Единство. Возмездие. Тишина

**** Плошка риса, половина жаренной скумбрии и салат с помидорами и сельдереем – сбалансировано и безусловно полезно, но даже взявшись за палочки, Котаро чувствует, что не способен проглотить ни кусочка. Он не видел Шинске со вчерашнего дня… а не был с ним наедине с той самой ночи в участке. И всё равно, куда бы он не пошёл, последние двадцать часов взгляды всех обитателей этого дома, кажется, направлены только на него. Нет, на Котаро косились и раньше, но украдкой и в основном с обычным любопытством, теперь же… На их лицах неприкрытая неприязнь. Словно он – помойная крыса, посмевшая высунуться при свете дня. Рисуноске вчера первым высказал недовольство, и по сравнению с теми, кто счёл своим долгом подойти позже – можно сказать, что сятей был очень даже вежлив. Да и в основном его недовольство вызвала та двусмысленная поза, в которой Котаро застали с Сакатой… от прочих же паломников не было слышно ничего, кроме настойчивых рекомендаций свалить подальше и пока завуалированных угроз, что именно его ждёт, если он этого не сделает в самое ближайшее время. Вот и сейчас, устроившись с подносом на веранде и обдуваемый холодным зимним ветром, Котаро чувствует на себе пару, мягко говоря, неодобрительных взглядов… Хорошо, что из тех, кто собрался в штабе почти неделю назад, теперь осталось не больше одной пятой – иначе бы его точно уже где-нибудь прикопали. Однако даже если руководство распустило бойцов, Котаро, решив вчера устроиться на ночь в каморке, подпёр дверь ящиком с луком, но всё равно, засыпая на большом мешке с рисом, то и дело прислушивался к шагам в коридоре. Наверное, безопаснее было бы найти Шинске… но как заставить себя показаться ему на глаза? Естественно, Котаро не считает себя виноватым. Однако если бы пару месяцев назад он не пошёл навстречу его полному желания взгляду… и не прокрался бы в его спальню на прошлой неделе… «Нет, всё-таки это моя вина. Я не должен был уступать Шинске с самого начала. И вообще строить на его счёт какие-то планы. Но что теперь? …меня изгонят? …скоро уже должен вернутся его отец… Но даже если он выставит меня, как шлюху, посмевшую раздвинуть ноги перед наследником клана, всё равно останутся те, кто знает, кем я был на самом деле…» Почему-то перспектива остаться без защиты теперь пугает Котаро намного меньше, чем раньше. Может, он уже устал трястись по этому поводу… а может, перспектива расставания с Шинске стала чем-то даже более худшим? – Чёрт! Да, это ещё одна проблема. И именно поэтому Котаро страшно его искать. Как пациент, сдавший анализы на смертельную болезнь, боится идти за результатами – будто промедлив, оттянув момент, каким-то образом повлияет на них – так и Котаро не желает торопиться, чтобы узнать свой приговор. Той ночью, в участке, между ними точно установилась новая связь… но вчера Шинске был довольно холоден… а ведь тогда по поместью ещё не расползлись все эти слухи… Возможно, всю прошлую ночь вакагасиры промывали наследнику мозги… а если даже и нет – увидев отношение членов клана к своему любовнику, Шинске вполне способен принять решение о прекращении их отношений сам, без чьих-либо подсказок. Ведь он такой гордый… только-только ступивший на путь настоящего главы, только-только начавший завоёвывать настоящее уважение… Рыба остыла. Но зато из-за холода сельдерей совсем не горчит. Глотая безвкусные куски один за другим, Котаро чувствует, как растёт боль в груди. Правда в том, что ему очень жаль… его самого много раз унижали, но вдруг оказавшись причиной унижения важного для себя человека, не зная, как помочь ему, кроме как сбежать подальше, наплевав на опасность и ответственность, но всей душой не желая делать этого… Котаро может лишь заставлять себя ждать. Опять. – Бр-р-р… холодрыга! И вновь раздражающий голос застаёт врасплох! Но на этот раз Котаро не подпрыгивает на месте и даже не дёргается, а лишь спокойно доносит было замершие на полпути палочки с кусочком скумбрии до рта. – Зимнее солнце всегда казалось мне чем-то вроде подделки: светит ярко, но совершенно не греет! Саката выдаёт эту глубокую мысль, плюхнувшись задом на веранду совсем рядом с Котаро. Поджав голые ноги и натянув на них полы юкаты, кучерявый мужчина с белыми, почти седыми волосами, скрещивает руки на груди и какое-то время щурясь смотрит в небо, а потом косится на Котаро: – Глотай давай. Сколько ты ещё пережёвывать собрался? До второго пришествия? – Может быть, – послушно проглотив рыбу, Котаро вздыхает. Мало ему неприятностей, так ещё и этот лезет. – Так вы тоже остались, Саката-сан? Разве Шинске не отменил общий сбор? – Я – не член клана, объявления сборов и их отмена меня… а-ах-ха… не касаются. Умудрившись широко зевнуть на морозе, Саката выпускает огромное облако пара, но тут же съёживается, и его зубы потихоньку начинают отбивать морзянку. Но ведь никто не просил этого странного человека усаживаться здесь, на уличной веранде, да и вообще выходить из дома в одной юкате? Кстати, почему он в ней? Неужели только вылез из своего крутого футона с электрическим подогревом? – Эй, неужели эта рыба такая вкусная? Снова промолчав, Котаро ещё больше ускоряется с поглощением пищи: чем быстрее он её доест – тем раньше избавится от назойливого внимания мужчины – вроде бы не плохого, но кажется, даже не осознающего, что делает сейчас только хуже. – Котаро-кун, какое ты солнце? – А? – неожиданно тон Сакаты стал таким серьёзным, что Котаро отзывается совершенно невольно. – Солнце? Вы о чём… – То, что «греет», или то, что только «светит»? – склоняет мужчина голову к плечу, глядя так пристально, словно пытаясь прочесть что-то на его лице. Снова уткнувшись взглядом в свой поднос, Котаро решительно кладёт палочки рядом с пиалой с недоеденным рисом и резко встаёт: – Если не поторопитесь на кухню – останетесь без завтрака, Саката-сан. – А… насчёт этого… Я там уже был, – зарывшись пятернёй в нечёсаные лохмы, мужчина вздыхает и тоже поднимается со скрипнувших досок, сразу возвышаясь над Котаро на полторы головы. – И эти женщины вынудили меня пообещать, что я схожу и куплю всё, что они там понаписали… Так вот, если ты уже поел, может составишь мне компанию? – Нет. Не думаю. Надо бы поскорее уйти, пока кто-нибудь не увидел, как он опять «вешается на всех подряд»… но во-первых, вон та парочка дежурных у ворот наблюдает за ними обоими с самого начала, а во-вторых, это впервые, когда Саката обращается к нему с просьбой. Не случись вчера того, что случилось, он бы даже, наверное, согласился, но… – Брось, тебе будет полезно хоть ненадолго сбежать от всех этих взглядов. «Заметил-таки?» – Я не хочу ни от чего и ни от кого сбегать, Саката-сан… Это всё? Или вы хотели что-то ещё? На этот раз мужчина не отвечает сразу, но продолжает смотреть на Котаро сверху вниз – серьёзно и немного печально. Потом вздыхает: – Ладно, пойду попробую уломать Ри-куна… Кивнув, Котаро наконец-то заходит в дом. Вернув посуду на кухню, он было переступает порог гостиной, где работает небольшой старенький телевизор, ещё с выпуклым кинескопом, и тут же натыкается на взгляд парня со змеящейся по руке свежей татуировкой то ли усатой змеи, то ли дохляка-дракона, замотанной пленкой. Котаро присутствовал, когда ему его набивали… Шинске, кстати, тоже обзавёлся подобным, только разноцветным и большего размера – почти во всю спину. – Тебе здесь не рады, – врезается в уши. И все присутствующие в гостиной оборачиваются к нему. Котаро отступает обратно и молча отправляется дальше по коридору. Вступать в открытую конфронтацию явно не стоит. И пусть положение «личного телохранителя наследника» не идёт ни в какое сравнение с рядовыми членами клана, сейчас эта должность кажется скорее едкой насмешкой. Но то, что с ним продолжают себя так вести даже рядовые, означает лишь одно – хоть они и заботятся о своём молодом господине, но совсем его не боятся. Ведь будь иначе, они хотя бы задумались, что могут вызвать неудовольствие Шинске, шпыняя и гнобя его любовника. «Мда… в школе мне довелось испытать не себе роль отверженного, но кто бы знал, что подобное возможно и во взрослой жизни? Надеюсь, никто не станет выкидывать мою обувь в бассейн или разрисовывать непристойностями парту… А, ну да, тут же нет ни того, ни другого… Ха-ха…» Добредя до чулана, в котором провёл ночь, Котаро укладывается на уже продавленный в нужных местах мешок с рисом и достаёт телефон. В конце концов, кому вообще нужен телевизор? «Так, стоп. Какой сегодня день? Когда я был в последний раз у бабули?» Резко сев, Котаро прикусывает губу и снова падает обратно на мешок, закинув руку на лицо и прикрыв глаза от несуществующего света. Да, в каморке темно, нет ни одного окна, зато довольно сухо и тепло. Тепло… «Солнце, что светит, но не греет… Что это вообще значит? Какое из меня вообще солнце?» Разозлившись, Котаро заставляет себя погрузиться в чтение юмористического паблика, но на заднем фоне сознания продолжает маячить боль и досада. Пока дверь в подсобку вдруг резко не распахивается, и порог не переступает тот самый парень со свежей татуировкой. И он не один, за ним ещё парочка или даже больше. – Чем обязан, Мамору-сан? – Да вот, пришли помочь тебе собрать вещи, – оскаливается парень с татуировкой, он лет на пять старше Котаро. – Или ты уже их сам собрал? – доносится следом из-за его спины. – Не думаю, что имею право уходить, ведь хозяин выкупил меня у вашего сотё, так что побег вызовет лишь мою поимку и последующее наказание. Котаро пытается говорить спокойно. Он уже снова сел. Было бы в каморке больше места – встал бы, да вот только Мамору подошёл так близко, а мешки вокруг лежат так плотно, что даже мимо не протиснешься, не говоря уже, что выход тоже перекрыт. – А ты не дай себя поймать, – вроде бы благожелательная улыбка кажется сочащейся ядом. – Подумаешь – прослывёшь беглецом. Конечно, было бы лучше, если бы молодой господин выгнал тебя сам, но… Чем же ты его так очаровал, а, Кацура-кун? Не став уворачиваться от схватившей за волосы руки, Котаро молча сжимает зубы. Его заставляют сначала поднять голову, а потом опустить. – Может покажешься нам на прощание хотя бы часть своих замечательных умений? – Пошёл ты. Удар коленом оставляет в голове звенящую дыру боли вместо переносицы. Которая тут же наполняется горячей кровью, хлынувшей через нос на пол и на джинсы Мамору. – Неправильный ответ, – комментирует тот. – Очнись уже, шлюшка. Хозяин потерял к тебе интерес, у него куча проблем, так что, тихо исчезнув, ты принесёшь только пользу – и ему и себе. Подумай. Ты ведь не хочешь, чтобы твое «исчезновение» было организовано кем-то ещё? Знаешь, оказаться в холодной могиле – не самое худшее, что может случится с обладателем такого смазливого личика… «Терпи. Если ты его изобьёшь, штаб снова поднимается на уши… а у Шинске и правда сейчас есть дела поважнее, чем разбираться с мелочами…» – Ой-ой, кажется, это личико я немного подпортил… теперь тебе точно не показаться перед Шинске-сама в ближайшее время – так почему бы не спрятаться от него навсегда? – Не хочу… – Что-что, прости? – Не хочу… сбегать… и прятаться… – из-за идущей носом крови внятно говорить не получается. Да и дышать тоже. – Если господин не прогонит меня… я хочу остаться с ним рядом… – О, какая похвальная преданность! И от кого? От какой-то шлюхи! Вы это слышали, братья? Похоже он оглядывается, но Котаро не видно ничего, кроме брюк Мамору и высвеченного дорожкой света от открытой двери пола с каплями крови, да своих собственных ног. – Может, он… того… влюбился в нашего молодого господина? – Не пори чушь – такие, как этот, любят только деньги и власть! – И зачем только господин притащил его в клан? Хотел завести любовника – снял бы ему квартиру, да и ездил бы навещал… Голоса путаются в звенящей от боли голове. Но Котаро снова не улавливает в них ни малейшей неприязни к Шинске. Да, таков клан Такасуги. Все здесь заботятся о наследнике, словно о собственном непутёвом сыне. Как же Шинске выдерживает это со своей гордостью? – Ладно, харэ лясы точить. Эй, давалка, где твои вещи? Котаро сильнее стискивают за хвост на голове, сдёргивая с мешка, и хоть Мамору отступает на шаг, макушка Котаро всё равно упирается ему в рёбра. Рука, вцепившаяся в волосы, не позволяет разогнуться. Застыв в полупоклоне, чувствуя, как Мамору поворачивается, явно намереваясь, словно скотину, вывести его за собой в коридор, Котаро прикрывает глаза. А потом резко оборачивается вокруг оси, заодно заставляя и руку Мамору вывернуться во внешнюю сторону и разжаться. Но в ней всё же приходится оставить клок волос, как плату за освобождение. Съехавшая с татуировки плёнка обнажает покрасневшую кожу, но Мамору вновь замахивается той же рукой. В каморке слишком мало места, чтобы увернуться от удара, но зато кулак можно поймать в ладонь у самого подбородка и отвести в сторону. И в свою очередь крепко сжать, не отпуская. Пока во вторую ладонь из рукава соскальзывает нож, позаимствованный у Шинске вместе с креплением для его скрытого ношения у сгиба локтя. И этот нож мгновенно приставляется к горлу Мамору. – Я не уйду, – медленно и гнусаво произносит Котаро. – Вы меня не заставите. – Тц… так ты умеешь не только отсасывать? – Повторяю, – переводя взгляд на двух других парней у порога, напрягшихся, но пока, кажется, не понявших в чём дело, ведь ножа им не видно. – Я не уйду. Подобно тому, как вы заботитесь о молодом господине – я тоже хочу защищать его. И так уж вышло, что Шинске-сама согласился тоже защищать меня. Я не предам доверие господина. И вам за него решать не позволю. – Какие громкие слова… – Мамору косится на короткое, но широкое лезвие, но почему-то перестаёт пытаться вырвать кулак. – Звучат красиво… только вот кто тебе поверит, чужак? Тц… В конце фразы неожиданно рванув руку, он всё же освобождается, при этом Котаро едва успевает отдёрнуть лезвие от его шеи – ещё не хватало случайно прирезать Мамору. Но если тот сейчас опять кинется… да ещё и вместе с приведённой парочкой… – Говори, что хочешь, но тебе не место в клане! – однако неожиданно процеживает сквозь зубы Мамору. – Когда же ты уже поймёшь это сам? И картинно развернувшись, явно собравшись гордо покинуть каморку, врезается в соратников, застанных врасплох подобным манёвром, да и свет вдруг оказывается загорожен высокой и массивной фигурой, выросшей за порогом и столь же внезапно повиснувшей на плечах сразу обоих бойцов, и сдвинувшей их ещё ближе друг к другу. – А чем это вы тут занимаетесь? Отскочив, Мамору практически налетает спиной на Котаро, хватается за руку, которой задел мешки, окончательно содрав с татуировки компресс, и сгорбившись, морщится: – Гин-сан? При всём уважение, это не ваше дело. – Возможно, – шлёпнув губами, белобрысый мужчина растягивает их в широкой улыбке. – Просто если вы не заняты, у меня есть для вас одно очень ответственное поручение! Видите ли, если ничего не предпринять – вечером нас ждёт величайшее бедствие: на ужин будет один пустой рис! И чтобы этого не допустить, кто-то должен взять машину и отправиться за покупками! – И чего бы вам самому не заняться этим важным делом, Гин-сан? – всё ещё настороженно интересуется Мамору, но даже невооружённым взглядом заметно, что он немного расслабился. – О-о-о… но это ведь не то, что может сделать обычный человек со стороны! – возражает Саката, поочерёдно вглядываясь в лица всех троих рядовых. – Всё же речь идёт о продуктах для семьи! В том числе для самого юного господина! Мало ли как такой проходимец, как я, потратит выданные на закупку деньги? – Да разве ж вы посторонний? – возражает товарищ ещё больше стушевавшегося Мамору. Котаро даже сбоку видно, как губах парней появляются робкие улыбки. – Вы же друг покойного господина. Почти член семьи- – Тем более, – хмурится обрывает его Саката. – Утруждать такого важного меня такой бытовой проблемой… – Но вы же сами сказали, что это очень важное поруч- – Важно не то, кто и что говорит, Мамаору-кун! А как и что ты ощущаешь своей душой! Увлекая двух парней за собой в коридор, Саката продолжает переговариваться с последовавшим за ними и, кажется, совершенно сдавшимся Мамору. Словно сквозь туман Котаро слышит удаляющиеся голоса. Вытирает кровь, всё ещё сочащуюся из носа на губы и подбородок. Но уставившись на испачканный рукав толстовки, тут же жалеет о содеянном. «Надо срочно застирать…» Выскочив из каморки и выкинув пока из головы все левые мысли, он направляется в сторону, противоположенную той, в которой скрылись Саката и остальные. Котаро не испытывает к ним злости. Скорее досаду. Но чем больше руки мёрзнут в тазу с холодной водой, пока он застирывает толстовку, тем дальше распространяется тень в его душе. И как-то так получается, что Котаро снова оказывается потревожен. И ни кем иным, как опять сереброволосым приставалой. – Как ты? – переступив порог, Саката скрещивает руки на груди и прислоняется к стене. – Терпимо, – отзывается Котаро, заработав руками с удвоенным старанием и чувствуя себя школьником, отстирывающим испачканную хулиганами форму. Саката какое-то время молчит, наблюдая за ним. Но вдруг отталкивается от стены, подходит ближе и совершенно бесцеремонно хватает край футболки, задирая: – Так мне не показалось вчера… что-то ты совсем отощал, Кацура-кун… От возмущения потеряв способность двигаться, однако уже через мгновение Котаро приходит в себя и резко отстраняется, вырвав футболку из цепких пальцев. – С какого перепуга такое внимание к моему телу? – Ну знаешь, – Саката делает шаг следом, а потом ещё один и ещё, пока Котаро не упирается спиной в стену. – Ты ведь тоже не полноценный член клана, так что… как почти что коллеги, разве мы не должны заботиться друг о друге? «Что-то мне это напоминает… Разве Шинске не точно так же прижал меня в тот день, когда я впервые сделал ему минет?» – Это Шинске вас попросил? – прямо встретив насмешливый, но всё ещё немного печальный взгляд, вздыхает Котаро. – Не надо. Мне не нужна нянька. Я и сам могу о себе позаботиться. – Неужели? А кто умолял меня улучшить свои боевые навыки? – «Умолял»? Когда это я умолял?! Одёрнув себя и опустив голову, Котаро до скрипа сжимает зубы, удерживая рвущиеся наружу ругательства. И почему-то именно в этот момент за спиной Сакаты неожиданно раздаётся голос Шинске: – Вот вы где… Что тренируете сегодня? И взгляд его кажется темнее безлунной ночи.