Ириска

Илья проснулся утром и понял, что должен сделать это сегодня. Словно чей-то голос в голове сказал ему: «Встань и иди». И он встал. Как обычно, позавтракал, оделся, взял свою школьную сумку, предварительно вынув из нее все учебники, и незаметно положил в карман последний николаевский рубль из некогда богатой коллекции покойного деда. Поначалу он шел, как обычно, но на полпути к школе свернул за неприметный угол и пошел темными, затхлыми дворами, срезая углы, перелезая через заборы, безошибочно находя дорогу в хаосе кривых улочек, и вскоре вышел на заброшенный участок, где покинутые дома скорбно смотрели в небо пустыми оконными провалами. А вот и то место, где пару недель назад Илья выслеживал Саньку Мыло. Он снял с плеча сумку и затолкал ее в щель между домом и сараем, аккуратно заложив тайник кусками валявшегося рядом шифера. Теперь ему ничего не будет мешать. Илья шел не быстро, и все же чувствовал, что задыхается. Он остановился и прислонился спиной к стене. Сердце стучало в груди, в висках, в животе, даже в ногах. Это все нервы. Так нельзя. Илья достал из кармана недокуренную папиросу и запалил. Он вспомнил, как несколько дней назад приветливый англичанин у посольства угостил его сигаретой. И ему стало веселее. Интересно, где сейчас этот джентльмен? Наверное, уже уехал. Когда беспокойство улеглось, Илья пошел дальше. Почему-то он знал, что если он будет вот так идти мимо домов, то кто-нибудь обязательно выйдет ему навстречу. И он не ошибся. В нескольких шагах впереди из-за угла дома показалась серая фигура и тут же скрылась из вида. Илья устремился туда. За углом никого не было. Илья в недоумении прошел еще несколько шагов, и вдруг чья-то крепкая настырная рука схватила его за рукав и втянула в подворотню. Илья тут же узнал давешнего сутулого типа в военной шинели, которому Мыло сбывал свой хабар. - Ты чего тут делаешь, фраер? - просипел сутулый, пахнув в лицо Илье гнилым смрадом. - Я это… товар принес, - сказал Илья, заикаясь, и полез в карман за своей «приманкой». Сутулый увидел потемневшую от времени серебряную монету и глаза его заблестели. - А ну покажи. Да не бойся ты, - он перехватил монету из рук Ильи и начал придирчиво ее рассматривать, - Хм… Сколько хочешь? - Триста рублей, - выпалил Илья наобум. - Двести. - Двести пятьдесят. - Идет, - кивнул сутулый, - Только вот проблема: денег у меня с собой нет. Придется пройтись до дома. Пройдемся? Это был не вопрос. Сутулый все еще крепко держал Илью за рукав. Он кивнул куда-то в сторону и подтолкнул его в спину, а сам пошел сзади, почти наступая Илье на пятки. На выходе из переулка они свернули направо и пошли вдоль домов, почти прижимаясь к стенам. Илья ощущал позади себя пристальный взгляд этого странного человека, его хриплое дыхание, а иногда и прикосновение, словно тот боялся, что «гость» убежит. Илья уже понял, куда они идут. Казалось бы, он именно этого и добивался, но вот только теперь не был уверен, что хочет этого. Ему было не по себе. Сиплый голос и колкие бегающие глазки сутулого вызывали ощущение неясной темной опасности. И чтобы разогнать неуютное чувство, Илья заговорил: - А часто сюда ходят? - А? - переспросил сутулый, вертя головой по сторонам, но тут же ответил, - Частенько, да. Вот такие, как ты. Ты где монету взял? - Украл, - зачем-то соврал Илья. - Щиплешь, значит? - Нет, я больше по квартирам, - ответил Илья, сам удивляясь своему вранью. Ему казалось, что квартирные кражи звучат солиднее. Пусть думают, что он не какой-то там мелкий воришка. Обнадеженный тем, что его провожатый пошел на контакт, Илья решился спросить: - Я вообще-то одну вещь ищу. Хочу купить или обменять. - Какую вещь? - Часы с гравировкой. Вам случайно не попадались? - Эх ты сказанул! Знаешь, сколько часов я перевидал? Ты думаешь, я их все помню? Но ты не переживай, тут есть специалисты, которые тебе помогут. Ну вот и пришли. Заложенный кирпичом проход возник внезапно, и Илья от неожиданности встал перед ним, как вкопанный. Он вдруг понял, что совсем не знает, что будет дальше. Дело зашло слишком далеко. - Давай, залезай, а следом я, - подтолкнул его сзади сутулый. В его осипшем голосе послышались нетерпеливые нотки, как будто Илья удерживал его от чего-то давно и страстно желанного. Илья помедлил секунду, собираясь с духом. На секунду в его голове промелькнула мысль, что еще не поздно сбежать, но тут же подумал, что отступать сейчас означало бы струсить, и решил идти до конца. Тем более, что ему обещали помочь. Илья вцепился пальцами в выступающие кирпичи, уперся ногами и полез наверх. На кромке стены он перевалился на другую сторону и легко, упруго спрыгнул вниз. Он слышал, как вслед за ним с той стороны стены ползет, сопя и отдуваясь, сутулый. Подняв голову, он увидел над кромкой его бритую голову, как вдруг… Чья-то быстрая тень метнулась из-за угла и выбила землю у Ильи из-под ног. Илья упал, но не успел подняться, как кто-то грузный и одышливый навалился на него всем весом, заломил ему руки за спину и связал веревкой, а другой, ловкий и проворный, затолкал ему в рот кляп и накинул на голову плотный непроницаемый мешок. Илья изо всех сил рванулся, заранее зная, что попытка обречена. В панике он ударил ногой назад, стараясь достать кого-нибудь из нападавших, но нога встретила только воздух. Что-то холодное и острое уперлось ему в шею. Он сразу перестал отбиваться. Господи, как глупо! - Попался, суслик, - сказал высокий насмешливый голос. - Отбивается, сучонок, - одышливо пробубнил второй. - Держите крепче, он нам нужен живым, - послышался спокойный голос сутулого. Видимо, он уже спустился со стены, и теперь деловито отдавал распоряжения, - Обшарьте и отведите к нему. Илью рывком подняли с земли, встряхнули, вывернули карманы (прощай, кастет!), а потом потащили вперед, толкая в бок острым. *** Они долго шли. Илье казалось, что прошла вечность. Сначала куда-то спускались, потом несколько раз сворачивали. Илья уже понял, что они идут под землей. Даже сквозь плотный мешок до него доносилась пронзительная сырость и запах плесени. Поначалу он пытался запоминать путь, но очень скоро запутался и уже не знал, где находится. Но это было не важно. Важно было выбраться отсюда живым. Илья знал, что его ведут «к нему». И этот «он», должно быть, уже ждет его. Как же так получилось? Наконец, они остановились. Заскрипела тяжелая дверь. Илью втолкнули в жарко натопленное помещение. - Смотри, кого привели, - громко и радостно сказал сутулый. Несколько минут не происходило ничего, а потом мешок сняли. Илья часто заморгал, стараясь привыкнуть к свету, и огляделся. В небольшой, заставленной вещами и мебелью комнате было сумрачно. Ее освещала только керосиновая лампа, стоящая на столе, а за столом сидели мужчины и играли в карты. Они никак не отреагировали на слова сутулого. Сам сутулый снял свою шинель, подошел к буфету, притаившемуся за большим фанерным ящиком, достал оттуда тарелку с какими-то закусками и и начал есть, смачно чавкая. Двое других все еще стояли за спиной у Ильи. Видимо, им не было дозволено пользоваться благами этого дома. - Двадцать одно! - сказал один из игроков, шлепнул веером карт о стол и сгреб к себе кучку мятых билетов. Остальные недовольно загомонили закряхтели, зацыкали, и начали сдавать по-новой. Все они были суровые кряжистые мужики с серыми, ничего не выражающими лицами. - Эй, Саврас, сыграешь с нами? - сказал тот, что выиграл партию, и посмотрел на сутулого через плечо. На его щеке, доселе скрытой от глаз, красовался большой белый шрам. - Хе, с тобой сыграешь! Потом без штанов останешься, - отозвался сутулый сквозь набитый рот. - Обижаешь! У меня все по-честному. - Ты кого это привел? - сказал другой, с большим мясистым лицом, похожим на окорок, и толстыми холеными пальцами. Сутулый засмеялся. Плохо, не по-человечески засмеялся, словно ржавую лебедку ворочали. - Да вот, мужичок утверждает, что он вор. И не просто вор, а домушник. А? - и он лукаво подмигнул Илье. Илья понял, что раскрыт. Отпираться не было смысла. И, словно уловив его мысль, игроки за столом тоже засмеялись — плохо, недобро, злорадно. - Да какой он вор! Ты посмотри на него: сопляк, еще мамкиной мандой пахнет. - Ай-ай-ай, мальчик, а ты знаешь, что врать нехорошо? Знаешь, что за вранье бывает? - А глазки-то голубые-голубые… Комсомолец, небось? Верный ленинец? Тьфу! Крыска мусорская! Впрочем, никто из них не двинулся с места и не прервал партию. Илья понимал, что все это какая-то игра, попытка его запугать и сбить с толку. Илья не знал, как вести себя, и потому молчал, только затравленно озирался по сторонам. Он успел заметить, что присутствующие были не единственными обитателями этой подземной резиденции. Cразу за столом, где играли в карты, стоял высокий, почти до потолка, платяной шкаф, который условно разделял узкую и длинную комнату на две половины, и что было за этим шкафом, неизвестно. Где-то в глубине скрипели половицы, подвывал включенный на грани слышимости радиоприемник. А бандиты все не унимались. Они, казалось, вознамерились перещеголять друг друга в способах морально затравить свою жертву. Один из них, пучеглазый, низенький с тонкой шеей и выпирающим кадыком, хищно улыбаясь и всасывая набегающую слюну, сладострастно проворковал: - Я глазки-то твои голубенькие выколю. А кишочками твоими поужинаю. Тут он выскочил из-за стола и в два прыжка оказался возле Ильи. Откуда-то в руке у него сверкнуло лезвие ножа. Он несколько раз взмахнул финкой у Ильи перед лицом, отчего тот попятился, но тут же уперся лопатками в стоящих позади него охранников. - Ну что, поиграем, мусорок? - бодро и весело, как пионер на параде, выкрикнул пучеглазый. Он был ниже Ильи, и потому то и дело подпрыгивал, вертелся, жужжал, как надоедливая оса - оса с большим опасным жалом. Он заводил себя, распалялся, и, возможно, осуществил бы свой план, как вдруг чей-то негромкий, но твердый голос произнес: - На место, Икота. Пучеглазый Икота застыл на полпути, словно ему отключили ток, потом спрятал нож и на полусогнутых ногах вернулся к столу. Илья, все это время стоявший неподвижно, и пытавшийся унять стук зубов, повернул голову на звук. Из-за платяного шкафа вышел, шаркая ногами, и застыл в проеме человек — высокий, худой, с длинным заостренным лицом. В тусклом свете керосиновой лампы кожа его отливала зеленью, словно покрытая мхом или мелкой чешуей. Он стоял в рубахе нараспашку, держал в руке яблоко, длинным ножом отрезал от него куски и отправлял себе в рот. - Кто таков? - сказал он, пристально глядя на пленника. Илья все еще не мог разжать челюсти. - Отвечай, - гаркнул на него сутулый. - Я не… я не вор, - начал Илья, борясь с дрожью в голосе, - И не мусор. Я хотел продать рубль. - Что за рубль? - спросил высокий, жуя яблоко. - Дореволюционный, - ответил сутулый и бросил николаевский рубль на стол. Никто из сидевших за столом к нему не притронулся. Высокий подошел к столу, взял в руки монету и, подержав на ладони, спросил Илью: - И все? - И все, - кивнул Илья. - Саврас, на сколько вы сторговались? - спросил высокий и швырнул огрызок яблока в угол. - Двести с полтиной. - Ну так отсчитай ему по-честному. Сутулый порылся в кармане (значит деньги у него с собой все-таки были!), отсчитал положенную сумму и передал Илье. - Ну что, получил? - сказал высокий, облизывая лезвие ножа. - П-получил, спасибо. Высокий раззявил рот в широкой улыбке и глухо с бульканьем засмеялся. Илья вздрогнул. Все зубы во рту у бандита были остро заточены, как у хищной рыбы. Щука! Так вот почему его так называют. - А теперь поговорим, - сказал Щука, резко оборвав свой смех. Он взял стул, сел на него верхом и начал смотреть на Илью своими желтыми немигающими глазами. - Как звать? Илья молчал. Сутулый Саврас кивнул одному из охранников, и тот пнул Илью под колени. Ноги подкосились, и он упал. - Отвечай, когда тебя спрашивают. - Илья, - сказал он, с трудом поднимаясь на ноги — его руки все еще были связаны за спиной. - Ну и каким ветром тебя сюда занесло, Илья? - Я хотел продать рубль, - повторил он, не умея придумать ничего другого. - Это я слышал. А еще? Знаешь, к нам ведь случайно не попадают. Илья помолчал. Он видел, что сутулый, теряя терпение, уже готов снова силой заставить его говорить. И тогда Илья решил сказать правду. Ведь именно за этим он приешл. - Я хотел найти часы, которые у меня украли. - Какие еще часы? - насторожился Щука. -«Победа». С гравировкой. «Товарищу Курякину от товарища Сталина», - скороговоркой произнес Илья. - Отцовские что ли? - нахмурил брови Щука. Илья кивнул. Он жадно вглядывался в немигающие глаза главаря, надеясь увидеть в них хоть какой-то отклик. - Нет, не видел, - сказал Щука после паузы, и, повернувшись к своим бандитам, спросил, - А вы видели? Единодушное отрицание было ему ответом. - Извини, брат, никто твоих часов не видел. Щука скрестил руки на груди, и сейчас Илья отчетливо видел на его левом запястье часы: золотые, массивные, с металлическим браслетом и с иностранным названием по циферблату. Эти богатые, безвкусные, снятые с какого-то незадачливого иностранца часы так не вязались с его засаленной домашней рубахой, расстегнутой на синей от наколок груди. Господи, как глупо! Да с чего ты взял, что такого бандита, как Щука, могли заинтересовать в общем-то скромные, поношенные часы твоего отца?! Илья скрипнул зубами от стыда и злобы на себя. - Что же мне с тобой делать? - сказал Щука задумчиво. - Отпустите меня. Я никому ничего не скажу, - робко предложил Илья. - Отпустить? Смешной ты, жиганчик. Ты думаешь, я хоть одному слову твоему поверил? Ты знаешь, сколько до тебя здесь подобных баек рассказывали? Хоть романы пиши! И где они сейчас, эти рассказчики? А ты вообще непонятно кто. А вдруг ты мусорский казачок? А вдруг тебя следить за нами послали? А хвоста ты к нам часом не привел? - Не было хвоста, - пробубнил охранник. - Тебя не спрашивают, - рявкнул на него Щука, а сам встал со стула и подошел ближе. Он был высокий, выше Ильи на голову. Заслонив собой лампу, единственный источник света, он смотрел на Илью холодным рыбьим взглядом, и только левый глаз чуть подергивался. И когда Илья поднял голову и посмотрел ему в лицо, то понял, что живым ему отсюда не выйти. - А ну, говори, кто тебя сюда прислал? - все еще спокойно сказал Щука, но в голосе его уже начинало клокотать нетерпение. - Никто. Я сам пришел. - Кто рассказал про место? - Мыло. - Кто такой Мыло? Сутулый тут же отозвался: - А, есть тут один. У него мать на рынке яйцами торгует. - Так это он тебя послал? - продолжал допрашивать Щука. - Он не посылал. Я сам пришел... Мне деньги нужны, - в отчаянии соврал Илья. - Зачем тебе деньги? Нужно было срочно придумать что-нибудь правдоподобное. Надо было сказать что-то, что могло бы отвести подозрения. О том, чтобы разжалобить их сентиментальным рассказом теперь не могло быть и речи. - Девку хочу купить, - сказал Илья и стыдливо опустил глаза. В горле у Щуки что-то пискнуло. Секунду он стоял, хватая ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба, и вдруг подался вперед, хлопнул себя по бедру, и громко с надрывом захохотал, широко раскрывая свой страшный рот. - Ха-ха-ха! Вот это разговор! Ха-ха-ха! И тут уже к нему присоединились все остальные. - Во дает пацан! - Это я понимаю, мужик! - Я же говорю: все беды от баб. Вот и попался, паря. - Что за девка-то? - спросил Щука, просмеявшись. Илья в панике попытался припомнить хоть одно женское имя. Как назло, ничего не шло на ум. Он не знал, какие имена бывают у продажных девок. Да просто у девок... - Галя... с Плешки, - вырвалось у него неожиданно. - Это которая сисястая? Знаю ее, ядреная баба, - скабрезно хихикая, с готовностью подтвердил Икота. Илья облегченно перевел дух. Всегда найдется человек, который скажет, что знает, что видел, что помнит. Атмосфера в комнате разрядилась. Бандиты уже вполне дружелюбно подтрунивали над незадачливым любовником, как вдруг один из них, тот что сидел до этого тихо и почти не участвовал в разговоре, сказал: - Слышь, Андрон. А ведь врет он все. Я его неделю назад с одним мусором видел на Золоторожской. Премило беседовали, суки. Смех тут же оборвался. В звенящей тишине Щука резко повернулся к Илье и оскалил свои острые зубы. И улыбка эта не сулила ничего хорошего. - Ну, что ты скажешь на это? Провести меня хотел? - Это был не я, - замотал головой Илья, а сам залился краской до кончиков ушей. Ах, как глупо! Конечно, они знают Олега Кузнецова. Было бы наивно думать, что эти матерые бандиты не знают своих врагов в лицо. А может его действительно с кем-то перепутали? Может еще возможно отговориться? Однако бандит, что выдал его, не унимался: - Мое слово против его. Кому ты поверишь, Щука? - Так! - оборвал разговоры Щука, - Я вам не следователь, чтобы выяснять, кто прав. У меня разговор короткий: чик — и готово. Он был в бешенстве. Глаза его стали совсем желтыми и прозрачными. По лицу заходили синеватые желваки. Нож, которым он десять минут назад резал яблоко, снова сверкнул в его ладони. Он приблизился к Илье, одной рукой схватил его за плечо, а другой уткнул острие ножа ему в грудь, и, клацая щучьими зубами возле лица, словно собираясь вцепиться в него, прошипел: - Ну что, малыш, обосрался? Давай, читай свою комсомольскую клятву. Сейчас я тебя резать буду. - Нет, прошу, дайте объяснить, - взмолился Илья. - Нечего объяснять. Держи его, Веня. Одышливый охранник схватил Илью под мышки и рванул наверх, открывая навстречу убийце его беззащитную грудь. Вот и все, конец. Илья закрыл глаза. Он мог бы этого не делать, так как свет уже погас для него. Сердце все еще продолжало затравленно биться, но это было не важно. Еще один удар, еще два удара… Илья где-то слышал, что за секунду до смерти вся жизнь проносится перед глазами, но то ли врут люди, то ли жизнь у него была такая короткая, что и вспомнить было нечего, но только он ничего не увидел. Он лишь хотел закричать в последний раз «мама!» - единственное, что еще оставалось в его голове. Но не успел… За платяным шкафом что-то грохнуло об пол, отчаянно взвизгнули половицы, и чей-то надтреснутый голос крикнул: - Андрюша! Щука помедлил мгновение и отозвался: - Чего? - Андрюша, не тронь мальчика. - Слышь, старик, ты чего соскочил-то? Сидел бы дальше на своей шконке. А то, смотри, я тебе вторую ногу отломаю. Илья слышал все, как сквозь вату. Он удивился, что вообще слышит. А может, ему это снится? Однако одно было несомненно - он все еще был жив. Он осторожно разжал веки и посмотрел сквозь ресницы. Щука больше не глядел на него. Продолжая сжимать его плечо, Щука отвернулся в сторону и смотрел на седого сгорбленного старика, ковыляющего мимо стола на одной ноге, медленно со стуком переставляя деревянный костыль. И тут Илья окончательно понял, что спит, и что все это ему снится, потому это не могло происходить на самом деле. Старик с костылем был не кто иной, как инвалид, у которого он раз в неделю покупал папиросы. Он узнал его даже не по увечью (сейчас вся Москва была наводнена инвалидами разной степени изуродованности), а по голосу — сухому, надтреснутому, бесцветному, как мертвая кора. А люди за столом, словно окаменели. Они не смотрели в их сторону и усердно делали вид, что ничего не происходит. Старик, кряхтя, добрел до застывшего с ножом в руке Щуки, и, усмехаясь, прошамкал: - Шутник. Шуточки шутишь. А ну-ка, отойди, дай посмотреть на него. Эвона! Дык я его знаю. Он у меня папиросы покупает. Эй, Костя, ты ошибся. Это не он. - Отец, ты чего.., - возмутился было бандит. - Не он это, я тебе говорю, - уверенно повторил старик. И тут же снова обратился к Щуке, - Отпусти его, Андрюша, не бери грех на душу. Щука злобно процедил: - Ага, отпущу, а он сюда всю Петровку пригонит. - Не пригонит. Не пригонишь ведь? - обратился старик к Илье. Илья неистово замотал головой. - Не отпущу, - заартачился Щука, - Не верю я ему. Пусть теперь судьба решит, кто прав. Эй, ты, сыграем в двадцать одно? На жизнь твою. - Андрон! - Заткнись, старик. Я так решил. Честно говоря, Илья очень надеялся, что старик уломает-таки Щуку отпустить его с миром, но вместо этого инвалид тяжело вздохнул, отступил и поковылял обратно, стуча своей деревяшкой и задевая по дороге опустевшие стулья — бандиты уже освободили место для будущей игры. Едва оживший от шока Илья снова упал духом. Смерть, которая чудом перестала дышать ему в лицо, вдруг снова занесла над ним свою тяжелую руку. На этот раз уж точно. Отыграться у бандитов в их же логове было нереально. - Развяжите его, - скомандовал Щука. Охранники принялись развязывать руки пленника. - А если я откажусь? - равнодушно спросил Илья, массируя затекшие запястья. Теперь ему не было резона деликатничать с ними. - Тогда ты отсюда не выйдешь, - пожал плечами Щука и наконец-то спрятал свой длинный нож. - Неравная игра получается. - Какая получается. Выбора у тебя все равно нет. А вот если повезет, то выпущу тебя отсюда целым и невредимым. Пойдешь отсюда прямиком к своей Гале в койку. Готов? На ватных ногах Илья дошел до стола и сел напротив Щуки. Керосиновая лампа коптила, и в комнате стало совсем сумрачно. Только небольшое круглое пространство стола оставалось освещенным, но уже в шаге от него начинался мрак, из которого смутно выступали фигуры и лица преступников, бесформенные и страшные, как звериные хари. - Пасюк! - скомандовал Щука. К столу подошел давешний мордатый бандит с лицом, похожим на окорок. Толстыми и на удивление ухоженными пальцами он собрал со стола растрепанную колоду и ловко, аккуратно стасовал. Предложил Илье снять. Илья снял, не глядя. Какой смысл следить за манипуляциям шулера? Напротив него, откинувшись на спинку стула, сидел Щука. На его лице бродило сдержанное возбуждение. Еще бы — мальчишка был у него в руках, весь с потрохами. И теперь ему доставляло особое удовольствие изматывать свою жертву, играть с ней, смотреть, как она трепыхается в захвате его железных челюстей. Такая потеха! - Товарищи, - деловым тоном сказал Пасюк, тасуя карты, - в связи с тем, что случай у нас особенный, предлагаю дать молодому фору. - Не возражаю, пусть первый начинает, - сказал Щука, - Ты перетасуй и сдай, а дальше пусть судьба решит. Играем до пяти очков, и по домам. Ну, кто по домам, а кто… Пасюк еще раз предложил Илье снять, а затем дал ему карту снизу, а Щуке — сверху. Илья тупо посмотрел на свою карту. Это была девятка треф. - Еще, - сказал он. Пасюк метнул ему карту по столу. Это оказалась восьмерка бубен. В памяти мгновенно возникла невероятная, соблазнительная «восьмерка» из колоды трофейных карт. Но в следующий момент ее яркий образ померк и был с раздражением вытеснен из сознания. Теперь Илье не было никакого дела до ее прелестей. Теперь у него на руках было лишь 17 очков. Скверная комбинация. Ни туда, ни сюда. И он решил остановиться. Тем временем Щука взял еще две карты. Пора вскрываться. У Щуки была десятка и два короля. Итого: 17:18. - Ну вот, крысеныш, одни шаг к могиле ты уже сделал, - злорадно сказал он Илье. Кто-то из стоявших рядом бандитов хохотнул, но тут же осекся, когда Щука недовольно покосился в его сторону. Пасюк снова сдавал. На этот раз у Ильи в руках оказался пиковый туз. Неплохо. Он попросил еще… Снова туз. Черт! По правилам о переборе нужно сообщать сразу. Щука развел руками и с деланным сочувствием сказал: - Да, не везет тебе сегодня, парень. Илья закусил губу. Ему очень хотелось, чтобы все это скорее закончилось. Играли медленно, поскольку каждый раз сдающий тщательно тасовал карты и регистрировал счет. Впрочем, следующую партию Илья выиграл. Это событие было встречено сдержанным недоумением. Потом он снова проиграл. А потом выиграл три раза подряд, сравняв тем самым счет - 4:4. Раздосадованный такой несправедливостью Фортуны Щука начинал свирепеть. В комнате воцарилась такая тишина, что было слышно, как за шкафом сипло дышит и кряхтит старик-инвалид. Шуточки и подбадривания, сопровождавшие игру в начале, теперь совсем смолкли, а широколицый Пасюк стал вдруг торжественно медлительным, как крупье в дорогом казино. Он аккуратно стасовал карты для последнего кона. Решалась судьба. Первым брал Щука. Он посмотрел на свою карту, и не моргнув глазом, попросил еще. Потом еще. При виде последней карты он расплылся в своей чудовищной улыбке, так что сердце Ильи совсем упало. Ну вот и конец. Надо доиграть эту дурацкую игру до конца. Илья взял карту сверху. Дама червей. Его любимая карта. В детстве, наблюдая за игрой взрослых, он любил рыться в битых картах и разглядывать «лица». Женщина, изображенная в образе королевы под большим красным сердцем, красивая, белокурая с грустным задумчивым взглядом, была очень похожа на маму. При мысли о матери у Ильи похолодело в груди. А ведь она даже не знает, где он! Сидит сейчас в конторе, считает свои балансы, думая, что ее сын в безопасности в школе. Подумать только: а ведь совсем недавно он боялся признаться ей о тройке по математике, а теперь может больше никогда ее не увидеть. И вот, эта тройка, то есть дама, теперь у него в руках. Илья взял еще карту. Семерка треф. Итого десять. Когда же это кончится? Илья даже не заметил, что стал центром внимания. Бандиты жадно следили за его руками. Илья снял последнюю карту и, не глядя, вскрылся. Одновременно с ним Щука вскрыл свои карты. Секунду длилось молчание, а потом все заговорили в один голос: - Двадцать одно! - Двадцать одно! Сначала Илья не понял. Он посмотрел на карты Щуки, и долго не мог сосчитать — все прыгало перед глазами. Там была десятка, восьмерка и валет — итого 20. Но почему же тогда они продолжают твердить… - У молодого двадцать одно. Судьба, - констатировал Пасюк и отошел от стола. Илья тупо уставился на свои карты. Рядом с задумчивой червовой дамой и легкомысленной семеркой треф красовался разухабистый бубновый туз! Илья медленно перевел взгляд на Щуку. Тот не двигался. И не мигал. И, казалось, не видел его. Только левый глаз заметно дергался. В этом остекленевшем взгляде читалась угроза. Еще секунда, и он скажет, что передумал, что результат игры может катиться ко всем чертям, и вновь достанет свой длинный нож. А может, не будет пачкаться сам, а прикажет сделать всё своим подельникам. И хотя Илья слышал, что в криминальном мире карточный долг дело святое, но кто знает, как оно было на самом деле, и что в следующий момент взбредет в голову этому нелюдю. Вдруг за платяным шкафом с надрывом заперхал старик. Он кашлял долго, бесконечно долго, казалось, он выхаркивал из себя все внутренности, и когда наконец затих, Щука с усилием разлепил губы и коротко скомандовал: - Веня, Саврас... И, не договорив, мотнул головой в сторону двери. Илью снова подхватили, заломили руки за спину и накинули на голову мешок. *** Они шли целую вечность. Казалось, не будет конца этому мраку, и этой затхлости, и этому чужому страшному дыханию за спиной. И что-то опять впивалось ему в бок, и жутко болели руки, а ноги подкашивались, и сердце отбивало нестройный бой, а иногда, казалось, и вовсе переставало биться. А конец все не наступал. Илья почему-то был уверен, что все это не взаправду, что никто не собирался его отпускать, что все это был очередной «финт» коварного Щуки. Вот сейчас его выведут в отдаленный конец подземного коридора, поставят на колени, и тогда то, что остро впивается ему в ребра, надавит и войдет глубже, до тех пор, пока его горячее живое сердце не замолчит навсегда. А ведь он так много хотел сделать! Хотел пройти в финал чемпионата школьных команд. Хотел закончить школу и стать кем-то полезным, чтобы мама гордилась им. Хотел поцеловать Ирину... Когда на него обрушился холодный осенний воздух, а над головой зашумели голые тополя, Илья не удивился. Они прошли еще несколько сотен шагов, а затем остановились. Одышливое сопение за спиной прекратилось. Чьи-то руки обшарили карманы. Двести пятьдесят рублей вернулись обратно к своему бывшему владельцу. Затем последовала негромкая матерная ругань, и в спину Илье ударил тяжелый сапог. Он упал лицом вниз и потерял сознание. Когда он очнулся, вокруг было темно. Спустя секунду он понял, что темно ему оттого, что на голове у него все еще надет мешок. Илья попробовал пошевелить руками. Руки работали. Тогда он осторожно поднес их к голове и снял мешок. Было светло. Наверное, около полудня. Он провел в логове Щуки всего-то пару часов, и потом неизвестно сколько лежал здесь. А, собственно, где он? Илья с трудом встал и огляделся. Место было незнакомое, заброшенное. Он прислушался. Вдали приглушенно лаяла собака и гудел автомобильный мотор. Значит, где-то неподалеку проходит улица. Он повернул на звук и побрел, не разбирая дороги. Он чувствовал слабость и дрожь во всем теле, словно его били, хотя, за исключением грубой поимки и финального пинка в спину, он был цел и невредим. Проходя мимо какого-то старого забора, Илья почувствовал тошноту, сделал еще несколько шагов, судорожно вцепился в серую шаткую доску, и его обильно вырвало. Когда наступило облегчение, и в глазах немного прояснилось, Илья вытер губы и огляделся — не увидел ли кто. Никого не было. Он перевел дух и впервые за все это время почувствовал, что смерть отступила.