Вестник смерти

      Демон рядом. Он буквально дышит ей в спину и в издевательской манере заставляет играть по его правилам. И эти правила настолько ужасны, что одна только мысль о подчинении заставляет её дрожать всем телом.       Вудс кажется, что под каждой тенью от деревьев и кустарников скрывается именно он, что он стоит там и смотрит на неё как на потенциальную жертву, в ожидании её следующего шага. Демон будто играет с ней в шахматы, заставляя её думать перед каждым следующим ходом, если она, конечно, не хочет получить мат и проиграть.       Шахматы требуют выдержки и терпения, а также знания стратегии, а демон в этом мастер. У него явно было немало времени, чтобы завладеть всем этим мастерством. А так же немало израненных душ, чтобы практиковаться и оттачивать навыки игры.       И если каждая тень — это его присутствие, то шелест листьев и кронов деревьев — это его голос. Голос, что кричит о мести. Так громко и так властно, что эхом отдаётся в её голове. Слова чёткие и осмысленные — зазывающие в какой-то степени, которым просто невозможно сопротивляться. Он призывает её действовать, буквально нашептывает слова, что говорят взять в руки томагавк и идти за тем убийцей. Тот всё равно прячется где-то в деревьях, но вечность он там не просидит. Они явно пришли сюда с какой-то целью, и вряд ли их целью было убийством одного воина. Тогда бы они тут же ушли, а не продолжали атаковать.       Чуть дальше от места ночлежки слышатся звуки ударов мечей друг о друга — за кем бы ни погнался второй Землянин, он его настиг. Эти звуки отражающих ударов, медленное и незаметное передвижение Аньи из её засады, заставляют девушку действовать.       Она должна помочь своим людям! Хотя бы ради Бобо. Его убийство должно быть отомщено. Поэтому она поднимается с колен, подхватывая правой рукой томагавк своего товарища, тут же перемазывая рукоятку в чужой крови. Но это уже неважно. Как и неважна лёгкость и изящество оружия в её руке, что должно было поразить девушку, но всё, что Лексу волнует в данный момент — крепкая хватка на рукоятке томагавка.       Вудс перебарывает дрожь во всём теле и движется туда, откуда прилетела последняя стрела, что была выпущена несколько минут назад. И она вглядывается.       Вглядывается сквозь тьму, застилающую её глаза, сквозь кровь и собственные слёзы, между деревьями. И немного погодя замечает его. Мужчину средних лет, чьё лицо покрыто испаренной, а лицо искажено дерзкой ухмылкой. Он явно чувствует своё превосходство, потому что его никто не может достать. Анья и второй Землянин слишком далеко, а Вудс не представляет для него какой-то опасности, по его мнению.       Поэтому она старается делать так, как её учили: медленно и осторожно вступает по земле, смотря под ноги, чтобы не допустить предательского хруста веток под ногами, но, также, не спуская глаз с противника. Айрон говорил, что нужно уметь видеть сразу несколько вещей, чтобы победить. И сейчас она готова прислушаться к советам этого надоедливого парнишки. Он способен говорить полезные вещи время от времени.       Соперник не замечает её присутствия или какого-то движения с её стороны ровно до того момента, когда между ними остается меньше метра расстояния. Он был слишком увлечён слежкой за Аньей, не подозревая, что та неумёха возле мёртвого воина может что-то предпринять. А она ведь может. Его просто не был там на Ковчеге.       Лекса взглядывает противника с ног до головы, смутно припоминая, что узор в виде вертикально посаженных точек посередине лба, ей что-то напоминает. Она определённо слышала о нём раньше от Генерала или Айрона, когда знакомилась с культурами народов на новой Земле. Этот символ явно принадлежит какому-то клану и является их отличительным знаком. В этой суматохе ей точно не вспомнить конкретно, но запомнить она его точно сможет, что бы уже потом, если выживет, спросить.       Она планировала зайти со спины, планировала оглушить его деревянной частью томагавка — дать, таким образом, себе фору в бою, но всё как всегда не получается как хотелось. Мужчина перед ней подскакивает на ноги в ту самую секунду, когда Вудс делает ещё один шаг в его сторону, сокращая и так минимальное расстояние. Его рука быстро срывает заостренный нож с талии, лезвие которого сверкает под утренними солнечными лучами, и он смотрит на неё. Их силы практически равны, но Лекса всё равно знает — мужчина перед ней сильнее и ловчее её, даже несмотря на тот факт, что оружие у него гораздо меньше. Вот только находится оно в умелых и опытных руках, выглядит как продолжение его собственной руки, а никак бесполезная палка.       И парень перед ней это знает.       Он не нападет первым, а просто ходит вокруг девушки, распаляя её, выводя, сделать это первой, но Лекса не поддаётся. Она знает, что не отразит атаку, пока будет пытаться защищаться. Ей удалось повалить охранников на станции лишь только потому, что застала их врасплох. Они сами того не зная падали на её ножик, зажатый в руке, пока пытались схватить и обезоружить. Охранники Ковчега были слишком самодовольными, чтобы хоть как-то излишне обезопасить себя от неё, ведь мало кто на станции пытался бороться против них.       Вот только воин перед ней не наблюдатель со станции. Далеко нет. Его воспитывали для таких событий и для десятков, а может быть тысячи других, поэтому Небесная не надеется на повторение удачи. Девушка вспоминает.       Вспоминает, как Айрон сражался с братом Луны на тренировке, как второй отразил его атаку, ловко заблокировав его руку с деревянным оружием до того, как-то могло коснуться его плоти. Вспоминает, как её болтливый приятель с оглушительным криком в прыжке валит своего противника, толкая его на землю своей ногой. Вспоминает десятки событий с тренировок, за которыми ей посчастливилось понаблюдать со стороны, наставнические слова Аньи, призывающее слушать её и внимать каждому слову, пока не находит то, что поможет ей в данной ситуации. Она ухватывается за эти слова, как за тростинку, брошенную с берега утопающему, ведь Лекса вполне может сойти за него. — Ste yuj, — вспоминает она последние слова Бобо, что умер у ней на руках. Она должна сражаться, чтобы его смерть не была напрасной. Чтобы не дать тем двоим её спутникам покончить также.       Лекса делает так же, как сделала это Анья в специальном показательном бою с Айроном несколько дней назад, когда обманом заставила своего ученика начать атаку. Лекса делает выпад корпусом вперёд, стараясь удержаться при этом на дрожащих, словно осиновый лист, ногах. И землянин ведётся. Что ей и на руку.       Девушка не понимает, как это происходит, но она ловко проскакивает под его рукой в тот момент, когда мужчина набрасывается на неё, успевая при этом задеть его остриём томагавка Бо. Это оставляет небольшой порез на его запястье. Противник ругается, тихо бурча под нос, но сдаваться не собирается, как и девушка перед ним. Увидев первую алую кровь, что проливается в их бою, она распаляется. Наконец-то она чувствует их.       Чувствует землю под ногами, поднимающую внеземную силу по ним к пальцам на её руках, крепко сжимающих оружие. Чувствует ветер, приносящий собой свободу действия и спокойствие одновременно. Он не только остужает разгорячённое борьбой тело, но и приводит мысли в порядок — высеивает тьму из головы. Не всю, но это уже значимый прогресс. Чувствует тепло солнечного света, что согревает и снаружи, и изнутри, а солнечный луч, что пляшет по телу противника перед ней, будто указывает на места для следующих ударов.       Её спина горит от пронзительного взгляда Генерала, который беспрерывно смотрит на неё с самого первого движения, но не вмешивается, предоставляя девушке возможность разобраться со всем самой. Но Вудс уверена, что если будет хоть один самый маленький намёк на её позорный проигрыш, или того хуже — погибель, то Анья вмешается. Но пока в этом нет никакой необходимости — в кое-то веке у неё всё под контролем.       Мужчина нападает вновь, явно задетый тем, что получил от Небесной неумёхи. Он ловко размахивает ножом перед своей противницей, целясь в шею. Его план прост — полоснуть прямиком по сонной артерии, поэтому девушке приходится излишне помучаться, чтобы отразить его чётко поставленные удары. В какой-то из раз она выставляет свободную руку, принимая удар ею, и не задумываясь о том, что это повлечёт за собой последствия. Воин отвлекается на вид её крови, теряя самообладание, ведь Ночная кровь священна среди всех кланов на Земле. И Лекса непременно пользуется этим.       Томагавк взлетает вверх всего на секунду, а потом опускается быстрее пролетающей мимо птицы, врезается в нежную плоть. Рваная рана зияет на конечности мужчины, которую она чудом не отрубила, но явно раздробила кость, ведь она повисла в ненормальном для неё положении, отпустив при этом нож на землю. И вид обезоруженного, покалеченного воина не останавливает перед следующим ударом, от которого мужчина приседает, а томагавк вновь взлетает в воздух.       Она обхватывает оружие Бобо двумя руками и прикрывает глаза, не в силах смотреть на следы, что оно оставляет, но к тому же придаёт ей сил. Агрессия и ярость, придают ей сил и выплёскиваются на парня. Он ведь виноват. Виноват в том, что ещё несколько минут назад девушка и подумать не могла, что будет способна на такое, что на её руках умрёт замечательный воин ТриКру, а она не будет в состоянии ему помочь. Именно поэтому, она казнит его за содеянное. //       Её сознание приходит в порядок в тот момент, когда она чувствует сырость утренней земли, когда сжимает в руках ещё зелёную траву, так же крепко, как и когда-то своё оружие. Это отрезвляет. Осознание победы успокаивает, хотя и не приносит облегчения душе, что изливается слезами от произошедшего.       Девушка подтягивает ноги к груди и обнимает их дрожащие руками, стараясь не смотреть на свежую кровь на них от ещё одного погибшего. Она вообще страшится открывать глаза, потому что боится увидеть, что сотворила с тем парнем, с которым сражалась. Ей хватает того факта, что она продолжала бить уже после того, как тот испустил свой последний вздох, слышала, как ломаются его кости, хлюпала его кровь. И ей уж точно не хочется знать, что сейчас она полностью покрыта ей.       Лекса надеется ничего не слышать и не видеть, но, как назло, Земляне начинают говорить. Они молчали всю чёртову поездку сюда, чтобы говорить теперь! Вудс это раздражает. Теперь ей как никогда хочется, чтобы они заткнулись. Но Анья делает совершенно обратное. Генерал заставляет своего воина, принести тело второго нападавшего для похоронного костра. Делает это она не только, чтобы почтить павших, но и для того, чтобы остаться наедине со своей второй. Осознание смерти это всегда тяжело, тем более, если она наступает от твоей руки. И женщина знает, что ей предстоит, как следует, поработать с девушкой, чтобы помочь ей принять её неосознанный выбор. Научить жить с принятыми ею решениями. — Ты проявила слабость, — говорит она, поглядывая на вздрагивающую девушку перед ней, — когда поддалась эмоциям. Опять.       Лекса никак не реагирует, предоставляя Анье возможность вдоволь поиздеваться. Она думает, что если позволит ей это сделать, то та больше не будет поднимать эту тему на остальном пути. Вот только это не так. — Ты так ничего и не поняла, да? По-прежнему пытаешься отомстить, — продолжает старшая женщина. — Я знаю, что для тебя это в новинку — сражаться и убивать, но это война, Александрия, и люди умирают каждый день, каждый час, сражаясь за свои земли, семьи и родных… Если бы ты росла здесь, то я бы вышибла из тебя всю дурь тут же, опустив перед своими воинами. Воины не спасают человечество, точно так же как и война. Это всего лишь средство защиты, при использовании которого нельзя полагаться только на агрессию и месть. Чувство долга — вот что действительно важно!       Александрия качает головой. Не потому что она не согласна со словами Генерала, а лишь потому, что это так просто только на словах. — Мой отец перевязывал мне руку, когда ворвался Маркус в наше секретное место и увидел кровь, — бормочет девушка в ответ. Она сдвигает один из защитных слоев, призывая Анью понять, что движет её тьмой в её понимании. Это в новинку для неё, но она старается, ведь, прежде всего, это нужно именно ей. — Папа защищал меня всю мою жизнь — от самого рождения и до того момента, а я всё испортила, когда нарушила обещание, что дала ему давным-давно. Его убили на моих глазах — просто открыли шлюз и выкинули в Космос, словно ненужный балласт. До этого так поступили с матерью моего близкого друга. А ведь она не сделала ничего, только… — Девушка выдерживает паузу. — Неважно. Единственный виноватый в этой ситуации — это я! Я, которая теперь живёт на Земле, что оказалось обитаемой. Меня не смог убить даже вход в атмосферу на старой капсуле… — Лекса… — Не надо, Генерал, — отмахивается Вудс, приподнимаясь и садясь. Она видит залитую красной кровью опушку, где только в самых отдалённых её местах мелькают проблески зелени без разбросанных по ней кусков человеческой плоти. — Поддержка не входит в твои обязанности — я помню.       Лекса поднимается с земли, понимая, что ноги её по-прежнему дрожат, и начинает сводить живот от увиденного. — Ты каждый раз чувствуешь вину, когда выживаешь. Вина и есть причина твоей тьмы, именно поэтому ты страдаешь… — Люди вокруг меня умирают, Анья, хотя с самого начала умереть должна была только я одна! — перебивает Небесная, подходя на расстояние вытянутой руки к своей собеседнице, вклиниваясь в зону комфорта Землянки. — Ты говоришь, что здесь моя кровь священна, но на деле, вы заставляете детей убивать друг друга, чтобы оставшийся смог править вами! Вот, как вы выживаете! — Это наш путь, Лекса. Дух Первого Командующего выбирает мудро своего следующего носителя, — пытается вразумить Анья. Она знает, о чём говорит, знает уже, с чем конкретно предстоит работать, потому что не раз встречала людей, воинов, кто желал смерти себе, видя, как умирают близкие, семьи. — То-то мне сразу вспоминает Шейдхеда со своей практикой убийств… — Его правление это отдельная тема, Seken, и здесь не место и не время для обсуждения. В Полисе мы со всем разберёмся, — повторяет она свои вчерашние слова, надеясь на мудрость и жизненный опыт Титуса. — Найди себе стимул, чтобы жить и не чувствовать каждый раз вину за это, Лекса.       Остальной путь до Полиса проходит в полной тишине и в боевой готовности, и это в кое-то веке не может не радовать Вудс. Лекса сжимает в правой руке томагавк Бобо, а другой держит поводья лошади, пытаясь совладать с животным и заставить его подчиняться ей. Оно строптиво и до сих пор напугано, а к тому же изначально было привязано только к одному хозяину, но оно всё равно предоставляет возможность девушке оседлать её, будто понимает, что иного выбора, как добраться до места назначения, просто нет.       Второй Землянин время от времени помогает ей по пути и часто кидает на неё странные взгляды, предназначения которых она не может понять, а спрашивать и хоть как-то начинать разговор не желает и вовсе. Поэтому всю оставшуюся дорогу Александрия позволяет себе думать о содеянном, о словах Аньи и многом-многом другом.       Ей до сих пор кажется, что она видит перед собой костёр, видит тела троих мужчин, горящих в нём. Видит, как пламя огня обволакивает и затаскивает в свой плен и уже больше никогда не выпустит. Видит, как Анья закусывает нижнюю губу, когда другой Землянин заворачивал тело Бо в какую-то ткань. Хотя Лекса может поклясться, что Генерал никогда не признает, что в тот момент почти что проявила слабину.       В том костре смешалась кровь напавших и жертвы, как сказала старшая женщина. Она поглядывает на свои руки, под ногтями на которых до сих пор осталась запекшаяся кровь её товарища и того мужчины из вражеского клана. Лекса знает, что как только у неё появится время, чтобы как следует помыться, то она поспешит избавиться от этих убийственных следов. Быстрые попытки смыть кровь в реке по пути, конечно же, не остались напрасными, но ей всё равно кажется, что она до сих пор перепачкана с ног до головы.       Александрия подгоняет лошадь Бобо вперёд, чтобы нагнать Анью и задать интересующий её вопрос. Он возник в голове сам по себе просто так, когда она в очередной раз задумалась о нападении на них. И теперь он отказывается утихать и уходить на задний план, поэтому девушка никак не может сконцентрироваться на запоминании местности и дороги, данные о которых, по её мнению, могут пригодиться в будущем. — Они были из Тришанакру, верно? — тихо спрашивает она при подъезде, чтобы услышала только женщина рядом с ней. — Эти точки на лбу… — Sha, — соглашается Анья. Её ответ как всегда односложен и короток, но несёт в себе больше смысла, чем любая самая долгая история от любого человека. И сейчас, учитывая обстоятельства, такой разговор по душе всем. Лексе из-за того, что она может сама додумать ответ на свой вопрос, а только потом уточнить что-нибудь ещё. Так она и поступает. Девушка вспоминает всё то, что когда-то слышала от местных жителей в деревне за время пребывания там. И она готова придушить себя собственными руками, ведь не раз уже имела участь стать свидетельницей разговоров о Тришанакру. Об их активной позиции в последнее время. — Двух всадников убили по пути в Полис. Тришанакру словно с цепи сорвались. — Луна была не в духе целый вечер после тренировки и металась по общему помещению, будто загнанный в клетку дикий зверь. — Воины Тришанакру были замечены возле нашей границы, Генерал. — Бобо доносил информацию до Аньи в тот момент, когда она складывала вещи, что одолжила ей Луна несколько часов назад. Они были снаружи, но в тот момент девушка всё прекрасно слышала, вот только вовсе не понимала что к чему.       Теперь она прозрела.       Прозрела точно так же, как и когда-то на Ковчеге, и теперь, как всегда, заливается слезами по близкому человеку, чью жизнь ей не удалось спасти.       Слышать о том, как происходят казни на станции это одно, а вот наблюдать за этим совсем иное. Женщина за толстым стеклом не прекращает плакать, как и двое молодых ребят из всех присутствующих людей по другую сторону от неё. Лекса с огромным трудом и мёртвой хваткой цепляется за плечо своего близкого друга, стремясь удержать его на месте, чтобы он не наделал глупостей. Хотя куда уж больше! Вряд ли о случившемся сегодня на станции завтра не будет знать даже самый юный житель.       Она цепляется за него не только для того, чтобы удержать, но и удержаться самой на дрожащих от страха ногах. Они дрожат с того самого момента, когда заметила патруль в коридоре, и поняла, что они в полной заднице. Дрожь только усилилась, стоило им начать обдумывать план действий и мгновенно ориентироваться, надеясь избежать чудовищных последствий. Но нет. Они происходят сейчас.       Вудс старается не смотреть в глаза Эбби, Маркусу и Джахе, концентрируясь на вовсе нечужой женщине за стеклом. Она боится наткнуться на осуждающие взгляды старшей Гриффин и Кейна, которые могут существенно испортить ей жизнь, если захотят. — Я не ожидала, что ты будешь покрывать преступников на станции, — не сдерживается Эбигейл, презренно поглядывая на девушку перед собой. — Не такой человек должен быть рядом с моей дочерью, Вудс. Пусть даже мой муж о тебе совершенно другого мнения.       Джейк её обожает, потому что знает, что никогда не причинит вреда Кларк, а будет лишь защищать при необходимости. У них уже были разговоры с этим мужчиной, что она никогда и ни при каких обстоятельствах не будет делать хоть что-нибудь против воли его дочери, не будет принуждать её и заставлять, а также пользоваться детской непосредственности. И Гриффин доверился, но никак не Миссис Гриффин. — Эбби, — предупреждающе говорит её дядя, — сейчас не время для этого.       Ей хочется поблагодарить его за это, но она понимает, что это было сделано не для неё, а для ускорения казни, что итак неизбежна. Кейн щёлкает на панели управления несколько кнопок, после нажатия на которые, в комнате раздается громкий истеричный всхлип, принадлежащий женщине за стеклом. И он рушит все иллюзии девушки о том, насколько сильна духом женщина перед ней. Всегда непоколебимая, знатная, даже в какой-то степени опасная, готовая пойти на всё ради своего ребёнка, но такая беззащитная и потерянная перед ликом скорой смерти. — У тебя есть две минуты, — говорит Телониус молодому парню, что только кивает в ответ и начинает отходить от своей подруги, чтобы попрощаться с матерью. Лекса не препятствует, потому что знает, что им обоим это нужно, и она не вправе запрещать. Она просто смотрит, как её друг быстро сокращает расстояние между ним и женщиной за стеклом и слушает, как его шаги эхом разносятся по всему маленькому помещению, в котором они находятся.       Взрослые выбрали правильное время, чтобы замолчать и дать далеко нечужим людям попрощаться друг с другом. Они с интересом смотрят на разворачивающуюся перед ними картину, будто она чем-то отличается от других, которые из-за дня в день происходят в этом проклятом месте. Это помещение видела больше смертей, чем Аид в своём подземном царстве, за сотню лет на станции.       Молодой человек прикладывает руку к толстому стеклу и в этот же самый момент женщина с другой стороны делает то же самое. Пусть у них нет возможности последний раз коснуться друг друга, подержаться за руки, но прямо сейчас, они благодарны даже за это. — Я подвёл тебя, — шепчет парнишка давно уже не сдерживая слёз, — она должна была оставаться в безопасности…       В безопасности, которая была нарушена из-за неё — из-за её роковой ошибки и слов, что были произнесены, не задумываясь о последствиях, которые они могут повлечь за собой. — Ты думал, что так будет лучше, мой мальчик… — Я обещал беречь её, а в итоге не смог и всё пошло крахом день назад, — причитает темноволосый парнишка. Он прислоняется лбом к стеклу, будто надеется, что оно каким-то образом растворится, и он наконец-то сможет коснуться матери спустя сутки разлуки.       Лекса отворачивается, давая возможность, этим двоим хоть какую-то уединённость, и ловит в очередной раз недовольный взгляд Эбигейл Гриффин, которая качает головой, когда они всё-таки пересекаются взглядами. Девушке не остаётся ничего кроме того как отвернуться и уставиться в пол.       Она подозревает, что эта женщина непременно наплетёт что-то своей замечательной дочери об этой ситуации, о том, как в ней замешана Лекса, и что та лгала ей прямо в глаза несколько раз о своей жизни за пределами шахматного клуба. Кларк — это последнее, чего она хочет когда-нибудь лишиться в этой никчёмной жизни. Вудс старается не прислушиваться к разговору матери и сына, но никак не может произнесённые женщиной слова, поражающие её до глубины души, согревающие каждую клеточку её разбитого сердца: — Берегите друг друга, вы, трое…       И после них она просто не может подобрать слов, даже вымолвить простейшее «конечно», а лишь быстро и глупо закивать в ответ. Пусть слёзы, которые просто невозможно сдержать, затмевают в какой-то степени обзор на то, как Джаха еле заметно кивает её дяде и отзывает парнишку прочь от его матери, но она бы предпочла не видеть это совсем. В особенности то, как её лучшего друга буквально насильно оттаскивают прочь и пихают в неё, чтобы завершить смертный приговор. Именно в этот момент Лекса обхватывает молодого человека за талию в попытке удержать и поддержать, а тот даже не пытается сопротивляться. Он пытается спрятать голову в изгибе шеи своей подруги, ища утешение и поддержку от единственного близкого по душе ему человека в этой комнате.       Звук переключающегося рычага, а затем и само открытие шлюза врываются как гром посреди ясного неба, которого жители Ковчега не видели ни разу за сто лет и не увидят ещё столько же. После этого проносится оглушительный женский крик, режущий слух с самого начала и оседающего в голове после своего окончания так же, как и сама картина произошедшего.       Когда Лекса вновь смотрит на шлюз, то уже видит его в открытом состоянии и пустым — не осталось даже единственного намёка на то, что ранее там кто-то по правде находился. Но она помнит и вряд ли уже когда-нибудь забудет, как худощавая женщина в тонкой застиранной серой кофте и протёртых такого же цвета джинсах ещё минуту назад прощалась со своим единственным сыном, наставляя его на жизнь без неё. Ей вряд ли удастся забыть тот потерянный взгляд, который она уловила перед самым сбросом, и тот страх в нём, при пришедшем осознании о неминуемой гибели.       Её хватка ослабевает, и она совершенно не препятствует тому, что парень выбирается из её объятий так быстро, что ей требуется несколько минут, чтобы это осознать, а после броситься вслед за ним.       Вот только Маркус не спешит отпускать — он успевает схватить её за рукав кофты, прежде чем она успевает выйти прочь из этого проклятого места. — Вернись в свою комнату, Лекса, — предупреждающе говорит он, — не создавай себе ещё проблем. — Отвали! — Кричит она в ответ, отталкивая мужчину прочь от себя.       Его мнение или любые слова волнуют её в последнюю очередь, ведь молодой парнишка, сбежавший после всего произошедшего с его семьёй — вот её главная цель. Её друзья — они же её семья, и она должна быть с ними и нести ответственности за поступки, а не отсиживаться где-то в стороне, позволяя другим отдуваться за её ошибки. Именно поэтому Вудс бежит прочь от этих людей, выставляя себя не в лучшем свете для Эбигейл ещё больше, чем было ранее, но уже плевать. Отношения с миссис Гриффин ей уже вряд ли удастся когда-нибудь исправить, а вот свою семью она обязана сберечь. И Лекса бежит.       Бежит за своей семьёй. — Постой! — кричит она на весь коридор, замечая хорошо знакомую кудрявую макушку в нескольких метрах от неё. Лекса знает, что если не окликнет его, то парень закроется в своей комнате и не выйдет, даже если она будет стучать в дверь сутками напролёт. Вот только никакой реакции в ответ не следует. Парень продолжает двигаться вперёд, не обращая на то, что к нему обращаются. — Куда ты идёшь? — спрашивает Александрия, когда нагоняет своего друга. — Не твоё дело, Лекса, — огрызается молодой человек, — можешь идти к своей принцессе и радоваться прекрасной жизни на Ковчеге дальше! — О чём ты вообще? Я только что лишилась женщины, которая заменила мне мать, чему я могу радоваться? — Она отшатывается от этих слов, будто парень перед ней болен смертельно опасным вирусом, что передаётся воздушно-капельным путём или через прикосновения. Или он наотмашь ударил её. Лучше бы ударил, чем кидался словами, которые ничем неподкреплены. Он не имеет право говорить с ней таким образом. Вудс верит, что парень перед ней это знает, и то, что сейчас его слова это всего лишь гневные необузданные эмоции. — Не убедительно прозвучало — попробуй ещё разок, — злится собеседник, явно не желая беседовать со своей единственной подругой. Ему требуется около минуты, чтобы перевести дух для того, чтобы продолжить собственную мысль. — Это всё твоя вина, Алекс. Моя мать мертва из-за тебя! — Как ты смеешь так говорить!       И это после всего, что между ними было! После всех их совместных проделок… Тех годах, что пролетели так, словно прошёл только один день. — У нас всё было под контролем, пока ты не появилась со своей проклятой кровью и всё не испортила! — прикрикнул он, приближаясь к девушке, сжимая при этом правую руку в кулаке, будто собрался драться с ней.       Она отталкивает друга от себя, когда тот пытается дотронуться до неё. Ещё минуту назад больше всего ей хотелось догнать его и попытаться утешить, но теперь, они больше похожи на двух злейших врагов, столкнувшихся так не вовремя. — Заткнись! — шипит Александрия в ответ, оглядываясь. Им повезло, что в данный момент кроме них в коридоре никого не было, иначе могли бы возникнуть лишние и никому ненужные вопросы и подозрения. — Ты можешь не признавать этого, Лекса, но это навсегда останется на твоей совести…       Он ушёл, как в принципе, и все люди, что когда-то её окружали, окружают и будут окружать. Кто-то уходил по своей воле, когда получал то, что на самом деле хотел, покрываясь дружбой. Кого-то отстраняла она сама, понимая, что их общение ни к чему хорошему не приведёт. А кто-то, например, Бобо, умирал быстрее, чем она успевала запомнить их имена, или те успевали раскрыться перед ней.       Раньше проклятых людей клеймили, чтобы к ним не подходили остальные, чтобы видеть их среди остальных и обходить стороной. Её же клеймо не видно человеческому взгляду, вот поэтому люди ошибаются, стоит им только впервые заговорить с ней. Это клеймо не видит и Лекса, но она точно чувствует его на себе.       Под сердцем.