If I Fell (In Love with You)

Она опутала его ядовитым плющом, пробралась в самые потаенные закоулки разума, отравила память и мысли. Он видит ее повсюду, думает о ней ежечасно, и поначалу не придает этому особого значения: это его работа — думать об убийцах. А она убийца, Грейвз знает точно. Она знает, что он знает. Даже никчемный Тесей Скамандер знает, и Грейвз до сих пор чувствует глухое раздражение — как она могла посвятить его в это? Третий лишний, он здесь ни к чему. Совсем недавно он полагал лишним себя. Маленький грязный секрет из прошлого держит его на привязи у ее ног вернее любой цепи. Угроза разглашения, которой она воспользовалась в полной мере. Это многое сказало о ней самой — Грейвз оценил смесь холодного расчета и торжествующей власти. Между молчанием и шантажом она выбрала последний, и ему это было по нраву. Он и сам предпочитал бездействию любой метод — даже грязный. Чужие тайны всегда манили его, наверное, поэтому он и стал детективом. Чужие тайны открывают удивительно много дверей, невидимых при свете дня, стоит лишь умело ими воспользоваться. Сейчас он уже не уверен, кто из них кого использует. Скамандер вжимает его в стену, взгляд у него дикий, но у Грейвза не лучше. Они привычно грызутся, пытаясь поделить то, что им не принадлежит — нельзя ухватить сумрак, они оба здесь, пока ей так хочется. Скамандер заходится в беззубой злобе, убирайся, шепчет он Грейвзу в лицо, убирайся туда, откуда взялся, оставь нас, и Грейвз кусает его губы до крови, впивается жалящим поцелуем, пока не получает сокрушительный удар сбоку. Вид у Тесея откровенно жалкий, вся ярость слетела с надменного лица, и Грейвз скалит зубы в глумливой ухмылке, провожая противника долгим взглядом. Ей бы понравилась его выходка, он знает. И потому Скамандер ничего ей не скажет. Он многое уже понял про этих двоих, хотя никто не трудился ничего объяснить ему. Привык наблюдать, и знает, что Тесею не по нраву происходящее. Сам он получает откровенное удовольствие от сложившейся ситуации: клубок интриг, смутная тень опасности в темноте ее глаз, тонкая усмешка на винных губах. Рваное сердцебиение задает особый ритм и они кружат вокруг друг друга, подчиняясь вскипающей крови. Тесей выбивается из такта, он потерян, хоть и ищет у нее поддержки. Грейвз лишь смутно предполагает, что именно случилось с его братом, но твердо знает две вещи: первая — это дело рук Тины; вторая — он занял теперь место Ньюта. Он чувствует, как раздосадован Тесей, он видит, как оценивающе примеривается Тина — подойдет ли? Мертвенный холод все еще сквозит из угла этого дикого треугольника, будоражит кровь, натягивая нервные струны до предела. Она подбирается к нему все ближе, дразняще улыбаясь, и Грейвз не знает — поцелует или укусит? Как не знает, что именно предпочел бы. В полумраке спальни, на грани между сном и явью, где он впервые оставлен на ночь, он вспоминает того, другого. Грейвз совсем не похож на него — ни внешне, ни внутренне, тот из другой породы. Его всегда раздражали подобные люди — жизнерадостные до зубовного скрежета, — но о мертвом он не хочет так думать. Что-то в нем было, наверное, раз она его выбрала. Может, что-то есть и в нем самом, думает Грейвз и едва не смеется. Что-то хорошее, ага, как же. В нем нет жалости к другому, и когда ее тонкие руки обвивают его, а губы приникают в голодном поцелуе, то нет и сочувствия. Все стороннее растворяется горьким дымом в жарком дрожащем мареве, и он бродит в нем так же потерянно, как и Тесей — без семьи, совсем один, и сердце дрожит под отравленной иглой. Из наваждения нет выхода, он точно знает. В конце концов, это его работа — приглядывать за безумцами, и он делает ее хорошо. Надломленный голос выдыхает его имя, пальцы шипами впиваются в плечи, и Грейвз стискивает тонкое женское тело жестко, до синяков. Может, она погубит и его, может, Тесей победит в этой схватке, может, эта связь отнимет у него все, чем он дорожил когда-то; ему все равно. Даже хуже: восхитительное хождение по грани лишь обостряет ломкое наслаждение. Переплетение влажных тел, сомкнутые руки и губы, невозможность стать еще ближе терзает глубоко под кожей. Он бы овладел ее сутью, если б мог, выпил бы ее до дна, прокусил бы горло и приник губами, чувствуя затихающее биение пульса. Он бы разобрал ее на части, чтобы понять, в чем тут фокус, где таится секрет притяжения, что ядом расходится в крови и туманит разум. Он бы хотел взглянуть на себя ее глазами, понять, что именно она увидела в нем. Быть может, она поэтому убила мужа. Быть может, она тоже хотела обнажить его, слой за слоем, и просто не смогла остановиться в своей одержимости. Быть может, ему следует поступить так же. Протяжная мука финала — как острый крик в ночи. Реальность ускользает из-под пальцев, и он болтается в вязком тумане, содрогаясь в болезненной приязни ко всему миру и к ней, и несколько мгновений он почти что счастлив. Она сжимает его руку, и Грейвз безошибочно знает: она испытывает сейчас почти то же самое. Чувство неуютное и чуждое, и он сбрасывает его, привычно беря контроль в свои руки. Расслабление — короткая вспышка, озаряющая все острые углы их союза, и он спешит неузнанным отойти в тень. Игра продолжается.