Непознанный мир (цикл повестей)

Всё спит – дворцы, каналы, люди, Лишь призрака скользящий шаг. А. Блок.

      Благодаря чудесам лекарей и гулсенским лекарствам Джереми Дарлингтон поправился за три дня и сразу встал на ноги, переломы которых срослись намного быстрее, чем это обычно бывает.       Дорнтон, как и обещал хозяину, не отходил на него ни на шаг, помогая лекарям ухаживать за своим пациентом.       Тогда-то монарх Гулсена и объявил им, что пора.       - Знаете, сэр, - сообщил графу Дорнтон, шагая рядом с ним по направлению к залу Согласия, - а мне совсем не хочется покидать Гулсен. Мне теперь кажется, будто я здесь родился, и что здесь – моя родина, - настолько я признал и полюбил это королевство.       Молодой граф согласно покачал головою.       - Да, Дорнтон, ты совершенно прав, как прав был Фреммор, - ответил он слуге, и, когда Дорнтон, приподняв одну бровь, с удивлением обернулся к нему, пояснил: - Помнишь то пророчество, которое он передал мне во сне? Оно звучало так: «Гулл Шестой на белом драконе отомстит за кровь своего отца, Англия вернёт себе драконов, а пурпурный граф взойдёт на трон седьмым». Теперь я многое понял из этого пророчества. Гулл Шестой – это монарх, который связан с Гуллом Первым общей трагедией – гибелью своего дворецкого. Вот почему Фреммор назвал Джастина О`Крауна именем первого монарха Гулсена. И он отомстил за кровь своего отца верхом на белом драконе. И я надеюсь, что своей победой мы вернули Англии драконов. А насчёт третьей части пророчества я в полном недоумении. Что скажешь, Дорнтон?       - Сэр, - начал старый слуга. – А вы уверены, что Великий Фреммор сказал «граф», а не «монарх»?       - Уверен, - немного удивлённо взглянул на него Джереми. – А… почему ты так подумал?       - Я подумал так потому, что с чего бы это Великому Фреммору называть вас «пурпурным», если здесь о вас как именно о графе идёт речь? И я подумал, что это может быть какой-то другой человек, которого его королевское величество может возвести на престол после себя, ведь вы же не считаете, что мы вернёмся сюда, сэр, чтобы принять от его королевского величества бразды правления Гулсеном? – Осторожно и с надеждой на отрицательный ответ произнёс старик, заглядывая графу в глаза.       Уловив его встревоженный взгляд, Джереми глубоко вздохнул и ответил:       - Как я могу это знать, Дорнтон? Скажи я «да», - обреку нас на окончательную потерю нашей родины, которую мы, едва успев вернуться туда, потеряем снова из-за данного нами обещания вернуться. А скажи я «нет» - поставлю в отчаянное положение монарха, у которого нет никакого выхода из сложившейся ситуации, ведь тогда ему некому будет передать королевство. Так как мне поступить, Дорнтон? Может быть, ты знаешь ответ?       - Предложите ему Великого Фреммора сэр, - мрачно пошутил старый дворецкий.       - Это уж слишком, - отрезал Джереми. – Призрак на троне – довольно необычная картина, ты не находишь? Своим отказом мы уничтожим доверие к себе монарха, поэтому мы… согласимся.       - НЕТ, СЭР! – испуганно завопил старик, остановившись. – Не обрекайте себя и меня на такую жертву! Неужели вы не хотите жить и умереть в родной Англии? Так подумайте хотя бы обо мне. Как бы ни было прекрасно это королевство, мне милей всего моя родина – место, где я родился и жил, и там же хочу и умереть…       - Ты как всегда меня не дослушал, Дорнтон, - улыбнувшись, ответствовал граф. – За то время, пока монарх будет править королевством дальше, он, возможно, найдёт среди своих подданных тех, кто будет достойнее нас для того, чтобы править Гулсеном. И тогда уже не будет нам нужды возвращаться туда снова. Да и кто нас заставит вернуться, пусть даже Джастин и призовёт нас?       - Великий Фреммор, - тут же напомнил Дорнтон, слегка вздрогнув. – Он нас сюда привёл, а значит, и в следующий раз приведёт.       - С Первым слугою можно сладить? – спросил граф шутливо.       - Нет, - честно ответил Дорнтон.       - А если тебе попробовать отговорить его от этого, когда он придёт за нами? – с надеждой произнёс Джереми. – Ты же умеешь с ним общаться.       - Не получится, - вздохнул старик. – Я не посмею ему перечить, не только напрямую, но даже намёками и мыслями. Он – мой покровитель, и если я пойду наперекор его воле и попробую таким образом встать у него на пути – он заберёт меня в свою обитель.       - Куда? – не понял граф.       Вместо ответа Дорнтон поднял глаза к небу.       - Тогда не стоит с ним говорить, - согласился Джереми. – В любом случае наше возможное правление королевством пока в отдалённом будущем, а за это время мы сумеем найти выход из этого тупика.       Дворецкий согласно кивнул, и они продолжили свой путь.       Войдя в зал Согласия, граф и слуга обнаружили, что он переполнен людьми, которые сидели и стояли даже там, где это было сделать практически невозможно – до того много было желающих из простого народа посмотреть на своих героев в последний раз перед тем, как они покинут королевство и улетят на свою родину.       На возвышении у одной из сводчатых стен, исписанных сюжетами из жизни обеих ветвей Гулсена, был поставлен огромный монарший трон, на котором восседал монарх в ослепительно белой королевской мантии и одеждах красного цвета с гербом Анкрауна на груди. Джереми и Дорнтон прямо с порога были встречены торжественным хором, поющим гимн Гулсена под величественную музыку, и главным камердинером Ансерва Олдмэном, который держал в обеих руках пёстрые наряды. Он тут же накинул их на плечи слуги и графа. Этими нарядами оказались прекрасная, прошитая золотом ансервская ливрея дворецкого синего цвета с гербом Ансерва на спине, которая смотрелась на Дорнтоне как-то по-особому, и роскошный красный камзол для Джереми со стоячим воротничком, также прошитый золотом, с гербом Анкрауна на спине и золотистым поясом. Золотые отвороты на груди были украшены самоцветами.       - Подарки от его королевского величества, - поклонился Олдмэн, радостно сияя глазами и в восхищении оглядывая вмиг преобразившихся англичан, которые показались ему теперь настоящими гулсенцами, и, несомненно, достойными будущими правителями их королевства.       Поблагодарив Олдмэна, граф и слуга прошли по специальному помосту сквозь толпу к ожидавшему их монарху, который при их приближении встал и низко им поклонился, опустившись на одно колено. Джереми и Дорнтон были смущены теми почестями, которые оказал им Джастин О`Краун, и встали рядом с ним. Поблагодарив их за то, что пришли, монарх обратился с речью к своим подданным.       Он сказал, что Гулсен обязан своей победой тем, кто стоит сейчас рядом с ним, что эти двое англичан явили собой пример настоящей отваги и глубочайшей преданности, достойной настоящего гулсенца. Что они научили жителей королевства многому, и что хотя их страна совсем не похожа на Гулсен, но и там есть то, чего нет в их королевстве, а именно – величайшая сила взаимовыручки, которая не настолько сильна в Гулсене, как в Англии. И ещё много других качеств. И что королевству было чему поучиться у них. Теперь же герои покидают их мир, но народ Гулсена никогда не забудет своих избавителей, будет слагать о них песни и будет надеяться, что когда-нибудь они вернутся вновь, - в этих словах монарх, несомненно, намекнул на их общую с графом и слугой тайну о передаче им королевских регалий. И наверняка не смог бы поверить в то, что Джереми и Дорнтон меньше всего желают такого исхода для них.       Глядя вперёд, в этот огромный, заполненный людьми зал, Джереми с грустью осознавал вслед за Дорнтоном, что больше никогда не увидит ни их, ни монарха, ни этого прекрасного замка, ни гулсенских драконов… И на его глазах появились слёзы, которые увидели только Дорнтон и монарх. Джастин О`Краун, видя эмоции Джереми, поспешил закончить, объявив, что Истинные скажут сейчас свои прощальные слова.       Дорнтон, пощадив своего хозяина, начал первым. Он сказал, что был рад побывать в этом прекрасном мире и никогда не забудет всё то, что он здесь видел, и счастлив, что вместе со своим хозяином избавил королевство от зла. И напоследок он пожелал, чтобы настал тот день, когда Англия и Гулсен смогут связаться друг с другом множеством новых порталов, и тогда обе страны узнают о существовании друг друга, и оба их народа будут путешествовать туда и обратно и узнавать каждый раз что-то новое о неведомой им доселе стране. Народ Гулсена поддержал мечту старика.       Напоследок Дорнтон попросил их не осуждать Англию за её устои, слишком непонятные и жестокие для Гулсена. И если то, о чём он мечтает, когда-нибудь сбудется, они поймут, что Англия на самом деле вовсе не такая, и что Гулсен может поделиться с ней своей жизнью и порядками, научить чему-либо, и тогда, он уверен, оба государства, совершенствуя друг друга, станут ещё лучше, ещё счастливее и сильнее, чем прежде, - надо только верить в то, что когда-нибудь это обязательно случится, и параллельный мир, и земной, узнают о существовании друг друга.       Настал черёд Джереми. Молодой граф, вытирая со щёк слёзы, начал свою прощальную речь с того, что объяснил, почему он плачет. И именно поэтому некоторые англичане очень похожи на гулсенцев, и похожи во многом. Но ведь на то этот мир и параллельный, сказал Джереми с иронией, поскольку он в чём-то схож с земным, а в чём-то – прямая ему противоположность. И что англичане не лишены тех качеств, какие имеются у жителей Гулсена, просто люди на Земле почему-то стыдятся их, словно собственной наготы. И получается, что, скрывая хорошее, они выставляют напоказ плохое. Им необходимо понять сперва самих себя, а уже потом оценивать других людей. Да, признался граф, их земной мир несовершенен, и, как сказал Дорнтон, им у Гулсена следует многому научиться. Но это может произойти и раньше, чем когда оба королевства узнают друг о друге. Он, Джереми, пишет книгу, в которой будут все его и Дорнтона воспоминания за всё время пребывания здесь. И, возможно, если многие англичане прочтут её, то задумаются над собой, узнав, в каком согласии и в каком мире живёт параллельное королевство их страны. И он, Джереми, постарается, чтобы так и случилось.       Народ Гулсена поддержал его идею одобрительными возгласами.       Затем монарх предложил своим героям прощальную трапезу, но граф и слуга вежливо отказались, попросив, чтобы стол, богато уставленный неземными яствами здесь же, в зале Согласия, был отдан тем, кто вместе с ними принёс королевству победу – рыцарям Гулсена, а также простому народу, ради которого они и сражались.       Монарх счёл этот жест вполне справедливым, найдя в нём ещё одну английскую особенность. Но перед этим Джастин О`Краун объявил, что настало время прощаться и отдать должные почести победителям.       И словно по команде подданные Анкрауна громко выкрикнули имя Джереми и склонили перед ним головы, опустившись на одно колено. Вслед за ними подданные Ансерва выкрикнули имя Дорнтона и упали на колени. Смущённые граф и слуга с испугом взирали на коленопреклоненный зал и на монарха, который также склонил голову перед ними в глубоком поклоне, припав на одно колено. И только когда вновь зазвучал гимн Гулсена, играемый на том самом незнакомом земным людям инструменте, который граф и слуга слышали уже не в первый раз, все присутствующие встали на ноги.       - Ну вот и всё, друзья мои, - поднявшись, сказал им монарх. – Как я и обещал вам в самом начале, вы покидаете Гулсен. Попрощайтесь теперь и со мной, Скорбящим монархом. – Он невесело усмехнулся. – Но я назвал себя Скорбящим не только потому, что со мною нет Арсента, – я уверен, что он сейчас наблюдает за нами сверху и радуется нашей победе, - а ещё и потому, что я глубоко опечален тем, что вы оставляете нас. Но вы правильно поступаете, ведь ваша родина там, на Земле. Но знайте: теперь вы не только англичане, вы – истинные. Нет, не те Истинные. Истинные гулсенцы, которые верны нашему королевству не меньше, чем своей родине. Возвращайтесь домой, друзья. ОН вас уже ждёт.       С этими словами монарх распахнул не примеченную доселе графом и слугой небольшую тайную дверцу позади трона в стене. Дверца была замаскирована под картину, на которой был изображён монарх и его дворецкий. Джереми тут же узнал в них Гулла Первого и Сенджамина. И в потрясении замер, когда увидел то, что скрывалось за дверцей.       Нет, это был не портал в их мир. Это был задний двор дворца, где мощёная дорожка вела на едва виднеющееся вдали тренировочное поле для рыцарей и их драконов.       Но не это так поразило Джереми, а ещё более – Дорнтона. Под фразой «Он вас уже ждёт» монарх имел в виду вовсе не их земной мир, как поначалу подумал граф, а нечто совершенно другое.       На этой самой дорожке стоял… белоснежный призрачный единорог, а на нём сидел, озарённый лёгкой улыбкой, Первый слуга Фреммор.       Молодой граф восхищённо глянул на монарха и, сам того от себя не ожидая, клятвенно пообещал ему:       - Мы вернёмся к вам, как только придёт наше время, обещаем.       Джастин О`Краун улыбнулся.       - Я верю тебе, Джереми. Когда это время наступит, вас вновь разыщет Фреммор, слуга двух миров.       - Неужели он в силах это сделать? – оглядываясь на призрака, недоверчиво спросил Джереми. – Тогда ведь мы сами пришли к нему.       - Не совсем так, - ответил монарх. – Скорее это он пришёл к вам. И не стоит его недооценивать в этом деле. Первый слуга может очень многое, он не в силах предсказать лишь свою собственную судьбу.       - Да, - согласился с ним граф. – Он предсказал мне тогда ваше будущее, будущее Англии и вашего королевства.       - Ну-ка напомни мне, что он сказал, - попросил монарх.       Но вместо Джереми ему напомнил сам Фреммор, заставив Дорнтона в благоговении опуститься на колени.       Подняв над головой королевский меч, Первый слуга громогласно произнёс, заставив подданных Ансерва в зале опуститься на колени вслед за Дорнтоном:       - Гулл Шестой ОТОМСТИЛ за кровь своего отца! – Этих слов Фреммора присутствовавшие в зале понять не могли, что было, несомненно, к лучшему. Если бы они узнали, что они значат, исполнилось бы желание Флёр, которая сама хотела рассказать народу об этом. - Англия вернула себе драконов! Пурпурный граф взойдёт на трон седьмым!       Он умолк, оставив слушавших без разгадки, которая, кроме последней части, была уже известна Джереми. Но он не посмел спросить великого призрака о том, что же значит последнее пророчество. Видимо, Фреммор говорил о нём, забегая в далёкое будущее, когда этот таинственный пурпурный граф станет седьмым правителем королевства.       - Всё это уже свершилось, - сказал Джастин О`Краун. – Кроме последнего. И я более чем уверен, сэр Джереми, что именно ты станешь тем пурпурным графом, который будет править Гулсеном после меня. – С этими словами он обернулся к Фреммору, словно ища у него подтверждения своей догадке.       Но Первый слуга промолчал. Вместо ответа он указал мечом вниз подле себя, и монарх понял, что пришло время расставаться с Джереми и Дорнтоном.       Он обнял их обоих сразу и на прощанье сказал, не пытаясь сдержать своих слёз, как, впрочем, и остальные присутствовавшие в зале:       - Вам пора. Великий Фреммор отвезёт вас в Лондон… - Тут он взял графа за плечо, и, наклонив к нему голову, тихо произнёс: - Не забывайте нас и наше королевство. Мы верим в то, что вы вернётесь, но что бы ни случилось с нами со всеми дальше, я знаю одно: в истории Гулсена вы навсегда останетесь героями королевства, настоящими победителями, избавившими нас от зла и предотвратившими уничтожение нашего мира.       Джереми с благодарностью поцеловал руку монарха и в ответ произнёс:       - А я верю в то, что вы, ваше величество, найдёте достойную замену вашему отцу или даже кого-то, кто сможет достойно править королевством после вас.       - Ни того, ни другого не будет, - покачал головою монарх. – Арсент был слишком дорог мне, чтобы заменить его кем-то другим, а что касается монаршего трона – вы единственные, кто достоин его, потому что вы – победители, а только победители достойны править этим королевством.       - Как бы то ни было, - улыбнулся граф, - я надеюсь, что ваше королевство преодолеет в будущем все эти препятствия. А мы с Дорнтоном будем вспоминать вас добрым словом. Ведь здесь, в Гулсене, мы стали совершенно другими и по-иному теперь осознаём себя, а также многому у вас научились. Я раньше не знал, что на свете могут существовать параллельные королевства, и притом настолько чудесные по своим устоям и укладу жизни, и теперь я и Дорнтон не жалеем, что попали сюда. И рады, что смогли вам помочь избавить Гулсен от угрозы. Спасибо вам за ваше гостеприимство и доброту, ваше величество. Мы никогда этого не забудем.       Они ещё раз обнялись, теперь надолго, ибо уже давно пора было им отправляться вместе с Фреммором на родину.       - Прощайте, ваше королевское величество, - поцеловав ему руку и поклонившись, произнёс Дорнтон, утирая накатившие на глаза слёзы. – Я буду молиться Великому Фреммору за вашего отца.       - Ты сам мне его напомнил, Дорнтон, - рассмеялся Джастин. – У тебя такое же доброе сердце и такой же смелый дух, как у него. И ты более чем достоин занять его место не только в будущем, но даже сейчас. Прощай и не бойся Фреммора – сегодня он искупит свою «вину» перед вами – отвезёт вас в Англию на своём единороге… Ступайте, - добавил он с грустью в голосе, но со счастливой улыбкой на лице. – Он вас ждёт…       В последний раз обернувшись в огромный зал, полный народу, граф и слуга медленно двинулись к выходу навстречу Первому слуге. Они бы очень хотели хотя бы ещё немного побыть в этом мире, но поняли, что не смогут, как бы сильно они того не желали. И им действительно пора было покидать королевство, которому они за эти две недели подарили вторую жизнь.       Следом за ними наружу вышел монарх, но сразу же после того, как он покинул зал Согласия, все присутствующие взошли на помост и двинулись вслед за ним, чтобы проводить своих героев.       Джереми и Дорнтон не без боязни подошли к призраку. Фреммор выглядел вполне дружелюбно, но от него веяло таким жутким холодом, словно он состоял не из духа, а из снежной вьюги. Клубы белой массы, похожие на туман, исходили от его тела и тела единорога, окутав Джереми и Дорнтона с головы до ног. И тут они почувствовали, что эта масса отрывает их от земли и медленно поднимает в воздух. От страха они боялись пошевелиться. Но белый туман всего лишь аккуратно посадил их одного за другим на единорога впереди Фреммора, и тут же растворился. Теперь они сидели на призрачном скакуне Первого слуги настолько свободно и не стеснённо, словно животное специально для них удлинило своё тело. Однако, поглядев на один из боков единорога, оба убедились, что он не изменился в своей длине. И это ещё более поразило их, заставив почувствовать глубокое уважение к заботливости к ним призрака. Фреммор, несомненно, не желал им ничего плохого, ведь даже после того, как граф и слуга сели на единорога, от него, равно как и от Фреммора, перестал исходить чудовищный холод, причина исчезновения которого была в том, что и единорог, и Фреммор… перестали быть прозрачными! Теперь Первый слуга выглядел так, словно самый обыкновенный живой человек на живом единороге. Джереми и Дорнтон были этим немного напуганы, а граф даже подумал, не высасывает ли Фреммор их жизненные силы для того, чтобы быть непрозрачным, но тут же отмёл это несправедливое предположение, ведь он не мог желать им зла, да и как бы они смогли сесть на призрака единорога? Кроме того, теперь от их спутников исходило живое тепло и сильнейшая любовь, которые согрели графа и слугу после холода тумана и успокоили их души. И, схватившись за белоснежную гриву единорога, Джереми улыбнулся Первому слуге, чтобы показать, что он готов к путешествию домой.       Дорнтон, крепко обхватив графа за плечи, сидел позади него и также смотрел на своего покровителя. Он больше не боялся Фреммора. А сам Первый слуга, облачённый в роскошную белую ливрею, расшитую золотом и серебром, улыбнувшись им в ответ, взмахнул над головой Королевским мечом, сверкнувшим в лучах ослепительно яркого солнца, и дёрнул за лунную уздечку своего единорога, который, припав к земле, резко оттолкнулся копытами и взмыл вертикально вверх, уносясь в небеса всё выше и выше.       А снизу раздался вдруг громкий хор ликования, и граф со слугой в последний раз взглянули на тех, кто провожал их сейчас. Господа во фраках и слуги в ливреях, старый Олдмэн, махавший им рукой, рыцари обеих ветвей и монарх, громко выкрикивающий пожелания в надежде на скорую встречу. А Джереми и Дорнтон махали им в ответ и прощались, пока совсем не перестали видеть их за пеленой облаков.       - Ну вот и всё, Дорнтон, - сказал ему граф, крепко держась за гриву единорога. – Мы летим домой, совершив великое дело. Как ты считаешь, мы не напрасно это сделали?       - Конечно нет, сэр, - поспешил ответить старый дворецкий. – Потрудившись на благо Гулсена, мы потрудились и на благо Англии. И она наградит нас за это.       - Чем же? – начал догадываться Джереми.       - Возвращением драконов, - улыбнувшись, ответил Дорнтон.       Фреммор за их спинами негромко усмехнулся, но граф со слугой не заметили этого.       Они поднимались всё выше и выше, пока внизу не стали обозначаться нечёткие границы королевства, и Джереми даже немного испугался – неужели они уже настолько высоко? Но до каких пор они так будут подниматься? Пока не окажутся в космосе? И неужели портал находится настолько высоко?       С любопытством глядя вниз вместе с Дорнтоном, граф отметил, что границы Гулсена в точности повторяют очертания Англии, как им и рассказывал монарх. Но тут единорог прекратил подниматься и, не сбавляя скорости, сразу рванул вперёд, скача по воздуху. Граф и слуга пригнулись, почти слившись со спиной единорога, однако Фреммор сидел всё так же прямо, ни на дюйм не согнувшись – ему даже в плотском состоянии были нипочём неудобства.       Джереми показалось, что он снова летит на Громобое – вероятно, единорог мог летать с той же скоростью, с какой и погибший дракон-легенда. Он изо всех сил держался за шею и гриву единорога, пока не поднял голову, заметив впереди яркий свет. Граф подумал, что это солнце, но в то же мгновенье бешено несущийся единорог сделал длинный прыжок, вытянувшись подобно стреле, и Джереми на мгновенье увидел, что спереди на них быстро надвигается большое прямоугольное отверстие, похожее на проём открытой двери, откуда и лился этот слепящий глаза свет, который заставил графа тут же зажмуриться, защищаясь от его невыносимой яркости. И он, вжавшись в шею единорога, успел предупредить Дорнтона:       - Держись крепче, Дорнтон! Это портал!       Миг – и свет поглотил их со всех сторон. Открыть глаза было невозможно. Единорог всё так же бешено мчался, завершив свой прыжок, но теперь его копыта издавали звук, который уже почти позабыли и граф, и слуга. И как только свечение пропало, они поняли, что это – удары копыт по булыжнику!       Открыв глаза, они поначалу не поверили в то, что увидели: единорог стремительно мчался по одной из дорог Лондона. А вокруг на улице не было ни единой живой души – было раннее утро.       Невозможно было описать восторг и радость Джереми и Дорнтона, когда Фреммор торжественно, как и подобает победителям, мчал их через весь город, направляясь к родовому имению графа.       Чувствуя себя совершенно счастливыми и радуясь встрече со своей родной землёй, граф и слуга жадно смотрели по сторонам и всё никак не могли насладиться видами знакомой местности и надышаться влажным утренним воздухом своей родины. А Фреммор всё мчал и мчал их вперёд, гордо подняв седую голову, и, наверное, по-своему любуясь их общим домом.       И вот быстрый аллюр единорога вынес их на широкие берега Темзы и направил всадников вверх по течению.       Любуясь рекой, Джереми и Дорнтон не заметили, как они уже неслись по городской окраине. Здесь стояли дома крестьян, и несколько человек, бывших в это время на улице, увидев пронёсшегося мимо них огромного единорога с тремя богато одетыми всадниками на его спине, остались стоять на месте словно вкопанные. И, поскольку единорог промчался мимо них очень быстро, так и не смогли потом понять, пригрезилось им всё это, или нет. А может, Фреммор с помощью своей силы сделал так, что крестьяне действительно не смогли этого понять? Во всяком случае, так было, несомненно, лучше для них, крестьян, равно как и для всадников на единороге.       Они мчались по широкой пыльной дороге мимо бескрайних полей, засеянных зерном, пока вдали не показались стройные ряды высоких громадных замков. Фреммор ушёл в сторону от того места, где погибла династия Лайтенвудов, и поскакал по другой дороге, которая огибала их владения и владения других благородных господ. И вот уже впереди показался и замок Джереми. Граф возликовал, едва завидев его, и спустя минуту Фреммор резко осадил единорога, взметнувшего песок из-под копыт почти у самой парадной лестницы замка.       - Дорнтон, мы дома! – вскричал граф, одним прыжком соскочив на землю и помогая Дорнтону слезть с единорога. Повернувшись к Первому слуге, он низко поклонился ему вслед за трепещущим от благоговения дворецким. – Мы с Дорнтоном благодарим вас, о Великий Фреммор, за оказанную нам честь! И спасибо за то, что открыли нам Гулсен!       Фреммор ничего не сказал им в ответ. Вместо этого он как-то таинственно улыбнулся, поднял на дыбы единорога, взмахнул мечом, и, снова став призраком, исчез, растворившись в собственном тумане.       Граф и слуга с минуту глядели на то место, где только что стоял Фреммор, словно прощаясь с ним, а затем неторопливо взошли на пыльные ступени своего замка.       - Старина Вордсворт опять не почистил ступени, - недовольно произнёс Джереми, обращаясь к Дорнтону. – Представляю себе, как они могли запустить замок за те две недели, пока мы с тобой отсутствовали. Поговори с ним, Дорнтон, по-своему, а заодно и со всеми остальными, если, войдя сейчас внутрь, я увижу похожую картину.       - Конечно, сэр, - кивнул Дорнтон, и граф дёрнул за звонок. Но никто не открыл ему ни через минуту, ни через две.       - Сэр, - поспешил напомнить ему Дорнтон, - открывание дверей входило в мои обязанности, и даже в наше отсутствие прислуга не могла стать настолько своевольной, чтобы заменить меня кем бы то ни было. А поскольку я в данный момент нахожусь снаружи, а не внутри – позвольте мне, сэр, открыть вам дверь. – И он сперва постучал условным стуком, одарённый удивлённым взглядом хозяина, а затем, не дождавшись ответа, легонько толкнул дверь.       Она оказалась незапертой, и графа со слугой словно холодом обдало. Но как только они шагнули за порог, холод настоящий обдал их с головы до пят.       Замок был тёмным и пустым, а адский холод буквально пробирал до костей. Ни на шутку встревоженный граф и потрясённый слуга сделали несколько шагов, и под их ногами тут же захрустели осколки разбитого стекла и чего-то ещё. Дорнтон невольно вскрикнул, и этот вскрик эхо тут же разнесло по пустому замку.       - Не бойся, Дорнтон, - наконец вымолвил граф дрожащим голосом. – Не хочу тебя пугать, но всё это явно не является причиной разгильдяйства слуг. Здесь кто-то хозяйничал, Дорнтон, и, по-видимому, ограбил нас. А прислуга либо сбежала, страшась моего гнева, либо… погибла. Но я бы не хотел верить ни в то, ни в другое. Только не впадай в панику, хорошо? Сейчас я позову их всех по-очереди, и если кто-то ещё здесь обитает, Дорнтон, он сможет рассказать нам, что произошло. Я надеюсь… Святые небеса, но почему же здесь так пыльно и грязно?       Граф несколько раз чихнул, и под его ногами жалобно заскрипело что-то деревянное. Он огляделся и заметил в полумраке лестницу, ведущую наверх, и, медленно и осторожно продвинувшись к ней, обнаружил, что на ней седыми обрывками висят целые клочья паутины.       Ему вдруг стало невыносимо жутко, и Джереми обернулся к Дорнтону, стоявшему позади. Когда он обратился к дворецкому, голос его дрожал так, что едва не срывался на крик от отчаянья.       - Дорнтон, тут что-то не так… - почти простонал он, указывая на заросшие паутиной перила. – За две недели замок не мог превратиться в… - Тут он запнулся, и, не имея больше сил вынести эту зловещую тишину и неизвестность, стал зычно выкрикивать имена всех своих слуг одного за другим, надеясь, что хотя бы кто-нибудь из них, если он здесь, отзовётся и спустится вниз. Но ответом ему по-прежнему было гробовое молчание огромного замка.       В полной тишине граф молча развернулся и, спотыкаясь, направился назад, к выходу. Встревоженный Дорнтон последовал за ним.       Выйдя на свежий воздух, Джереми глубоко вздохнул и прислонился спиной к каменной стене подле двери.       - По-видимому, здесь никого нет, - заключил он, посмотрев на дворецкого, встревоженно глядящего в глаза господину. – Как можно было запустить такой большой замок всего за пару недель, а затем трусливо разбежаться? – вдруг вскричал он, жестикулируя. – Они что, посчитали нас погибшими? Или ты всё же сказал им тогда, Дорнтон, куда мы поехали? – пытливо уставился он на слугу.       - Что вы, сэр, что вы! – запричитал напуганный подозрением хозяина старик. – Я никому не говорил, сэр, никому! Клянусь Великим Фреммором!       - Ну ладно, ладно, - смягчился граф. – Нам обоим нужно успокоиться. Я было подумал, что они могли найти наш экипаж на том поле и посчитать нас пропавшими либо погибшими, учитывая то, что там творилось… Ну ладно, - сказал он, указав на конюшенный двор. – Ступай туда, Дорнтон, и приведи пару лошадей – если они там ещё не умерли с голоду, или их не забрали с собой мои слуги или конокрады.       Дорнтон послушно удалился, а Джереми медленно осел на крыльцо, запятнав в пыли свой роскошный камзол.       «Как можно было так подло предать меня? – мучительно думал он. – Я ведь доверял им, не обижал, не бил – иначе попал бы я в Гулсен? Конечно же, нет. Так как они могли всего за две недели моего отсутствия потерять надежду на моё возвращение, и, опустошив замок, исчезнуть? Дорнтон бы так не поступил, останься он в замке тогда. Он бы дождался меня, я уверен в этом. А теперь, видимо, придётся заново наживать состояние собственными силами… Как же будет мне тяжело, но тяжелее всего придётся моему бедному Дорнтону, ведь даже с моей помощью ему не удастся привести в порядок огромный замок. Да и как он будет один заниматься всеми замковыми делами? Один старый слуга на всё имение – да меня поднимут на смех! Решено: придётся продать замок и стать скромнее. Прикупить небольшой особнячок, - тогда останутся средства на то, чтобы восстановить свои дела…»       Его размышления прервал запыхавшийся Дорнтон.       - Сэр, - едва выдавил он из себя. – Лошадей… нет. Ни единой…       - Проклятье! – выругался граф, вскочив. – А что же там тогда, если не лошади?       Старик сокрушённо выдохнул.       - То же, что и в замке, сэр, - ответил он с грустью. – Пыль, паутина…       - Ну что ж… - задумчиво произнёс Джереми, и, спустившись со ступеней, не оборачиваясь, бросил: - Идём, Дорнтон.       Старый дворецкий поспешно спустился следом. Нагнав графа, быстрым шагом направившегося по дороге прочь от замка, он встревоженно спросил хозяина:       - Куда мы идём, сэр?       - К лорду Мак`Саллигеру, Дорнтон, - сухо бросил тот. – Благородный английский джентльмен Джереми Дарлингтон всегда ходит к другу своего отца пешком, - сделал он нажим на последнем слове.       Дорнтон хотел было утешить графа, но так и не решился, чувствуя его теперешнее состояние. Да и не сумел бы, наверное, этого сделать. И только горестно вздохнув, поплёлся вслед за своим господином.       Спустя полтора с лишним часа непрерывной ходьбы не привыкший к подобным нагрузкам Джереми, наконец, остановился перед знакомым до боли особняком. Что было примечательно, он заметил висящий рядом с дверью новый дверной звонок: изящный, с золотою резьбой рычажок с подвешенным на него шёлковым шнурком, и с пышной кисточкой из золотых нитей.       Дорнтон не заметил нового звонка. Он торопливо присел на ступени, тяжело дыша после нелёгкого для его лет путешествия. Не дожидаясь, когда старый дворецкий переведёт дух, граф настойчиво позвонил.       Ему пришлось прождать целую минуту или даже больше, прежде чем двери отворились. Но вместо старого доброго Сиджена его окинул надменным взором сверху вниз щеголеватый молодой человек во фраке. Более того – на одном глазу у него посверкивал изящный монокль - не хватало только сигары в зубах и трости. Он молча стоял перед графом, опешившим от столь неожиданного явления, и только по осанке и подтянутости этого молодого человека Джереми понял, что это не новый владелец особняка, а всего лишь разодетый до неприличия лакей, который, по-видимому, настолько высокого о себе мнения, что для фарса напялил на себя господское одеяние и безнаказанно расхаживает в нём, нисколько не боясь, очевидно, гнева своего господина.       «Ну-ну, малый, сейчас Сиджен это увидит и задаст тебе хорошую трёпку, - не без злорадства подумал Джереми. – Будешь знать своё место… Но если ты так хочешь походить на джентльмена, я помогу тебе в этом – посрамлю на глазах у всей прислуги и твоего господина».       Изящно поклонившись разодетому типу, вызвав этим у Дорнтона гримасу ужаса, граф любезно поинтересовался у напыщенного лакея:       - Доброе утро, любезнейший. Я - Джереми Дарлингтон, а это – мой дворецкий Дорнтон Бёрн, - нарочно произнеся фамилию старика, указал на него граф, будто и Дорнтон был господином. – Я хотел бы видеть друга моего покойного отца, лорда Ричарда Мак`Саллигера. Он у себя?       Расфуфыренный лакей, по-видимому, с ответом не торопился. Он ещё раз надменно и придирчиво оглядел с головы до пят сперва Джереми, а затем и Дорнтона, и презрительно хмыкнул, заключив, по-видимому, для себя, что эти двое в странных одеждах уж никак не достойны просить аудиенции у его господина. Однако он вздёрнул кверху свой острый подбородок, и так чересчур сильно выдававшийся вперёд, и неторопливо произнёс тягучим, словно патока, голосом, до неприличия растягивая слова:       - Его све-етлость у се-ебя. Я-а-а… испрошу-у у него разреше-е-ения приня-а-ать вас.       И быстро захлопнул перед ними створки дверей.       Граф и слуга переглянулись. Несомненно, что-то странное творилось и здесь. И почему не Сиджен, а этот нахальный тип открыл им двери? Неужели за эти две недели бедный старик сумел как-то проштрафиться перед своим господином, и тот выгнал его? Но ведь Сиджен никогда не допускал никаких промахов в своей службе – он был слишком опытен для этого. Да и в характере лорда не могло быть ничего подобного. Он ни за что не прогнал бы Сиджена, которым дорожил не меньше, чем своим титулом и состоянием, - не меньше даже, чем Джереми Дорнтоном… Если только этот молодой лакей не сжил Сиджена со свету, показав лорду своё преимущество перед стариком, либо просто-напросто подставил его, чтобы занять его место подле господина… Или попросту отравил. От всех этих мыслей Джереми стало не по себе, и он вдруг захотел придушить этого мерзавца сразу, как только тот появится снова.       И необыкновенно быстро он появился, причём потратил на доклад лорду меньше времени, чем на реакцию на звонок.       Как только дверь открылась вновь, Джереми лакея не увидел – он стоял за дверью, придерживая её двумя пальцами, и не удосуживаясь предстать перед гостями, зато до графа и слуги вновь донеслось его тягучее монотонное гудение:       - Его-о све-е-етлость при-и-имет вас, - прогудел разодетый лакей, не делая пауз между словами, а только непрерывно гудя, словно шмель. – Входи-и-ите.       Джереми и Дорнтон шагнули за порог и тут же были одарены ещё одним презрительным взглядом этого фрачного пижона, который, флегматично закрыв за ними двери, уставился на графа и слугу так надменно, как будто ждал от них поклонения ему, и словно спрашивал: «Вы что, не знаете, куда идти дальше?»       Не имея больше терпения выдерживать на себе этот сокрушавший душу взгляд, Джереми почти грозно спросил его, собрав остатки терпения:       - Вы – новый лакей?       - Дворе-е-ецкий, - издевательски долго протянул тот, пронзив своего гостя высокомерным взглядом.       - А… как же Сиджен? – растерянно спросил граф.       - Ка-акой Си-иджен? – ещё надменнее уставился на Джереми фрачник, приподняв одну бровь. – У на-ас не-ет никако-ого Си-иджена. Что-нибу-удь ещё-о?       - Да, - отозвался граф, совсем упав духом. Неужели всё-таки лорд Мак`Саллигер выбросил верного Сиджена на улицу? И новая ненависть к дворецкому-фанфарону закипела в нём. Однако, собравшись с мыслями, он продолжил, едва сдерживая свой гнев: - Могу я узнать, как вас зовут?       Новый дворецкий на мгновенье поджал губы, затем неторопливо раскрыл рот и с таким безразличием назвал своё имя, что, казалось, ему уже на этом свете будет безразлично абсолютно всё, что он ни скажет:       - То-о-омас…       Джереми глубоко вздохнул и как можно спокойнее попросил его:       - Томас, отведи нас к своему хозяину.       Однако дворецкий отозвался на его просьбу весьма недовольным тоном:       - Я-а же уже-э доложи-ил его све-етлости о ва-ашем прихо-оде, так заче-ем же мне сно-ова туда поднима-аться, если он вас уже-э ждё-от?!       - Ну ладно, Томас, - бросил граф уже на грани того, чтобы броситься на вконец износившего его нервы слугу, но только лишь мельком глянул на него, как и подобает любому благородному джентльмену, и стал подниматься вместе с Дорнтоном по знакомой лестнице наверх, провожаемый всё тем же надменно-презрительным взглядом самодовольного дворецкого Томаса.       - Я не могу понять, Дорнтон, - говорил Джереми, поднимаясь по ступеням. – Что стряслось с его светлостью? Неужели этот Томас испортил его нрав? Я не могу в это поверить. Он не мог прогнать Сиджена, просто не мог! И если окажется правдой то, что этому хлыщу удалось затмить разум его светлости, я немедля придушу этого Томаса у него на глазах!       - Я согласен с вами, сэр, - отозвался Дорнтон. – Здесь всё настолько успело поменяться за эти две недели, что любой удивился бы этому.       - Ничего, Дорнтон, сейчас мы обо всём узнаем, - уверил дворецкого Джереми, и, дойдя до рабочего кабинета лорда, осторожно открыл дверь.       - Ваша светлость, - начал он, шагнув вместе с Дорнтоном за порог. – Это я, граф Джереми Дарлингтон…       Он умолк, обнаружив, что завсегда обращённое к дверям большое кресло лорда, в котором он всегда сидел, повёрнуто спиной к ним. А сидевший в кресле лорд не спешил удостаивать графа ответом, - совсем как чопорный Томас, что ещё больше вселило тревогу в сердце графа.       Думая, что лорд своим молчанием требует от него немедленных объяснений о том, где он пропадал эти две недели, Джереми с готовностью заговорил, опасаясь, что лорд ему не поверит:       - Ваша светлость, я, конечно, виноват перед вами за то, что от меня не было никаких известий столь долгое время, но поверьте мне на слово – из того места, в котором мы всё это время пребывали, невозможно было послать никакую весточку. Да и попали мы туда случайно, поэтому у нас не было никакой возможности предупредить вас об этом заранее. Но мы всё вам расскажем, если вы согласитесь нас выслушать и поверить нам, ваша светлость!.. За эти две недели мы совершили…       - Две недели??? – раздался вдруг со стороны кресла низкий хриплый возглас, и лорд Ричард Мак`Саллигер повернулся в своём кресле к графу и слуге.       Изо рта Джереми вырвался вскрик потрясения, а Дорнтон мгновенно спрятался за спиной молодого графа.       В кресле сидел лорд Ричард Мак`Саллигер. Но уже не тот, с кем они виделись две недели назад. На Джереми и Дорнтона не менее испуганно глядел… седовласый старик со знакомыми чертами лица, только сильно истощённый и одряхлевший. И он также был поражён тому, что увидел ничуть не изменившегося Джереми с момента их последней встречи, но более всего он со страхом созерцал Дорнтона, на которого смотрел, как на мертвеца, восставшего из могилы. По-видимому, его-то уж точно он не ожидал увидеть рядом с графом. Но когда обоюдный шок от первого впечатления стал понемногу убавляться, лорд Мак`Саллигер пробормотал, заканчивая ранее произнесённую речь:       - Не две недели, сэр Джереми… Не две недели, а ТРИДЦАТЬ ЛЕТ! – не выдержав напряжения, он закрыл лицо ладонями и заплакал, не в силах перенести небывалый шок от увиденного.       - О Небеса, - вырвалось у графа. - Всё с точностью до наоборот… - пробормотал он затем, и Дорнтон понял, что хозяин хотел этим сказать. Монарх Гулсена сказал им тогда, что учёные астрологи королевства посчитали по звёздам, что год в Гулсене равен нескольким дням на Земле. На самом же деле всё совершенно по-другому, а значит, Джастин О`Краун больше никогда не увидит своих героев, потому что к тому времени, как он призовёт их назад, и граф, и слуга будут давно уже лежать в земле на кладбище. И вряд ли следует винить теперь монарха в просчёте его астрологов, и в том, что Джереми и он вернулись в Англию спустя тридцать лет. Если бы Джастин О`Краун знал о настолько разном ходе времени в обоих мирах, то не стал бы вовсе их призывать в королевство, которое, оказывается, в пересчёте на земное время гораздо древнее Англии, хотя и считалось, что оно появилось одновременно с ней.       Молодой граф подбежал к лорду, в порыве чувств обнял его и заплакал вместе с ним.       - Где же… где же ты пропадал, Джереми? – словно к близкому другу, обратился на «ты» к графу постаревший на тридцать лет лорд Ричард Мак`Саллигер, обнимая его и заливаясь слезами радости. – Ты же был мне как родной сын после смерти твоего отца… Я думал, что тебя и Дорнтона похитили и убили, не зная, что некому за вас уплатить выкуп… Я подал прошение о розыске и вас долго искали, искали даже в соседних странах, на островах, но всё тщетно. И вот… ты появился, откуда? И ничуть не изменился, и даже Дорнтон твой не изменился… Я… я был в немыслимом горе, Джереми, но не терял надежды и по сей день… И вот Всевышний услышал наконец мои молитвы… Но я глубоко потрясён, Джереми! Почему вы с Дорнтоном остались такими, какими были тридцать лет назад?       Граф налил ему воды из графина, чтобы успокоить. У старика тряслись руки, и он едва мог ухватить стакан. Джереми помог ему. Выпив воды и вытерев слёзы, он глубоко вздохнул, умоляюще глядя на графа и прося обо всём ему рассказать.       - Простите нас, - начал Джереми, усаживаясь вместе с Дорнтоном рядом с лордом. – Мы не знали, что с нами это случится… Но я бы хотел перед тем, как рассказать вам о том, где мы были, ваша светлость, - хоть это и не так важно, но всё же, - узнать, что сталось с вашим старым дворецким Сидженом? Дело в том, что нас сейчас встретил в дверях некто по имени Томас, совершенно невыносимый, по моему мнению, слуга, который сказал, что он ваш дворецкий. И я подумал, что вы… прогнали Сиджена…       - Прогнал???– округлил глаза лорд. – Как вы могли такое обо мне подумать, сэр Джереми? Да я бы ни за что на свете не расстался бы с ним! Но подумайте сами, разве он был бы сейчас со мною после того, как прошло уже тридцать лет?.. Сиджен давно умер.       Он умолк, и в кабинете воцарилась тишина. Дорнтон опустил голову, а Джереми укорил самого себя в том, что сам до сих пор об этом не додумался. Он, победитель грифонов.       - Теперь я всё понял, - сказал граф. – Но всё-таки ответьте мне ещё на один вопрос, ваша светлость. Сегодня, вернувшись в свой замок, мы не обнаружили там никого – только пыль да паутину. Но ведь у меня было много молодых слуг, почему же они не дождались меня и сбежали вместе с остальными, так предательски ограбив меня, ваша светлость?       - Они не сбежали, - покачал головою лорд.       У Джереми ёкнуло сердце.       - Так они… они погибли? – догадался он и с горечью продолжил: - Я так и думал. Зря я обвинил их в неверности мне, когда на самом деле они защищали моё имущество от грабителей…       - Нет, сэр Джереми, они не погибли, - произнёс Мак`Саллигер, заставив графа недоумённо взглянуть на лорда. – Они просто-напросто… умерли. Все. Они не вынесли вашей потери и умерли – кто от голода, поскольку всё ваше богатство было истрачено ими на еду, - а кто и от горя, – вероятно, те из них, кто был вам наиболее предан. И они не посмели уйти к другому хозяину. Не стоит их винить в растрате вашего состояния, сэр Джереми, они ведь надеялись до последнего гроша, что вы вернётесь, и не желали верить в вашу с Дорнтоном гибель или пропажу… Помните, в последнюю нашу с вами встречу перед вашим исчезновением я рассказал тебе, Джереми, свой сон? – Граф кивнул, потрясённый вышесказанным. – Так вот, он сбылся. Но не у меня, как я тогда боялся, а у вас. Я рассказывал вам о том, как спустя пятнадцать лет, возвращаясь к себе в поместье, обнаружил, что оно опустело, а затем нашёл в нём своих мёртвых слуг. И вот спустя пятнадцать лет после вашей пропажи я зачем-то наведался в твой замок, Джереми… Да, я хотел попросить ваших слуг поприсутствовать на похоронах моего дворецкого Сиджена, - я знал, что он водил дружбу с некоторыми из них. У самого Сиджена не было родни, потомки жили где-то далеко, а мне хотелось, чтобы на его похоронах собрались все его друзья, чтобы ему не было одиноко и тяжело уходить из этого мира, ведь я и горстка моих слуг – это слишком мало, чтобы оказать должные почести такому верному и доброму дворецкому, как Сиджен, который до последнего вздоха боролся за свою жизнь, а я так и не смог его вылечить за все эти годы… И вот я позвонил в вашу дверь, но мне никто не открыл. Тогда я постучал, но ответом по-прежнему была тишина. Я толкнул дверь, и она оказалась незапертой. И сразу же на пороге я с ужасом увидел труп одного из ваших слуг. По-видимому, он умер недавно. Я бросился наверх, чтобы позвать кого-нибудь на помощь, так как думал, что его ещё можно спасти – наверное, подумал я, он шёл мне открывать и по дороге свалился без чувств. Заглянув в первую из комнат ваших слуг, сэр Джереми, я похолодел: всё было точно так, как в моём сне. В каждой комнате лежал либо сидел труп человека. Они умерли один за другим в течение двух месяцев после того, как кончились все припасы и деньги. Но оставшиеся в живых были настолько слабы, что не могли даже ползать, как потом установили доктора, приглашённые мною. Они уже не выходили из комнат и не имели возможности похоронить своих товарищей или помочь друг другу. И, конечно, запах от разложения их тел стоял по всему замку. Я не мог больше его выносить, только пару раз крикнул, не надеясь, впрочем, на то, что кто-то ещё остался здесь жив, а если и остался, то не смог бы мне отозваться. Но и я больше не мог выносить запаха мертвечины и выбежал вон. Всех до единого я потом похоронил – мне помогли крестьяне. Теперь мой Сиджен и они покоятся на погосте рядом с останками людей Лайтенвудов на том самом поле, где они приняли свою смерть. Тридцать лет назад там было решено сделать кладбище для таких преданных своему долгу людей, как они. Надеюсь, что там они обрели достойный покой. – Он поднял на Джереми свои старые глаза. – А Томаса я нанял восемь лет назад, потому что без дворецкого мои слуги перестали ко мне относиться так, как относились раньше, тем паче они видят, что я дряхлею. – Он вздохнул. – Томас, конечно, не чета моему Сиджену, он никогда не будет лучше него и даже наравне с ним, но другого выбора у меня не было. Он ладит со слугами, но они слушаются его больше, чем меня…       - Да как вы можете такое терпеть! – взорвался Джереми. – Разве не очевидно, что они за вашей спиной хотят сжить вас со свету? Один Томас чего стоит!       К его изумлению, лорд только махнул рукой.       - Мне уже всё равно, - ответил он устало. – Я ведь уже не тот, что был раньше, поэтому молодые мной и заправляют. Но я не ропщу, ведь им жить дальше на этом свете, а мне уже пора на покой… - И, не дав графу возмущённо возразить, продолжил с вдруг появившейся искоркой в глазах: - А что это за небывалые наряды на вас, граф, Дорнтон? Откуда они? Вы обещали всё мне рассказать! – Он хрипло засмеялся.       Но прежде чем Джереми успел ответить, за окном раздался громкий рёв, и большая чёрная тень скользнула по стене кабинета.       Джереми вскочил.       - Дорнтон! – закричал он. – Гляди! Они вернулись! Драконы вернулись!!!       - О Великий Фреммор, - запричитал дворецкий с навернувшимися на глаза слезами. – Ты исполнил своё обещание в пророчестве и вернул нам гордость Англии!       - Это мой старший сын, - гордо пояснил лорд. – Драконов вернули в Англию всего полтора года назад, а он уже раздобыл и приручил одного. Мы держим его в отдельном загоне. Мой сын хочет стать воином королевства в спешно создаваемой сейчас воздушной драконьей гвардии в Лондоне. А пока – тренируется.       - Неужели я вижу это? – всё ещё не верил своим глазам Джереми, переглянувшись с Дорнтоном. – Это невероятно! Знаете, ваша светлость, там, где мы побывали, тоже есть драконы, и не только. И эти наряды как раз оттуда. Сейчас мы всё вам расскажем, только обещайте нам, что сегодня же вы прогоните этого Томаса, чтобы он не подговаривал против вас прислугу, ведь он так и хочет показать всем своим видом, что скоро сам будет здесь хозяином. А ваш младший сын пусть сам руководит слугами, чтобы вас не использовал в своих целях кто попало, играя на вашей старости и доброте.       - Хорошо-хорошо, - согласился лорд. – Только расскажите мне, где вы столько времени пропадали.       Джереми уселся в кресло, и они с Дорнтоном до самого вечера рассказывали Ричарду Мак`Саллигеру о том, как они попали в параллельное королевство Гулсен и избавили его от коварного заговора грифонов под предводительством француженки Флёр. Граф рассказал и о том, что задумал написать свои воспоминания обо всём этом, и лорд одобрил его идею. Он добавил ещё, что полтора года назад, узнав о возвращении драконов, счёл это добрым знаком и подумал тогда, что вместе с драконами должны вернуться и пропавшие граф и слуга. И не ошибся. «Я вас ждал, - сказал он с улыбкой, - и, наконец, дождался…»       Когда же Джереми и Дорнтон окончили своё повествование, лорд, в начале их рассказа не поверив в то, что подобное может быть правдой, а не выдумкой в чьё-то оправдание, ближе к его концу стал убеждаться в обратном. В то, что на свете может существовать параллельное королевство, и не одно, он поначалу также не поверил, но мало-помалу убедился, что это так. Иначе откуда могли взяться у графа и слуги столь необычные наряды, достойные самого короля, на которых к тому же были вышиты гербы, не существовавшие ни у одной династии не только Англии, но и всего остального мира. И причём вышиты так искусно и такими необычными нитками, которые ослепительно сверкали при солнечном, и даже тусклом свете. Вот если бы они ещё могли показать ему свою силу, которой пользовались в Гулсене, засмеялся лорд, он бы поверил им сразу.       Поражённый и восхищённый их рассказом, Ричард Мак`Саллигер в благодарность расцеловал их обоих, после чего пригласил к себе на ужин, поскольку замок Джереми пока не мог быть пригодным для жилья. Граф сказал лорду, что, возможно, продаст замок, ибо у него не было теперь ни гроша в кармане, а справиться вдвоём с Дорнтоном со всеми делами они не смогут - нужно ведь было сперва привести замок в порядок. Но лорд посоветовал не продавать имение, ведь он может помочь графу и слуге в решении этих сложных задач. Он сказал, что его слуги «с радостью» помогут им в уборке замка, намекая на то, что это послужит им наказанием за то, что шли на поводу у неверного Томаса, а самого Томаса непременно выгонит прочь. Ещё он сказал, что поможет со средствами, поможет заказать новую мебель – прежняя, хоть и сохранилась в открытом настежь замке, по большей части была уже непригодна для использования. Джереми и Дорнтон поблагодарили старого лорда за доброту и заботу, и с радостью приняли его предложение отужинать и переночевать…       Уже лёжа в постели в одной из комнат, молодой граф сказал Дорнтону:       - Это был наш первый день на Земле за последние тридцать лет, Дорнтон. Но этот день был для нас настолько богат потрясениями, что сегодня я чуть было не потерял голову. Но всякое изменение ведёт к лучшему, не правда ли? Знаешь, когда я услышал сегодня от лорда Мак`Саллигера о том, что все мои слуги, о которых я доселе думал разное, в том числе и плохое, размышляя, куда же они пропали, на самом деле умерли голодной смертью, дожидаясь меня, своего господина, я почувствовал такой груз вины на себе, что до сих пор не могу оправиться от этого. И чувствую, что глубоко виноват перед ними всеми…       Старый дворецкий тут же поспешил утешить хозяина:       - Сэр, не вините себя за это. Вы ведь не знали о ходе времени там, и гулсенцы не знали, - да и как они могли это знать, ведь ни один из них никогда не был ни в одной из земных стран. И я теперь, кажется, понимаю, почему: порталы выхода расположены высоко над землёй. Мы ведь это увидели, когда летели назад. Конечно, можно прилететь сюда на драконе, но я думаю, что не только из-за этого они не стремятся к нам попасть. Нам ведь говорил монарх, что прежде нашей стране надо стать сильной и справедливой, а до этого нам, по-видимому, пока далеко…       - Да, Дорнтон, ты прав, - ответил граф. – Мы не скоро станем похожи на Гулсен хотя бы немного… Знаешь, я сегодня слышал за ужином, как Томас в коридоре хулил Великого Фреммора, своего покровителя. Интересно, чем это Первый слуга так ему насолил?       - Не знаю, сэр, - ответил Дорнтон. – Но за это он непременно накажет Томаса. Завтра же. В лице его светлости.       Граф рассмеялся и взял со стола пергамент со своими воспоминаниями, и перо. Он решил приписать в начале одну свою фразу, которая вспомнилась ему сейчас. Впредь он будет каждый вечер писать их в постели, - так же, как совсем недавно он это делал в лазарете Гулсенскасла.       …Когда Дорнтон уже уснул, граф поставил поближе свечу на столе, и, стараясь не разбудить старика скрипом своего пера, мельком глянув на застывшую за окнами непроглядную ночь, написал в самом начале своего произведения те самые слова, которые он сказал Дорнтону в тот самый, похожий на этот, вечер, который впоследствии изменил всю их судьбу:       « - Ступай к себе, Дорнтон. Ты очень устал, я же вижу…»