The Geographical Cure

      Чонгук просыпается на чем-то более твердом, чем подушка. И это странно, учитывая, что отельные подушки необычайно мягкие. Как правило, Чонгук предпочитает спать на тех, что потверже, у него дома такие, ведь на них ему спится лучше, но в отеле таких нет, откуда же тогда... А еще «эта подушка» движется. И дышит. Каждое из чонгуковых чувств просыпается, ну или, по крайней мере, пытается это сделать, потому что в голове резко простреливает невыносимой болью. Он подсознательно зарывается лицом в тэхенову грудь, прячась от назойливого солнечного света, льющегося через драпированные занавески. Это тэхенова грудь. Это, безусловно, его грудная клетка, Чонгук в этом уверен, затаив дыхание. И запах, определенно, Тэхена — немного мускусный с фруктовыми нотами, но это никоим образом не облегчает похмелья, отчего Чонгуку хочется утопиться. Возможно, в ванной, или же в речке. Тэхен все еще спит. Чонгук лежит, прижимаясь к его боку и утыкаясь в грудь носом; их ноги спутаны каким-то странным и немыслимым узлом, и теперь, когда Чонгук уже не спит как убитый, это начинает вызывать жуткий дискомфорт. Комната тоже не его. Это номер Тэхена, ведь повсюду валяется его одежда. Не черная, цветная. Чонгук перестает оглядываться, просто фокусируясь на том, как морщится его нос, сильно прижатый к свитеру Тэхена. Ему совсем-совсем не хочется двигаться. У Чонгука очень сильно болит голова, а его ноги и руки, словно свинцом налиты, и это не потому, что Тэхен удобный, а еще шумно сопит ему в волосы. Но хорошее не вечно, он понимает это почти сразу, как только Тэхен начинает шевелиться. Пользуясь моментом, Чонгук наблюдает за тем, как великолепно Тэхен смотрится в лучах светящего солнца. Его ресницы мерцают, и это самое красивое, что Чонгук видел в своей жизни. Проснувшись, Тэхен поворачивается к нему, медленно открывая и закрывая веки, его губы растягиваются в слабую улыбку. Чонгук клянется, что его сердце сейчас точно разбилось на тысячу кусочков. — Доброе утро, принцесса, — низким и хриплым ото сна голосом, говорит Тэхен, сражая этим наповал, — как твое похмелье? Простонав, Чонгук решает выбросить всю свою выдержку и стеснение в окно. К черту. Он обнимает Тэхена за талию, тесно к нему прижимаясь. — Плохо. — Бедный малыш, — Тэхен пропускает волосы парня сквозь свои пальцы, и Чонгуку очень жаль, что это не дарит ему того спокойствия, как было бы, если б не эта адская головная боль, от которой хочется умереть. — Какие у тебя планы на сегодня? — Спать. — Думаю, это можно устроить, — Тэхен вытягивает руки над головой и сильно потягивается. Чонгук чувствует под собой, как напрягается тело парня, как выпрямляются его ноги и растягиваются мышцы. Он прочувствовал это буквально на себе, стараясь не пугаться, когда Тэхен, вернувшись в свое изначальное положение, обнимает Чонгука, зарываясь носом в его волосах. Кажется, Тэхен снова начинает засыпать, его руки свободно обнимают Чонгука за плечи, а лодыжки цепляются за спину. Одно из бедер Гука зажато между ног парня, и это дарит невероятное тепло. Но младший старается не думать об этом слишком много; возможно, Тэхену просто нравится обниматься, или Чонгук лучше любой подушки, а может Тэхен просто ненавидит его выдержку и хочет замучить до смерти, пока Гук сам не выпрыгнет из окна. Как вариант. Сердце Чонгука стучит как ошалелое, все его тело горит от приближающегося сумасшествия. Если бы он был хоть частично честным с самим собой, то сказал, что причиной сего всего — Тэхен, который заставляет его член возбуждаться, и страх того, что это разбудит Тэхена. А если бы он был абсолютно честный, то признался бы, что его душевное состояние выходит из-под контроля. Но Чонгук выбирает сторону лжи, а его похмелье, тем временем, усугубляется. Он слегка шевелится, бормоча себе что-то под нос, в итоге разбудив Тэхена. Чонгук решает запомнить на будущее — больше никогда не просыпаться и не находиться рядом с сонным Тэхеном, потому что стоны и вздохи, вылетающие из его губ при пробуждении, наталкивают на не самые невинные мысли, отчего у Чонгука срывает крышу. — Не можешь уснуть? — бормочет Тэхен ему прямо в ухо, посылая по коже парня табуны мурашек. — Не могу, — Чонгук почти скулит, ему так стыдно, но ладно, какая разница. Тэхен смеется над парнем, его смех глубокий и грудной, и Чонгук чувствует, как тэхенова грудь шевелится под его щекой. — Тебе нужно выпить воды, — он выпутывается из объятий растерянного Чонгука, — и, может, обезболивающего. Я сейчас посмотрю, осталось ли у меня что-то. Весь день они практически не вылезают из постели. Тэхен заботится о младшем весь чертов день. Чонгук не может выйти на улицу прогуляться, ведь там холодно, и потому что боится, что и двух шагов не сможет ступить, чтоб не упасть в обморок. Тэхен следит за тем, чтобы он много пил и хорошо поел. Благо, заказать еду в номер не составило проблемы, и Хосок вежливо промолчал, доставляя им в номер два блюда. Ему же это на руку. Тэхен дает Чонгуку переодеться в одну из своих толстовок, невзирая, что собственный номер парня находится буквально за стеной. Тэхен, тем временем, показывает Чонгуку свои очки. Они тонкие, с позолоченной оправой и выглядят так, словно их заказывали для дедушки, а не для молодого парня. Но он выглядит в них очаровательно. Это так по-домашнему, очень трепетно и нежно, из-за чего Чонгуку каждую минуту хочется сбежать, ведь это все временно, мимолётно, эфемерно, не по-настоящему, ну и еще куча других эпитетов, которые, наверняка, так нравятся Тэхену. Чонгук еще никогда не хотел так рано прекратить то, что ещё не приобрело серьезность. Он позволял себе смущаться, стесняться, строил из себя недотрогу, но все равно падал, сломя голову, и позволял разбивать себе сердце, когда уже было слишком поздно что-то менять. Это первый раз, когда его сердце разбивается до того, как его коснулись. В его груди ноет и болит уже от одного вида Тэхена в шортах, со спутанными волосами и закрытыми глазами. Между ними не было никаких поцелуев, никакого секса, но Чонгук все равно чувствует, что их отношения с Тэхеном более близкие, чем с его тремя предыдущими парнями вместе взятыми. И это начинает пугать. Но вместо того, чтобы уйти, Чонгук просто поворачивается, лицом встречаясь с плечом Тэхена. Он смеется над его шутками, постоянно натыкаясь на тэхеновы ладони под одеялом и касаясь их, но ни разу не переплетая пальцы. Атмосфера в номере кажется сюрреалистической, словно сон, и Чонгук желает никогда не просыпаться.

~

— Ну, как там Прага? Намджун сейчас в Амстердаме, и он слезно клянется, что еще ни разу не курил здешнюю травку. Чонгук ему не верит, прикидывая, что это, наверное, первое, что интересовало его друга, как только тот вышел из самолета. Но Намджун делает вид, что не слышит. — Прекрасно, — говорит Чонгук, — здесь такие хорошие люди. — На часах было восемь утра, когда он начал собираться, в последнюю минуту решив позвонить Намджуну, который, в свою очередь, не берется названивать сам, зная непостоянство и взбалмошность своего друга. Поужинав вчера в номере Тэхена, они попрощались, ведь Чонгуку нужно было вернуться в свою комнату, принять душ, чтобы смыть с себя грязь. Уже на выходе Тэхен взъерошил ему волосы и ущипнул за щеку, и это убило стояк Чонгука, который он прятал целый день. Итак, вернувшись к себе, он принял душ и лег спать, игнорируя сообщения от Тэхена в какаотоке, в которых он спрашивал, во сколько они завтра встретятся. — Люди? — Чонгук чувствует, как изгибаются брови Намджуна, почти ненавидя его эту эмоцию. — Ты влюбил в себя хорошенького чешского мальчишку? Чонгук замолчал, услышав выдох на том конце связи. — Боже, да! — парень вздрагивает от раздражающего голоса своего друга. — Ты же обещал мне, Чонгук, что никаких парней. — Вообще-то, он кореец, — робко оправдывается Чонгук, чувствуя, как Намджун закатывает глаза. — Каким нахер образом тебе удалось найти корейца в Чехии, ты мне объясни? — теперь его голос звучит недоверчиво, так как часть Намджуна хочет отругать Чонгука, а другой просто любопытно. За последние годы Чонгук много раз слышал этот тон, и он всегда его забавлял. — На самом деле я нашел их целых три, — говорит Чонгук, вероятно, желая позлить друга, — двое из них работают в отеле. — И все ТРОЕ парней запали на тебя? — Намджун почти кричит, и Чонгуку остается только надеяться, что тот сейчас в номере один. — Никто из них не запал на меня, хен, клянусь Богом, — оправдывается Чонгук, понижая громкость голоса на случай тонких стен, — он просто мой друг. Он также приехал один, так что мы, я не знаю, просто тусуемся вместе. — Тусуетесь, — невозмутимо звучит Намджун, — ты в этом уверен? Чонгук выдыхает. Вот и все. Он был к этому готов; к предупреждению, беспокойству, сочувствию. Намджун достаточно долго знаком с Чонгуком, чтобы знать наверняка, как легко парень отдается чувствам. И этому вряд ли можно помочь. Хоть они и оба безнадежные романтики, Намджуну намного больше везет в любовных делах. — Уверен, хён, — убедившись, что он звучит уверенно, отвечает Чонгук. — Не нужно так обо мне беспокоиться. — Я в любом случае буду беспокоиться, — на заднем плане слышится женский голос, что-то по работе, так что Намджун вздыхает: — Мне пора. Береги себя, малыш. Чонгук мягко улыбается. Хоть ему и хотелось поговорить с ним немного дольше — он никогда не признается, что скучает по своему хёну — он понимает, что Намджун очень востребован. И Чонгуки к этому привык. — Ты тоже, хён. Пока.

~

— Я могу сегодня порисовать? Тэхен отрывается от своих хлопьев. — Порисовать? Чонгука мучает совесть, потому что он пренебрегает своим искусством, чтобы проводить с Тэхеном все свое свободное время. Даже когда он встречался в Гонконге с Сокмином, у него было время, чтобы закончить, по крайней мере, одну или две картины за те две недели. Теперь же, у него нет ни одного рисунка Праги. Намджун будет разочарован. — Да, просто... — он разрезает яичницу на тарелке, — я еще ничего не нарисовал? А этот город великолепен. И мне плохо от того, что я постоянно откладываю рисование на потом. — Конечно, можешь! — Тэхен, кажется, вообще не возражает, но Чонгуку до сих пор совестно просить у Тэхена день лично для себя. Ему же не захочется торчать рядом, пока Чонгук будет сидеть в тишине? Это же скучно? А Гук невероятно скучный, когда рисует. Он вообще не разговаривает. Возможно, какое-то время Тэхену будет интересно наблюдать за рождением рисунка, но это надолго не удержит внимание гиперактивного Тэхена. — Что ты хочешь нарисовать? — спрашивает он, ухмыляясь, а затем улыбается своей прямоугольной улыбкой, от которой в чонгуковом сердце происходят короткие замыкания. «Тебя» смутно думается Чонгуку, но он не может сказать этого вслух. — Может, реку. Мне нравится рисовать пейзажи. — Так ты хочешь устроиться на мосту? — заинтересованно бубнит Тэхен с набитым ртом, — наверное, будет круто. Погнали. — Т-ты хочешь пойти со мной? — Чонгук моргает, смотря на парня. — Конечно! Почему нет? — пожимая плечами, отвечает Тэхен, и энтузиазма в нем гораздо больше, чем того ожидал Чонгук. — Тебе нужен же кто-то, что будет отгонять от тебя толпу обожателей, накапливаемых в течение дня. Я не могу допустить, чтобы они отвлекали суперзвезду. Чонгук вспыхивает как спичка, заторможено уставившись на свою тарелку с яйцами. — О нет, это не... — Поверь мне, котик, люди будут на тебя смотреть. Я буду, — Тэхен дразнит Чонгука, но все же есть в его словах намек на подлинность, — пойдем собирать твои кисти? Чонгук ни за что не впустит Тэхена в свою комнату, поэтому он оставляет парня в коридоре, пока сам бегает по номеру, собирая материалы. Мольберт, пара чистых холстов, всякая мелочь и набор красок. Может быть, ему нужно захватить кувшин с водой, а, возможно, он просто попросит Тэхена достать воды уже на месте. Если тот будет не против. Он же не откажет Чонгуку, верно? Унести все это в одних руках на мост представляет собой некую проблему, но в коридоре Тэхен кидается ему на помощь, и вдвоем унести это кажется терпимым. Едва. Но всю дорогу с лица Тэхена не сходит улыбка, он ни разу не жалуется, не прекращая шутит и болтает, так что Чонгуку кажется это просто благословением. Они приходят на мост как раз в тот момент, когда солнце начинает палить нещадно. Сегодня стояло чистое безоблачное небо, украшенное парой белых облаков. Чонгук считает это идеальным ракурсом. У него хватит синей краски, чтобы в точности передать открывающийся пейзаж. — Ты выстоишь весь день? — интересуется Тэхен, наблюдая за обустройством Чонгука, — я имею в виду, что могу достать тебе стульчик, ну или нечто вроде того? — Всё в порядке, Тэ, — говорит Чонгук, уже размазывая синюю палитру, — у меня годы практики. Весь день на ногах не убьет меня. — Позже я могу сделать тебе массаж, — Тэхен откидывается назад, опираясь на локти и выглядя как самый вкусный десерт, который Чонгук видел в этой поездке. — Мне говорили, что я делаю отличный массаж ног. Так что, я за пять минут вознесу тебя на небеса. — О, ты серьезно? — просто представив себе последствия, глаза Чонгука расширяются, и он прячется за холстом в надежде, что Тэхен не заметит его румянца, — ловлю на слове. — Окей! — Тэхен отворачивается от парня, глядя на водную гладь, наблюдая за лебедями. Чонгук молча смешивает свои краски, и с каждым мазком кисти напоминает себе больше так не облажаться.