разводит свои ягодицы – что-то твёрдое и мокрое падает на пол и укатывается к стене («Анальная пробка? А ты хорошо подготовился, я гляжу...») – и помогает члену Шинске, так и норовящему снова прижаться к пупку, войти во влажное и растянутое отверстие. – Ха-а-а… Вздох вырывается из их лёгких одновременно. Запрокинув голову, Котаро подставляет лицо лунному свету и свежему ветру из открытого окна. Чёрная ткань его костюма отливает серебром. Тут и там виднеются участки голой кожи, в которые так и хочется впиться зубами. Но стоит этому стройному телу опуститься, Шинске прошибает пот. Низ живота немеет от чудовищно напрягшихся мышц, и в жилы вдруг вливается мощный жаркий поток… Шинске сгибает ноги и рывком поднимает бёдра вместе с оседлавшим его парнем. Вырывает руки из-под его колен. Хватается за бёдра, чувствуя шершавость тонкой сетки, не позволяющей напрямую коснуться кожи… Но сейчас инстинкт сосредоточен на том, чтобы проникнуть в тесные недра заботливо подготовленной дырки как можно глубже. Котаро падает на него от толчка. Кончики собранных в хвост волос лезут в рот и нос, но Шинске лишь неистовее долбится в его зад. Внутри член сжимает и обволакивает со всех сторон. И словно засасывает глубже. Узкое отверстие явно не желает выпускать до конца. Ещё раз… ещё… Наконец Шинске замирает, пока сперма изливается во внутренности Котаро, притихшего, лишь впившегося в его плечи сильными пальцами. Будто под ними раскололась земля, и чтобы улететь в бездну, он вынужден хвататься за Шинске. – Хха-а-а… с-с… м-м-м… Затопившая мышцы слабость растекается по всему телу. Сердце всё ещё колотится, как сумасшедшее. Нет, не одно сердце, а два – Котаро лежит на его груди, и Шинске отчетливо слышит ускоренный ритм, вторящий его собственному. Однако… Какого хуя? Раздражённо стащив повязку с головы и наконец-то сжав зубы, он облизывает и покусывает губы, ожидая хоть каких-то оправданий, но Котаро молчит, словно боясь нарушить установившуюся тишину. Его внутренности всё ещё сжимают член Шинске… и тот постепенно вновь наливается твёрдостью. Видимо, почувствовав это, Котаро вдруг сдвигается. Вниз и вверх. Через отверстия в костюме скользя твёрдыми горошинами сосков по его груди. Пачкая живот липкой жидкостью, сочащейся из тоже твёрдого члена. Закусив губу, Шинске поддаётся бёдрами навстречу твёрдым ягодицам – и Котаро на миг замирает, и плечо Шинске обжигает горячий вздох. «Чёрт тебя подери…» Он движется не спеша. Котаро сам задаёт этот медленный ритм. Зато теперь Шинске может всем своим существом почувствовать сладкую негу. До этого он бился в его зад, как безумный, но сейчас это больше похоже на размеренное покачивание на волнах. Но неожиданно Котаро поднимается, распрямив руки. Длинные волосы из хвоста собираются с одной стороны от лица, другую подсвечивает лунный свет. И Шинске упирается локтем в матрац и протягивает руку за его спину. Пальцы соскальзывают по промокшей от пота ткани, пока не добираются до грубых зубцов молнии, и наконец не касаются края обжигающего отверстия, в которое то и дело проникает его член. Это ощущение вызывает новый и сильный прилив возбуждения. Не видя, но чувствуя, как натягивается тонкая кожа, Шинске прижимает большой палец к своему стволу, и когда Котаро в очередной раз опускается, проталкивает его внутрь вместе с членом. Давление сфинктера оказывается неожиданно сильным. Но глубже эластичные стенки ощущаются мягкими и податливыми, хоть и пытающимися сжаться, но их сопротивление бесполезно. Котаро выгибает шею и смещается немного в бок, и Шинске чувствует, как твердеют и расслабляются его ягодицы. Это наслаждение, что он сейчас доставляет ему… отдаваясь и, кажется, тоже наслаждаясь процессом… Зачем? Зачем он решился на такой отчаянный шаг? А если бы Шинске всё-таки закричал? Или скрутил бы его в ответ? И отдал бы Джибо, чтобы тот научил слугу уму разуму? Неужели Котаро был уверен, что Шинске сдастся ему на милость? Неужели он так соскучился по сексу? Или по опасным заданиям и клиентам, под которых надо стелиться? Закрыв глаза, Шинске падает обратно на подушку, сжимает кулаки и прячет их за голову. По животу то и дело бьёт влажная головка. Раньше он бы непременно помог кончить Котаро, но теперь… И дело не в том, что этого парня уже касались столь многие, что Шинске даже сложно представить, и не в том, что он вообще не хочет к нему прикасаться… просто… если он сделает это… если попытается доставить Котаро удовольствие… он может совсем забыть, что решил ненавидеть его и презирать. – Х-ха? Котаро вскрикивает, когда Шинске вдруг выскальзывает из под него и оказывается позади. Сжав тонкую шею, Шинске заставляет его уткнуться лицом в футон и прогнуться в пояснице. Забравшись пальцами в уже не такое уж и узкое отверстие, Шинске ещё больше растягивает его… и одним толчком вгоняет член по самые яйца. Пальцы сдвигаются ниже. И нащупывают тот самый узел простаты, про который сто раз читал и который даже нашёл у себя. Как и ожидалось, Котаро издаёт протяжный стон, только не очень внятный, будто сунул в рот край одеяла. – Если хотел, чтобы я тебя выебал, почему не сказал раньше? Молчание. Сжав зубы, Шинске толкается вновь, продолжая давить кончиком среднего пальца на тугой узел, и чувствуя, как содрогается тесное нутро. От этого давления пальцы начинают неметь. Но в какой-то момент тело Котаро деревенеет и по нему пробегает мелкая дрожь. Белесая сперма орошает смявшийся футон. Но Шинске не вытаскивает член, а лишь ускоряется. Вытащив пальцы, он хватается за ягодицы, растягивает их в разные стороны, жалея лишь об одном – в комнате темно и ни черта не видно! Котаро пытается отодвинуться. Поджимает зад, выгибает поясницу, будто надеясь уменьшить глубину проникновения, и тогда Шинске наваливается сверху. Заставляет распластаться на футоне. Одной рукой схватив его ногу под коленом, он не даёт Котаро распрямиться, вдалбливается внутрь, войдя во вкус. Но почувствовав приближение оргазма, замедляется, меняет угол входа, и вновь продолжает трахать всё сильнее содрогающееся тело. Котаро вздрагивает и сжимается и при каждом толчке. И в то же время его тело становится всё мягче и мягче, словно теряя силу по капле. Смазки остаётся меньше с каждым толчком. Но сдерживаемые стоны становятся только громче. Они проникают в Шинске, пронизывают его насквозь, вызывая странное зудящее ощущение в затылке и заставляя целиком и полностью отдаваться процессу, которым занимается впервые в жизни. И пусть он представлял себе это немного иначе… сейчас Шинске не думает ни о чём. И словно машина, вновь получившая сигнал, что скоро кончит, ненадолго выходит, чтобы сменить позу – на этот раз перевернуть Котаро – и опять вводит раскрасневшийся и разбухший член в ставшее существенно суше отверстие. Почти тут же живот Котаро орошается его собственной спермой. Её не много. Но Котаро, вцепившись в сбившееся одеяло, подтягивает его к себе, будто пытаясь завернуться и скрыться с глаз Шинске. Но когда тот наваливается ему на колени, прижимая ноги к животу и груди, Котаро оказывается беззащитен перед безжалостным взглядом. – Я… – приоткрываются искусанные губы, – я больше… не могу… – Я тоже, – хрипло отзывается Шинске. Он запрещал себе думать о Котаро слишком долго. Мечтать о его теле. Но раз уж тот сам к нему пришёл, жаловаться бесполезно. Сколько раз он кончил? Два? Три? А сколько кончит ещё? У них вся ночь впереди, чтобы выяснить это.