Я плачу отчаянно горькой водой, Забыв, что бывает на свете удача, На сцене уснувшей, на сцене родной Я тихо танцую, танцую и плачу. В неслышных куплетах, звучащих внутри, Кружусь, вспоминая о прошлых потерях, Мой строгий хозяин, хоть раз посмотри На то, что ты сделал со мной в своих целях. Ты душу младую испачкал в грязи, Я больше не счастлив, замкнут, неспокоен, Стыд горький забвенно веселье сразил, Плохие мне сны дарит Оле Лукойе. Талант и успехи желаешь узреть, К ногам чтоб летели цветные тюльпаны, Но я потерялся, запутался в сеть, Кружат надо мною густые туманы. И в зрительском зале до жути темно, Лишь слабые пятна прожектора света Глядят на меня, и немое кино Творю, спотыкаясь. Вновь ширма задета. Смешные одежды и глянцевый грим Мне, словно оковы, нутро угнетают, Не в силах сыграть я детей братьев Гримм, И с речью листы, словно снег, в углу тают. С игрой не справляюсь, забыты слова, И к голым ногам не слетаются астры, Мне мерзок паркет и сюжеты слов, а В душе веселятся страдания страстно. Боюсь я признаться и правду открыть Тебе, мой любимый хозяин суровый, Боюсь огорчить, рассердить, но и скрыть Не в силах. За что же мне дар не дарован? Мой строгий продюсер, ты только пойми, Что жизнь за героя — чужое призванье, Мне чужды приказы: "Пляши и пой гимн!" Прошу, подари мне покой, как приз в тайне. Но ты не приклонен к усталым мольбам, И вместе со мной пьесу новую начал, Опять возвращаюсь я в зрительский зал И снова танцую, танцую и плачу.
Танцую
18 декабря 2017 г. в 14:19